Нейтральная зона

Звук сирены за окном заставил Регину открыть глаза. Сон все еще витал где-то неподалеку, легко касаясь висков и щек. Было прохладно, хотелось посильнее закутаться в одеяло и не вылезать. Сирена на улице завизжала вновь, и Регина, спустив ноги на пол, осторожно встала, таща одеяло за собой. В конце концов, она все еще была голой. Внутри было спокойно, словно прошедшая ночь окончательно расставила все по местам. Сердце билось в привычном ритме, ладони не зудели и не болели. Регина наклонилась, подняла с пола выброшенную вчера футболку и надела ее. Ненужное больше одеяло упало к ногам. Рядом с футболкой нашлось и нижнее белье, и теперь недоставало только тех шорт, которые Эмма купила для Регины и которые лежали где-то за пределами этой комнаты. Эмма. Отзвук имени пощекотал нёбо, разлился теплом внутри, заставил зашевелиться кончики пальцев на ногах. Раньше Регина не раз слышала, что одна ночь может изменить многое, если не все. Раньше ее ночи меняли жизнь к худшему. Эта ночь принесла ей долгожданный покой. Регина устала. Устала бегать от самой себя в погоне неизвестно за чем. Устала быть проклятой даже теми, кого любила. Она всю жизнь вертелась, как волчок, догоняя и тут же отпуская несбыточные желания, потому что не могла не понимать: лишись она этих желаний, что останется у нее тогда? Убей она Белоснежку, кому придется мстить дальше? Принц сгорит от тоски сам, а кто еще встанет на пути у Злой Королевы? Никто не посмеет. Потому что не останется никого, кто поведет народ за собой. Пламя отчаяния, пламя ненависти поддерживало в Регине жизнь. Она настолько привыкла к этому огню, что принялась считать его заменой всему остальному. В самом деле, нужен ли ей был кто-то, если ненависть согревала ее по ночам? Если злость помогала становиться сильнее? Регина так думала. Но злость ушла, и что осталось у нее теперь? Где все те силы, которые держали ее? Эмма. Регина стояла у двери спальни, не торопясь выходить. Водила кончиками пальцев по деревянной обшивке, задумчиво смотрела в одну точку. Вся жизнь сейчас была сосредоточена в ней. Не в точке, конечно. В Эмме. Как ни крути, но даже самые короткие ниточки вели к Эмме. Но большинство из них рвалось, когда Регина пыталась дергать. Терпения ей было не занимать – погоня за Белоснежкой приучила к всякому, - и все же перебор этих самых нитей начинал утомлять. Регина вчера сделала такое, на что не была способна. Во всяком случае, она так думала. Ладно, почти сделала. И даже это не помогло ей вернуть утраченное. Всю ночь Регина гналась за Дэниэлом, искала его в своих снах, среди туманов и болот, звала охрипшим голосом и умоляла. А потом села вдруг посреди ромашкового поля и… забыла, кого искала. Сердце сделало свой выбор. Оно устало болеть, устало вместе с Региной рваться туда, куда проход давно был завален неподъемными камнями. Сердцу больше не хотелось одиночества, и в одну ночь оно решило все за свою хозяйку. Регине не оставалось ничего, кроме как согласиться с ним. И все же ей по-прежнему нужна была магия. Хотя бы немного, столько, сколько потребуется, чтобы защитить при случае и Генри, и Эмму. Часы показывали семь утра, за окном еще было сумрачно, когда Регина, стараясь ступать очень осторожно, вышла в гостиную в поисках своей одежды. И остановилась на пороге, вздыхая. Эмма, раскинувшись, спала на диване, чуть приоткрыв рот. Прядь волос свесилась ей на щеку, одна рука было неловко подвернута, вторая заложена за голову. Регина не любовалась Эммой, о, нет, даже мысли такой не возникло. И все же подошла ближе, склоняясь, а затем и вовсе опустилась на пол, не сводя с Эммы взгляда. Сердце все еще билось очень спокойно. Оно признало чужую победу и на этот раз не изошло ядом. На этот раз Регина позволила себе проиграть. Она ломала себя. Здесь и сейчас, она ломала себя для Генри. Думала, что ломает для него, но на самом деле это было и для Эммы тоже. И, в каком-то смысле, Регина ломала себя для себя же самой. Все смешалось в голове: мысли, чувства, эмоции, правильно-неправильно. Регина привыкла жить так, как подсказывало ей пропитанное ядовитой тьмой сердце. Знание, что Генри