Нейтральная зона

Регина обнаружила себя на полу, когда открыла глаза. Все еще немного кружилась голова, тянуло внизу спины, и сильно щипало ладони. Свет был слишком ярким, Регина зажмурилась на мгновение, сквозь мрачную дымку вспоминая, что произошло. Магия. Она вернулась к ней! Пусть ненадолго, пусть снова ушла, но ведь было же! Регина, преодолев слабость, села, дрожащей рукой хватаясь за бортик ванны. Ладонь пронзила очередная вспышка боли, Регина едва сдержала вскрик. Она позволила бы себе кричать, не взирая на Эмму, но будить Генри… Никогда. Ему не надо знать, что с ней творится. Чуть ослепшими от боли глазами Регина разглядывала кровоточащие ладони, пересчитывая порезы и печалясь черноте у основания пальцев. Все на месте, будто и не свела она боль и раны на какое-то мгновение. Может, привиделось? Может, слишком сильно хотелось? Регина тряхнула головой, выкидывая из нее последние осколки обморока, жалящие виски. Встала, пытаясь не опираться на зудящие руки. Бросила мельком взгляд в зеркало. И замерла вместе с собственным сердцем, отчетливо слыша, как тихонько гудит лампочка под потолком. Зеленая тварь была в отражении. Узкое платье в пол, остроконечная шляпа, зубы, белым пятном выделяющиеся на лице, измазанном в болотной жиже. Губы, кривящиеся в такой знакомой ухмылке. Регина всегда считала, что Малефисент была экстравагантной сучкой, но, кажется, ее с успехом переплюнули. Тварь молчала, придя из страны кошмаров, дорога в которую была вымощена желтым кирпичом. Покачивалась за плечом застывшей Регины, прозрачная, как и положено призракам, не нашедшим себе места ни в одном из миров. Регине не было страшно. Она прекрасно знала, что вход в этот мир для третьего закрыт, пока не уйдет кто-то из тех, кто проскользнул в первой двойке. Но от Крюка теперь не избавиться: Регина думала, что тварь не отследит ее путь, не втянет ноздрями легкий флер, оставшийся от перемещения. Отследила. И сочла нужным сообщить. Они смотрели друг другу в глаза, и все же Регина понимала: связь односторонняя. Тварь не видит ее, но чует, как чует лису гончая, взявшая след. Заныла правая ладонь, Регина вздрогнула и моргнула, отражение расплылось, истаивая, как поджаренный солнцем утренний туман. Какие-то мгновения очертания лица еще колебались, словно не желали исчезать, но вот пропали и они. В зеркале вновь была только Регина со своим бледным лицом, на котором двумя провалами выделялись почти черные глаза. Регина чуть склонилась вперед и зашипела, словно произнося забытые слова на языке тех огромных змей, что еще водились в Зачарованном Лесу. Хотелось разбить зеркало. Ударить крепко сжатым кулаком, добавить к старым порезам новые. Рано или поздно тварь отыщет дорогу. Зеленые следы ее останутся в междумирье, глубоко вдавленные, заполненные тухлой болотной водой. А потом она продерет своими когтями тонкую ткань мироздания и влезет сюда, распространяя миазмы, от которых впору будет задохнуться. Регина закусила губу, недостаточно сильно, чтобы пустить еще немного крови. Она варится здесь в собственном соку, монотонно кивая в ответ на дикие воспоминания Эммы, а где-то там, за семью дверьми и десятью замками, точит зубы очередной враг. Никто не думал, что ведьма будет страшнее Питера Пэна. Но она пришла из его кошмаров, а что может сниться вечному мальчику, который давно умер? Смывая кровь с ладоней, Регина не смотрела в зеркало. Взгляд ее был устремлен на большие ножницы, лежащие на краю раковины. То, что надо. Тяжелые темные пряди нехотя падали на пол, шелком задевая босые ноги. Регина, сцепив зубы, резала волосы и бросала их, возвращая к жизни то, что так хорошо помнила Эмма. Воскрешала в себе Сторибрук