Lost in the sun. Дочери Царицы

Идти до леса было недалеко. Прохладный дождь омывал раскаленное от напряжения и стресса тело. Под зеленым пологом пахло землей, прелой листвой, подмокшей корой и грибами. Капли тихо шуршали по широким листьям, успокаивая и утешая. Стволы деревьев почернели, на тонких нижних ветвях висели россыпи хрустальных капель. Алые и золотые листья резко выделялись на фоне черной коры, топя мир в теплом дыхании осени. Эрис бесшумно шагала вперед по пружинящей под ногами мокрой земле, осторожно отводя со своего пути ветви деревьев. Все ощущения обострились. Особенно сильно она чувствовала шершавую кору под ладонями и холодное прикосновение воды, срывающейся с листьев, когда она касалась их. Тишина скрадывала звуки. Вскоре за спиной затих шум стройки, оставив ее наедине с самой собой. Эрис принялась искать то место, где можно было бы начать очищение. Она помнила, что к северо-востоку от лагеря должен быть небольшой родник, бьющий из-под замшелого валуна и разбегающийся сетью тонких ручейков вниз по лесу. Через полчаса она вышла на его берег. Скалистый выступ, поросший тонкими кедрами, вел в овраг, по дну которого журчал ручей. Сапоги с шуршанием сорвали с берегов водопад мелких камушков, осыпавшихся вниз. Эрис легко спустилась на дно ручья и побрела по самому краю вверх по течению. Белые голыши, кое-где едва прикрытые водой, казались холодными и пересохшими. Другое дело весной, когда в горах начнет таять снег и бурные ручьи хлынут вниз, залив овраг почти целиком и неся за собой всю прошлогоднюю прелую листву в стальной и волнующийся в это время года Белый Глаз. Голыши скрипели под подошвами сапог. Эрис держалась руками за растущие прямо из плоского дна полугнилые слабенькие стволы деревьев, боясь поскользнуться. Ни о какой легкости шага и гармонии внутри себя сейчас и речи не шло. Она мечтала только об одном: скорее смыть с себя всю грязь и скверну, от которой жгло уже все тело. Наконец, она вышла на широкий плес между двух высоких скалистых выступов. Вода здесь была особенного бирюзово-синего цвета, как бывает только весной, когда ручьи бегут по промерзшему насту, и солнце тонет в них, окрашивая в яркие цвета. Берега тонули в багрянце, роняя водопады листьев в прозрачную воду. А рядом – удобное, сухое плато, на котором с легкостью можно развести костер. Оставалось надеяться, что это поможет. Впрочем, другого выхода у нее все равно не было. На то, чтобы найти на берегу палые сосновые ветви ушло совсем немного времени. Эрис осторожно притащила их на берег и выложила на большом плоском камне недалеко от воды. Для ритуала требовалось очистить не только тело, но и мысли, потому, складывая из веточек жертвенный костер, она старалась ни о чем не думать. Сосредоточиться мыслями на Богине и призвать Ее огонь оказалось сложно: Эрис слишком устала и никак не могла поджечь ветви. Справившись наконец, она с наслаждением вдохнула смолистый дым. Разделась Эрис быстро, аккуратно сложив свою одежду стопочкой поверх сапог, а потом выпрямилась, разведя руки в стороны и закинув голову, чтобы холодный воздух обнял обнаженное тело. - К Великой Мани я взываю, - негромко начала она, стараясь подражать тону мантр, хоть это было и непривычно. – Той, что владеет небесами, молю Ее об очищенье, дарованном Ее рукой. И к Дочерям Ее взываю, к Тем, что презрели свет безликий, из Первозданного родившись, создав небесный кров и твердь. И первая из Них, Реагрес, что Быстрокрыла, Среброглаза, Златые кудри распустила, звеня ветрами над землей. Рожденная из Глаза Мани, очисти