По ту сторону

      Лиикир кивком указала мне следовать за ней и направилась к выходу из этого ужасного храма. Я с удовольствием, без лишних расспросов и возражений, поплёлся следом.       — Ну, как провел время? — в голосе Лиикир слышалась легкая издевка. — А то я успела только на финал торжества.       Мы стояли во дворе замка, а дверь цитадели Чревоугодия с громким стуком захлопнулась позади.       Я все еще тяжело дышал и без дрожи не мог вспомнить тот ужас, который пережил не так давно. Пощупав тело, обнаружил, что оно целехонько: ни одной царапины, ни единого синяка, не говоря уже о ранах.       — Видать, тяжко пришлось тебе в храме Чревоугодия, — невозмутимо продолжала демоница. — Хотя, вроде, на обжору ты не похож по комплекции.       От её сочувствующих слов веяло откровенным лицемерием, отчего-то я был уверен, что она знала, каково мне было там, в этом проклятом храме, бороться с собственным нутром.       — О чем ты? — как можно невозмутимее сказал я, добавив яда в интонацию. — Так, увеселительная прогулочка...       — А значит, ты орал от удовольствия? Твой крик было слышно даже сюда, — парировала Лиикир. — Это тебя там так увеселяли по полной программе? Так, может, повторим? — её зеленые глаза были прищурены и лукавы.       "Вот идиот. От этой можно чего угодно ожидать. Нашёл с кем шутить", — ругал я себя за своё дурацкое качество всегда казаться невозмутимым, какой бы плохой ситуация ни была.       Но теперь поздно идти на попятную. Придется выкручиваться как-то...       — Ладно, — махнула рукой демоница, увидев моё замешательство. — Храм Обжор ты прошел на пять баллов. Как у тебя сил бегать от них хватило? — Она хохотнула. — Некоторые сразу падали трупом, всю забаву портили. Неинтересно даже, когда пациент всё принимает безоговорочно.       Лиикир взглянула на меня, видимо, моё лицо всё ещё выражало смятение, демоница продолжила:       — В принципе, мы можем дальше не ходить по остальным храмам. Все будет зависеть от твоего решения.       — Это как? — протянул я.       На моем лице, видимо, отразились крайняя заинтересованность и удивление.       — Милый, тут все решает твоя воля. Это Преисподняя, а не Чертог Небес. Если будет на то твоё хотение, ты можешь не продолжать путешествие, а согласиться сразу остаться тут, со мной, — Лиикир соблазнительно улыбнулась и облизала кончиком языка свои пухлые губы.       — Не... — покачал головой я. — Не хочу... Не знаю... Нет, кароче.       — Но почему? — демоница приблизилась ко мне сзади и обняла за плечи, продолжая шептать на ушко:       — Зачем тебе так мучиться в остальных храмах, лелея глупую надежду на то, что ты попадешь на Небеса, если вердикт предрешен?       Она обошла вокруг меня и встала передо мной:       — Пойми, ты не был пай-мальчиком на Земле, тебе не попасть в Чертоги Небес, ты останешься тут в Преисподней. Поверь, у меня большой опыт, через меня прошли сотни душ...       Лиикир обняла меня и прикоснулась губами к моим губам.       "Чего это её постоянно меня целовать тянет?" — задался я вопросом, отстраняясь, так как мне были почему-то неприятны эти, вроде бы и невинные, объятия.       — Нравишься ты мне просто, — улыбнулась демоница белозубой улыбкой, наверняка прочитав мои мысли. — Думаешь, очень часто ко мне молоденькие попадают? Устала от старперов... Хочется чего-то свеженького... Не хочу, чтобы ты страдал в храмах пороков. Я не влияю на события, которые там происходят. Храм сам общается с посетителем на своё усмотрение. А вот если ты сразу скажешь, что хочешь остаться в Аду, — мучиться больше не придется, — улыбка Лиикир стала противно-елейной. — Так что скажешь?       Я уверенно покачал головой (вот не верилось мне в доброту демона), особенно после того, что произошло в первом храме. Конечно, если грех, в котором я себя никак не мог даже заподозрить, открылся в таких неожиданных подробностях, то невозможно даже представить, что ждет меня в остальных храмах, но и отдать свою душу демонице просто так, не попытавшись побороться, желания не было.       — Глупый. Ты же можешь избавить себя от того, что ожидает в следующих безднах.       — Я не глупый, я — любопытный, — парировал я.       