Lost in the sun. Дочери Царицы

В больничном крыле, еще недавно бывшем Домом Дочерей рыбацкого поселения Ифо, было светло и тихо. По-зимнему яркие и бесцветные лучи щита Роксаны пробивались через расписанные морозными узорами стекла и прорезали помещение насквозь. От них у Лэйк болели глаза. Освещение было слишком ярким, и она прикрыла веки, надеясь снова уснуть. В воздухе стоял сильный запах лекарств, дурманящих трав и крови. От него чесалось в носу и хотелось чихать. Лэйк вдруг затошнило. Ей показалось, что этот запах охватывает ее всю, что он пропитал ее глотку и нос до такой степени, что вытравить его уже будет невозможно. Тошнота стала невыносимой. Лэйк свесилась с кровати, содрогаясь от сухой рвоты, но наружу так ничего и не вышло. А в ободранном горле остался горький привкус желчи и крови. Все тело болело. Огнем горела спина, а правая нога вообще превратилась в один огромный очаг боли. Лэйк с трудом утерлась перебинтованной ладонью и заморгала, оглядываясь. Помимо ее кровати здесь стояли еще несколько десятков кушеток. Везде лежали раненые сестры. Кто-то из них стонал, кто-то спал, не шевелясь. Одна сестра металась в бреду, выкрикивая катехизис и требуя меч. Две Ремесленницы суетились около ее кровати, пытаясь успокоить ее. Лэйк не знала, хорошо ли или плохо, что у этой сестры осталась всего одна рука. Возможно, в противном случае, она могла бы причинить вред себе и другим. Глаза сами принялись отыскивать знакомые лица. Ей было страшно: лучше увидеть здесь того, кого она знала, или не увидеть? Если он здесь, то он точно жив. А если нет… Перед внутренним взором встали остекленевшие глаза Коби и красные пузыри крови на ее губах. Лэйк снова затошнило. Не поддаваясь приступу, она подтянулась на руках и с трудом села, облокотившись на спинку кровати. На это ушли все оставшиеся у нее силы. Ей очень хотелось пить и еще сильнее есть, а тело было слабым как никогда. Лэйк часто заморгала, потому что яркий свет резал глаза. На соседних кроватях лежали незнакомые Ремесленницы. Еще чуть дальше она заметила Миру с перемотанной рукой, лежащей поверх одеяла. Дочь то ли спала, то ли была без сознания, но лицо у нее было нормального цвета. Еще чуть дальше лежала Найрин, ее белоснежные волосы словно веснушки покрывали пятна засохшей крови. Лэйк удивленно прислушалась к себе: тот факт, что неверная осталась жива, развязал тяжелый узел внутри живота. И с какой стати я за нее беспокоилась? Однорукая сестра, требовавшая меч, закашлялась, а потом зарыдала, и этот звук больше всего походил на хриплое карканье. Лэйк отвернулась, чтобы не встречаться с ней глазами. Погибших оплакивать нельзя, Роксана не любит этого. Но и наблюдать за тем, как кто-то плачет, тоже нельзя - ты увеличиваешь его позор. Одна из Ремесленниц, суетившихся в другой стороне помещения, заметила, что Лэйк села, и поспешила к ней. Перед глазами все кружилось, но Лэйк с трудом все-таки узнала Наставницу Фару. Лицо у той было белым как полотно, а глаза красными, будто она плакала всю ночь. Мысли медленно ворочались в мозгу Лэйк. Ее жена тоже прилетела на Ночь Зимы на Белый Глаз. Она погибла? Ранена? Но, как спросить об этом, Лэйк не знала. - Вот ты и очнулась, - лицо Фары слегка смягчилось. Она присела на край кровати Лэйк и осторожно поднесла к ее губам чашу с водой. – Попей. Ты потеряла много крови. Лэйк жадно приникла к чаше, проливая часть на грудь, шумно глотая ледяную воду, показавшуюся сладкой как никогда. Когда она попыталась взять чашу из рук Фары, спину пронзила боль, и Лэйк со стоном откинулась на подушки. Наставница терпеливо ждала, пока она напьется, потом убрала чашу и пощупала лоб Лэйк. - Жара у тебя нет, замечательно. Значит, идешь на поправку, - Фара кивнула сама себе. – Я сейчас принесу тебе поесть, лежи и не двигайся. - Наставница… - Фара поднялась уходить, но возглас остановил ее. Лэйк удивилась тому, насколько сиплым и чужим был ее собственный голос. Фара смотрела на нее ничего не выражающим взглядом, и Лэйк смешалась. Как спросить? Что спросить? Сколько выжило? Сколько погибло? Уж наверное, у Фары есть дела поважнее, чем перечислять Лэйк все эти имена… - Отдыхай, - тихо сказала Фара, прочитав мысли Лэйк по ее лицу. А потом развернулась и куда-то ушла. Лэйк откинулась на подушки и прикрыла глаза, пережидая резь в желудке, давно не получавшем пищи. Запах болезни и смерти никуда не исчез, так же, как и тихие стоны раненых. Зато внутри у нее было пусто, как в покрывшейся паутиной пересохшей кадушке из-под молока. Ни боли, ни страха, ничего. Словно все это выжгли из нее. Только окровавленные десны Коби и лучистые глаза, больше похожие на отражение звезд летней ночью в Белом Глазу. Горячая влага побежала по щекам, Лэйк прокляла себя и ткнулась лицом в край одеяла, чтобы вытереть кожу. Она уже взрослая. И она способна оценить жертву Коби и не плакать о ней. Через несколько минут послышались шаги и какой-то стук. Лэйк с трудом разлепила отяжелевшие веки: Фара поставила поднос с едой на столик между кроватей и присела к Лэйк с миской в руках. С ложки, словно ребенка, она медленно кормила Лэйк теплым ароматным бульоном, от которого все равно жутко заболел желудок. Лэйк не смогла проглотить больше половины миски. Силы оставили ее, глаза закрылись, и она уснула сидя, привалившись перемотанной спиной к спинке кровати. Когда она проснулась в следующий раз, боль в теле была еще более острой. Вокруг было темно. Кто-то перевязывал ее ногу. Казалось, что ее на куски режут, а в рану всадили раскаленный гвоздь. Лэйк замычала, не совсем очнувшись, замахала руками, пытаясь отогнать тех, кто причинял боль. Потом под нос ей сунули какую-то горящую траву с тягучим