дочь Свою от скверны, и от греха, и от проклятья, руками Белыми, как снег. Слова мантр утешали, успокаивали, собирали ее по кусочкам обратно, создавая ту самую Эрис, что вчера утром с улыбкой выходила из своего дома. Станешь ли ты такой же, как вчера? Этот хруст ломаемых костей и вопли боли… Эрис тряхнула головой, отгоняя мысли. Ледяной воздух обхватывал ее со всех сторон, обнимал. Легкий ветерок выстудил кожу, пустив гулять по ней крохотные мурашки. Эрис поджала пальцы ног и откинула голову назад, позволяя ветру играть с ее волосами и призывая Реагрес запустить в них Свои тонкие пальцы. Когда мысли почти что ушли, она медленно зашагала вперед и даже не вздрогнула, когда босые ступни погрузились в ледяную воду ручья. - Вторая дочь Ее Аленна, что Холодна и Своенравна, чей щит из льда горит на небе и освещает смертным путь. Рожденная устами Мани, очисти дочь Свою от скверны, и от греха, и от проклятья, руками Синими, как дождь. Чем дальше она ступала, тем легче дышалось. Эрис зашла в ручей по колено и остановилась, наслаждаясь тем, как кусачие ледяные струи, казалось, заживо сдирают кожу с костей. Потом, выровняв дыхание, осторожно опустилась на спину и улеглась на холодное дно ручья, погрузившись с головой. Течение было здесь не слишком сильным, и она не прилагала никаких усилий, чтобы удерживаться на месте. Холод проник в ее кости, выморозив мысли и эмоции. И почему Лэйк так боится Аленны? Ее ладони хоть и холодны, но нежны, а тело легко, как перья. Желтые листья проплывали над ее головой, бросая тень на ее кожу. Эрис лежала в воде столько, сколько хватило дыхания, а потом вынырнула, с наслаждением вдыхая полной грудью. Бегло оглядев себя, она улыбнулась: Богини помогали, язвы скверны начали блекнуть. А вместе с этим возвращался и блаженный покой. Она ощутила ручей прямо внутри себя, неотделимой частью, будто вода проходила сквозь ее тело, пронизывая ее тысячами холодных игл. И ее кровь, что бежала по венам, казалось, пульсировала в такт с течением. Эрис медленно поднялась и вышла из воды, направляясь к берегу. Зачерпнув полной горстью песок и мелкую каменную крошку, она склонилась в поклоне, высоко подняв руки над собой. - И третья дочь Ее, Артрена, Щедра, Радушна, Хлебородна, из тверди к небу прорастает златыми прядями овса. Рожденная руками Мани, очисти дочь Свою от скверны, и от греха, и от проклятья, руками Желтыми, как рожь. Мокрый песок вязко стекал между пальцев, щекоча кожу запястий. У Эрис закружилась голова, и ей показалось, будто он смывает с нее черные пятна, которые потом уносятся водой далеко вниз, в прохладную тишину леса. Мантры подняли внутри что-то спокойное, теплое, неспешное, как летний полдень, и Эрис прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной внутри себя. Она медленно обмыла ладони и двинулась ко все разгорающемуся на берегу костру. Ритуал очищения был особенным среди всех ритуалов анай, и каждый клан отводил особое место в нем почитанию своей Богини. Щуря глаза, Эрис всматривалась в танцующие на камне языки пламени, отражающиеся в водах ручья и листве деревьев. Внутри нее возникло и начало медленно разгораться желание, почти эротическое, волнующее и глухое. Она хотела, чтобы Яростная обняла ее Своими пылающими крыльями. Она хотела, чтобы Ее прикосновения выжгли из нее все сомнения, все страхи, всю боль. Скажи мне, Ревнивая, мы делаем то, что угодно Тебе? Скажи, мы правы? Ты улыбаешься там, наверху, наблюдая за тем, как мы внизу боремся за Твое дело? Бьешь ли Ты копьем о Свой щит, одобряя нас? Желание все нарастало. Эрис