не должен достаться никому, кроме нее, явилось преградой с самого начала. Регина смотрела на спящую Эмму и со стыдом понимала, скольких ошибок, скольких трагедий можно было бы избежать. Избежать… разреши она себе тогда просто поверить, что женщина, которую нашел Генри, вполне может быть не так плоха, как ее мать со снежной кровью, застывшей в венах наравне с добродетелью. Эмма спала, а Регина, стоящая на коленях рядом с диваном, гладила ее пальцы дрожащими ладонями, приучая себя к прикосновениям. Учась верить, что может не только получать, но и отдавать. Это было самое сложное – заставить себя делиться. Регина только сейчас начала понимать, что нежелание выпускать тепло наружу привело лишь к тому, что у нее замерзло все внутри. Сколько сил потребуется, чтобы согреться? Это было невозможно представить себе еще несколько дней назад, но сейчас Регина несмело склонила голову, невесомо целуя руку Эммы. Руку женщины, которая спасла их всех от мерзлого болота проклятого Сторибрука. И Регина почти не удивилась, когда, разогнувшись, увидела, что проснувшаяся Эмма молча смотрит на нее. - Прости меня, - едва шевельнулись губы. Регина знала, что просит прощения не за вчерашний вечер. За годы в Сторибруке. За желание смерти. За желание лишить Генри тепла и любви второй матери. Она просила прощения за собственную ненависть и всем сердцем хотела, чтобы Эмма это поняла и приняла. Но память все еще разделяла их, разводила по разным берегам, и только узкая переправа из скользких камней была тем местом, на котором им следовало встретиться. Регина медленно возвращалась к самой себе. К той, которую прятала ото всех с момента смерти Дэниэла, потому что защититься, выставив смазанные ядом иглы, было проще, чем смириться с утратой. Приподнявшись, Эмма провела ладонью по щеке Регины. Сонные серые глаза оживали слишком быстро. - Я любила тебя тогда, Регина? Неожиданный вопрос заставил сердце Регины замереть. Эмма по-прежнему гладила ее щеку, не отводя взгляда. - Когда? – только и смогла сказать Регина. У нее не было сил подняться, у нее не было сил отстраниться, как не было и желания это делать. Даже мысли о Генри, никогда не покидавшие ее раньше, внезапно исчезли куда-то. Возможно, без них было даже легче, хотя Регина не готова была признать это. - Там, в Сторибруке, – Эмма чуть улыбнулась, принимая более удобную позу. А затем, ладонью ухватившись за затылок Регины, потянула женщину на себя. Мысли о Генри вернулись в тот момент, когда губы встретились. Когда опустились веки, потому что целоваться можно, лишь закрыв глаза. Лишь доверяя тому, с кем целуешься. Кому могла доверять Злая Королева все то время, что была в одиночестве, без сына и Эммы? Кого могла любить? Любовь растекалась по венам вместе с кровью, учащала дыхание и сердцебиение, дрожью пробегала по спине и замирала на шее, там, где до сих пор удобно лежала рука Эммы. А Регина, не умеющая пока вновь распознавать ее, лишь порывисто отдавалась поцелую, сплетаясь языками с той, в ком никогда не нуждалась так, как сейчас. - Я любила тебя? – настойчиво повторила Эмма, отстранившись, и Регина разочарованно потянулась за ней, остановившись на полпути. - Я… я не знаю, - колени начали болеть, Регина сменила позу, просто усевшись на пол. Бросила взгляд в сторону спален, дабы убедиться, что Генри не стоит и не смотрит на то, что происходит здесь и сейчас. Что она может ответить? Рассказать о той напряженности, что всегда царила между ними? О нежелании и неумении понимать и говорить так, чтобы понимали? О ненависти, от которой до любви всегда целая вечность? Могло ли статься так, что вечность Эммы закончилась раньше? Эмма взъерошила и без того взъерошенные светлые волосы и рухнула обратно на диван, закрыв глаза рукой. - Знаешь, что? – спросила она трагически. Регина, у которой все эмоции сошлись в одной точке, спутались в клубок и теперь рвались на части, подняла голову. - Что? Эмма посмотрела на нее сквозь щелочку между пальцами. - Я тоже не знаю! Она захохотала, как сумасшедшая, и прежде, чем Регина сумела понять, что к чему, вскочила, потягиваясь. А затем склонилась к Регине и обхватила ее