запахом, от которой закружилась голова, и она снова отключилась. Ей снились тяжелые, горячие сны. В них она снова бежала по ночному лесу под градом стрел, скуля от страха и закрывая голову руками. Только в этом лесу было душно и жарко, а деревья вокруг нее придвигались так близко, что, казалось, она больше не может двигаться. Задыхаясь от жара, Лэйк размахивала руками, чтобы оттолкнуть их, но деревья окружили ее, не давая пройти, а потом закачались, натужно скрипя. Одно из них упало на Лэйк, и тяжелая острая ветка насквозь пронзила ей грудь. С криком Лэйк открыла глаза и села, сразу же дернувшись, когда боль прошила спину. В помещении было снова светло, только уже не так ярко, как раньше. Лэйк не поняла, сумерки это, или небо просто укутывают облака. От ее вскрика очнулась лежащая неподалеку Найрин. Резко вздрогнув, она тоже подорвалась с постели и охнула от боли в ранах. Лэйк встретилась с ней взглядом. Глаза у нимфы были огромные и темные, как ночь. Судя по всему, не ей одной здесь снились кошмары. По лбу ползли горячие капли пота. Отерев их тяжелой рукой, Лэйк подтянулась и села, оглядываясь по сторонам. Кое-какие из кушеток теперь были пусты. Оставалось только гадать: то ли сестры пришли в себя и покинули больницу, то ли уже не очнулись. Сцепив зубы и превозмогая боль в спине, Лэйк дотянулась до чаши с водой, стоявшей на столике у ее кровати. Подцепить ее было тяжело, донести до рта еще тяжелее. Зубы стучали о край глиняной чаши, выбивая дробь. Но попить было хорошо. Ей сразу стало как-то легче, и вслед за этим вернулся дикий голод. Удивительно, но нога больше не болела. Ныла, конечно, но уже не так сильно, как раньше. Зато усилилась боль в спине. Лэйк подвигала плечами, чувствуя на себе тугие бинты, перетягивающие грудь, потом откинула одеяло и посмотрела на свою ногу. Бинтов больше не было, а в центре ляжки над коленом виднелся большой шрам в форме звездочки, края которого были опухшими и красными. - Они исцелили тебя. – Лэйк обернулась на голос. Найрин говорила тихо, через силу, но слегка улыбалась. – Способные Слышать из становища Сол вчера ночью заговорили твою рану. - Но это же было сквозное ранение, - не поняла Лэйк. Мысли в голове походили на старое трухлявое лыко. Нимфа пожала плечами. - По тому, как ты кричала, можно было понять, что оно воспалилось. К тому же ты потеряла много крови. Сестры боялись, ты не выживешь. - Вот как. - Лэйк уставилась на свою рану. Кожа покрылась мурашками от холода, и она поспешно накинула обратно одеяло. Потом перевела глаза на Найрин. – А у тебя что? - Мне распороли бок, - Найрин дернулась и неосознанно потерла ладонью живот. Вид у нее был болезненный. – Какая-то тварь вылезла прямо из-под ног и пырнула ножом. Там так темно было… Ничего не понятно… - Кто еще выжил? – Лэйк сцепила челюсти. Сказать это было тяжелее, чем дотянуться до миски с водой. - Из Дочерей – Торн, Мира, Исая, Рен, Ада… Майе отрезали голову, - Найрин снова дернулась и прикрыла глаза. – Остальных я не видела. - На все воля Роксаны, - буркнула Лэйк. Но от новости, что Исая и Рен живы, дышать стало легче. Найрин ничего не сказала, глядя на нее и о чем-то размышляя. Потом тихо спросила: - Это ведь ты пыталась Гаю вытащить, да? Лэйк неловко кивнула, не совсем понимая, что делать дальше. Найрин открыла рот, чтобы что-то еще сказать, но тут в помещение вошла Аэл. Вид у первой разведчицы был жуткий. Правый глаз перемотан, рука на перевязи, к тому же она сильно хромала на левую ногу. На абсолютно белой коже горел нездоровый румянец. Аэл остановилась посреди помещения и обвела его глазами, будто ища кого-то. Потом ее взгляд уперся в Лэйк, и она медленно поковыляла в ее сторону. У Лэйк все внутри заледенело. Что она скажет Аэл? Что не уберегла Коби? Что Коби умерла, чтобы спасти ее жизнь? Проходя мимо неверной, Аэл кивнула ей и поморщилась. Лэйк подтянулась на руках повыше и прислонилась спиной к спинке кровати, чтобы казаться выше. Разведчица остановилась возле нее, помедлила, потом осторожно, кривясь от боли, присела на самый край кровати и взглянула на Лэйк здоровым глазом. Лицо у нее было осунувшимся и белым. - Мне сказали, Коби нашли вместе с тобой, - Аэл почти не моргала, ее единственный оставшийся глаз нездорово блестел, будто внутри него танцевал огонь Роксаны. Лэйк кивнула. Говорить она не могла, будто язык проглотила. Аэл помедлила, потом еще тише спросила: - Она просила что-то мне передать? Может, что-то успела сказать? - Она будет ждать у трона Роксаны вечно, - Лэйк произнесла это и почувствовала невероятное смущение. Лицо Аэл смялось, и она уставилась на свои ладони, часто моргая. Лэйк не знала, куда себя деть. Коби погибла из-за нее, и Аэл это знает. Как правильно сказать, насколько ей жаль? И стоит ли вообще что-то говорить? - Она вас любила, как своих детей, - Аэл вглядывалась в свою ладонь так, будто среди ее линий было лицо жены. Потом повернулась к Лэйк и грустно улыбнулась. – Особенно тебя. Говорила, ты как маленький волчонок, такой же глупый и верный. Говорила, что ты вырастешь великой разведчицей. - Я убила ее, разведчица, - Лэйк больше не раздумывала, согнувшись пополам, и уперевшись ладонями в постель. Спину пронзила боль, но по-другому она сейчас поклониться не могла. – Из-за меня погибла ману Коби, из-за моей глупости и неумения. Позволь мне уйти с твоего долора, чтобы смыть позор. Лэйк хмуро смотрела в одеяло перед собой, ожидая удара. Зачем она выжила? Она должна была умереть там, в снегу, но спасти Коби. Она, Воин, дочь Царицы и Держащей Щит, не смогла защитить Ремесленницу. От злости перед глазами потемнело. Проклятые Боевые Целительницы спасли ее. Зачем? От Коби было гораздо больше