стало трудно дышать, а по коже пробежала легкая волна удовольствия. Опустившись на колени перед костром, она подбросила туда еще ветвей. Рыжее пламя с ревом взметнулось вверх, пожирая смолистую древесину и выплевывая навстречу падающим каплям дождя яростные искры. Эрис потянулась к нему ладонями, машинально облизывая пересохшие губы. И когда ее пальцы вошли в раскаленное инферно огня, все тело пронзила сладость. - Четвертая из Них, Роксана, Ревнивая Огня Царица, Дарящая желанья пламя и жизнь несущая в руках. Рожденная из сердца Мани, очисти дочь Свою от скверны, и от греха, и от проклятья, руками Алыми как кровь! Огонь хлынул в ее вены, и Эрис не сдержала стона наслаждения, отдаваясь Богине всей собой. Кровь вскипела в жилах, тело пронзили лучи света, а в груди разлилось сладкое чувство покоя и мира. Несколько секунд она пребывала далеко-далеко от мокрых камней под коленями, от холодного ветра и дождя и даже от языков пламени, пляшущих по ее коже. Она была так высоко, так далеко, в раскаленных Объятиях Роксаны, что едва ощущала свое тело. И когда наслаждение от прикосновений Яростной стало нестерпимым, а свет охватил весь мир, и ничего не осталось кроме него, Эрис с громким вздохом вернулась обратно. Она отдернула руки, которые начало покалывать пламя, и попыталась отдышаться. Сердце в груди колотилось как безумное, легкие разрывало от судорожных вздохов. Эрис поднесла руки к лицу: кожа была девственно чистой. Богини услышали ее молитвы и очистили ее. Рядом послышался шорох осыпающихся камней, и Эрис резко вскинула голову на звук. На берегу ручья замерла Мей, держась одной рукой за ствол ближайшего деревца, а другой сжимая несколько толстых сосновых сучьев. Желтые листья медленно осыпались на нее сверху, один застрял в непослушных черных волосах. Ее глаза были широко раскрыты, и в них отражались языки огня, а взгляд, полный суеверного экстаза, не отрывался от вздымающейся груди Эрис. - Ты только что провела Истинное Очищение! – голос у Мей был хриплым и слегка срывался. – Ты понимаешь, что на это способны далеко не все Жрицы? Даже не у всех Способных Слышать это получается! - На все воля Яростной, - отозвалась Эрис, все пытаясь отдышаться. Наслаждение медленно отступало, пульсируя толчками внутри нее. Отпускать его не хотелось. - По всей твоей коже плясал огонь. Я никогда в жизни такого не видела! – Мей покачала головой в неверии, разглядывая ее. Потом, совсем тихо спросила: - Кто ты, девочка? Эльф? Ведьма? Жрица? Почему Роксана так хочет тебя? Эрис могла только молча смотреть на нее, не в силах отвести глаза. Мей была так красива, а обостренное восприятие после соединения с Роксаной заставляло Эрис всем телом чувствовать ее взгляд. Она даже не смущалась того, что сидит перед разведчицей обнаженной. Это казалось таким правильным сейчас, что иначе и быть не могло. Мей сделала шаг вперед, вид у нее был неуверенный и пьяный одновременно. Ее руки до сих пор были черны и похожи на гнойную рану. Эрис прищурилась, глядя почти что внутрь разведчицы. И внезапно поняла, как той плохо, тяжело и страшно. - Ты проведешь мне очищение? – вдруг спросила разведчица. - Я не Жрица, - удивленно моргнула Эрис. - Нет, ты не Жрица. Но это ничего не значит. – Мей осторожно опустила сосновые ветви на землю, а потом присела на корточки напротив Эрис, глядя на нее сквозь пламя. – Роксана избрала тебя. Я вижу Ее волю и то, как Она ведет тебя к чему-то. Мне не дано понять, к чему, но не разглядеть этого я не могу. А раз так, Она не будет против, если мое очищение проведешь ты. Эрис