Lost in the sun. Дочери Царицы

Большие сильные крылья несли ее на север, над пушистым ковром лесов, еще не успевших укрыться зеленью, с частыми вечнозелеными купами елей и сосен. Справа лежала бурая степь Роура, снег на которой только-только стаял, и земля была влажной, жирной и свежей. Весенние ветра гнали по небу рваные облака, из которых время от времени проливались быстрые ледяные дожди. Воздух был сырым и свежим, в нем стоял запах земли и новой жизни, такой тревожащий и сладкий, что Эрис вдыхала его всей грудью и задыхалась собственным сердцем, колотящимся в груди пойманной птицей. Иногда, когда небо над головой отливало чистой, ни с чем не сравнимой, омытой дождями весенней синевой, Эрис расправляла крылья и мощными движениями выталкивала себя туда, высоко-высоко, почти что к самому Роксаниному щиту. Воздух здесь был разреженным, и дышалось тяжело, а земля под ногами превращалась в расписную скатерть, состоящую из мазков синего, коричневого, черного и желтого, на которую кое-где попали зеленые кляксы. Солнце сияло здесь, ничем не замутненное, а если хотелось, то можно было купаться в облаках, что плыли ниже всего. Ощущение это было странное: мокрый, холодный туман, при соприкосновении с которым одежда моментально отсыревала, а тело начинал бить озноб. Зато с облаками было здорово играть. Если разогнаться побыстрее и на полной скорости пролететь по самому краю облака, то белые валы закручивались от воздушных токов, меняя свою форму и превращаясь в диковинные спирали. Раньше у Эрис не было времени на то, чтобы просто наслаждаться полетом: стояние на часах при Ларте, долгие тренировки, учеба отнимали все ее время. А если все же и были свободные минуты, то ее никто не отпускал. В любой момент царица могла приказать двинуться с места в другой форт, и отстающих охранниц ждало довольно суровое наказание. Сейчас же, наконец-то, она была предоставлена самой себе. Вот только вволю покувыркаться в облаках тоже не получилось. В Рощу Великой Мани они должны были прибыть в канун Дня Жизни, а это означало, что времени в обрез. Многие Младшие Сестры далеко оторвались вперед, спеша как можно быстрее прибыть на место и выкроить побольше времени на охоту, чтобы добыть зверя, который будет угоден Роксане. Богиня любила трудную дичь: хищников, встречающихся только на горных кручах больших птиц, круторогих оленей, причем взрослых сильных самцов, а не доростков. Эрис до сих пор колебалась, на кого же ей охотиться. Сумеречных котов встретить было крайне тяжело: они мастерски путали следы и скрывались в ночных тенях. Волков ей убивать претило – ее сестра носила в себе волчью кровь, и только она могла бросать вызов собственным соплеменникам. Возможно, Эрис стоило бы добыть Богине белоголового орла, парящего над самыми горными пиками и такого крупного, что он вполне способен был унести в когтях барана. День тянулся за днем, и сильные крылья несли ее все дальше от становища Сол. Оно осталось далеко позади, в прозрачной дымке ранней весны, и внутри Эрис поселилось какое-то ноющее, изматывающее чувство. Это не было тоской по дому: они ведь улетали всего-то на месяц, да и летели все по тем же Данарским горам. Но что-то не отпускало Эрис, тянуло ее назад. Возможно, мне просто хочется снова стать ребенком? Чтобы все было просто, чтобы рядом были только любимые, и чтобы солнце всегда светило над головой? Эрис улыбнулась своим мыслям. Детство застыло где-то ярким солнечным зайчиком на сочном листе одуванчика, в тенистой прохладной чаще летнего леса, с запахом земляники, цветов и теплой земли. Безвозвратное детство, куда так до боли, до дрожи, до слез ей хотелось вернуться, осталось за спиной в лежащем между двух высоких гор становище Сол. Прости меня, Роксана, за недостойные мысли. Эрис прищурилась, глядя вниз и вперед, туда, где дышали покрытые влагой, просыпающиеся от спячки горы. Ее детство давно прошло, и не стоило плакать о нем. Воинская слава, о которой она так мечтала, любовь, звучащая в груди золотой пронзительной нотой, пьянящее своей бесконечностью будущее, - все это ждало ее там, впереди. И в нем будет еще столько всего хорошего, столько счастья, смеха, столько улыбок и любви, что горевать об ушедшем было бессмысленно. Я буду оружием в Твоей руке. Я буду Твоей мыслью и Твоей дланью. Я принадлежу Тебе, Огненная, как всегда было и всегда будет. Повсюду вокруг виднелись огоньки крыльев других Младших Сестер. Они летели поодиночке, на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы не мешать