и запах яблок, от которых ее давно начало воротить. Нет времени. Времени нет. Она таилась, выжидая момента, но чего-то не хватает. Они с Эммой доходят до границы и поворачивают назад, идя вдоль, не рискуя пересечь. Эмма не помнит Крюка. Она почти не помнит и Регину, выдавая за правду ту выдумку, что, должно быть, родилась на стыке двух миров, когда желтый «жук» увозил прочь сердце Регины. Ножницы в руках Регины подрагивали, слезы стояли в глазах. Регина понимала, что должна что-то отдать. Тогда она отдала Генри и свое счастье. Что, что требует от нее магия теперь?! Незнание убивало. Плача почти в голос, Регина избавилась от последних длинных прядей и уставилась на себя в зеркало, смутно отмечая оставленные неровности. Пусть. Ладонь, в которой все еще были зажаты ножницы, напомнила о себе, и Регина принялась смывать кровь и волосы, налипшие к этой крови. Бинта уже почти не осталось, его едва хватило на то, чтобы обмотать ладони в пару слоев. Регина устала. Ее шатало, пока она заканчивала привычную процедуру. Ее шатало, когда она поглядывала в зеркало, надеясь не увидеть там больше разъедающую глаза зелень. Ее шатало, когда она оттягивала футболку и смотрела на свою грудь, по которой тоже размазалась кровь. Это было невозможно. Она отдавала все больше, но результата не было. С трудом заставив себя убрать обрезки волос, Регина присела на край ванны и опустила руки. Она что-то делает не так. Тактика сидения в засаде себя не оправдала и уже, наверное, не оправдает. Регина подняла голову, задумчиво глядя в черную точку на двери. Чтобы что-то получить, надо что-то отдать. Что еще требует от нее судьба? Что еще у нее осталось из того, чем можно поделиться? Она отдала Генри. Она рассталась со своим счастьем – не единожды. Она потеряла свою власть и свою магию. Она отдала Эмме… Будто током пробило насквозь, Регина выпрямилась, растерянно улыбаясь. Она отдала Эмме часть своего холода. Часть своего одиночества. Часть себя, потому что одиночеством была она вся, до кончиков тех волос, что безжизненно валялись теперь в мусорном ведре. Всю свою жизнь Регина сторонилась людей. Сторонилась помощи, сторонилась участия. Ненависть и черная злоба, затаившиеся внутри, были отличными спутниками, их Регине хватало с лихвой. Она не пускала никого в свое сердце, даже Генри, хотя больше всего на свете Регина хотела бы, чтобы он ее понял. Но кого он должен был понять? Свою маму? Или мстительную женщину, всю жизнь положившую на служение своему персональному дьяволу с кожей белой, как снег, с губами алыми, как кровь? Регина обхватила плечи руками, прикрывая глаза. Второе. Как бы ни хотелось ей выбрать другой вариант, но когда-то нужно стать честной с самой собой. Генри должен был понять Злую Королеву. Потому что Регина Миллс на нее была не похожа вовсе. Но даже в Сторибруке места для Регины не было: там по-прежнему хозяйничала ведьма с изжаренным углем вместо сердца. Регина засмеялась, тихо, чтобы самой себя не слышать. Такая ирония. Магия, замешанная на крови, вернется лишь тогда, когда Регина расстанется с теми своими желаниями, для которых эта магия и нужна. Небольшой поворот головы – и вновь зеркало показало уставшее лицо. Регина подняла руку, медленно проводя кончиками пальцев по щеке. Объятия Эммы дали ей немного волшебства. Время вновь обратило свой лик на Спасительницу – кто Регина такая, чтобы не следовать указаниям? Эмма все еще спала, когда Регина остановилась перед диваном, отстраненно разглядывая ее. Лицо, ставшее во сне почти детским, не вызывало больше того бурного вихря ярости, что распалял сердце Регины пару лет назад. Она помнила, какой гнев вызывал в ней голос Эммы, ее вид и ее