Город на границе

Леонард вздохнул, собираясь с духом и подошел к спальне Кирка и Эдит. Толкнул дверь, в конце концов, что он может увидеть такого, чего не видел раньше? Занавески на окне были задернуты, и в комнате царил полумрак. Темные волосы Эдит разметались по подушке, она спала на животе, положив одну руку Кирку на грудь. – Эдит, – тихонько позвал ее МакКой. Девушка не пошевелилась. Он подошел к кровати и коснулся ее плеча. – Шшшш, не пугайтесь, это я, МакКой. Эдит, нам нужно поговорить. Она села на кровати, еще не совсем очнувшись от сна, инстинктивным движением стянула ворот ночной рубашки. МакКой отступил на шаг. – Я подожду внизу, пожалуйста, это очень важно. Она оглянулась на спящего Джима и кивнула. Эдит спустилась вниз через пять минут, она успела накинуть домашнее платье и заколоть волосы. – Что случилось, доктор? – Я должен вам кое-что рассказать, – ответил МакКой. – Мы могли бы поговорить где-нибудь без риска того, что нас прервут? – Еще очень рано, все спят, – ответила Эдит, – говорите спокойно. – Вчера вы спрашивали меня о родных Джима, так? Правильно я понимаю, что вы не знаете, кто он и откуда? Как вы не побоялись связать свою жизнь почти с незнакомым человеком? – К чему вы это спрашиваете, доктор? Да, вы правы в некоторой степени, но это неважно. Я верю ему, верю, что ничего плохого он мне не сделает. – Да, – кивнул МакКой. – Не сделает. Давайте-ка я зайду с другой стороны. Я должен признаться кое в чем, – сказал МакКой. – Я нашел вашу рукопись и прочитал ее. – Она не дописана, – сказала Эдит. – Зря вы ее взяли. – Это замечательная вещь… я впечатлен, Эдит. – Какое отношение она имеет к Джиму? Я не совсем понимаю, к чему вы клоните. И мне совсем не нравится, что наши гости позволяют себе вот такие вольности. Берете вещи без разрешения, вламываетесь в спальню. – Я знаю… простите меня. Когда я объясню… то вы поймете. – Очень надеюсь на то. – Что ты собрался объяснять, Боунз? Они обернулись. На лестнице стоял Джим. Волосы его были взъерошены, из одежды одни штаны. – Все в порядке, Эдит? – спросил он, подозрительно косясь на МакКоя. Щеки Эдит заалели. – Джим, – сказал МакКой. – Ты не так все понял. – Да ну? О чем вы говорили? Кирк спустился вниз по лестнице. – Ни о чем плохом, Джим. Твой друг не мог заснуть, бродил по дому. Вот разбудил нечаянно меня. Но раз уж мы проснулись, то я пойду готовить завтрак. Джим поймал Эдит за руку, притянул к себе, обнял. – Еще нет шести, какой завтрак? – Вкусный завтрак, милый, такой, как ты любишь. Джим прижался губами к ее виску, потом бросил на друга мрачный взгляд. МакКой вздохнул. Все это будет сложнее, чем он думал. – Надо поговорить, – Кирк кивнул МакКою на дверь. – Извините, Эдит, – развел руками доктор. Джим вышел за другом во двор. Леонард ждал вопросов, упреков, даже откровенной ссоры, зная взрывной характер своего капитана, но Джим был непривычно молчалив. – Подожди здесь, – сказал он, направляясь в туалет. Вернувшись, он принялся плескать себе в лицо воду из ведра, стараясь стряхнуть с себя сонную одурь. МакКой терпеливо ждал. Джим оторвался от ведра с водой, постоял немного, согнувшись, касаясь ладонями скамьи, потряс головой. – Не впутывай ее, Боунз. Прошу тебя. Я сам со всем разберусь. Мне… нужно немного времени. – Хорошо, – ответил МакКой. – Как скажешь. Какие планы на день? – Ричардсон… чтоб ему… я обещал последний раз съездить с ним на индейскую территорию. Мы вернемся вечером. Я обдумаю все еще раз… Мы найдем выход, Боунз. Я найду выход. – Ладно, – кивнул МакКой. – Будь только осторожен. И сам, и вообще, чтобы ничего такого… – Ричардсон заключит свой договор, так записано в истории, так что, может быть, я как раз и должен поехать… но я понял, да, полное внимание и все такое… Ты что, правда, не спал ночь? МакКой пожал плечами. – Фигово выглядишь, иди поспи, все будет нормально, слышишь? Привет Споку и Ниоте. И это… не смей приставать