молитвам и уединению. И это было даже к лучшему. Большое расстояние давало повод не разговаривать, облегчая звенящую тишину в ушах. Но оно при этом было и не таким протяженным, чтобы чувствовать себя одиноко. Эрис с удивлением осознала, что не разговаривать было для нее очень сложно. Речь всегда воспринималась естественной, а общение было у нее постоянно: даже если они стояли в страже, перемигиваться и общаться жестами с другими Воинами ей все равно позволялось. Теперь же, несмотря на то, что ее окружали старые друзья, за общим костром по вечерам нельзя было произнести ни слова, и это мучило. Многие Младшие Сестры на второй же вечер пути отбились от общего костра, чтобы не слышать этой гнетущей тишины, и ночевали отдельно от остальных. Одной из них была и Лэйк, на прощание наградившая Эрис задумчивым взглядом ледяных глаз. Эрис сомневалась, что сестру смущала тишина. Скорее, ей хотелось побыть одной и подумать. Лэйк всегда была одиночкой, сторонясь чужих людей и внутренне отгораживаясь от клана. Даже несмотря на то, что она не раздумывая отдала бы за них жизнь, общество анай тяготило ее. Возможно поэтому она до сих пор не нашла себе пару. Сама Эрис продержалась у костров три вечера, но и она, в конце концов, решила двигаться дальше самостоятельно. У огня во время общей трапезы Младшие Сестры не смотрели друг на друга: так было проще молчать. И, подумав, Эрис решила, что одной ей будет гораздо легче, чем в кругу задумчивых, прячущих глаза сестер. Теперь она двигалась в собственном ритме, рассчитав по дням дорогу до Рощи Великой Мани. Каждый вечер, когда солнце закатывалось за родные горы, Эрис спускалась на землю и выбирала себе полянку посуше, разжигала костер и готовила нехитрую еду: кашу на воде в маленьком походном котелке, что был у нее за плечами. Уже на третий день каша не лезла в глотку, но Эрис приказала себе смириться. Дни Молчания принадлежали Богиням, а для Источника Рождения требовалось очистить душу и тело настолько, насколько только можно, чтобы Великая Мани смогла прорастить в них зерно новой жизни. Пост тоже был неотъемлемой частью ритуала. Раз она удерживалась от праздных мыслей, сосредотачиваясь на Небесных Сестрах, то и тело ее должно было быть сосредоточенным и готовым принять Их Милость, а для этого требовалось воздержание. Правда, от мыслей-то Эрис избавиться все-таки не смогла, причем как раз наоборот. От однообразной пищи есть с каждым днем хотелось все меньше, и голова стала легкой, будто перо. А потом в ней начали пульсировать бездонные зеленые глаза Тиены, ее очаровательная ухмылка, ее низкий хриплый голос и сильные руки. Эрис закрывала глаза и видела ее лицо на внутренней стороне век. По ночам Тиена приходила к ней в снах, больше похожих на реальность, и Эрис едва не плакала, когда эти сны заканчивались. А наяву каждое зеленое дерево, каждое белое облако напоминало ей царицу Нуэргос, и от этого сжималось сердце, а из головы к бхаре вылетали все мысли о Роксане и очищении. За эти два года они виделись всего пару раз, когда Тиена прилетала проведать гарнизон Нуэргос в форте Серый Зуб. И оба эти раза побыть наедине им не удавалось: царица прилетала совсем ненадолго, или Ларта уводила своих разведчиц в другие форты, пока царица Дочерей Воздуха охраняла Серый Зуб. Единственное, что ей досталось от Тиены, это пара пронзительных, словно первые лучи солнца, взглядов, да клочок пергамента, на котором в спешке было нацарапано: Мое сердце принадлежит тебе. Дождись меня, Нареченная! Эту бумажку Эрис передала Аэру, получившая крылья вместе с Эрис и прилетевшая с царицей в форт. Причем вид у нее при этом был задумчивым и каким-то отстраненным. Эрис сомневалась, что Лунный Танцор стала бы читать записку, адресованную не ей, но сам факт того, что царица Нуэргос втайне отсылает послания одной из охранниц Ларты, заставлял задуматься о многом. Оставалось только надеяться, что Аэру не проболтается. Эрис еще не пила из Источника, и Тиена не имела права просить ее у Ларты по закону. А если бы царице в голову закралось хотя бы малейшее подозрение о том, что Эрис как-то связана с Тиеной, о браке можно было забыть навсегда. Записку Эрис сохранила, зашив в кожаную ладанку и нося ее на шее под рубахой. Ей почему-то казалось, что ладанка теплая, будто написанные любимой рукой буквы грели сердце сквозь кожу и плоть. Они были горьким утешением в холодные зимние ночи, когда Эрис вертелась в стылой постели, не в силах уснуть от сосущей, похожей на жалящую змею тоски. Но теперь-то