манеры. Все было плохо в матери Генри, а особенно плохим было то, что она была родной мальчику Регины. Настоящей и кровной. Это ли не предательство? Регина присела на корточки и склонила голову к плечу, продолжая разглядывать Эмму. В ее мыслях больше не было паники. В них не осталось злости и презрения. Там не было ничего, к чему так сильно привыкла Регина, пока называла себя Злой Королевой. В этом мире они с Эммой были на равных, и только от их взаимодействия зависит, останется ли немного будущего для Зачарованного Леса. Кольнуло вдруг кончики пальцев, Регина неохотно посмотрела на них, и быстрая радость охватила сердце. Слабые, почти незаметные искры, подрагивали на ногтях. От одной только мысли о том, чтобы позволить Эмме растащить одиночество, заплатками усеявшее разодранную когда-то душу, Регина почувствовала слабость. Возможно, надо дать кому-то позаботиться о себе. Уже нетрудно было смириться теперь, когда Регине пришлось смиряться с гораздо большим. Что такое для нее немного тепла, которое надо впустить в сердце? Столь ли уж страшным явится возможность разрешить Эмме принять участие в судьбе женщины из Сторибрука? Так ли больно однажды попросить о том, в чем нуждаешься? Особенно тогда, когда ты уже пережил самый большой ужас, что только мог произойти. И не вычеркнуть, не забыть тот день, когда фиолетовый туман в бессильной злобе стукнулся о незримую границу, лишь самую малость не дотянувшись до ускользнувшего автомобиля. Эмма вздрогнула и моментально распахнула глаза, подскакивая, когда Регина осторожно потрясла ее за плечо и спокойно сказала: - Помоги мне. Пожалуйста.

***

Ночные улицы Нью-Йорка были почти пусты. Во всяком случае, те, по которым мчался с максимальной скоростью желтый «жук». За окном мелькали вывески, бросались в глаза яркие цвета, распустившие в темноте. Регина безучастно смотрела на стайки проституток, пустившихся в еженощное плавание, и на редких прохожих, в основном с черной кожей. Они оставили Генри одного. Эмма написала записку на тот случай, если он проснется, и оставила возле кровати, а Регина пересилила себя и поверила в то, что ничего плохого не случится. Почти поверила. Но руки все еще кровоточили, а футболка Эммы – очередная по счету – вновь требовала, чтобы ее сменили. Эмма, сидящая за рулем, бросила быстрый взгляд на Регину и снова вернула внимание дороге. - Это ненормально, - убежденно сказала она. – Порезы уже давно должны были затянуться. Регина нехотя оторвалась от созерцания улицы и покосилась на Эмму. - На что ты намекаешь? Она попросила о помощи, но от старых привычек избавиться сложно, а подозрительность была тем, что помогало Злой Королеве выжить среди безумия толпы. Эммы включила поворотник и крутанула руль направо. - Говорю открытым текстом, - она больше не смотрела на Регину. – Это ненормально. Регина пожала плечами и снова отвернулась, почти уткнувшись носом в стекло. Ей было не по себе. Раны болели, а где-то внутри скреблось о ребра маленькое и колючее сомнение. Правильным ли было просить Эмму отвезти ее в больницу? Что скажут врачи? Не запрут ли они странную пациентку в палате до выяснения всех подробностей? Регина украдкой стянула с правой руки перчатку, одолженную у Эммы, и проверила, мерцают ли еще искры на ногтях. Не мерцали. Ногти были вполне обычными и человеческими. Разочарование коснулось затылка прохладным ветерком. Регина поджала губы и снова надела перчатку. Эмма вновь принялась посматривать на нее, Регина чувствовала это, однако отказывалась как-либо комментировать. Впрочем, любопытство все же взяло верх. - Что? – недовольно спросила она, разворачиваясь. – Что-то не так? Эмма хмыкнула, качая головой. - Прошло