пользы для клана, чем от нее! Над головой раздался тихий, грустный смех, а потом Лэйк вздрогнула от неожиданности, когда ей на голову легла теплая, тяжелая рука. Ее смущению и удивлению не было предела. Разведчица на людях гладит ее по голове, будто она ребенок малый! Наверное, это и есть наказание перед казнью. Следующим будет нож. Лэйк приготовилась принять удар, но вместо этого Аэл осторожно приподняла ее голову за подбородок. Глаза у нее были мертвые, но где-то на самом дне их еще осталось немного тепла. Держа Лэйк за челюсть, она слегка толкнула ее в сторону и проговорила: - Коби видела тебя насквозь, Лэйк. Видела то, что тебя ждет, и то, чем ты станешь. Теперь вижу и я. – Аэл очень серьезно посмотрела на нее. – Не вини себя. Роксана забирает того, кого хочет, тогда, когда хочет. Живи и благодари Ее за то, что твой час еще не пришел. Лэйк кивнула, не совсем понимая, что говорит первая разведчица, но на душе стало легче. Раз Аэл не ненавидит ее, возможно, тут дело действительно в воле Роксаны. А значит, она ничего не могла поделать. Первая разведчица тяжело встала и собралась уходить. Лэйк набралась храбрости и спросила ее: - Что вы будете делать дальше, первая? Вы будете учить нас, как победить этих тварей? - Нет, - Аэл взглянула на Лэйк и улыбнулась, спокойно и тепло. – Меня ждет сахира. И через пару дней я снова буду с ней. Лэйк должна была удивиться, но почему-то не удивилась. По Ремесленницам обычно сахиру не справляли, потому что мстить было некому. Но в данной ситуации для Аэл, скорее всего, сделали исключение. А даже если нет, то Роксана примет ее по Божьим законам, в обход законов анай. - Светлой дороги, первая! – тихо пожелала Лэйк. - И тебе, Лэйк! – серьезно отозвалась Аэл и медленно побрела к выходу. Возле выхода она почти столкнулась с вбегающей в помещение Наставницей Фарой. Та извинилась, потом посмотрела на Аэл и прижала к губам ладони. Разведчица только кивнула и прошла мимо, словно не заметив ее смущения. Обведя глазами помещение, Фара увидела их с Найрин, вспыхнула, но оправила передник и направилась к кровати неверной. Они о чем-то тихо поговорили, так, что Лэйк ни слова не слышала, а потом нимфа откинулась на подушки и закрыла глаза. Фара тем временем подошла к Лэйк. - Как твоя спина? – она пощупала Лэйк лоб, оттянула веки, проверяя цвет белков. – Нога уже не должна болеть, а вот спину они залечивать не стали. Раненых слишком много, все силы уходят на них. - Спасибо, Наставница Фара, мне лучше, - осторожно ответила Лэйк. - Вот и хорошо. Тогда я пойду принесу Найрин и тебе поесть. А то отощали совсем, - Фара развернулась, чтобы уйти, но Лэйк позвала: - Наставница, когда Прощание? - Уже было, Лэйк. Сегодня на рассвете, - ответила Фара, поворачиваясь обратно. Вид у нее был слегка испуганный, будто ей не хотелось говорить об этом. - Сколько же я спала? – нахмурилась Лэйк. - Два дня. Сегодня Ночь Зимы и ваше посвящение. Так что тебе надо хорошенько поесть. Если ты не явишься пред очи Роксаны, потому что у тебя не будет сил встать, винить будешь только себя, - строго сказала Фара, развернулась и ушла. Лэйк осталось только лежать и хлопать глазами ей вслед. Сегодня посвящение?! Но она же не готова! Она не молилась, не постилась, не просила Богиню принять ее. Она просто валялась без сознания, а до этого подвела всех из-за того, что не умела обращаться с оружием. Внутри разлилось волнение, ее вновь начало подташнивать. Лэйк еще раз подтянулась, чтобы сесть повыше, и уставилась в пространство перед собой. Возможно, сейчас у нее есть время помолиться. Или Роксана будет гневаться, если она станет молиться поспешно? Ни на один вопрос ответа она так и не нашла. Фара почти сразу вернулась, опустив поднос на стол перед Найрин, а потом и перед Лэйк. На подносе была чаша с бульоном, несколько пирожков, от которых шел вкусный пар, три длинных ломтя солонины и яблоко. Лэйк оглядела все это, чувствуя резь в животе. - Способные Слышать сказали, что тебе нужно плотно поесть. Исцеление всегда отнимает много сил, даже такой маленький заговор. А судя по твоему телу, это не первое исцеление за последнюю неделю, - глаза у Фары на долю секунды метнулись в сторону Найрин, но так быстро, что Лэйк подумала, что ей показалось. Потом Наставница ушла. Лэйк подтянула к себе поднос и принялась есть, сначала медленно, потому что от каждого глотка болело надорванное, пересохшее горло и громко урчал желудок. Потом, после чаши бульона, она почувствовала себя гораздо лучше. Следом проснулся сильный голод, и, догрызая яблоко, она уже жалела, что Фара принесла так мало. После обеда потянуло в сон. Лэйк еще какое-то время сопротивлялась слипающимся глазам. Посвящение требовало молитвы и ночного бдения, а не послеобеденного сна. Но тело не подчинилось ей, и она уснула. Разбудила ее Фара, слегка тронув за плечо. Лэйк села, спросонья слишком резко, но спина болела уже не так сильно. В помещении было темно и тихо, горели чаши с огнем Роксаны, бросая неверные тени на стены. Фара указала Лэйк на стопку одежды в ногах ее кровати. - Здесь твоя форма. Поешь и одевайся. Я приду за вами через час. Протирая глаза, Лэйк отыскала взглядом неверную. Та уже жадно пила бульон из чаши, обжигаясь и шипя, как кошка. С другой стороны в кровати сидела Мира, неловко придерживая горячую чашу одной рукой. Она встретилась глазами с Лэйк и вымученно улыбнулась ей. Нос Миры был распухшим и горбатым, одного переднего зуба не хватало. На других кроватях оказалось еще несколько Дочерей. Фара как раз поила водой стучащую зубами о кружку Аду, голова которой была целиком замотана бинтами. Судя по ее решительному виду, она собиралась проходить посвящение вместе