все это останется в прошлом. Как только она получит способность к деторождению и острижет хвост, Тиена сможет просить ее руки. А если Ларта откажет, то не откажет Великая Царица. Дарящая жизнь, сделай так, чтобы она согласилась! Умоляю Тебя, подари мне Тиену! Ты же не просто так послала ее в мою жизнь. Я вижу Твою волю, и я следую ей. Фактически теперь все зависело только от ондов. Эрис прекрасно понимала, что Ларта держит ее при себе только до тех пор, пока существует угроза нападения. Судя по всему, вид похожей на мани как две капли воды Эрис сильно раздражал царицу, и она сама не слишком-то рада была, что дочь Держащей Щит целыми днями маячит перед глазами. Да вот только поделать ничего не могла. На границе с Лаэрт постоянно происходило какое-то шевеление. Близко подлетать туда Каэрос не могли: мешали договоры о непересечении границ, а сами Дочери Воды отказывались от любых комментариев. Обернувшись в свет и став невидимой, Эрис попыталась пересечь границу самостоятельно, но ее каким-то образом заметили Боевые Целительницы, находящиеся в дозоре, и пришлось поспешно ретироваться, пока не создался прецедент для развязывания военных действий между Каэрос и Лаэрт. Ее очень беспокоило само нахождение Боевых Целительниц над горами по границе. Что им там делать, если никакой угрозы нет, как утверждала царица Амала? К тому же, Эрис что-то беспокоило и довольно сильно. Из-под земли шли тревожные волны, похожие на скверну, но немного иные. Сколько бы она ни пыталась выяснить источник этих волн, у нее ничего так и не вышло. Это бесило и раздражало больше всего. Ларта внимательно прислушивалась к ее словам, к тому же, ей нужен был повод для постройки еще большего числа пограничных фортов под боком у Лаэрт. Поэтому последние годы они провели именно там, на западе, и из-за постоянного ощущения тревоги Эрис уже вся извелась. Пока не будет решено с ондами, Ларта не отпустит ее от себя, а с ондами все никак не решалось. Помотав головой, Эрис запретила себе думать о плохом. Сейчас Богини слышали каждую ее мысль. А потому нужно было просить покоя и мира народу, а не раздумывать об ондах. Иначе можно было прогневить Небесных Сестер, и тогда жди беды. Чем дольше Эрис молчала, тем больше крепла в ней тишина и покой. Осталась только тоска по Тиене, да и она, со временем, слегка отступила. Весеннее небо и медленно просыпающаяся ото сна природа навевали задумчивость, а бесконечные ветра, казалось, проходили прямо сквозь тело Эрис, выметая из него и унося с собой весь сор страхов, горестей, раздражения и боли. Теперь она спала совсем мало, почти не нуждаясь в сне, и по ночам просто лежала на земле, закинув руки за голову и наблюдая за тем, как загадочно мерцают в бесконечной черноте звезды – бесчисленные поколения анай, ушедшие ввысь, к предкам. Где-то там, среди них, горели и ее ману и мани. Эрис задумывалась о том, что они когда-то тоже, точно так же, как и она, пролетали над этими влажными лесами на север, туда, откуда дорога, в конце концов, привела их друг к другу навстречу. Возможно, они двигались по бесконечному Великому Пути, что соединял все небо от края до края, или смотрели на встающую на востоке сияющую звезду Небесной Странницы в расписном Поясе? И если да, то о чем они думали тогда? Могли ли представить, что однажды у них родятся две дочери, что точно так же пойдут на север за своим будущим? Дни тянулись за днями, и весна наступала все быстрее и увереннее. В тиши лесов звенели вздувшиеся от талого снега ручьи, заливались на рассвете проснувшиеся раньше всех птицы. Из черной почвы пробивались зеленые стрелы травы, а почки на деревьях были тугими и сочно-зелеными, полными жизни. Роур очнулся раньше лесов, и теперь над желто-бурым месивом гнилой прошлогодней травы зазеленились первые былки новой. Весна танцевала вокруг вместе со Смешливой Реагрес, разбросавшей руки в высокой синеве неба, и подол Ее белой рубахи полз над миром, проливаясь дождями нежности Небесной Пряхи. Мир вокруг Эрис жил своим чередом, и время текло так, как должно было течь. Она задумывалась о том, что так было целую вечность, с самого начала мира, когда Великая Мани Эрен подарила жизнь четырем Своим Дочерям. И это спокойное, плавное, бесконечное течение жизни подхватило Эрис и медленно понесло на своих волнах вперед. Все становилось понятнее, яснее. И то, почему они расстались с Мей когда-то, ведь она была еще слишком молода и наивна, слишком влюблена, чтобы увидеть всю глубину преданности их с Айей друг другу. И