столько времени… Почему ты только сейчас попросила меня помочь? Регина промолчала. В самом деле, почему? Вряд ли бы это как-то принизило ее в глазах Эммы, а современная медицина, конечно, не справится с магией, но замедлить ее действие вполне может. Регина ощутила себя дурой, а потому продолжила молчать и дальше. Однако Эмма молчать не собиралась. - И ты сама обрезала волосы, - она чуть сбросила скорость, когда впереди замерцали огни полицейской машины. – Зачем? Регина прикрыла на мгновение глаза. - Неудобно с длинными – ответила она, когда придумала, что сказать. Эмма цокнула языком. - Мы могли сходить в салон. Раздражение и неловкость одновременно принялись бороться внутри Регины после этих слов. Конечно, «мы». Конечно, «могли бы». Если бы не одно маленькое и очень весомое обстоятельство. - Все мои карточки и наличные сгорели в той аварии, - Регина чувствовала, что ложь лишь еще дальше отбрасывает ее от заветного волшебства, но у нее не было иного выбора. Она попросту не могла просить Эмму обеспечивать ее. Все ее надежды были связаны с тем, что не потребуется много времени для возвращения, однако надежды эти утонули в повседневной реальности. У Регины не было дома, не было вещей и не было денег. В этом мире ее попросту не существовало. И зависеть от Эммы еще и в денежном вопросе… Да, ходить в одежде Эммы и есть то, что она покупает, было для Регины вовсе не так критично. А может быть, она просто пока не задумывалась над тем, так ли уж сильно отличается одно от другого. - Документы! - одновременно с Региной вспомнила Эмма. – Черт, я идиотка, давно надо было их тебе восстановить! Вот с этим Регина согласилась. И сама не поняла, то ли с «идиоткой», то ли с тем, что надо было. Впрочем, что восстанавливать-то? Кто еще вспомнит ее в этом мире? Эмма, тем временем, была озабочена немного другим. - Будут проблемы в больнице, - покачала она головой и вдруг резко вывернула руль, пересекая «сплошную» и уходя на противоположную сторону улицы. Регина только и успела, что схватиться за ручку над дверью. - Что случилось? – встревоженно вскинулась она. Эмма поглядела в зеркальце заднего вида. - Без документов будут проблемы, - сказала она, уверенно разворачиваясь. – Я отвезу тебя в другую больницу, есть там у меня один приятель. Регине было все равно. Она только поняла, что от ее действий порезы на ладони вновь закровоточили, и это было больно. Сколько же крови в человеке? И сколько останется в ней, в конце концов? До нужной больницы они добрались минут через десять. Эмма вышла первой и, пока Регина возилась с ремнем, успела открыть ей дверь. Регина сначала приняла жест Эммы, как должное, и только потом спохватилась, что что-то не так. Впрочем, Эмма не придала своим действиям никакой важности, с отрешенным видом захлопнула за Региной дверцу и закрыла машину на замок, включив сигналку. - Идем, - она отвернулась, поспешив к освещенному входу, не проверив, идет ли Регина за ней. Регина шла, разумеется. Пока не пошатнулась, чувствуя, как в момент начала кружиться голова. - Эмма… Голос ее прозвучал слабо, но каким-то чудом Эмма услышала и успела вернуться до того, как Регина свалилась наземь. - Черт! – она подхватила Регину под руку. – Не надо было тебя слушать, давно бы уже съездили в больницу. Регина улыбнулась, думая, как именно Эмма силой выводила бы ее из дома, и медленно побрела вперед. Голова все еще кружилась, когда они вошли в здание, и Регина села, ожидая, пока Эмма найдет своего знакомого врача. Дальнейшее Регина помнила смутно. Врач появился спустя минут пятнадцать после того, как вернулась Эмма. Регину отвели в какой-то кабинет, попросили раздеться, и врач долго и внимательно