со всеми остальными. Еще на одной постели, чуть дальше, лежала Ила из становища Физар, привалившись к спинке кровати и закрыв глаза. Она была перемотана бинтами от горла до талии, да так туго, что Лэйк подумала о сломанных ребрах. Желудок жалобно заурчал, и Лэйк поспешила начать ужин. Он исчез с подноса также быстро, как и обед, и здорово прибавил сил. Во всяком случае, превозмогая головокружение, она смогла сначала сесть, а потом медленно натянуть на себя форму. С сапогами она провозилась дольше, но зато заботливые Наставницы подобрали пару как раз по ноге. Гребня у нее не оказалось, спутанные темные волосы торчали в разные стороны как воронье гнездо. Это ничего, решила Лэйк, их все равно сейчас постригут. От этой мысли стало еще более волнительно. Первая стрижка. Лэйк оперлась руками о кровать и прикрыла глаза. До этого их не стригли ни разу, и ее волосы доходили уже до поясницы, постоянно путаясь, мешаясь и сбиваясь в комок, который было невозможно прочесать. Интересно, как это будет, когда ее остригут? Холодно? Неверная тоже уже оделась и осторожно сидела на краешке кровати, готовясь к тому, чтобы встать на ноги. С другой стороны Ада приглушенно, но ожесточенно переругивались с Фарой, мертвой хваткой вцепившись в свою форму. Еще бы, хмыкнула Лэйк. Они так дорого заплатили за это посвящение, что никому не хотелось ждать еще год. Собравшись с силами, она медленно поднялась и разогнулась, щурясь из-за того, что комната перед глазами ходила ходуном. Ну что ж, стоять она может. Сразу же заныли все порезы и ушибы, загудела болью спина. Лэйк осторожно побрела к кровати Найрин, делая по одному осторожному шажку за раз. Перебинтованные сестры, мимо которых она проходила, провожали ее взглядами. Одна улыбнулась, другая пожелала удачи. Многие спали, и лица у них были такими же белыми, как и простыни. По одному шагу за раз. Сейчас будет посвящение, и она узнает, наконец, Прощание с кем она проспала. Найрин вопросительно посмотрела на нее, когда Лэйк подковыляла к ее кровати. Вид у неверной был уже получше, чем вчера: к коже вернулся нормальный оттенок, черные синяки под глазами спали. Она выглядела как всегда хорошенькой и какой-то чересчур взрослой для своего возраста. - Я присяду? – тихо спросила Лэйк, остановившись у ее кровати. - Давай, - Найрин чуть отодвинулась в сторону, сразу же зажмурившись и облизав пересохшие губы. Лэйк опустилась на кровать рядом с ней и выдохнула. Спина все-таки болела сильно. Она смутно помнила, как между лопаток ужалила стрела. Судя по всему, вошла она не глубоко, большую часть удара принял на себя кожаный нагрудник. Иначе Коби не смогла бы вырвать ее на бегу. Но наконечники стрел этих проклятых тварей были широкими и тяжелыми, а, значит, и рана получилась большой. Найрин неуверенно улыбнулась Лэйк. - Вот ты уже и ходишь. А когда тебя сюда принесли, сестры думали, что ты не выживешь. Не зная, что ответить, Лэйк убрала с лица длинные спутанные пряди. Она и не должна была выжить. Коби должна была вернуться и продолжать учить маленьких девчонок не драться и петь гимны Роксаны. Но Лэйк не знала, как объяснить это Найрин. У нее вообще не слишком хорошо получалось говорить. - На кого пойдешь учиться, когда церемония закончится? – спросила Найрин. - На кузнеца, - тихо ответила Лэйк, удивившись самой себе. Она не любила распространяться об этом. - Здорово! – улыбнулась неверная. – Будешь такая же здоровая, как царица. Говорят, она тоже в молодости училась на кузнеца. - А ты пойдешь к Боевым Целительницам? – осторожно спросила Лэйк, удивившись своей смелости. Ей хотелось поговорить. О чем угодно, лишь бы не о той ночи. - Да, - кивнула Найрин. – Имре сказала, что будет учить меня. - Имре мертва, - Лэйк развернула свои ладони и уставилась на них. Левая рука до сих пор была перемотана и плохо сжималась. Странно, она не помнила, чтобы ее туда ранили. - Все так думали, потому что эти твари утянули ее в озеро, - негромко отозвалась Найрин, и Лэйк с надеждой вскинула голову. – Когда она сотворила то Солнце и рухнула на лед, то не рассчитала удар. Из-за этого ледяные глыбы так сильно швырнуло на берег, и Гая… - нимфа заторопилась, пропуская больную тему. – Потом она еще швыряла в них огненные шары, пока кто-то из тварей не уволок ее в трещину между льдин. Все думали, что она погибла, а она взяла, да выгребла на берег. Даже сил долететь до опушки хватило. - Имре покрепче многих будет, - кивнула Лэйк. Потом, помолчав, добавила: - Когда моя ману была Дочерью, все думали, что она станет Способной Слышать. – Найрин с интересом взглянула на Лэйк. Та почувствовала себя голой, рассказывая что-то настолько личное. Но нимфа спасла ей жизнь. И храбро сражалась за клан. И совершенно не была виновата в том, что ее волосы и глаза другого цвета, не такие, как у Каэрос. Лэйк продолжила, не глядя на нее. – Моя ману была дочерью эльфа, пришедшего из Низин, оттуда же, откуда и ты. Но у нее не было дара Способной Слышать, только какой-то особый дар слушать природу. Так мне сказала Коби. - Выходит, в тебе тоже есть эльфийская кровь? – Найрин, непроизвольно оглядевшись по сторонам, чуть тише добавила: - Мой отец был эльфом. - Я знаю, - кивнула Лэйк, заставив себя не морщиться. Ей все еще сложно было примириться с тем фактом, что такая, как Найрин, родилась от мужчины. Такая, как Найрин? Выходит, я уважаю ее? Лэйк удивленно заморгала, разглядывая вытянувшееся лицо нимфы. Но Коби ведь всегда говорила, что все существа сотворены Богинями с определенной целью, и нет разницы, от кого они родились… Найрин удивленно моргала, потом резко подалась вперед и горячо зашептала: - Ты – знаешь?! Но откуда? Мари, Аэл и царица объяснили