то, почему в ее жизнь вошла Тиена, уверенная и сильная, словно сами горы, и такая нежная, что по сравнению с ней и легкий туман в Роще Великой Мани показался бы грубым и неприятным. И то, почему они так долго не могли никак найти общего языка с сестрой, когда, переполненные юношеской гордыней, пытались глупо доказать друг другу что-то абсолютно неважное и лишнее. Теперь у Эрис остался только покой, в котором не было ничего чуждого. Только ощущение того, что все в ее жизни идет именно так, как надо. По-настоящему это понимание она ощутила лишь тогда, когда увидела Торн. Эрис даже не удивилась, различив вокруг дочери царицы радужную ауру, сильную и мощную, как у Лэйк. Стало понятно, почему Торн скрывалась от нее, не попадаясь на глаза последние годы. И еще яснее стало, почему они с Лэйк так грызлись с самого детства, равные по силам, бесстрашию и глупости. Какая ирония! Две сильнейших Младших Сестры клана, самые талантливые и одаренные, дочери двух цариц, люто ненавидящие друг друга всю жизнь, оказались сальвагами, теми самыми сальвагами, которых их предки нещадно вырезали. Эрис пришла в голову мысль, что это, должно быть, проделки Небесной Пряхи, что плетет на своем веретене судьбы всему живому. Аленну недаром называли Жестокой и Коварной, и она полностью воздала Каэрос за уничтожение целого народа. И платили за него только самые лучшие. Мысль о том, что ее ману тоже была сальвагом, казалась Эрис странной. Она помнила пронзительные синие глаза и открытую, дерзкую улыбку Илейн, а еще ощущение защищенности, силы, уверенности. Год от года такое же чувство начало медленно проклевываться в Эрис, когда она смотрела на Лэйк. Сестра росла, сбрасывая с себя, словно змея кожу, излишнюю самоуверенность, резкость и раздражение. Она становилась поистине похожей на погибшую царицу Каэрос, только моложе и сильнее. Вместе с новым знанием пришло и прощение. Эрис отпустила младшей все ее выходки и вечный оскал, ложь и желание помериться силами. Не то, чтобы она раньше много держала за душой на Лэйк, но последнее вранье сестры больно ударило по ней. На той полянке, где Лэйк загрызла одноглазого пса, были следы двух сальвагов, и Эрис всем сердцем обрадовалась за нее. И вдруг поняла, что Лэйк и словом не обмолвилась ей о том, что ей наконец-то удалось найти такую же как она. Ложь за ложью разделяли их, и порой Эрис казалось, что ее накрывает с головой липкой темной волной. Она ведь тоже не рассказывала Лэйк про Мей, посчитав, что той необязательно знать подробности ее личной жизни. И про Тиену тоже, и про дар. Они вообще мало разговаривали, если и обсуждая что-то, то только самые нейтральные темы. А сейчас, проведя больше недели в тишине и уединении, Эрис вдруг поняла, что вела себя глупо. Лэйк никогда не была слабее и глупее ее, и защищать ее ни от кого не нужно было: сестра сама могла за себя постоять. А вот поговорить по душам, рассказать что-то, что не скажешь больше никому во всем мире, они так и не смогли. И теперь все эти недосказанные слова и недодаренное тепло сгинут в костре Роксаны вместе с обрезанными волосами Эрис и ее прошлым. Огненная, я обещаю Тебе повзрослеть. И пусть это будет моим последним сожалением за то, чего я так и не успела сделать. Время шло, и теперь вместе с ними по синему бесконечному небу летели и сестры других кланов. Крылья раздраженно поглядывающих на них Лаэрт почти сливались с небом, поэтому казалось, что их фигурки, затянутые в черную ткань, просто висят в пустоте. Серебристые крылья догнавших их Нуэргос походили на маленькие облачка, что гонит по небу их Молодая Богиня. Эрис прикрыла глаза, думая о том, что так продолжалось всегда. Год за годом молодые анай летели на север, чтобы принять последнюю Благость Богини, Ее великий дар, чтобы стать частью одного народа. Было в этом что-то завораживающее и пугающее. Наконец внизу под ними потянулись земли Раэрн, и Эрис свернула на запад, решив, что время для охоты пришло. В ней уже не осталось ничего, кроме бесконечного, огромного как горы покоя, заполняющего ее с ног до головы. Острые пики, укрытые белоснежными шапками и казавшиеся синими, звали ее к себе. Она была рождена в горах, и свою жертву она тоже принесет в горах. Теперь все меньше Младших Сестер сопровождало ее, и на третий день Эрис осталась одна в холодном небе. Вокруг нее высились гигантские стены гор, а под ногами проплывали глубокие извилистые ущелья и каменистые горные долины. Анай не обитали в этих местах: скот здесь пасти было негде, не говоря уже