осматривал ее, крутя во все стороны. К счастью, Эмме зайти не разрешили, и Регина не ощущала дискомфорта от собственной наготы. Наконец, врач смазал порезы какой-то остро пахнущей мазью, кое-где закрыл их большими пластырями, сказал, что больше сделать не может, и чтобы Регина обязательно пришла к нему снова, если все это дело продолжится. А теперь Регина сидела в «жуке» вновь и с тупым интересом рассматривала заклеенные ладони. Нигде ничего не болело, и она отнесла это на счет того успокоительного, что дал ей выпить доктор, когда увидел, какое белое у нее лицо. Почему вообще она решила, что в больнице помогут? И еще более непонятно было, с чего она взяла, что кому-то будут столь интересны ее порезы, что никто не отпустит ее домой. Эмма, казалось, чувствовала себя немного неудобно. Видимо, она тоже рассчитывала, что Регине окажут чуть больше помощи. Машина неспешно скользила вдоль разукрашенных витрин, Регина чувствовала, что потихоньку засыпает, когда голос Эммы вдруг нарушил тишину: - Ты бы не хотела прогуляться? Моментально проснувшись, Регина с удивлением посмотрела на Эмму. - Сейчас? – она покачала головой. – Генри один. - Всего три часа ночи, я не хочу спать, квартира заперта, а Генри уже достаточно лет, чтобы воспользоваться мобильником при случае, - Эмма слишком напряженно сжимала руль, Регина видела, как побелели костяшки пальцев. Предложение было странным. Впрочем, все, что происходило в последнее время, было странным. Регина не могла назвать адекватным даже свое поведение что уж говорить про Эмму, которая и в былые времена могла выдать совершенно нелепую идею. Регина вновь посмотрела в окно, на темноту, что когда-то была ей славным союзником. - Почему нет? – подумала она вслух и, повернув голову, успела увидеть быструю улыбку, скользнувшую по губам Эммы. Через пару кварталов они свернули на улицу, освещенную лишь одним фонарем. Эмма запарковала машину возле двухэтажного дома, в котором одиноко светилось окно, и снова открыла для Регины дверь. - Я не беспомощная, - беззлобно сказала ей Регина и заслужила только смущенную улыбку и пожатие плечами. Спорить не было смысла, как и оставаться сидеть в машине. Поджав губы, Регина поддернула воротник и вышла, тут же пряча руки в карманы. Хорошо, что Эмма одолжила ей свое пальто, без него тут было бы совсем зябко. Впрочем, и сама Эмма предпочитала сейчас ходить совсем не в короткой куртке. Регина не могла не отметить, что кое-что в стиле Эммы ей нравилось. Например, длинные теплые свитера и высокие сапоги на каблуках. Вот только то, что эти каблуки сразу возносили Эмму куда-то высоко и далеко от Регины, было не слишком приятно. - Где мы? – вряд ли бы Регине дало что-то название улицы, по которой они шли, но Эмма и не думала сыпать названиями. - Просто парк, в котором я люблю гулять, - она зачем-то взяла Регину под руку. Регина посмотрела на темнеющие вдали деревья. - Хорошая ли идея гулять в парке ночью? – усомнилась она, вновь думая о Генри. Ей хотелось вернуться к нему, но параллельная мысль о том, что магия ждет от нее не только кровавых жертв, не позволяла успокоиться. Эмма засмеялась. - Ты боишься, что мы можем кого-нибудь напугать? – она весело посмотрела на Регину. Потом лицо ее приняло серьезное выражение. - Если ты плохо себя чувствуешь… - Нет, нет, - поспешно отозвалась Регина. – Все в полном порядке. Все действительно было так. И что толку отрицать: чем больше времени Регина проводила с Эммой, тем более велик был шанс на скорейшее получение того, зачем Регина пришла в этот мир. Ворота парка чуть скрипнули, когда Эмма приоткрыла их, пропуская Регину вперед. Опасавшаяся полной темноты, Регина оказалась приятно