По ту сторону

      — Ишь, какой нежный попался! Это всего лишь распятие, нечего так орать, будто ты баба-роженица, — не унимался палач.       Он закончил, намертво пригвоздив свою жертву к кресту, и отошёл, посмотрел на меня, жалкого, истерзанного, склонил голову на правое плечо и улыбнулся. Затем Шайтан дал команду своим клонам, — они тут же подскочили и начали поднимать крест, после жёстко зафиксировали его в песке, что казалось невозможным.       — Может, тебе ещё и ноги сломать? — спросил мучитель, ухмыльнувшись. — А то больно шустрый ты, утопаешь ещё. С тебя станется.       В руке его тут же оказался молот: один удар, другой — берцовые кости хрустят, а голени превращаются в кровавое месиво. Если бы это было на Земле, то палач оказал бы мне услугу этим действием: я бы долго не мучился, а умер бы намного раньше, чем положено. Но, как тому, кто уже умер, мне придется висеть на кресте (быть может, вечность) со сломанными ногами, что добавит ещё страданий. Всё внутри сжалось, отчего суставы захрустели, и, кажется, где-то что-то в них треснуло, тело рефлекторно дёрнулось, пробитые руки и ноги скользнули по шероховатостям гвоздей. Боль... нестерпимая, ужасная раскаленным свинцом полилась в сознание, я заскулил, из глаз непроизвольно брызнули слёзы, отчего мой палач заливисто расхохотался. Но мне уже всё равно: мышцы дрожат, тело колотит озноб, все чувства превратились в страдание.       Я думал, что сейчас двойники начнут бегать вокруг, смеяться, плевать в меня и кидаться мусором, злорадствуя, но всё исчезло, остались только развороченные остатки тел клонов и я, висящий на кресте.       Из пробитых конечностей сначала сильно текла кровь, а потом всё слабее и слабее, уже больше сочась; редкие капли, которые отделялись от багровых ручейков, испарялись, ещё не успев коснуться разгоряченного песка, но всё равно под крестом собралась небольшая лужица. Тело уже не дрожало от адской боли, мышцы затекли и, казалось, стали деревянными. Солнце палило нещадно: с меня ручьями стекал пот, перемешиваясь с кровью, ужасно хотелось пить. Дышать становилось всё тяжелее, я начал хрипеть.       Также страшной карой были мухи, которые невесть откуда появились в этом месте, они облепили развороченные трупы, а потом летели ко мне, чувствуя кровь. Отогнать насекомых было невозможно: каждое движение означало дикую боль; опереться, чтобы совершить движение тоже было практически не на что: пробитые и сломанные ноги — плохая опора, а развороченные руки — ещё хуже. Даже элементарный вздох превращался в ужасную пытку, ведь для этого надо было совершить движение всем корпусом, что было невозможно в моей позе без помощи рук. Если бы мне не сломали ноги, было бы проще, но палач знал, что делает.       Сколько я так висел под нещадным солнцем, неизвестно. Каждый вздох становился терзанием, но и не дышать было нельзя. Случись со мной подобное на Земле, давно и силы, и сознание покинули бы меня. Но теперь стало предельно ясно, что же собой являют "прелести" Ада.       Внезапно пространство будто разделилось, точнее, словно отдёрнули гигантскую штору, а за нею оказались тысячи таких же несчастных, как и я. Они все висели на крестах, их лица были искажены болью и страданием. И у каждого над головой на вершине вертикальной балки сидело пылающее нечто.       «Неужели и надо мной тоже?» — промелькнул в голове вопрос. Вид тысяч страждущих и обречённых на вечные муки поселил в моей душе вселенскую тоску. Ощущение безнадёжности медленно ползло по периферии души, целясь в самый её центр. Когда отчаянье почти завладело всем естеством, неожиданно передо мной появился белый слепящий свет, он был ярче жестокого солнца, а потом немного померк, и я увидел светлую фигуру...       Димон!..       Страшный пейзаж исчез, и среди белых песков остались только мы вдвоём.       — Димон? — прошептал я одними губами.       Друг смотрел на меня с ужасом и сочувствием, а затем произнес, и голос его звучал, словно журчал ручей:       — Боже, Кир, что ты с собой сделал? Мне больно видеть тебя таким!       — Это не я... — опять же, едва разлепляя пересохшие почерневшие губы, прошептал я.       Димыч был печален:       — Нет, Кир, именно ты. Ты сам себя распял своим гневом, своей неудержимой яростью...       — Но... как? — собравшись из последних сил еле выдавил я. — И… ты тут?..       — Молчи, не трать сил. У нас мало времени. Я согласился пройти ещё раз Храм моего греха-константы в обмен на десять минут общения с тобой.       "Господи! Димыч, зачем?! Там же... Там же..." — подумал я.       Но на душе потеплело. Присутствие друга было как глоток животворящей воды.       Но, похоже, Димон читал мысли, потому что сказал следующее:       — Ты жизнью пожертвовал ради меня. Очень горько, что твоя жертва была напрасной. Я не ожидал от тебя подобного поступка, ты пошёл на такой риск... Так что пройти проклятый храм ещё раз — это фигня. Знай, ты всегда мне был как младший брат, поэтому я всей своей душой хочу, чтобы ты не попал в Ад. Подумай, Кир, загляни внутрь себя, ты же не такой, ты не заслуживаешь этих страданий... Освободи себя. Никто другой не сможет этого сделать...       Димон исчез так же внезапно, как и появился. А я остался висеть дальше на проклятом кресте. Но слова друга заставили меня задуматься.       "А ведь действительно, я никому не хотел смерти, желая всего-навсего банальной справедливости: чтобы бандиты понесли заслуженное наказание, а друг остался в живых. Я даже стрелял спонтанно, в целях самозащиты, а не преследуя чёткое намерение кого-то пристрелить, тем более кого-то конкретного".       — Боже, за что?!! — скорее прокаркал я, изловчившись из последних сил, превозмогая боль и запрокидывая голову, поднимая взгляд в небеса. Но сил больше ни на что не хватило. Лёгкие жгло огнём.       И тогда я просто продолжал думать: «Господи, почему я вишу на кресте, страдая, а не Шайтан!!! Это он должен испытывать муки за свои грехи!!!»       В ответ — тишина. Конечно, так не каются. На моих руках кровь, а я кидаю вызов небесам. Гнев не искупить гневом, тут поможет только покаяние. И оно пришло ко мне. Не сразу. Какое-то время я сомневался в справедливости мироздания, но чётко думать мешала боль. Чем больше возмущения было во мне, тем больше мук я испытывал. А потом словно светом осветило мою окровавленную душу. Будто открылись новые чистые, ничем не запятнанные, горизонты. Внезапно пришло понимание того, как ценна человеческая жизнь, кому бы она ни принадлежала, пусть даже такой твари, как Шайтан. Жизнь — это подарок Господа, и никто не вправе забирать его. Я почувствовал себя грязным, омерзительным ничтожеством, поняв всю серьёзность и отвратительность моего поступка, пусть и совершённого непреднамеренно.       — Господи, прости меня, — прошептал я. — Ибо я не желал смерти никому. Так уж получилось... Грешен я, очень грешен...       Внезапно пришло ощущение, что боль немного утихла, воздух будто стал прохладнее. Пришло облегчение.       — Боже, и прошу за Шайтана, — неожиданно даже для самого себя попросил я. — Пусть и его дух найдёт умиротворение и покой. Пусть его душа познает свет и всеобъемлющую любовь.       Мои губы ещё шептали последнее слово, а крест уже исчез, будто и не было его, а я упал на песок. Тотчас же из меня с диким воем и криком вылетел пламенный двойник, он шипел, словно залитый водой огонь, ругался, но через несколько мгновений исчез. Я глянул на свои руки и ноги. Они были целы, словно и не калечили их ужасными пытками, только на ладонях остались маленькие ранки, которые продолжали кровоточить. Грех убийства не так просто искупить.       Несмотря на облегчение, меня всего колотило, как в лихорадке. Я понимал, что загубил свою душу, запятнал её убийством; эта кровь, кровь Шайтана, будет теперь всегда на мне.       «Я теперь вечно буду мучиться в Аду! — с ужасом думал я. — Мне нет спасения…»       Горестные мысли завладели сознанием. Я уселся на песок и закрыл лицо руками. Слёзы потекли из глаз. А воображение рисовало ужасные картины: вот Лиикир, вооружённая огромным молотом, вбивает в меня гвозди, приколачивая к огромному чёрному кресту, вот Шайтан ломает мне ноги…       Стало так горько. И винить было некого: во всём был виноват только я сам.       Внезапно ощутил на своём плече прикосновение чьей-то руки. Резко обернувшись, я увидел улыбающуюся Лиикир. Она стояла возле двери, что находилась прямо посреди пустоты.       —Тебе повезло,— сказала она. — Быстро выпутался. Смышленый ты, однако.       Меня ещё потрясывало от пережитого.       — Ты хочешь сказать, что я легко отделался? — прошептал одними губами.       Демоница утвердительно кивнула.