о возделывании полей. Зелень здесь встречалась крайне редко, только по берегам бурных горных ручьев, усыпанных рыжей галькой. Вода здесь тоже была другой, не такой, как в землях Каэрос. Судя по всему, где-то недалеко были рудные жилы, потому что бурлящие русла ручьев были рыже-бурого цвета, на котором так резко выделялась белая пена. Здесь было холоднее, чем в предгорьях, и снег во многих долинах лежал круглый год. Но, благодаря своим зорким эльфийским глазам, Эрис видела тонкие цепочки следов, которые оставляли здесь немногочисленные горные козы, умеющие находить пропитание среди на первый взгляд голых утесов. А это означало, что и хищники здесь есть, просто нужно было внимательнее искать. И она вскоре нашла их. Над узким ущельем, по дну которого в облаке белой пены с ревом бежала бурная горная река, высоко на утесе темнело громадное гнездо. Издалека оно походило чуть ли не на стог сена, но Эрис точно знала, что именно оно ей и нужно. Приземлившись на скалу в стороне от ущелья, она обернулась в теплые воздушные потоки и принялась ждать. Ее ожидание совсем скоро увенчалось успехом. В небе на севере появилось большое темное пятно, медленно движущееся в ее сторону. Прищурившись, Эрис различила то, чего так ждала. На немыслимой высоте летел громадный горный орел, с головой белой будто снег, таща в гигантских когтях баранью тушу. Животное было убито одним точным сильным ударом, его голова безжизненно свисала на бок на переломанной шее, и орлу было трудно его тащить. Выбиваясь из сил, орел подлетел к гнезду и завис над ним, колотя по воздуху крыльями в размахе около трех метров. Из гнезда ему навстречу тут же высунулись две лысых головы на тонких шеях, подпрыгивая и пища. Эрис нахмурилась, наблюдая за этой картиной. Если у гнезда был только один кормилец, то птенцы погибнут без него. В таком случае ей придется искать другую жертву для Богини. Не будет же она обрекать на голодную смерть ни в чем не повинных птенцов. Время у нее все еще было. Можно попробовать подыскать другое гнездо и последить за его обитателями. А если уж совсем будет поджимать, тогда можно ограничиться и горным козлом, скачущим у самых небесных круч. Уж наверное, Роксана будет довольна. Обхватив себя руками, она привалилась к скале за спиной, наблюдая за гнездом. Цепким, хищно загнутым клювом орел отрывал большие куски туши, глотал их и кормил остатками птенцов, совершенно беззастенчиво ковыряющихся у него в горле. Закончив кормежку, орел поел сам и принялся чистить перья, раскрыв одно крыло и прочесывая его клювом. Эрис залюбовалась. Красивая, сильная птица, настоящий хозяин гор, которому здесь нет равных, крылатый и незнающий промаха, живущий в суровых условиях, в которых никто бы кроме него не смог справиться. Прямо как анай, подумала Эрис, тихонько улыбаясь. Она сидела на самом краю узкого каменного выступа, свесив в пропасть ноги в высоких сапогах на шнуровке. На выступе оставалось места ровно столько, чтобы положить вещмешок, и Эрис вдруг подумалось, что здорово было бы сейчас покурить трубку. Последний и единственный раз когда она это делала, у нее ничего не получилось, но теперь вновь пришло желание попробовать, всплыв смутным воспоминанием об улыбающихся глазах Тиены. Эрис сощурилась на солнце на небосводе, раскаленный щит Роксаны, что медленно полз по небу, охраняя их от темноты и холода вечной бездны мхира. Если бы сейчас к нему плыли по воздуху дымные колечки, что так ловко выпускала изо рта царица Нуэргос, Эрис было бы гораздо уютнее на этой холодной высоте. С севера показалась вторая точка, и Эрис внимательно пригляделась к ней. Второй белоголовый орел, чуть меньше первого, спешил в гнездо, и в его когтях был детеныш горного козла. Огненная, я вижу Твой знак. Эрис склонила голову, принимая волю Богини. С одним кормильцем гнездо все же сможет выжить, и эти орлята однажды раскроют свои мощные черные крылья и полетят в небесную синь, как множество поколений их предков до них. Орел приземлился в гнезде, сбросил тушу вновь заволновавшимся птенцам и принялся чистить перья. Не став больше наблюдать за ними, Эрис прихватила вещмешок и спрыгнула с утеса вниз. Головокружительное падение было столь быстрым, что воздух тут же резанул глаза. Она создала за спиной огненные крылья, выгнула спину и вышла из пике, сразу же замедлив скорость полета. Мерно хлопая крыльями, Эрис направилась вниз, к ущелью с ревущей горной рекой. Скалы, стискивающие реку, не давали возможности снизиться и войти в воду. Эрис пролетела