удивлена: на аллее, к которой они направились, исправно горели фонари, до самого ее конца. - Конечно, днем тут побольше народу, - словно извиняясь, сказала Эмма, и Регина покачала головой, подстраиваясь под ее шаг. - Я не слишком люблю толпу. Она даже не кривила душой. Что хорошего в том, чтобы проталкиваться между кричащими детьми и их рвущимися на части мамашами, чьи мужья, отдыхая от своих семей, сидят перед телевизорами и пьют пиво? Регина всегда терпела это только ради Генри, хорошо, что ей не придется делать того же самого для Эммы. - Я тоже, - кивнула Эмма и шумно выдохнула, расправляя плечи. – Еще мне нравится гулять у океана, но вот туда действительно стоит поехать вечером, чтобы увидеть закат. Регина улыбнулась больше из вежливости, чем из воодушевления. Воду она не любила. А океаны, холодные и бескрайние, что вдоль, что поперек, даже немного пугали ее. - Мне нравится твоя прическа, - невпопад сказала вдруг Эмма. – Надо только немного ее подровнять. Регина невольно коснулась пальцами своих волос. - Это было слишком спонтанное решение, - нехотя признала она. – Но я устала возиться с ними. Эмма пожала плечами. - Мне нравилось, что у тебя длинные волосы, - она улыбнулась вдруг. – Но я привыкну и к таким, тем более, что в Сторибруке у тебя была такая же прическа. Регина вздрогнула, как и всегда, когда Эмма невзначай роняла что-то, что было ее «воспоминаниями». Так удивительно все получалось: в памяти Эммы не было существенных изъянов, она помнила Регину, она помнила Сторибрук, просто все то, что она сама делала там, почему-то исказилось, перевернулось с ног на голову. Причину такому найти было невозможно. Пока что. Эмма что-то говорила еще, про порезы, про больницу, про одежду, но Регина почти не слушала ее. Тогда Эмма замолчала, и не было никакой обиды в этом ее молчании. Несколько следующих минут они шли, глядя каждая в свою сторону. Эмма шуршала оберткой от конфеты, обнаружившейся в кармане, Регина, от этой самой конфеты отказавшаяся, всматривалась в ночь, рассеянно думая о том, что мироздание – жестокая тварь. Ничуть не лучше той, что сейчас пытается установить свои правила в Сторибруке. Регина с самого начала была готова на жертвы, но она и представить не могла, что для этого ей потребуется гулять в парке с Эммой Свон. Впрочем, вряд ли это было самым худшим из того, что когда-либо делала и чувствовала Регина. И это совершенно точно не сравнится с тем днем, когда она узнала, кем на самом деле является мать Генри. Она отчетливо помнила, как держала малыша на руках и плакала от бессильной злобы, и в этом мире оказавшись заложником собственных стремлений и желаний. - О чем ты думаешь? – Эмма заставила Регину послать прочь любые воспоминания, которые только могли одолевать ее. - О том, что я, наверное, уже утомила тебя своим присутствием, - сказала Регина почти правду. Скорее, это ее утомило беспрестанное присутствие Эммы в жизни. Причем дело было даже не в самой Эмме – в этом варианте своего поведения она могла быть весьма сносной. Дело было в Регине. Это она никак не могла смириться со своим положением, которое призывало ее менять выработанную линию поведения. Возможно, Регина не справилась бы с задачей, но год, проведенный в абсолютной дали от Генри, научил ее беспредельному терпению. Еще бы только терпение это окупалось сторицей… Эмма остановилась вдруг так, что Регина чуть не врезалась в нее. Остановилась и развернулась лицом к лицу. В глазах ее сверкала решительность, от которой Регине стало не по себе. - Послушай, - твердо начала Эмма, и Регина замерла в ожидании чуда. Неужели… Но нет: следующие слова Эммы были совсем не теми, что хотела бы услышать Регина. - Ты