внимательно прислушалась к себе. Ничто в ней не сопротивлялось тому, о чем просила Мей. Возможно, Яростная действительно не будет против. В этом ведь не было ничего предосудительного: всего лишь индивидуальный обряд, не имеющий никакого отношения к жизни всего клана. - Хорошо, - кивнула Эрис, и лицо Мей расслабилось. Двурукая Кошка начала раздеваться, и кровь Эрис прилила к лицу, но она не отвернулась. Было что-то правильное во всем том, что сейчас происходило. Если бы Роксана не хотела этого, этого бы не случилось. Вещи Мей по одной падали на землю, обнажая сначала сильные, красивые плечи, длинные, стройные, мускулистые ноги и подтянутые бедра. Эрис любовалась, скользя взглядом по всем изгибам тела разведчицы, откровенно и не стесняясь. Мей с легкой улыбкой на губах поглядывала на нее и не говорила ни слова. Вид у нее был странный: смесь сильнейшего желания и религиозного благоговения. Но Эрис было уже все равно. При каждом движении молодой разведчицы под кожей играли литые мышцы. У нее были шрамы, и много: звездочки от стрел на груди и спине, несколько длинных порезов на боках, один из которых был бордовым и распухшим, большой бугристый шрам на бедре. Эрис хотелось коснуться их, провести кончиками пальцев по каждому и вылечить, разгладив кожу, зарастив плохо сошедшиеся края. Теперь даже покрытые скверной руки не так пугали ее. Это ведь можно отчистить. Главное то, что у Мей внутри. Ее неумолимо тянуло к разведчице. Подбросив в огонь еще сосновых ветвей, Эрис вновь запела мантры, подходя к Мей вплотную. Теперь глаза разведчицы были прямо перед ее глазами, а тепло ее кожи ощущалось особенно сильно. Сердце бешено колотилось в груди, разливая сладость по всему ее телу. Яростная, это ведь и есть любовь?.. Прикрыв глаза, Эрис вдохнула в себя холодный воздух, полный запаха Мей, пропевая молитву Реагрес. Она чувствовала воздушные потоки, она ощущала малейшее дуновение ветра на коже, движение крохотных пылинок, серой измороси, пропитывающей воздух. Чувствовала, как эти легкие прикосновения ветра несут с собой заливистый смех Реагрес, который начал очищать, сдирать с рук Мей грязный налет. На ощупь найдя ее ладонь, Эрис потянула разведчицу за собой в ручей. В груди разрасталась Роксана, громадным цветком раскрываясь и разливаясь по венам. Эрис чувствовала Ее, омывая руки Мей ледяной водой, застывающей на них упругими капельками, выливая горсти воды на непослушные темные волосы разведчицы и наблюдая за тем, как струйки обрисовывают ее низкие скулы, прямой нос и мягкие, чуть приоткрытые губы. Роксана плескалась в темных глазах Мей, в ее расширившихся зрачках, отражая отблески пламени и саму Эрис, обнаженную и искреннюю, как никогда в жизни. Богиня была с ними и тогда, когда мокрый песок потек сквозь длинные, мозолистые пальцы Мей, вязко капая в ледяную воду. И тогда, когда Эрис, повинуясь внезапному порыву, зачерпнула его полные горсти и провела ими по плечам Двурукой Кошки, счищая с нее последние черные пятна и ощущая перекаты мышц кончиками пальцев. Роксана горячими волнами бежала по позвоночнику, когда Эрис опустила ладони в огонь, подняла его словно воду и принялась легкими мазками наносить на спину и грудь Мей. Разведчица запрокинула голову, тяжело дыша и закрыв глаза. Эрис видела, как на ее шее отчаянно бьется жилка, выстукивая ритм сердца все быстрее и быстрее. Как от каждого ее прикосновения по телу Мей бегут волны дрожи, вместе с пламенем, растекающимся по нему, оранжево-синим, раскаленным и чистым. И когда она допевала мантру Роксаны, самую последнюю и