чуть дальше по течению, вниз, и ее глазам открылась небольшая долина, усыпанная осколками скал, на которой река разливалась, чтобы потом вновь влиться в еще более узкое русло на противоположной стороне. Здесь была кое-какая растительность: чахлые кусты с редкими жесткими листьями, несколько совсем тоненьких деревьев, перекрученных и кривых, но упрямо вонзающихся корнями в скалу. Сапоги заскрипели на мелком каменном крошеве, усыпавшем долину. Эрис закрыла за спиной крылья, скинула вещмешок на землю и огляделась. Кое-где скалы покрывал тонкий слой лишайников, которые, наверное, и являлись основной пищей для горных козлов. Сама долина была в поперечнике не больше полутора сотен метров, вокруг нее стенами вставали горные пики. Эрис нужна была древесина для жертвенного костра, но тут ее брать было неоткуда. Вряд ли стоит ломать эти чахлые кусты ради одного костра, ведь они могут быть единственным пропитанием для местных обитателей. Простите, Небесные Сестры. В этот раз я не смогу возжечь для Вас древесину. Но Вы недаром привели меня сюда, поэтому не думаю, что гнев Ваш будет велик. Она разделась, аккуратно сложив свои вещи стопкой на белых камнях. Холодно ей не было: теплые порывы воздуха закручивались вокруг тела, согревая ее даже на ледяном ветру гор. Ступая по самой поверхности камней и став легкой будто перо, чтобы острые грани не вонзались в ступни, Эрис медленно вошла в воду, прося благословения у Аленны. Река была холодной и бурной, бурунчики белой пены закручивались вокруг ее лодыжек. Эрис собрала все солнечное тепло в воздухе вокруг себя и направила его в воду, прогрев ее настолько, чтобы было комфортно. Теперь купание обещало стать приятной процедурой, хоть вода и имела рыжеватый цвет. Эрис побрела вперед, осторожно ставя ноги, чтобы не поскользнуться на камнях. И легла на воду, нежась в прохладных прикосновениях Милосердной. Струи воды проникли в ее волосы, сделав их мягкими и гладкими. Утихомирив течение вокруг себя, Эрис с легкостью держалась на одном месте, слегка щурясь от брызг воды, попадающих на лицо. Над головой ее была бесконечная синь крыльев Великой Мани, по которой полз огненный шар. Это было завораживающе красиво, и Эрис тихонько улыбнулась, любуясь. Прохладная вода приятно обхватывала тело. Милосердная, пошли мне счастья! Пусть однажды я смогу родить Тиене дочек, таких же сильных и красивых, как она! Пусть мы будем счастливы с ней!.. Накупавшись вволю и испросив разрешения у Богини, Эрис вышла из воды и закрутила вокруг себя теплые ветра, высушившие кожу. Она, не торопясь, оделась и уселась на берегу, глядя, как бурлит быстрая горная река. От прикосновений пальцев Аленны на коже осталась пьянящая свежесть, и Эрис блаженно жмурилась, впитывая ее в себя. Она прогнала лишние мысли, став водой и горным воздухом, камнем, что поднимался вокруг нее. Даже в этом суровом и холодном краю была жизнь. Эрис чувствовала присутствие рядом крохотных насекомых, живущих между камней берега и питающихся лишайниками. Вдали на отвесных склонах паслось стадо круторогих баранов, охраняемое старым, покрытым множеством шрамов вожаком. Еще дальше в пещере на горе спал, укрыв нос пушистым хвостом, большой пятнистый сумеречный кот. Его время еще не пришло. Как только стемнеет, он откроет свои светящиеся глаза с вертикальным зрачком и бесшумной тенью скользнет вниз, на промысел. Покой плескался в ней спокойно и сильно, и Эрис потерялась в нем, растворившись настолько, что не осталось ничего, кроме бесконечного течения времени. Постепенно медитация перешла во что-то иное, странное, но приятное, что случалось с ней все чаще. Перед глазами стало темно, и лишь сверкающие искры медленно падали сверху вниз в вечной пустоте, словно хороводы гигантских снежинок. А над ними горели бесконечно далекие звезды. Эрис не могла бы сказать, были ли это звезды, падающие вниз искрами, или, наоборот, падающие искры казались издалека звездами. В медленном, спокойном круговороте этих вспышек она плыла тихо и бестрепетно, пока не почувствовала, что время пришло. Эрис заморгала, и в глаза ударил первый свет зарождающейся зари. В который раз уже она подивилась тому, что происходит. Подобная дрема, которую удобнее всего было называть грезами, случалась с ней в последнее время все чаще. Тело почему-то не нуждалось во сне, предпочтя для себя именно такую форму отдыха. Как и почему Эрис научилась отдыхать именно так, она и сама не понимала. В теле была звенящая бодрость, а голова оставалась прозрачной и свежей. Даже