По ту сторону

      — Ну что, не передумал ещё? — задала свой дежурный вопрос Лиикир.       Я, продолжая дрожать (всё же леденящая стихия храма не желала окончательно отпускать меня), покачал головой.       — Вот упрямый ты какой.       Она пожала плечами: "Тогда тебя ждет следующая бездна в очередном храме".       Ничего другого я и не ожидал услышать. Ощущения немного возвращались, холод отступил, эфемерное тело вновь приобрело чувствительность. Пару раз разжав и зажав кулак, проверяя таким способом двигательные возможности и реакцию, сказал демонице:       — Веди, я готов посетить обитель следующего порока.       — Пошли, — зеленые глаза заблестели, и Лиикир повела меня к следующей цитадели.       "И как она в этих Храмах не путается? — подумалось мне. — Хотя, наверное, разберется в них и без этих значков на дверях, ведь тут её дом".       Следующий храм имел на входе эмблему в виде золотых монет.       — Прошу в бездну Жадности, — уже успевшим стать привычным жестом демоница открыла дверь.       Я ступил во мрак и в очередной раз провалился в черную прохладную пустоту. Казалось, в этот раз полет продлился немного дольше, да и посадка была отнюдь не мягкой. Больно стукнувшись локтем и, кажется, заработав пару глубоких порезов, напоровшись коленом правой ноги на что-то острое, я оказался на грязном песке. Оглядевшись, обнаружил, что вокруг какой-то пустырь. Тут не ощущалось присутствия светил, но было состояние раннего рассвета, когда еще и не совсем светло, но уже можно различать контуры и некоторые детали предметов. Меня окружало поле белого песка, на котором валялся мусор, запашок тут стоял тот ещё. Там, где пустырь заканчивался, виднелись голые деревья, которые тянули ввысь свои кроны, казавшиеся ужасными лапами чудовищ. Верх, который в этом месте был небом, темнел в никуда и давил ощущением бездны.       — А вот и клиент, — послышался рядом хриплый, словно скрип давно не смазанных тележных колес, голос.       Я вздрогнул и оглянулся. Передо мной стоял человек, точнее, подобие человека, которое страшно описать. Квазимодо и то красавец по сравнению с этим кривым, косым и горбатым чудищем. Один его глаз находился на лбу, другой где-то возле носа, больше похожего на чернобыльскую картофелину, а перекошенный рот недосчитывал большей половины зубов, скорченное, уродливое тело было скрыто под складками черного рубища, что спасало от созерцания возможной остальной мерзости этого существа. Меня передернуло, чувство отвращения было очень сильным, я попытался отползти. Пришелец заметил это и расхохотался:       — Не бойся, я ничего дурного тебе не сделаю.       "Ага. Щас", — подумалось мне.       Урод, словно прочитав мои мысли, осклабился и продолжил:       — Я — Страж этой бездны. Поэтому моя задача — объяснить тебе вкратце, что тут да как, и отпустить дальше.       — Я слушаю, — немного успокоившись, ответил ему и сделал попытку подняться, которая завершилась успехом.       — Ты находишься сейчас в бездне Жадности. Особых запретов тут нет, если они вообще есть, — он засмеялся, и смех его больше походил на карканье вороны. — Вот. Это тебе на всё про всё, — страж протянул мне ветхую шляпу, наполненную сверкающими золотыми монетами.       А когда я застыл, словно в ступоре, он сунул её мне в руки:       — Здесь — вход, дружок, выход — там, — его костлявый палец на минуту показался из-под широкого рукава рубища и указал на жуткие деревья.       — С-с-спасибо! — протянул я, поворачиваясь в указанном направлении.       Мне хотелось побыстрее убраться от этого неприятного стража, и я, что есть мочи, закостылял к деревьям. Идти было трудно: каждый шаг правой ноги отдавался тупой болью в голове. Но оставаться тоже не хотелось. Острое желание побыстрее найти выход захватило сознание, глуша боль и прочие неприятные ощущения. Шляпа с деньгами тоже мешала процессу передвижения, так как была довольно тяжелой, но бросить её мне не позволяла... жадность. Правда, в тот момент я этого не понял.       "Жадность, — думалось мне, — не самый страшный мой порок. Хотя в сознании всплывали образы из бездны Чревоугодия, от которых приходилось невольно вздрагивать".       