Город на границе

Серебро и банкноты душевно оттягивали карман. Джим шел вслед за Вильямом, весело насвистывая незатейливый мотивчик. Они миновали ворота форта, где дозорный кивнул им лениво, и направились к дому Вильяма. Время подбиралось к одиннадцати, и звездное небо над головой заставляло Джима раз за разом поднимать голову. Такие красивые… и такие недоступные. От хорошего настроения не осталось и следа. Что он делает здесь? Чему радуется? Вильям говорил о своих планах на завтрашний день и ближайший месяц. Надо ехать в Грейтаун за товаром, иначе можно закрывать лавку… для Джеса нужно найти учителя, до этого отец занимался образованием мальчика, да и их с сестрой… что-то про опасность нападения индейцев, сложности с поставками, историю про подписанный Ричардсоном (кто это? ах, да, начальник форта…) Джим слушал вполуха, а когда они вошли в дом, молча выгреб деньги из кармана и положил на стол. – Не знаю, на сколько хватит, но если тебе надо на закупку товара, то возьми и это. Вильям зажег свечу и озадаченно взглянул на своего гостя. –Ты хочешь вложиться в дело или это заем? – Не знаю, – пожал плечами Кирк. – Мне все равно. – Или у тебя что другое на уме? – спросил Вильям. – Что? Нет… ничего такого. Бери, мне не нужны эти деньги… Если понадобится, я смогу заработать еще… – Ну я так не могу взять… сколько здесь… – Вильям пересчитал стопку, – двести сорок долларов, не так уж и мало… Давай я возьму двести, вложу в товар, вернусь, продадим все и тогда рассчитаюсь с процентами. Пятнадцать, я считаю, нормально… Эй… ты слышишь, что я тебе говорю? – Слышу. Хорошо, пусть так, можно меньше, давай под десять процентов… – Ладно, сейчас принесу бумагу, все запишем… Вильям быстро вернулся со стопкой бумаги, некоторые листы оказались исписанными. – Опять Эдит балуется… – пробормотал Вильям, откладывая их в сторону. – Так я пишу: «Я, Вильям Коули, взял в долг двести долларов у»… как твое имя-то? – Джеймс Тиберий Кирк, – ответил капитан «Энтерпрайза». Вильям старательно заскрипел пером. – Если ограбят индейцы, убытки пополам, годится? Кирк молча кивнул. – На, подпиши. Вот тут. Перьевая ручка… Джим макнул ее в чернильницу, оказалось, что слишком глубоко, вытер пришлось вытереть о штаны перепачканные пальцы – и вывел свою фамилию. Вильям полюбовался на договор, даже подул на бумагу, суша чернила, потом зевнул. – Однако поздно. Он встал, с сомнением взглянул на своего задумавшегося гостя. – Оставлю свечу, пойдешь спать – не забудь потушить. – Что? А… ну да. Я немного посижу на улице… – Да, душновато сегодня… Смотри, и дверь не забудь закрыть на засов. Млечный путь сверкал миллионами звезд, когда-то близкими, но такими далекими сейчас. Глаза выискивали знакомые созвездия, неосознанно ища двигающиеся по темному бархату спутники или огни орбитальных станций… Нет, этого еще нет и на его веку не будет. Больше он никогда не побывает там, не увидит восходов на Венере, не зайдет в танцевальные залы Аргелиуса, не окажется около зеленой Мирты, не увидит брата, проводящего дни на Деневе, и по слухам собирающегося стать отцом… Почему он подумал о брате? Их связывали не слишком тесные отношения… у него вообще не было отношений. Отец, погибший в день, когда он родился, мать, много лет изнывающая по нему, подобие семьи, что сложилась потом, смерть и матери и отчима на Тарсусе… один, он всегда был один, находя в этом силу и независимость. Друзья, приятели? Это – да, Боунз, лучший друг, странный вулканец, которого он тоже готов считать своим близким другом, пусть и без особой ответной симпатии, а ведь старик… уверял, что эта дружба изменит многое в его жизни… теперь уже не изменит; любовницы – на ночь, на неделю, пару месяцев; страстные, милые, веселые, нежные, требовательные, но все эти связи – ни к чему не обязывали, еще чего! Они приходили и уходили из его жизни, на трогая душу… и слава богу, что не трогали. Глядя на то, как мрачнеет его друг, вспоминая бывшую жену, Кирк часто думал – а оно надо? Но сейчас одиночество ощущалось по-другому – не независимостью, а потерянностью. Никто не будет искать, а если и будут, то не смогут, если бы только тот Спок был где-то здесь… Он вспомнил его прикосновение разума – доверие и уважение… там было много эмоций… было какое-то воспоминание… слова: «Я научился этому фокусу у друга»… то есть у него, нет, не у него, а того, другого, которого уже и нет на свете… Здесь нет, а в той реальности? Или той реальности тоже нет? Как нет Вулкана? Или они существуют параллельно? Мысли скакали… внезапно вспомнилось мгновение, когда старик обернулся и первый раз увидел его, сидящего на снегу в пещере, растерянного и, чего уж там, перепуганного насмерть, как засветились его глаза на лице… и волна преданности и нежности коснулась его… как будто… будто… – Джим… Задняя дверь дома открылась и на пороге появилась Эдит. – Почему ты не спишь? Что-то случилось? Ему невыносимо захотелось, чтобы кто-то еще посмотрел на него так, как смотрел старый Спок – с доверием и любовью… Он встал, шагнул к ней, уткнулся лицом в шею и почувствовал, как она обняла его одной рукой. В другой Эдит держала подсвечник. – Я чужой здесь, Эдит, – сказал он, отстраняясь. – Я не могу рассказать… – И не надо. Ее глаза пытливо смотрели ему в лицо. – Не говори ничего. Я не хочу ничего знать. Кроме одного. Последние слова она почти прошептала. Джим сжал рукой ее ладонь с мерцающим огоньком, поднял ее до уровня их лиц, потом дунул на огонек. Она смотрела доверчиво, даже с какой-то надеждой. Кирк осторожно коснулся губами ее щек, затем прижал к себе, вдыхая неуловимый, с горчинкой, запах полевых трав. Эдит встала на цыпочки и коснулась его губ. Джим затягивал поцелуй как мог, понимая, что еще миг и она уйдет, не позволит ничего большего, слушал, как стучит ее сердце, у него самого все расплывалось перед глазами, ему хотелось эту женщину, сейчас, немедленно, все целиком, без остатка, на веки вечные, он вообще не понимал, как такое было, что он прожил столько лет, вообще не зная ее, когда было совершенно очевидно, что она та самая… наверное. – Эдит, Эдит, – шептал он, – пожалуйста… Она позволяла целовать себя, и Джим даже умудрился разобраться с пуговичками на ее груди, но она перехватила его руки. – Нет, не надо, – и это был действительно отказ, отказ, которому он не мог не подчиниться, но что-то подсказывало ему, что это не окончательное решение, что продолжение возможно, пусть и не прямо сейчас, ну что ж, если нужно, он подождет, сумеет добиться ее доверия, сумеет… – Джим, – она шагнула назад, удерживая его руки. – Это нехорошо. Тут нехорошо. Она отпустила его руки и метнулась в дом. Сердце бухало, но звезды сейчас казались не такими заманчивыми, как десять минут назад. И ушла та черная тоска, что сдавила ему душу… И он почти услышал слова Спока, того, который Прайм: «Жизнь, закрывая одну дверь, всегда открывает другую».