Лиикир лишь сверкнула на меня изумрудом очей, но уговаривать больше не стала, а повела к следующей башне. Это сооружение было похоже на храм Чревоугодия, только на дверях был символ в виде прозрачного облака.       — Удачи, — кивнула демоница, открыв передо мной дверь. — Добро пожаловать в храм Лени.       Ну ленивым я не был никогда. Конечно, иногда бывало, но не так, чтобы это выливалось в систему. Хотя после храма Чревоугодия было страшновато. Все же Ад — это Ад.       Я ступил в прохладу и пустоту. Оттуда веяло неизвестностью и жутью. Захлопнувшаяся сзади дверь заставила меня поёжиться. Внезапно из темноты вышел замотанный в старый ватник старик. А дальше привыкшие немного к темноте глаза разглядели огромное пространство, в центре которого плавали небольшие островки, на этих островках в разных позах сидели люди, а под всем этим находилась горящая бездна.       — О, еще один гость, — проскрежетал старик. — Ну что же, проходи, располагайся, раз уж попал сюда. Правила просты: сидишь на острове и никуда не двигаешься, стараешься не спать. Впрочем, если заснешь...       Старика перебил разорвавший тишину пронзительный крик. Я глянул туда, откуда шел звук, и моим глазам предстала ужасная картина. Человек был практически разорван на ленты кольями, которые находились внизу, на самом дне пылающей бездны. Человек жутко кричал, его лицо было перекошено от страданий, но он всё равно пытался слезть с острых стержней. Меня передернуло.       — Ну вот, в принципе, тебе и наглядное пособие. Заснешь, — одно неверное движение, — и ты там, — дед вздохнул, кивая на горящую бездну, а потом достал откуда-то потрепанное одеяло и протянул мне. — На.       — А зачем одеялко-то? — спросил я.       — Скоро всё узнаешь, — подмигнул старик.       Затем он достал неизвестно откуда багор и притянул один из островов поближе.       — Милости прошу, — указал он.       Я кинул туда одеяло, затем запрыгнул сам. Дед толкнул моё новое пристанище, и я поплыл в пустоте над бездной. Надо сказать, что островок состоял из мрамора, холодного, идеально отполированного: любое неосторожное движение — и ты улетел вниз. Поначалу мне казалось, что бездна пылает огнем, но ошибся: оттуда тянуло могильным колючим холодом.       Пока я изучал окружающее, увидел, что еще один бедняга сорвался вниз и повис на ужасающих кольях, они практически располосовали его на лоскутки. Но, видимо, этот несчастный был довольно опытным: он каким-то неимоверным способом снялся с шипов, хотя лицо его и выражало сильные страдания, но как по инерции он начал карабкаться наверх, прихватив чье-то упавшее вниз одеяло.       Я поёжился. Еще один крик разорвал тишину, и еще один бедняга оказался на дне. Мне стало страшно даже пошевелиться, сидя на своем островке.       Холод постепенно начал перебираться ко мне из бездны. Я накинул на себя одеяло, чтобы хоть как-то согреться. У меня получилось, но тут же почувствовал, что начинаю дремать.       «Вот засада! — подумалось мне. — Эдак можно заснуть и свалиться на эти колья».       Перспектива была не радужной. Сконцентрировавшись, я сидел и наблюдал за тем, что происходит вокруг. Каждая секунда казалась вечностью, так медленно тянулось тут время. Периодически кто-то падал вниз, пытался выбраться, но пока я не заметил ни одного, чьи попытки увенчались бы успехом. Присмотревшись, обнаружил, что это не огонь внизу, а так копошатся те, кто угодил туда по собственной лени. Вот ведь действительно адское наказание: вечно бодрствуй или терпи муки.       Постепенно я начал деревенеть от холода, одеяло помогало, но как только более-менее согревался, тут же начинал дремать. Пришлось скинуть плед вниз, чтобы не было соблазна.       Сколько я сидел и наблюдал за всем ужасом, творящимся вокруг, — неизвестно. В один момент почувствовал, что превращаюсь в статую, меня начало трясти от холода, зубы застучали друг о друга, выбивая какую-то причудливую мелодию, даже ресницы покрылись инеем. Я трясся, но старался как можно меньше шевелиться, чтобы не соскользнуть. Время растянулось, как резина, эта пытка казалась вечностью.       И вот я, вроде, задремал. Лечу вниз и вдруг оказываюсь у Димона на даче.