мне, что этот факт нужно скрывать, и я никому не говорила… - Мы с Эрис, Эней и Ледой в ту ночь, как ты попала в лагерь, удрали из Дома Дочерей, чтобы залезть в медвежью берлогу, - Лэйк невольно улыбнулась воспоминаниям. Их подвиг до сих пор так никто и не рискнул повторить. Найрин смотрела на нее во все глаза. – Ты, наверное, была очень напугана и ничего не помнишь, но мы подслушивали под окном, когда ты рассказывала о себе Ларте. И она нас за этим поймала. - Вас тогда еще выдрали, да? – прищурилась нимфа, припоминая. – Я помню что-то такое, но не слишком ясно. - Ага, - хмыкнула Лэйк. – Мани-Наставница взгрела так, что мало не показалось. - То есть ты все это время знаешь? И никому не сказала? – взгляд у Найрин стал странным, каким-то задумчиво грустным и благодарным одновременно. Лэйк вдруг стало стыдно за те слова, которые она кричала Мари во время порки. И за то, что она называла Найрин неверной все эти годы. - Это не мое дело, - буркнула она, вновь уставившись на свои руки. Нимфа довольно долго молчала, потом тихо проговорила: - Спасибо тебе. - Не за что. Больше говорить было не о чем, и Лэйк ощутила еще большую неловкость. Если бы здесь была Эрис, она запросто бы разговорила нимфу и заставила ее хохотать до слез. А Леда бы долго фантазировала о посвящении, придумывая самые красочные ритуалы, которые бы ей только в голову пришли. Лэйк не обладала ни чувством юмора сестры, ни остроумием близняшки. Ей оставалось только сидеть и неловко разглядывать ладони. Но Фара спасла ее. Ноги Наставницы выросли у нее перед глазами, и Лэйк медленно подняла голову. Фара уперлась кулаками в бока и недовольно рассматривала их обеих. - Ну, и чего сидите? Вышли бы на воздух, подышали хоть чуть-чуть перед посвящением. Другие Дочери уже у озера, ждут вас. Пока вы туда доплететесь, как раз и время придет. - Да, Наставница, - с облегчением ответила Лэйк, медленно поднимаясь. Вдвоем с Найрин они, прихрамывая и покачиваясь, побрели в сени. Там висели на крючках длинные белые шерстяные пальто, которые носили Младшие Сестры. Лэйк знала, что теперь эта одежда предназначалась и ей тоже. Она не торопясь накинула на плечи пальто и застегнулась на все продолговатые деревянные пуговицы. Теперь пальто казалось бесценным. За него заплатили жизнью Коби, Гая и Майя и еще неизвестно какое число Ремесленниц, Воинов и Дочерей. Лэйк оглянулась на нимфу. Та сжимала ткань в пальцах и смотрела на нее так, будто это было самое дорогое в ее жизни. - Ты идешь? – грубовато спросила Лэйк. Найрин вздрогнула, поспешно кивнула и натянула на себя пальто. Вдвоем они вышли из сеней, и морозный воздух после затхлого помещения показался сладким как никогда. Лэйк вдохнула его полной грудью и огляделась. Дом Дочерей стоял в центре рыбацкого поселения Ифо, окруженный небольшой площадью и приземистыми хозяйственными постройками. В воздухе пахло зимой, скотиной, загнанной на ночь в амбары, дымом. И еще было так тихо, словно ничего и не случилось здесь позапрошлой ночью. Заснеженная, укатанная почти что в лед тропа вела между домами к берегу озера. По ней туда уже тянулись закутанные по уши в белое Ремесленницы, приглушенно переговариваясь. Несмотря на праздник, никто не смеялся, и музыки ниоткуда не слышалось. Лэйк шмыгнула носом и первой спустилась с невысокого крыльца. - Лэйк, ты не поможешь?.. – Найрин стояла, привалившись к косяку и закрыв глаза. Судя по всему, сил у нее совсем не было. Вернувшись назад, Лэйк очень осторожно приобняла нимфу за талию, чтобы случайно не задеть рану. Вдвоем они спустились с крыльца и медленно пошли к берегу озера. От дыхания изо рта вылетали облачка пара, лицо у Лэйк замерзло почти сразу же. Было так холодно, что воздух резал нос и горло, а над головой россыпи душ великих Воинов древности смотрели вниз, прямо на нее. Где-то там были и ее мани и ману. Интересно, они осуждают ее? За то, что она выжила, когда другие, гораздо более сильные, мудрые и смелые ушли к Богине? Над горами висела большая, яркая и абсолютно круглая луна. Аленна вошла в полную силу и куражится, но ей еще не долго осталось это делать. Завтра-послезавтра Роксана обрушится на нее всей своей мощью, и с каждым днем ее щит вновь станет разваливаться на куски, пока совсем не исчезнет с небосвода. В новом пальто было тепло, только рана на спине болела все сильнее и сильнее. Лэйк испугалась, что заляпает его кровью. Этого ей хотелось сейчас меньше всего. Снег скрипел под подошвами ее сапог, рассыпаясь сверкающим маревом. Луна посеребрила его поверхность и окрестные леса, уснувшие под белыми шапками до весны. Перед глазами потемнело, и она вдруг снова оказалась в чаще, убегая изо всех сил, движимая паническим ужасом от воющих во тьме врагов. Лэйк споткнулась, приходя в себя, и Найрин охнула, едва удержав ее. - Извини, - буркнула Лэйк, ругая себя последними словами. Она должна была помогать Найрин, а не заставлять ту нести ее. Нимфа ничего не ответила. Она дышала с трудом и шла, глядя только себе под ноги. Обняв ее чуть покрепче и переместив часть ее веса на себя, Лэйк выровняла шаг. Ничего, до берега еще метров триста, не больше. А там они и посидеть смогут. Огромный костер был виден издалека. Он горел на самом краю воды, бросая яростные отблески на переломанный, вздыбившийся, колючий лед, вновь скованный морозом как молчаливое напоминание о той ночи. Огонь ревел так, будто сама Роксана сошла вниз с неба, чтобы подбодрить Своих Дочерей. Возле него танцевали Жрицы, укутанные в белую шерсть, с разноцветными, светящимися в темноте крыльями всех стихий. Негромкий стук барабанов и печальная мелодия скрипок вторили их танцу, но сейчас он больше походил на погребальный, чем на