так много сделала для меня в Сторибруке, - Эмма пыталась улыбнуться, это был видно, но губы почему-то плохо слушались ее, и Регине приходилось любоваться на сдвинутые брови и чуть сморщенный лоб. - Пустое, - только и успела ответить она, перед тем, как Эмма зажала ей рот ладонью. - Помолчи. Возмущение прошило насквозь тело, когда Регина заставила себя не реагировать на столь кардинальное вторжение в личное пространство. Убедившись, что ее не будут перебивать, Эмма осторожно убрала руку. - И когда ты появилась здесь, в Нью-Йорке, - на вдохе продолжила Эмма, торопясь, словно слова убегали от нее, - я подумала: вот он, шанс отплатить тебе за все. Ты никогда не просила меня ни о чем, и я знала, что самой предлагать тебе что-то нет смысла, но я думаю, ты неспроста появилась сейчас в нашей с Генри жизни. Я верю в судьбу, верю, что люди встречаются не просто так, верю, что и мы с тобой… Она запнулась вдруг, явно подбирая слова. Тишина повисла рядом, радостно заполняя пустоту. Регина молча слушала, отмечая, что Эмма столь же склонна к пафосным речам, как и ее родители. Свои речи Регина, конечно же, такими не считала. В их с Генри жизни… Судьба… - Что?! – встрепенулась вдруг Регина, запрокидывая голову, потому что Эмма во время прогулки, разумеется, так и не избавилась от каблуков. – Что ты сказала? Ей почудилось вдруг, что в недосказанности, оставленной Эммой, можно уловить что-то важное, что-то, на что действительно следует обратить внимание. Но в тот момент, когда Регина попыталась зафиксировать происходящее у себя в голове, Эмма коснулась ладонью ее щеки. А затем, зажмурившись, вдруг прижалась губами к губам Регины, заслоняя собой весь свет. Если бы Регина могла, она бы ударила Эмму. Ударила бы сильно, с оттяжкой, так, чтобы с ней никогда больше не смели поступать так, как поступили сейчас. Но вместо этого Регина только позволила Эмме и дальше целовать себя, как будто то, что они делали, было вполне привычно и естественно для них обеих. Губы Эммы были упругими и холодными, и если бы Регина хоть когда-нибудь представляла бы себе их ощущение, то явно не так. Не было ничего сверхъестественного в их поцелуе, словно так и нужно было поступить. Словно момент был выбран верно, словно только так и не иначе могла закончиться эта прогулка в пустом парке. Регина не чувствовала ни возбуждения, ни отвращения, а ведь это она с Эммой целовалась. С другой стороны, Эмма тоже не выказывала безумных чувств. Разве что руки ее скользнули по спине, сцепляясь между собой, чуть притягивая Регину вперед, да губы потеплели и приоткрылись. Втянув носом воздух, Регина прервала поцелуй и чуть выгнулась назад, чтобы иметь возможность видеть лицо Эммы. Затем невольно облизнулась, чувствуя вкус мятной конфеты. - Зачем? – только и спросила Регина, не тая в объятиях Эммы, но и не пытаясь вырваться. Ей было вполне комфортно. Несмотря на то, что инициатива исходила от Эммы, Регина чувствовала себя на коне. Возможно, оттого, что взгляд Эммы выдавал смятение. - Я не знаю… - Эмма зачем-то провела ладонью по коротким волосам Регины. – Мне кажется… я думаю, что вспомнила… там, в Сторибруке, что-то было между нами. Эмма настойчиво всматривалась в глаза Регины, будто пытаясь увидеть в них что-то важное для себя. - Что-то могло быть, - рука Эммы так и осталась на волосах Регины. – Я ошибаюсь? В голосе застыло отражение надежды, блеснувшей в серых глазах. Еще одно ложное воспоминание. На чем оно основано? Что из их прошлого могло изогнуться столь причудливо, чтобы дать Эмме право «помнить» такое? Регина знала, что должна сказать «да». Что такого могло быть между ними в прошлом? Они ненавидели друг друга, Регина