***

      — Дима-а-а, — слышу голос Аньки, жены Димона. — Печь совсем уже прогорела, нужно бы дровишек наколоть, а то в холоде будем сидеть.       — Да, Анечка, сейчас, — слышу из сеней хриплый голос моего друга.       Надо сказать, что дача Димона — это тот ещё аттракцион, хотя, скорее, музейный экспонат. Тут сохранилась старинная печь (занимающая полхаты), на которой можно спать вчетвером, запросто. Само сооружение сделано из чистой глины, без единого кирпича. Тут, наверное, была и крыша соломенная, хотя кто его знает, но прошлым летом я помогал Димону накрыть туда стандартный шифер. План домишки тоже проще некуда: сени, крохотный коридорчик, большая комната с огромной печью и дальше маленькая комната.       Хоть и раритетная дачка у моего друга, зато природа там обалденная в любое время года. Вот мы на выходные за неделю до нового года и решили с Димоном туда слинять, типа на рыбалку, а на самом деле, чтобы набухаться и поговорить, обсудить, чего на праздники делать будем.       Мороз стоял конкретный. Но было тихо, безветренно.       Приехали, затопили печь (благо, был запас наколотых дров), постелили себе там лежбище, решили: по стопочке — и спать, а тут Аньку шайтан принёс. Испугалась, видать, что мы с Димычем не на рыбалку двинули, а по блядям. Пасёт, типа, его. Вот поэтому я и не женился: мне свобода дороже.       Ну и пришлось мне моё место на тёплой печке уступать и тулить в дальнюю комнатку. Но растопили мы очаг хорошо. Хата быстро прогрелась, и везде стало тепло. А ещё я устроился под тремя одеялами, на всякий пожарный. И всё равно досада глодала меня полночи: значит, Анька с Димоном в тепле, да ещё, судя по звукам, методом естественного трения греются, а я тут должен колотуна ловить.       «Эх! — думаю, — зазывала меня Верка-соседка вечерком к ней зайти, надо было соглашаться. Сейчас бы и в тепле спал, и методом естественного трения грелся бы».       С этой мыслью и заснул. А под утро печь остыла, и в хате дубарь образовался. Ну в том помещении, где сама печь, там хоть как-то тепло, а у меня — околеть можно, хоть и под тремя одеялами. Как ни пытался скрутиться — мёрзну. Но что делать?       — Эй, Кир, вставай, — в комнату ко мне заходит Димон. — Пошли дров наколем, печь растопим, раз уж рыбалка сорвалась.       — Ты хозяин, ты и руби, а я пока ещё поваляюсь. Ты мне, главное, одеялко очередное подкинь.       — Харе жопу отлёживать, Кир. Давай бегом.       — Неа… — накрываю голову одеялом и скручиваюсь под ними калачиком.       — Ну как знаешь, — раздражённо отвечает Димон и уходит.       Я остаюсь в гордом одиночестве. Больше никто не тревожит. Пытаюсь задремать, но фиг там: холод берёт меня в плен, заключает в своих холодные объятия. Какое там заснуть, когда зуб на зуб не попадает.       «Эх, Димон!»       Вылажу из своей берлоги, выхожу в сени, прямо на термобельё (нифига оно не термо, учитывая, как я задуб), в котором и спал, натягиваю тулуп, на ноги — валенки, и выхожу во двор.       Яркое солнце безжалостно бьёт в глаза, усугубляет эту вспышку ослепительно белый снег вокруг. Неподалёку слышно, как Димон колет дрова. Через мгновенье, когда глаза немного отошли от шока, друга становится видно. Но одного лишь взгляда хватило, чтобы поёжиться. Димка в одних трениках, с оголёным торсом лихо управляется с дровами, раскалывая их огромным топором.       «Фигасе, — думаю. — Я тут в тулупе, термобельё и брррр… А он…»       — О, Кир, совесть проснулась? — улыбается друг, вытирая пот со лба.       «Что?! Пот?»       — Бери второй топор и помогай, — говорит Димон.       Что мне ещё остаётся? Беру лежащий рядом топор и становлюсь у другой колоды, беру полено, размахиваюсь, хлоп — и две половинки валяются рядом. Потом я переполовиниваю половинки: вот отличные дровишки. После четырёх полешков понимаю, что в тулупе очень неудобно: ограничиваются движения, да и жарковато как-то. Скидываю его, оставшись только в футболке с длинным рукавом. А дальше пошло-поехало. Стало жарко, даже очень.       — Димон, харе уже. Хорош, пошли печь топить, — подхожу к другу и легко пинаю его.       — Ах вот, значит, как, — друг бросает топор и захватывает мою руку, пытаясь вывести в залом.       