праздничный. Рядом с громадным костром Богини пылали костры поменьше, возле которых собрались Ремесленницы и Воины, прилетевшие вместе с Лартой на подмогу. Часть уже отбыла назад, и здесь сейчас находилось не больше пяти сотен сестер. Среди них виднелись и низенькие фигурки Дочерей, которым через час можно будет присоединиться к Танцу в первый раз. Если, конечно, Танец вообще состоится. Их заметили издалека. От толпы отделились две фигуры и направились в их сторону, размахивая руками. Прищурившись, Лэйк разглядела, что это Рен и Наин. Рен шла чуть медленнее подруги, слегка прихрамывая на правую ногу. Наин же почти подпрыгивала на месте. В конце концов, она не выдержала и припустила навстречу Лэйк и Найрин бегом. - Вы живы! – еще издалека заорала она во всю глотку. – Мы так хотели пойти проведать вас, но Фара не пускала! Сказала, что вы без сознания, и мы все равно пообщаться с вами не сможем. Ой, это ж Найрин! – Наин притормозила от неожиданности и вопросительно посмотрела на Лэйк. Та хмуро отозвалась: - Мы действительно были не в состоянии говорить. А сейчас помоги мне. Она едва на ногах стоит. - Конечно! Иди-ка сюда! – Наин сняла Найрин с плеча Лэйк, бросив на нее еще один вопросительный взгляд, и почти что взвалила ее себе на спину. Нимфа вновь была бледной как полотно, но терпела и не жаловалась. - Как ты, Рен? – спросила Лэйк подошедшую крепкую Дочь. Та серьезно посмотрела на нее и пожала плечами: - Они мне разрубили спину, почти пополам. Как раз когда подоспели Боевые Целительницы с царицей. Мне повезло. От ее обычной веселости не осталось и следа. Наин как-то неловко затопталась на месте, не зная, что говорить. Лэйк вдруг почувствовала себя очень далекой от них всех. Те, кого не было с ней в ту ночь, просто не могут понять, каково теперь смотреть друг другу в глаза. Наверное, они поймут это только тогда, когда в первый раз все вместе выйдут против кортов. - Пойдемте, - позвала Лэйк. – Я бы посидела у костра. - Пойдем, конечно! – с напускным энтузиазмом кивнула Наин. Дойти до бревна, на котором сидели другие Дочери прямо напротив большого костра, оказалось трудновато. Лэйк с наслаждением вздохнула, опустившись на него и вытянув ноющую ногу. Рядом Наин осторожно посадила побелевшую нимфу. С другой стороны сидела Исая. На ее щеке красовался длинный, ровный рубец, начинавшийся прямо у угла рта. Когда она улыбнулась, он натянулся, отчего улыбка получилась кривоватой. - Жива, - тихо сказала она Лэйк и протянула ладонь. Лэйк пожала ее и улыбнулась в ответ. - Мы волновались за тебя, Лэйк, - добавила Рен. – Тебя нашли почти последней, когда все уже и надеяться перестали. - Что с остальными? – спросила она. Улыбка сползла с лица Наин. - Майе отрубили голову, Гаю задавило деревом. Еще погибли Эфа из становища Окун и Миер из Але. Остальные вроде бы целы, - Рен произнесла это как-то слишком спокойно. Лэйк кивнула ей. Четверо из двенадцати. Судя по всему, разведчицы больше беспокоились о том, чтобы уберечь их, чем о том, чтобы сражаться с тварями. - Про Коби ты знаешь, - проговорила Исая, и Лэйк тяжело кивнула. – Аэл уходит на сахиру. Еще Али погибла. - А я к ней в ученицы хотела, - покачала головой Лэйк. - Давай я чего-нибудь горячего принесу, - Рен резко встала и отошла в сторону. Лэйк проводила ее взглядом и столкнулась глазами с Марой, сидящей на бревне вдалеке, возле самого огня. Та испуганно посмотрела на нее и сразу же отвела глаза. Вид у нее был то ли виноватый, то ли смущенный. Лэйк понимала ее. Она винила себя за то, что не умерла в том лесу. Возможно те Дочери, что хотели стать Ремесленницами, также винили себя за то, что не остались защищать становища. Рен вскоре вернулась, протянув им с Найрин дымящиеся деревянные кружки. Лэйк отхлебнула из своей и закашлялась от пряного запаха специй и горячего, разбавленного медом и водой вина. Нимфа с жадностью отпила, и цвет лица слегка вернулся к ней. Подруги уселись рядом с ними, не зная, что говорить. Исая и Рен молчали, глядя в пламя. Наин какое-то время пыталась поддерживать разговор, потом тоже замолчала и уставилась в огонь. От него по телу Лэйк бежали волны тепла. Вот там, в самом его центре, танцует Душа Богини, перепрыгивая с одного обугливавшегося полена на другое. Наверное, раз Она продолжает радовать и греть их Своими прикосновениями, Она не имеет ничего против того, чтобы Лэйк была здесь. Ей только очень сильно хотелось отмотать назад время, чтобы можно было попрощаться с Коби. Но этого она сделать не могла. Лэйк отхлебнула из кружки, оглядываясь по сторонам. Все выглядели тихими и грустными, даже Жрицы танцевали без привычного огня. Очередной праздник, испорченный войной. Неужели это никогда не кончится? Была ли хоть раз за историю анай девочка, которая ни разу никого не убивала и никого не теряла? Лэйк очнулась, когда Рен положила руку ей на плечо, настойчиво о чем-то говоря. Оказалось, что она уже давно звала Лэйк, но та почти что заснула, глядя в ревущее пламя. Лэйк рассеяно взглянула на нее, возвращаясь в сознание. - Царица здесь. Вставай, сейчас начнется. Лэйк огляделась. И правда. Жрицы разошлись по дальним сторонам костра, чтобы не мешать Способным Слышать, запевшим над пламенем свои мантры. Перед ними всеми стояла Ларта, набросившая на плечи ритуальную шкуру сумеречного кота, скрепляющуюся на груди двумя широкими кожаными лентами крест на крест. Вид у царицы был сумрачным, тяжелые челюсти плотно сжаты, а взгляд не сулил ничего хорошего. Лэйк успела заметить, как от нее в сторону медленно отходит Аэл, опирающаяся на длинный костыль. Царица смотрела ей вслед так, будто хотела удавить собственными руками. Первая разведчица почувствовала взгляд Лэйк, обернулась