Предаваясь этим горестным мыслям, сам не заметил, как дошел до деревьев. А за ними открывался чудесный вид: оказывается пустырь находился на невысокой горе, а под горой раскинулась небольшая деревушка. Правда, больше похожая на средневековую: глинобитные хибарки, чьи крыши покрывала солома. Ни грамма асфальта, а вместо него — истерзанные, по всей видимости, колесами телег неширокие дороги. Скот бродил прямо возле плетней, а его копытами путались куры, гуси и прочая домашняя птица.       — Отлично, — сказал я сам себе. — Можно будет расспросить, что тут да как.       — Эй, — услышал рядом густой низкий бас, который прозвучал весьма недружелюбно. — Привет, братишка.       Передо мной возник детина метра два в длину и столько же в ширину. Такой себе шкаф. Я, конечно, тоже низким не был, но в его рубаху поместилось бы трое таких, как я, точно. На нем были одеты добротные кожаные штаны, полотняная рубаха и высокие ботинки, из голенища одного из них демонстративно торчала рукоять кинжала.       — Золотишко давай, — расплылся незнакомец в щербатой улыбке.       И тут за его спиной выросло еще человек пять или семь. Эти были поменьше, но не менее омерзительны. Одежды их тоже на порядок скромнее, да и потрепанные вдобавок. Мысленно просчитывая ситуацию, я огорчался все больше и больше. Золотишко отдавать не хотелось, но и выстоять против целой наглой орды фиг было возможно, учитывая, что локоть и нога так и ныли до сих пор. А перечить банде значило то, что накостыляют они мне по самое не балуйся. Но ведь и гарантии того, что не накостыляют, если я отдам им деньги, не было. Бежать — единственный выход, но с моей ногой я смогу побить рекорды разве что на черепашьих бегах.       "Чёрт с вами, — подумал я, определяя всё же лучшее из возможных зол. — Легко пришло — легко ушло".       — Да бери, — стараясь сохранять ледяное спокойствие, протянул я шляпу детине.       Тот, похоже, не ожидал такой реакции от меня и недоверчиво протянул руки. Я ничуть не удерживал шляпу, когда он забирал её. Обескураженные разбойники стояли с отвисшими челюстями позади своего предводителя. Забрав деньги, негодяи вроде уже планировали убраться восвояси, а я приготовился с облегчением вздохнуть, но не тут-то было.       — Ну, раз ты такой добрый, — детина отдал шляпу с золотом дружкам и развернулся ко мне. — Раздевайся.       На этот раз у меня челюсть отпала до пола. "Это ещё зачем?!" — возмущенно подумал я.       — Давай, давай, — поторапливал разбойник, неприятно улыбаясь.       — Что вам ещё от меня нужно? — отшатнулся я.       — Одёжка твоя, — начал один из негодяев. — Вроде добротная и новая.       "Вот в чём дело, — выдохнул я, ругая себя за недогадливость. — Ну одежду отдам, чего мне в ней. Надеюсь, хоть трусы-то мне оставят".       Медленно я стянул с себя джинсы, футболку, носки и кеды, оставшись в нижнем белье. Один из разбойников подскочил и быстро схватил вещи. Затем вся компания развернулась и, бросая в мой адрес скабрезные шуточки, быстро удалилась. Я же вздохнул с облегчением. Но оно длилось недолго. Через несколько минут обнаружилась странная аномалия: несмотря на летний пейзаж, я, раздетый почти донага, стал ощущать жуткий холод, будто на улице было градусов сорок мороза. Но удивляться не приходилось — всё же это была одна из семи бездн Преисподней. Попытка одеться так, как это было во дворе замка Лиикир, не увенчалась успехом. Хотя я это подозревал: в Храмах действовали свои персональные законы.       Желая хоть как-то согреться, я начал двигаться в сторону деревушки, лелея глупую надежду, что там найду хотя бы ночлег. Зубы начали постукивать, на ресницах, откуда ни возьмись, появился иней, мышцы предательски дрожали, пытаясь сохранить теплобаланс.       Деревушка встретила меня гробовым молчанием. Ни одного человека я не увидел. Вокруг, казалось, бродила бесхозная живность и только. Я постучал в первую попавшуюся дверь. Она была ветхой, давно не крашеной и перекошенной, как, впрочем, и сама хатка. Мне никто не открыл. Я пожал дрожащими плечами и поплелся дальше. Следующая перекошенная хибара выглядела более аккуратной, чем предыдущая, но тоже несла в себе следы запущения. На стук мне ответили из-за двери:       — Кто ты такой. И чего тебе надо?       — Я п-пут-ник. Мм-м-можно войти и хоть немного погреться?       — А деньги у тебя есть, путник? — алчно спросил хозяин.       — Н-н-нет-т-т, мен-ня огр-р-раб-б-били, — сказал я, выстукивая зубами чечётку. — Пус-с-стите, а я п-п-пос-с-стараюсь чем-т-то быт-т-ть полез-з-з-зным.       — Еще чего? А ну пошёл отсюда, попрошайка! — было ответом. — Ходят тут, понимаешь ли, всякие.       — П-п-п-пож-жалуйста, — попросил я. — Я з-зам-м-мерзаю.       — А это мои проблемы? — безапеляционно отчеканил голос.       Стало ясно, что в этом месте я не найду понимания и ночлега. Но приюта не нашлось ни в одном из домов. Все жители деревни оказались мелочными и скупыми. В одном из дворов меня даже облили помоями, а один весьма недоброжелательный хозяин толкнул рогачом. Ничего другого не оставалось, как плестись дальше, вон из деревни.       У меня зуб на зуб уже давно не попадал; тело, покрылось инеем; я дрожал, но шёл вперед. На самом краю деревни мне посчастливилось найти довольно большой кусок рогожи, в который завернулся с огромным удовольствием. Холод чуть-чуть отступил, зубы уже не так выстукивали морзянку.       Я прошел ворота деревни и устремился дальше по дороге. Вскоре показался редкий лес с такими же мертвыми деревьями, которые я видел на пустыре. В надежде, что есть окольная дорога, пытался его обойти, так как идти сквозь неприятную чащу желания не было никакого. Внезапно под одним из деревьев я заметил ребёнка. Скорее, подростка лет двенадцати. Он сидел почти голый и стучал зубами похлеще меня. Его тело имело синий оттенок и было худым. Казалось, будто ребёнок сейчас умрет от голода: проступающие ребра, впавший живот, заостренные черты лица, ввалившиеся глаза. Мне стало жутко, даже мерещилось, словно это нежить восстала из могил. Хотя я же теперь сам, по сути, был нежитью.       — Что, холодно? — спросил я и не узнал свой скрипящий голос.       Пацан лишь головой кивнул, продолжая дрожать. И тут мне так жалко его стало.       "Вот пройду я сейчас мимо, он же так и останется тут лежать, и что будет с ним — неизвестно".       Сам не зная почему, подошел к бедняге и, скинув с себя рогожку, накинул на ребёнка. Тот поднял на меня светлые глаза, которые были полны удивления и благодарности.       — Как тебя зовут, и как ты сюда попал? — задал я вопрос.       — Не знаю, — пожал плечами ребёнок. — Ничего не знаю. Я шел вон к той двери.       Посмотрев туда, куда указывал подросток, я действительно увидел дверь, — прямо посреди пустоты. Она находилась как раз за жуткими деревьями.       — А почему ты один, где твои родители?       — Нету их. Вот я и один.       Ребёнок оказался неразговорчивым, но его можно было понять: всё же тут было не очень весёлое место. Но меня заинтересовала дверь, которую мне показал малец.       — А как ты узнал об этой двери? — задал я вопрос, отворачиваясь, чтобы рассмотреть этот предмет получше.       Ребёнок не ответил. Обернувшись назад, я никого не увидел. Возле дерева было пусто.       — Вот чертовщина, — сплюнул я.       Рогожа пропала, а холод вновь начал пробираться по сосудам до самых костей. Мне ничего не оставалось, как последовать к этой загадочной двери. К моему удивлению, в лесу оказалось намного теплее, чем в деревне и на дороге. Тут была своя атмосфера. Чем ближе я подходил к двери, тем теплее становилось. А когда приблизился к ней вплотную, то увидел флуоресцирующее свечение, исходящее от неё.       Было боязно и любопытно, что же там, за ней. Возможно, там была сокровищница, а возможно, — выход. Сейчас я бы предпочел выход, чтобы поскорее покинуть этот храм. На удивление, моё желание было исполнено: лишь только я открыл дверь, как тут же оказался во дворе замка Лиикир.       Демоница щурилась, глядя на меня, уперев руки в бока:       — Быстро ты, однако. Действительно, этот порок — точно не твоё. Но... — в двух изумрудах заплясали огоньки, — следующий храм тебе точно понравится. Так пойдем же скорее!