Я, пока он не успел сделать фиксацию, выскальзываю из залома и перехожу в атаку, ударив Димыча под коленки. Бедняга тут же ничком грохнулся в снег, а я, быстро скатав небольшой ком, швыряю прямо ему в спину.       — Ах так, — Димон подрывается, скатывает снежок, — слышал, что умывания снегом полезны, — и кидает его мне прямо в лицо.       «Ух! Действительно бодрит!» — обтираю я фейс, чтобы тут же скатать новый ком и отомстить другу.       Между нами начинается настоящая война в снежки. Со времён школы я так не дурачился.       — Дима! Кир! Что вы делаете? — слышится голос Ани. — Вам что, по пять лет?! Хата не топлена! Я тут бегаю, пытаюсь завтрак вам сварганить, а вы дурью маетесь.       Димон пожимает плечами, собирает дрова и топает вслед за своей женой. Я же остаюсь во дворе. После активных физических упражнений разыгрался аппетит и стало жарко.       «А ну сейчас испробую теорию Иванова на практике», — думаю про себя и скидываю футболку. Затем хорошенько так натираюсь снегом. Ух! Красотища! Кровь бежит по сосудам с удвоенной скоростью, заряд бодрости просто зашкаливает, эндорфины вырываются и с током крови взрывают головной мозг.       — Я сча-а-а-астлив!!! — ору, наверное, на всю деревню.       Из дома показывается Димон, его лицо слегка обеспокоено, слегка озадачено:       — Кир, у тебя температуры нет, случайно? Давай в дом, завтрак уже на столе.       Подмигиваю другу и, накинув на плечи футболку и тулуп, беру немного дров и заношу их в дом, топая вслед за Димычычем.       В печи трещит огонь, в доме становится теплее. Мы с Димоном и его женой сидим за столиком, что находится недалеко от источника тепла. Пока мы с Димкой кололи дрова, Аня успела сходить к соседям и принести от них парного молока, нажарить оладьев и достать из погреба малиновое варенье. Всё это пахнет безумно аппетитно. А вкус какой! Ни в одном ресторане не приготовят таких блюд.       Мы с Димоном начинаем уплетать всё за обе щёки, запивая божественно пахнущим молоком.

***

      Видение исчезло. Я сидел всё на том же холодном куске мрамора, практически сполз с него. Ещё чуть-чуть… и грохнулся бы прямо в ледяное пламя на острые колья. Зубы продолжали выстукивать барабанную дробь.       Аккуратно переместившись с края ближе к центру островка, я начал растирать себе плечи, чтобы хоть как-то согреться. И тут меня осенило. Видение было не случайным. Только лень мешает мне согреться! Нужно двигаться, а не сидеть на месте! Но как? Как, если этот островок очень шаткий?       И тут мне пришлось вспомнить моё юношеское увлечение паркуром. В те времена я и по более скользким крышам гасал. Конечно, достичь мастерских успехов мне не удалось, потому что переключился на другое увлечение, но тут и не нужно было сверхсложных фигур. Достаточно сохранения равновесия и банальной разминки. Пятьдесят приседаний, пятьдесят отжиманий — согреюсь и не скачусь вниз. Сказано — сделано.       Начинаю с приседаний. Становиться намного легче. Иней растворился на лице, а ему на смену появились соленые капельки пота. На соседних островках с любопытством начали смотреть на меня. Я подмигивал им и кивал: «Мол, давайте, присоединяйтесь!» Но народ предпочитал мёрзнуть, нежели оторвать своё седалище от холодного мрамора и как-то себе помочь.       Когда я приступил к отжиманиям, то заметил, что островок будто расширился. А когда завершил, то окончательно в этом убедился. Плита стала раза в четыре больше.       «Вот оно что!» — подумалось мне. И я начал активно продолжать делать упражнения. Чем больше работал, тем теплее мне становилось, а от островка стала расти дорога, которая, прикоснувшись к стене, застыла.       Я пригляделся и увидел там дверь. Вот спасение! Тут же соседи по островкам зашевелились, пытаясь придвинуться к моему, но ничего у них не выходило. А тех, кому посчастливилось вплотную причалить, отбрасывало. Многие из них полетели вниз. Пространство заполнилось диким воем. Глядя на это, я быстренько преодолел расстояние, отделяющее меня от двери, и дёрнул за ручку. Створка легко поддалась, и в проёме мне открылся вид на двор замка Лиикир. Ступив на порог, я оказался там, а за спиной хлопнула дверь Храма Лени.       — Ну как? — я услышал голос Лиикир.       — Ни-и-икак-к-к-к, — ответил я, поёжившись от ощущений, которые остались в памяти после посещения этой бездны.       — Да, весьма холодное место, — кивнула демоница.