и посмотрела на нее, слегка улыбнувшись. Лэйк кивнула, постаравшись запомнить ее лицо навсегда таким: решительным, скорбным и прекрасным, оглаженным яркими отсветами костра. Наверное, ее ману с таким же лицом шла исполнять свою сахиру. Рен помогла ей подняться и занять свое место в строю между других Дочерей, большая часть из которых смотрела на нее то ли испуганно, то ли с завистью. От этого Лэйк воротило, но поделать она все равно ничего не могла. Встав рядом с Найрин, она осторожно придержала нимфу, чтобы та не упала. Пробормотав «Спасибо!», Найрин почти повисла на ее руке. Так они и стояли еще минут десять, пока Наставницы не принесли на руках яростно ругающуюся Аду, вопящую, что она вполне может идти сама, и молчаливую Миру, в лице которой не было ни кровинки. Их тоже поставили в ряд Дочерей, передав на руки друзей. Ларта хмуро осмотрела их всех и подняла руки. Над поляной сразу же повисла полная тишина, нарушаемая лишь заунывным выпеванием мантр Способными Слышать и легким рокотом барабанов. Осмотрев ряд, царица проговорила: - Огненноглазая, Ревнивая, Жестокая! Дарящая Жизнь и Жизнь Отнимающая! Сегодня прими в ряды Свои Своих Дочерей, созревших для того, чтобы со славой нести Твое яростное знамя! Прими тех, кто доказал свою силу, свою ловкость, свою храбрость, кровь, данную Тобой, звенящую и сверкающую, как Твои небесные копья! – Ларта обвела их всех глазами и почти прорычала. – Прими тех, кто держит в руках будущее Твоих детей до скончания времен! По ряду прошло дрожание. Лэйк знала, что сейчас ей положено встать на колени. Придерживая Найрин, она осторожно опустилась в снег, не сдержав стона. Нога ныла как проклятая, да и спина огнем горела. Она надеялась только, что никто, кроме стоящей рядом с ней Рен, этого не услышал. Когда Дочери кое-как уперлись коленями в глубокий снег, Жрицы вышли из-за спины Ларты, неся в руках завернутые в рулоны тонкого алого шелка долоры. Лэйк во все глаза смотрела на эти свертки, забыв обо всем на свете. Ритуальный кинжал анай, символ ее народа, символ ее личной зрелости и того, что теперь она по праву считается частью клана. Он почитался почти так же, как и огненная чаша Роксаны, дарящая тепло. Жрицы осторожно разложили свертки на снегу и развернули их. По волнистым лезвиям длиной с полторы ладони побежали отблески языков пламени. Костяные рукоятки, слегка изогнутые, как символ огня, матово белели на красной ткани. Тот самый момент, подумала Лэйк, момент, когда она становится взрослой. То, ради чего она жила. Каждая из Жриц подняла по долору и направилась к ряду Дочерей. Они начали стричь слева направо, с самой крайней Дочери, которой оказалась какая-то долговязая девчушка, которую Лэйк пару раз видела здесь летом на сельскохозяйственных работах. Лэйк стояла в середине ряда, а это означало, что ей опять нужно ждать. Колени замерзли. Снег начал таять от тепла ног, и мокрое пятно поползло вверх по штанам, подбираясь все ближе к ране. Лэйк поморщилась. От холода шрам начал ныть еще сильнее, ноги затекли и болели. Лицо, наоборот, жарили теплые прикосновения громадного костра. В последний раз она слегка повела головой из стороны в сторону, ощущая тяжесть волос. Потом перед ней в снег опустилась молодая Жрица. Лэйк вскинула на нее взгляд. Совсем короткий ежик волос, мягкая кожа, аккуратные, красивые черты и огромные, глубокие, слегка затуманенные действием иллиума темные глаза. Жрица улыбнулась ей, Лэйк вспыхнула и уперлась взглядом в колени. И почти сразу же почувствовала, как холодное лезвие долора с хрустом вгрызается в ее волосы. Жрица стригла быстро и умело. Странно было видеть, как длинные, чернильно-черные пряди падают на белоснежный снег, на серебристые пряди нимфы справа и каштановые Рен слева. Странно было ощущать, как голове становится легче и холоднее. И что теплые слои воздуха от костра теперь проходят, казалось, прямо сквозь ее голову. Жрица закончила стричь ее очень быстро. Потом наклонилась, поцеловала Лэйк в лоб, пробормотала мантру и вложила ей в руки долор, которым только что стригла. Как она поднялась и ушла в сторону, Лэйк уже не видела. Долор, лежавший на ее перебинтованных ладонях, отражал блики костра. Он был тяжелым, надежным, остро отточенным, как бритва. Светлая линия закалки вилась по самому краю, посверкивая, когда угли костра взрывались снопами искр. Лэйк поднесла его к глазам, чтобы лучше запомнить этот момент. За него она заплатила очень дорогую цену. Поддавшись порыву, Лэйк осторожно поцеловала крестовину, где костяная рукоять переходила в лезвие, и опустила руки на колени. Голове было странно, холодно, легко и как-то иначе. Не удержавшись, она подняла руку и провела ей по совсем коротким волосам, топорщившимся с непривычки в разные стороны. Рядом то же самое сделала и Найрин. Вид у нее был неуверенный и потерянный, а долор она сжимала так, будто боялась, что его кто-то сейчас отберет. Рен с другой стороны шумно сопела, вглядываясь в волнистую сталь и ничего не говоря. Глаза у нее были совершенно шальные. Обе Дочери смотрелись странно с короткими волосами. У Рен вдруг, ни с того, ни с сего, оказались лопоухие уши, из-за которых волосы торчали пучками и топорщились. Найрин, наоборот, короткая стрижка придала еще большей нежности, подчеркнув длинную шею и аккуратные скулы. Лэйк почесала в затылке, думая, как, интересно, она выглядит со стороны. Все-таки без волос было совершенно непривычно. Стрижка быстро кончилась. Жрицы вернулись и собрали длинные пряди волос, лежащие на снегу возле каждой из Дочерей, а потом принялись связывать из них косы, переплетая разноцветные пряди, принадлежавшие разным анай. - Как волосы, скрученные, сплетенные