голод не мучил ее, отступив куда-то вдаль. Поднявшись с камня, на котором сидела, Эрис размялась, энергично взмахивая руками и ногами, чтобы разогнать застоявшуюся за ночь кровь. Она присела на корточки и зажгла на большом камне огонь Роксаны, поднесла к нему ладони, оглаживая края и произнося про себя молитвы. Взрезав долором ладонь, Эрис нанесла на точку между бровей маленькое кровавое пятнышко, чтобы сквозь него Богиня могла любоваться на ее охоту. Оно было похоже на око, что татуировали себе Боевые Целительницы, но остальным анай рисовать его разрешалось только во время самых важных сакральных ритуалов. Нужно было еще что-то, чтобы скрыть татуировки Богини, иначе душа жертвы прогневается на Нее. Это не Роксана убивала жертву, это не Она охотилась, а Эрис, а потому и грех падал именно на нее. Обычно татуировки замазывались пеплом и золой, но здесь их не было, потому Эрис нагребла немного сырого речного песка и покрыла им руки, прося у Артрены защиты. Еще раз поклонившись огню и испросив у Богинь позволения и благословения, Эрис проверила крепления катан в ножнах за спиной, легко оттолкнулась от земли и взлетела. Она прекрасно помнила, где находится гнездо орлов, но еще раз мысленно слилась с ветром, чтобы осмотреть его. Орлята и орлица еще спали, а орел уже проснулся и лакомился вчерашним мясом, подбрасывая его высоко вверх и заглатывая большими кусками. Эрис повезло: он еще не улетел на охоту. Небесные сестры, примите жертву, к которой Вы привели меня! Примите меня запачканной убийством, которое доказывает мою верность Вам! Эрис достала катаны и поочередно поцеловала клинок каждой. Лезвия блеснули на утреннем солнце в ее руках, ловя его блики на свои острые грани. Она летела, не скрываясь, сильно взмахивая большими крыльями, и орел еще издалека заметил ее. Он вскинул голову и встряхнулся, потеряв интерес к добыче и внимательно наблюдая за ее приближением. Эрис поклонилась гигантской птице, красивой в своей силе и ловкости, и скрестила перед собой катаны. Орел раскрыл огромные крылья, пронзительно вскрикнул и взвился в воздух. Он первым атаковал Эрис, взлетев выше нее и камнем рухнув вниз. Эрис ушла в сторону, используя потоки ветра от его мощных крыльев. Она могла бы сковать его самого с помощью воздуха, обездвижить и зарубить, но это было бы нечестно и не считалось бы жертвой Роксане. Богиня требовала честного поединка, потому она с силой взмахнула крыльями и устремилась вверх. Орел обгонял ее. Его черная тень закрывала небо, а крылья хлопали, поднимая его все выше и выше над горными пиками. Орлица осталась в гнезде охранять птенцов, и Эрис мысленно попросила у нее прощения за грядущую гибель ее партнера. Воздух на высоте был разреженным и холодным, дышалось тяжело, и с этим ничего не мог поделать даже ее дар. От быстрого подъема голова слегка кружилась, а орел и не думал останавливаться. Он поднимался все выше и выше, пока, наконец, не замер в воздухе почти на уровне белоснежных и режущих глаза горных вершин. И рухнул с этой высоты прямо на Эрис, сложив вдоль тела мощные крылья. Здесь ветер был сильнее, и от недостатка кислорода кружилась голова. Эрис качало, крылья стали менее маневренными. Она сумела увернуться от орла, но нанести удар не смогла. Тот хищно вскричал и пошел по дуге в сторону, пытаясь вновь обойти ее. Вряд ли я смогу подняться еще выше, - подумала Эрис, внимательно рассматривая врага. Солнце резало глаза, и они слезились, туманя зрение. Вскинув катаны, она бросилась наперерез птице, не давая той возможности уйти. Теперь тень накрыла самого орла, и он слегка вывернул голову, кося золотым хищным глазом. Эрис ударила, но птица в последний момент извернулась, раскрыв гигантские крылья и зависнув в воздухе. Издав громкий крик, орел ударил ее тяжелыми когтями. Эрис успела скрестить катаны перед грудью, приняв на них удар, но следом за ними вперед сразу же ринулся и острый крючковатый клюв твари, а черные крылья с силой били ее по плечам, грозя выбить из равновесия. Поединок получался тяжелее, чем она думала. Парируя катанами удары птицы, Эрис подалась назад, используя ветер, что поднимали крылья орла. Тот вскрикнул и поднырнул под нее, надеясь выскочить за спиной. Эрис кувыркнулась в воздухе, пытаясь достать его катанами, но орел оказался быстрее. Пока ее разворачивало, в спину вонзились острые, словно бритвы, когти. Эрис не сдержала крика и резко ударила катаной назад. Послышался хриплый клекот, и хватка исчезла. Острая боль разлилась по спине, ее обожгло