желала смерти Эмме – следует ли напомнить об этом, наконец? Она должна была сказать «да». И не сказала, потому что пришлось бы пояснять, к какой части фразы это «да» имеет отношение. Регину не волновал поцелуй. У нее в жизни было слишком много поцелуев, чтобы сердце принималось бешено колотиться при очередном. И все-таки… Много поцелуев с мужчинами. С женщинами – никогда. Женщины – растерянные создания, зависящие от сиюминутных прихотей. Многие из них хотели быть с Региной: могущественные ведьмы, холодные русалки, наивные принцессы. Регина знала, что они чуют в ней власть, которой хотят подчиниться, в отличие от мужчин, жаждущих подчинить. Регине было неинтересно с ними, лишь одну женщину она хотела увидеть на коленях перед собой. Белоснежка. Эмма же была всего лишь ее дочерью. И все-таки… Все-таки магия возвращалась. Регина не знала, происходит ли это от поцелуя или от того, что она не оттолкнула Эмму, позволив ей содрать еще одну заплатку одиночества с измочаленной души, но дерево за спиной Эммы вдруг засияло невесть откуда взявшимися огоньками, красными и желтыми. Слишком тусклые они были для того, чтобы Эмма смогла заподозрить неладное, и все же Регина поцеловала ее сама на этот раз, отвлекая. Не закрывая глаз, почти не разжимая губ, она целовала Эмму и жадно следила за тем, как все ярче разгораются огни на ветвях. А потом они лопнули, как мыльные пузыри, оставив после себя лишь неясные всплески цвета. В тот же миг Регина закрыла глаза, оставив руки на плечах Эммы. Пальцы забрались под воротник черного пальто, захотелось подняться на цыпочки, но Эмма крепко удерживала Регину на земле. Губы ее были мягкими и уже совсем не такими холодными. Регина не отстранялась ровно до того момента, как Эмма прижалась к ней в быстром порыве, который невозможно было предугадать. Только тогда Регина, которая и помыслить никогда не могла о том, что происходило сейчас, уперлась ладонями Эмме в плечи, разрывая поцелуй. - Поехали домой, - сказала она мягче, чем собиралась. Дыхание Эммы отчего-то было неровным, руки ее, обвившиеся вокруг Регины, все никак не разжимались, и Регина терпеливо всматривалась в чуть потемневшие серые глаза, с легкой улыбкой ожидая, когда ее отпустят. Когда-то она любила целоваться. Но тогда ее обнимал Дэниэл, и чувствовала она при этом гораздо больше. Впрочем, может ли она утверждать, что поцелуи Эммы совсем ничего не пробудили в ней? А как же магия? Наконец, Эмма дрогнула и отступила, отводя взгляд. - Да, - ответила она тихо. – Домой. Радость от присутствия магии будоражила голову, заставляла сердце трепетать, а тело было легким и порывалось взлететь. Во всяком случае, Регине думалось, что все это творится с ней именно из-за возвращения волшебства. Хорошее настроение столь сильно зацепило Регину, что на выходе из парка она вдруг взяла Эмму под руку и чуть прижалась к ней невзначай, не обратив внимания на вздох, сорвавшийся с чужих губ. Регина приняла решение. Если магия хочет, чтобы Злая Королева рассталась со своим гневным одиночеством, так и будет. В конце концов, нет ничего такого, что нельзя было бы вернуть, постаравшись. Регина все еще думала, что она нужна ей именно в таком виде: сотни раз залатанная, покореженная местью и неудачами, душа, которую так давно никто не целовал. И если Эмма хочет тревожить ее поцелуями, пусть будет так. Не в первый раз Регина решала продать себя ради предстоящей выгоды. Но только лишь сейчас ей требовалось играть так, чтобы и сама она могла поверить своей игре. Регина не знала, возможно ли это. Зато она знала, что выбора у нее больше нет. И это, вкупе с тем, что она ненадолго забыла о Генри, слегка омрачало предстоящий рассвет.