вместе, так же и вы будете одним целым, - нараспев забормотала Мани Способная Слышать, принявшись медленно, одну за другой, кидать эти косы в огонь. Костер затрещал, противно запахло паленой шерстью, но она продолжала. – Пред Очами Богини, в Ее пламени, станете вы сплетенными, скрученными, едиными, и сгорите с Ней, когда придет ваше время! Лэйк вдруг подумала, что вот именно сейчас и заканчивается ее детство. Раз и навсегда. Когда последняя коса упала в пламя и растворилась в огненном жерле Роксаны, Ларта вновь вышла вперед и приказала: - Поднимитесь, Младшие Сестры Каэрос! Помогая подняться Найрин, Лэйк ощутила еще большее волнение, чем раньше. Все? Теперь они члены клана? Она много раз спрашивала у Эрис, что происходит после бритья волос. Но сестра отнекивалась и молчала, упирая на то, что они пообещали об этом не говорить ни слова. Между Младшими Сестрами и Дочерьми, даже если их по возрасту разделял всего лишь год, была на самом деле громадная пропасть. А это означало, что сейчас будет происходить что-то очень важное, очень значительное и глубоко сакральное. Ларта обвела всех их глазами и медленно заговорила: - Сейчас вы находитесь пред Ее Очами, и именно Она оценивает вас, рассматривает вас и выбирает тех, кто однажды станет Ее любимицами. Вы уже заплатили цену, отдав Ей свою память и прошлое, ушедшее вместе с вашими волосами. Теперь вы должны принести Ей то, что есть вы, отдать Ей свое тело. Лэйк заморгала, жадно прислушиваясь. Что царица имела в виду? Все жреческие ритуалы всегда были настолько путанными, настолько неясными, с таким количеством потайных смыслов, что понять их могли, наверное, только сами Жрицы. С другой стороны, это имело смысл. Уж наверное, Роксана говорит на совершенно ином языке, который им, Ее детям, просто недоступен. Царица отступила на шаг назад, к пылающему пламени. - Вы никогда и никому не расскажете о том, что случится, когда Она дотронется до вас. Вы никогда не будете хвалиться этим, гордиться этим или кичиться этим. Как мани гладит свое дитя, так и Роксана обнимет вас в первый раз, благословляя на ваше будущее. - Прими, о Мани, Дочерей Своих!.. – запели Жрицы одну из самых известных молитв, почти что единственную, что исполнялась на общем языке в клане. Их высоким голосам вторили барабаны и скрипки. Лэйк во все глаза смотрела на царицу и Способных Слышать, которые за ее спиной что-то делали с костром. Что именно, понять она не смогла, но пламя изменило цвет, став сначала почти малиновым, а потом цвета запекшейся крови. - Шаг вперед, Младшие Сестры! – приказала Ларта. – Погрузите левую руку в огонь в знак того, что отдаете себя Ей! Лэйк, кажется, начала подозревать, что сейчас будет происходить. У всех взрослых сестер на руках были узоры, которые им даровала Богиня. Впечатанные в кожу, ставшие ее частью, не тускнеющие со временем, переливающиеся разными цветами символы огня Роксаны, народа анай и касты, к которой они принадлежали. Губы пересохли, когда Лэйк принялась закатывать рукав. Не обращая ни на кого внимания, она молилась, прося Богиню о прощении, об отпущении грехов и всех ее ошибок. Молилась, чтобы Та приняла к Своему трону Коби, чтобы позволила Аэл совершить свою сахиру. И чтобы мани и ману увидели ее оттуда, высоко-высоко, куда так яростно взметались высокие, горячие языки пламени. Возле огня было жарко. Но он был совсем другим, не таким, как обычно, таинственным, манящим. Способные Слышать тихо нашептывали что-то прямо в пламя. Ноги несли Лэйк к нему, а она глаз не могла оторвать от ревущего горнила в самом центре костра. Там бушевал вечный вихрь Ревнивой Богини. На секунду Лэйк почудилось сквозь рев пламени и невыносимый жар, что на нее смотрят два громадных, миндалевидных глаза с полыхающими зрачками. Больше не сомневаясь и не думая, она опустила руку в огонь по самое плечо. Наслаждение, такое сильное, такое бесконечное, что было трудно дышать, разлилось по всему ее телу. Каждая клеточка ликовала, каждая частичка того, что было Лэйк, изгибалась и стонала от невероятного наслаждения, заполнившего ее от начала до конца. Она больше не видела пламени, не видела собственного тела и ничего вокруг. Только вечный свет, такой яркий, что если бы у нее здесь были глаза, она бы ослепла. И в этом свете был покой, тихий, полный, накатывающий волнами, как океан, как облака, закрывающие небо, как мощные порывы ветра, гнущие море золотой пшеницы. Лэйк отпустила все, что было ей, все что было на сердце, растворяясь в этом покое. Ушли горести и радости, страх, отчаяние и боль. Ушли желания, стремления, потребности. За ними ушли все мысли. И осталась только она, Божественная, Горящая, Огненная. А потом все кончилось. Холод ночи вцепился в тело, уши наполнил рев пламени, музыка и голоса сестер. Тьма упала на голову, а свет костра впился в глаза. Лэйк вздохнула морозный воздух, и он расколол ее изнутри на тысячи осколков. Наслаждения и покоя больше не было, но осталось воспоминание о нем. Как о том, куда хочется вернуться. Невыносимая тоска по тому, чего уже никогда не будет. Лэйк поняла, что задыхается и не может стоять. Ноги подкосились, и она упала в снег, глубоко погрузившись в него ладонями, одна из которых до сих пор сжимала долор. На другой руке теперь красовались символы, светящиеся изнутри кожи и медленно затухающие, как раскаленное докрасна, начавшее остывать железо. От запястья к локтю бежали огненные узоры, будто живые и дрожащие от света громадного костра над ее головой. На предплечье красовался символ: четыре изгибающиеся посолонь капли, замкнутые в круг, – символ анай. Лэйк опустила голову, надеясь, что никто не увидит ее слез. Я сделала это, мани! Я стала одной из Каэрос!