самую важную для Каэрос, проводя руками по лицу разведчицы и опаляя его огнем на кончиках своих пальцев, Мей вдруг резко открыла глаза, полные пламени Самой Богини. Пальцы Эрис замерли на ее щеках, а сердце пропустило удар. Они стояли так близко, что разделяло их не больше каких-то сантиметров пространства, и обнаженной кожей Эрис почти ощущала ее прикосновения. Мей смотрела на нее сверху вниз, и глаза у нее были черные как полночь, а с губ срывалось неровное, хриплое дыхание. Потом за ее спиной раскрылись громадные крылья, подпитывая огненные волны, что уже гуляли по ее телу. Еще медленнее крылья вывернулись вперед и обняли Эрис за спину. Ощущение было волнующим, странным, приятным. Мей все еще не касалась ее, стояла на некотором расстоянии, но в том, как крылья обхватили ее со всех сторон, было что-то такое, что глухое, тяжелое желание поднялось снизу и расцвело в груди Эрис, подпитывая волны наслаждения, посылаемые Богиней. Эрис осторожно, боясь напугать разведчицу, протянула руки вперед и начала гладить ее крылья, щурясь от жара. На ощупь они были странными: будто сгущенный огонь, вязкий и раскаленный, по ее желанию ладонь проходила их насквозь или, наоборот, оставалась на поверхности. Мей молча смотрела на нее, слегка нахмурившись и тяжело дыша. На ее лице боролось столько эмоций, и они сменялись так быстро, что Эрис понять не могла, что она сейчас чувствует. Вскинув ресницы, она посмотрела в лицо разведчицы, стараясь запомнить каждую его черточку. Что ты чувствуешь ко мне? Ты любишь меня? Я должна знать! Вместо этого Эрис тихо проговорила: - Ты очищена. – От звука ее голоса губы Мей слегка приоткрылись, и Эрис поняла, что не может отвести от них взгляда. Ее пальцы продолжали поглаживать края крыльев, которые слегка уплотнились, уже ощутимо придерживая ее под спину. – Твои руки были все в скверне, - продолжила она, осторожно касаясь пальцами запястий Мей и ведя ими по внешней стороне руки вверх. Разведчица ощутимо вздрогнула, но не шевельнулась. Эрис продолжила, остановив ладони на ее плечах: - Так много тьмы, что я боялась, что ты можешь пропитаться ей. Правильно, что ты решила очиститься. - Что – эта скверна? – спросила разведчица, и голос у нее был совсем хриплым и чужим. - Не знаю, - задумчиво отозвалась Эрис. – Что-то плохое, неправильное. То, чего нет в Роксане. То, чего не должно быть в тебе. Она ощутила, как напряглись мышцы на руках Мей, но разведчица не двинулась с места. Эрис взглянула ей в лицо снизу вверх. Мей судорожно дышала, ее брови косо взлетели вверх, как бывает или от боли, или от тоски. Ну обними же меня! – подумала она. - Это появилось после того, как ты… пытала онда, - Эрис споткнулась на слове «пытала», и лицо Мей скривилось от боли. – Это было неправильно. - Я знаю, - глухо проговорила Двурукая Кошка. – Поэтому я и пришла сюда. - Если это неправильно, зачем это делать? - Потому что нам нужна информация. Необходимо уберечь клан. – Мей сцепила зубы так, что на щеках показались желваки. – Безопасность сестер превыше всего. - Я всегда думала, Роксана действительно хочет этого от нас? – задумчиво спросила Эрис, невольно поглаживая плечи Мей. Разведчица одеревенела, обнимая ее в ответ только крыльями. Что это значит? Она не хочет меня? Но я же вижу… - Чего именно хочет? – тихо спросила Мей. - Того, чтобы мы убивали вот так: не в честном поединке, не один на один, а чтобы мучили, чтобы пытали. Неужели нельзя доказать свою веру другим способом? Неужели обязательно нужно ломать себя и свою честь, чтобы Она оценила? – Эрис с надеждой