струйками горячей крови. Эрис с силой махнула крыльями, уходя вбок, и прямо мимо нее просвистела черная тень, падая с высоты в добивающем ударе. У нее не было времени думать, и она камнем рухнула вслед за орлом, сложив крылья. Они летели вниз в устрашающем пике. Орел падал, надеясь удрать от преследования, а Эрис медленно нагоняла его, держа катаны вдоль тела. Горные пики кружились перед ее глазами в жутком хороводе вместе с длинным хвостом орла и кончиками его прижатых к телу крыльев. Земля так стремительно неслась навстречу, что дух захватило, но Эрис держалась. Она не даст ему выйти из пике. Она тяжелее, и падать будет быстрее, а потому скоро догонит его. Орел оглянулся, скосив назад желтый глаз. Горы были уже совсем близко, а Эрис недоставало всего какого-то метра, чтобы настичь добычу. Узкий каньон с бурлящим ручьем на его дне был теперь так близко, и с каждой секундой приближался все больше, и Эрис показалось, что это не они падают, а он сам прыгает им в лицо. Если сейчас орел не выйдет из пике, мы разобьемся, мелькнула в голове мысль. В следующий миг птица резко ушла вперед, в безнадежной попытке выбраться. Эрис молниеносно вскинула катаны. Мелькнула сталь, послышался протяжный крик, черные перья взвились в воздух, а сама она едва не врезалась в скалу. Крылья поймали ветер, затормозили безумную скорость, позволив ей выйти из пике. Сердце в груди колотилось так, что ее подташнивало, а от хлынувшего в легкие кислорода стреляло в висках. Эрис остановилась и оглянулась. Она висела всего в каких-то двадцати метрах над ледяной водой реки, а тело орла быстро увлекало течением вниз, в долину, где она провела ночь. Смахнув дрожащей рукой крупные капли пота со лба, Эрис закинула катаны в ножны за плечами, а потом снизилась к самой воде. Капли воды попадали в лицо, а расправленные в бреющем полете крылья шипели, когда на них гасли брызги. Эрис очень осторожно вытащила из воды огромную тушу и крякнула от тяжести. Орел весил почти столько же, сколько и Лэйк, если не больше. Держа его двумя руками под бездвижные крылья, она медленно и тяжело полетела в долину. На то, чтобы прийти в себя, ушло около получаса. Она никогда еще не была так близко к смерти. Ощущение напомнило Эрис тот ужас, который она испытала давным-давно под громадой Кулака Древних, когда на нее взглянул безглазый Брахтаг. Даже сейчас, когда она сидела на большом валуне в тихой и спокойной долине, руки тряслись. Эрис поднесла ладони к глазам. Пальцы мелко дрожали, на них застыли капли крови гигантской птицы. Обернувшись, Эрис взглянула на добычу. Орел лежал на земле, прекрасный в своей величественной силе. Его крылья были так велики, что накрыли собой большой, покрытый лишайниками валун. Хищно поблескивали мокрые от крови Эрис когти, на одном из которых застыл клочок ее формы. Спина жутко саднила, но кровь, вроде бы, уже слегка унялась, запекшейся коркой склеив разодранную куртку. Эрис глубоко вздохнула, утерла со лба пот и поднялась. Прости меня, прекрасный царь гор. Долор вскрыл грудь птицы, и, превозмогая отвращение, Эрис заставила себя выпить несколько глотков горячей крови. Перья лезли в лицо, плоть орла вблизи плохо пахла, но Эрис прикрыла глаза и приняла это, превозмогая тошноту. Она убила орла и теперь должна была вкусить его плоти, чтобы породниться с ним. Он стал ее жертвой и ее братом, и его кровью они теперь будут связаны навечно. Тяжело дыша, Эрис опустила птицу и с трудом поднялась. Теплая кровь стекала с ее подбородка и капала на форму. Она утерлась рукавом куртки и вознесла молитву Богиням. Я приношу эту жертву Вам, и грязь ее я беру на себя. Примите ее, очищенную и обильную, Вы, пребывающие в вечной чистоте, отдаленные от грязи этого мира. И примите меня, Свою дочь, на которую лег грех убийства, несмываемый и страшный. Эрис присела на камень рядом с птицей и создала вокруг нее жертвенный огонь Роксаны, позволив ему гореть в полную силу. Черный дым повалил вверх, к синему небу, полный вони горелых перьев и плоти. Эрис сидела напротив жертвенного костра, заставив себя не кривиться и терпеть. Она убила эту птицу, она взяла на себя этот грех. Бессмысленное, жестокое умерщвление, что навсегда заставит ее понять одну вещь. Насилие никогда не оправдано, даже если это насилие во имя Богинь. Я принесла Тебе жертву, Огненная! Я беру на себя всю ответственность за нее. И я клянусь, что никогда больше не убью без причины, помня и неся на плечах грех за эту смерть. Я вижу Твою волю, Огненная, и я подчиняюсь ей!