к моей жене! Последнее Джим сказал шутливым тоном, но МакКой видел тревогу в его глазах. – Я знала, что вы придете сюда, доктор. Эдит отпустила покупательницу, завернула тюк с тканью и, забравшись по стремянке, засунула его на полку. – У Дженис совсем нет вкуса, этот белый в полоску ситец годится только на матрасы, а она собралась шить занавески… – Эдит. – Да, доктор? – Вот смотрите, – МакКой достал из саквояжа и брякнул на прилавок свою аптечку. Рядом положил медицинский сканер и поставил трикодер, позаимствованный у Спока. – Что это? – Вы мне скажите. Пальчики Эдит пробежали по глади металлопластика. Это были абсолютно чуждые вещи, разламывающие привычный мир на куски. – Какая тонкая работа… МакКой включил трикодер. Звук, мелькание значений на дисплее, индикаторы… Эдит подняла на доктора глаза. Губы ее дрожали. – Где это сделано? – Не обманывайте себя, Эдит. – Рубашка, – вдруг сказала она. – Яркая желтая рубашка. Я спросила Джима, из чего она, он засмеялся и сказал, что и сам не знает. – Он не солгал. Он не ткач и не портной, чтобы знать, из чего шьют форму. – Форму… – Вот, – он достал из саквояжа ворох красно-синей одежды. Эдит с большим интересом рассматривала вещи. – Это кофта, да? – сказала она, поднимая за плечики алое платье Ухуры. – Нет, это не кофта. – Но… оно короткое. – Верно. Там, откуда мы пришли, все носят такие. – Но… это неприлично. И неудобно. – Насчет удобства ничего сказать не могу, спроси Ниоту, а нормы приличия – вещь относительная. Но вы уже догадываетесь, о чем я пытаюсь сказать, ведь так? – Пожалуй, да. Но я все равно не понимаю… – Я расскажу все с самого начала. Черный Беркут взял в руки перо и осторожно вывел на бумаге большой крест. – Отлично, друг мой, отлично! – Ричардсон потер ладони. – Вы сделали правильный шаг. Молодой индейский воин протянул лист бумаги капитану Ричардсону. – Не радуйся так, – сказал он. – Мы уйдем, но больше вы не получите ни пяди нашей земли. И знай, что если вы нарушите наш договор, я лично найду тебя и вырежу твой лживый язык. – Зря ты так говоришь. Насчет того, что все правильно… сейчас лето, и вам легко будет переселиться. Гораздо труднее сниматься с насиженного места под завывание метели. Те из вождей, кто этого не понимает, сами копают могилы своим людям. – Довольно, – ответил Черный Беркут. – Принесите огонь. Мы выкурим трубку мира в честь подписания договора и попрощаемся друг с другом навечно! «Эх, если бы это было действительно так», – подумал Джим, втягивая осторожно дым. Он был рад, что все закончилось, но то, что Черный Беркут больше не увидит Ричардсона, было крайне сомнительно. Хорошо, пусть не Ричардсона, иных представителей правительства, заключающих новые и новые договора, подкупающих других вождей, так, как это сделал Ричардсон, сторговавшись с Черным Беркутом, или использующих иные способы добиться желаемого. Через два года столетний индеец по имени Пятнистая Змея так отзовется о политике, проводимой белыми переселенцами: «Братья! Я выслушал много речей нашего великого отца. Но они всегда начинались и заканчивались одним и тем же: «Отодвиньтесь немного, вы слишком близко от меня». На обратном пути Ричардсон был неестественно весел. Кирк списал это на действие табачного зелья, что они курили, но смех и подначки мгновенно стихли, когда Джим сказал, что отказывается от оговоренной платы за свое участие в проекте, ни денег, ни земли он не возьмет. Ричардсон некоторое время ехал молча, пытаясь понять, какая муха укусила его союзника. – Ты псих, Кирк, ненормальный придурок! Разве ты не затем переплыл океан, чтобы найти и то и другое? – Нет, – кратко ответил Джим. Ричардсон выругался. – Ну и пошел ты… Лучше б о жене подумал! – О ней я и думаю. Не желаю, чтобы ее вырезали ребята из отряда Беркута. – Ребята… Да ты их точно за людей считаешь… – Все, не хочу больше ничего обсуждать. Я сделал, что обещал, но на этом наши дела закончены.