посмотрела Мей в глаза. Разведчица ответила на ее взгляд, впервые прямо, впервые всей собой. Ее зрачки полыхнули, и Эрис даже испугаться не успела, когда Мей резко подалась вперед и поцеловала ее. Мир накренился, сердце перестало биться, она перестала дышать. Алые вспышки застилали ей взор, а все вокруг утонуло в расплавленном сиянии золота, когда жаркие губы Мей целовали ее губы, и ее горячее дыхание проникало Эрис прямо в грудь. Сильные руки обхватили ее и прижали к себе так, что кости чуть не треснули, а огненные крылья нежно ласкали спину, заставляя ее вздрагивать на каждое прикосновение и стонать от наслаждения прямо в раскаленные губы Мей, срывающие с ее лица поцелуй за поцелуем. Она никогда не чувствовала ничего подобного. Ей казалось, что сейчас ее обнимает Сама Роксана, целуя прямо в сердце, которое от этого лопнуло, как мыльный пузырь, и потекло из нее наружу, через все поры и кожу, чтобы влиться в Мей и стать ее частью. И когда она уже готова была раствориться, расплавиться в руках Двурукой Кошки, отдавшись ей полностью, та вдруг, тяжело дыша, отступила на шаг. Острое ощущение потери обожгло грудь. Эрис открыла глаза, пытаясь отдышаться и с удивлением глядя на Мей. Та стояла в метре от нее, дыша также тяжело, с лицом, перекошенным мукой. Ее крылья закрылись за спиной, а огонь перестал гулять по телу. - Я не могу, Эрис, - прохрипела Мей. - Что ты?.. – тихо спросила Эрис, обнимая себя руками, потому что вдруг стало очень-очень холодно. - Я не могу. Я обещана другой. – Слова вырывались из груди Мей так, будто их кто-то клещами драл. Или словно, с каждым словом жизнь вытекала из нее. – Прости. Эрис осталось только непонимающе моргать и смотреть, как Мей быстро и неловко натягивает свою одежду, отряхивая ее от желто-красных листьев. Только когда разведчица скрылась среди зарослей на берегу, она поняла, что случилось. Закрыв лицо руками, Эрис опустилась на ледяные камни. Ощущение потери было таким сильным, что хотелось выдрать из груди собственное сердце. Это было особенно мучительно после того, как в ней горела Роксана. Из высшей сладости, несравнимой ни с чем, сладости, в которой была вечность, она рухнула на самое дно отчаяния. Боль была такой нестерпимой, что Эрис глухо застонала, чувствуя, как свело горло, а из глаз хлынули горячие, жгучие слезы. Она плакала еще очень долго, а вместе с ней плакало осеннее небо, тихо стуча по ее плечам прохладными каплями. Когда костер догорел, Эрис поднялась, медленно, словно во сне, натянула на себя мокрую форму и побрела в сторону лагеря, пошатываясь и всхлипывая. В голове билась только одна мысль: За что? Шум стройки постепенно приближался. Громкие удары молотов, перекличка Ремесленниц, скрежет камня, который втаскивали на стену по наклонным полозьям, после тишины леса резали уши так, что хотелось сжать голову руками и ничего не слышать. Кто-то окликнул ее, но Эрис лишь отмахнулась, направляясь в сторону своего дома. Почему-то сразу стали важны детали. Рыжая грязь, налипшая на сапоги и сделавшая ноги тяжелыми и неуклюжими. Холодные капли воды, бегущие по спине между лопаток и заставляющие ее вздрагивать. Мокрый, грязный пес, с шерстью, скатавшейся в иголочки, пробежавший мимо, поджав куцый хвост. Эрис подняла голову, часто моргая и оглядываясь по сторонам. Дышать было так тяжело, словно на плечи ей взвалили гору. Во всех домиках теплились светом чаш Роксаны окошки. На улице почти никого не было, только одна Ремесленница осторожно шагала по расквасившейся земле, покачиваясь под тяжестью коромысла с двумя полными ведрами воды. Да еще кот, то и дело отряхиваясь и раздуваясь в шар, сидел на крыльце и наблюдал за ней громадными зелеными глазищами. В ее доме тоже горел свет. Эрис остановилась на пороге, прислушиваясь к себе. Сможет она сейчас держать себя в руках? Не лучше ли уйти куда-нибудь, хотя бы в те же самые пещеры, и просто побыть одной? Но мокрые ноги и озноб, начавший бить ее тело, не располагали к тому, чтобы гулять дальше. Вздохнув, она дернула на себя дверь и вошла в теплый дом. Пахло ароматными травами, изгоняющими сырость. Окна были закрыты, а занавески задвинуты. При свете чаши Роксаны Эней читала книгу, сидя у стола, а Леда на кровати начищала промасленной тряпицей долор, скрестив под собой ноги. Обе подняли головы, когда Эрис вошла, и на их лицах просияли одинаковые широкие улыбки. Сердце сжалось. Они всегда будут со мной. Мои друзья. - Светлого вечера, - негромко проговорила она, устало стягивая насквозь вымокшую куртку. - Светлого! Где тебя носило-то? Погода жуткая! – Эней отложила книгу, а Леда поддержала сестру: - Когда Ларта ворвалась сюда, мы уж думали, что она тебя убьет. И я, было, совсем в это поверила, когда совещание у нее закончилось, а ты не пришла. Где шлялась-то? - Проводила очищение, - отозвалась Эрис, с трудом стаскивая мокрый сапог. Он все никак не желал сниматься, словно прикипев к ноге. Эней присвистнула, Леда округлила глаза: - Очищение? Зачем оно тебе? Вы же вроде в пещеры ходили, а не анай убивать. Раздевшись до белья, Эрис со вздохом полезла под свою кровать, чтобы достать из вещмешка сменную форму. Пока она одевалась, в двух словах пересказала близняшкам все, что произошло с ней за последние сутки. Те, открыв рты, слушали и про ондов, и про капсулы с зародышами, и про визит к Ларте. Эрис помянула и пытки, но мимоходом, решив, что с нее уже вполне достаточно на сегодня этой темы. Про Мей она тоже ничего рассказывать не стала: от одной мысли о Двурукой Кошке горло сжималось, и на глаза наворачивались слезы. - Роксана! – покачала головой Эней, когда она замолчала. – Ну ничего себе! Столько всего! А мы тут только балки приколачиваем, да и все. - Повезло тебе! – завистливо кивнула Леда, осторожно вкладывая долор в ножны и сворачивая тряпицу. – Мало кто может таким похвастаться! - Да лучше бы я в мастерской работала, чем так, - горько сказала Эрис. – Устала как собака, вечно голодная, замерзшая и грязная. Таскаюсь по этим коридорам и дышу вонью, от которой нутро наизнанку выворачивается. Что здесь хорошего-то? - Во всяком случае, это интереснее, чем дышать опилками, - буркнула Эней. - И тебе дали оружие, и разведчицы тебя воспринимают как равную, - Леда пожала плечами. – Поверь, через год ты забудешь про то, как было тяжело. И будешь вспоминать только приключения. - Вот это точно, - энергично согласилась Эней. – У меня всегда то же самое. Пока Наставница дерет розгами, только и думаю о том, как все неудачно сложилось. Зато как задница зарастет, сразу же хорошие воспоминания выходят на первый план. Эрис невольно ухмыльнулась, сдержав комментарий. Учитывая их общее детство, она сомневалась, что задницы у близняшек хоть один день были без рубцов. На ее памяти Мари драла их с утра до вечера. Рафа даже поговаривала, что именно из-за этого они никогда не сидят на месте, потому что сидеть просто не могут. А еще с ними было тепло. Эрис прикрыла глаза, слушая, как Леда восхищается ее везением, а Эней поддакивает, вслух мечтая о том, как сама станет разведчицей. Она принадлежит другой, но и я не одинока. У меня есть друзья. Это уже очень много.