голову ладонями. Сильно, с нажимом. - Мне хочется думать, что я любила тебя тогда, - голос внезапно стал серьезным, как и взгляд. – Мне кажется, ты достойна любви. Моей или нет, но я хочу сказать… ты, вероятно, создана для нее. Регина боялась такую Эмму. Она привыкла к ее простым предложениям и прямым мыслям и словам, которые редко таили в себе какой-то двойной смысл. Но… Но она сама изменила ее жизнь. Отдала ей Генри. Перекроила судьбу белыми нитками, дав ровно столько счастья, сколько отняла у себя. - Мне тоже, - дрогнувшим голосом отозвалась Регина еще до того, как поняла, что именно хочет сказать. – Мне тоже хочется так думать. Любовь была всем, к чему она стремилась. Любовь была всем, что у нее отобрали. Любовь была всем, что ей слишком сильно хотелось вернуть. А Эмма смотрела так, словно действительно верила в собственные силы и возможность дать Регине все это. Они почти поцеловались снова, потянувшись друг к другу сквозь время и невзгоды, но какой-то звук, донесшийся из комнаты Генри, заставил их отпрянуть назад. Словно треснуло зеркало. Эмма рванулась к Генри так резко, что Регине не успела среагировать. Лишь долгие, показавшиеся вечность, секунды спустя, она вскочила и бросилась следом за Эммой, а на пороге комнаты почти врезалась в ее плечо. Зеркало на большом стенном шкафу было расколото. Трещина изуродовала его собой, разделив на две неравные части. И в большей, в отражении, была Зелена. Она улыбалась, расправив плечи, одной рукой удерживая смертельно бледного Генри, наполовину погрузившегося в эту мерзкую трещину. Лицо его уже начинало бледнеть, а глаза, казалось, ничего не видели. Он протянул слабую руку, открывая рот, силясь позвать на помощь, но слов не было слышно. Как и дыхания. Регина почувствовала, как ушедший было гнев разом заполняет сердце. Ведьма пыталась отобрать у них самое дорогое, зная, на что следует надавить. Эмма все стояла, как вкопанная, и Регина, ненавидя ее за бездействие, попыталась подбежать к Генри. Тщетно: чужая магия связывала по рукам и ногам, не давала пошевелиться, сделать хоть маленький, но все же шаг. А когда Регина напрягла все тело в старании выбраться из пут, то снова заломило ладони. Кровь наполняла собой порезы, собиралась в тяжелые темные капли и срывалась вниз, крапинками изукрашивая пол. В тот момент, как Регина увидела это, что-то вырвалось у нее изнутри. Темное, злое, безмерно сильное, оно закружилось над головой Эммы, а после, на ходу рассыпаясь осколками, врезалось в отражение поверх головы Генри, отсекая голову не успевшей прекратить улыбаться ведьме. Разбрызгивая кровь, голова покатилась куда-то в туман, а путы, удерживающие Регину и Эмму, ослабли в тот же миг. Эмма бросилась вперед, успев подхватить падающего Генри, Регина же бдительно следила за тем, как безголовое тело ведьмы, чуть пошатнувшись, ушло в туман вслед за своей головой. Тьма, прогнавшая ее, продолжала кружить в отражении, и Регина откуда-то знала, что она больше не вернется. Остатки ненависти, осколки тщеславия, крупицы одиночества исполнили свой последний долг и спасли Генри. Магия спасла Генри. Сделала то, ради чего Регина так жаждала ее возвращения. Ведьма не должна была вернуться скоро, Регина чувствовала, что отсутствие головы ослабит ее надолго. Трещина на зеркале нехотя стянулась, являя взору прежнюю гладкую поверхность. Эмма сидела на полу, укачивая безмолвного Генри и что-то шепча ему на ухо. Она сама была такой же бледной, как и он, и Регина только спросила: - Жив? Эмма кивнула, не поднимая головы. Она видела волшебство, в этом нельзя было сомневаться. И Регина отшатнулась, не смея подойти, не желая мешать. Выбралась, заплетая ноги, из комнаты, оставляя за собой кровавый след. Сползла в коридоре по стенке, устало села, свесив голову. Внутри не чувствовалось пустоты. Но то, что было там теперь, Регина пока не научилась называть правильно. Она не знала, сколько просидела так, чутко прислушиваясь к любому шуму, доносящемуся из комнаты. А когда Эмма, наконец, вышла, перешагнув порог, Регина слабо улыбнулась ей, упершись затылком в стену. - С ним все нормально? – спросила она, до слез желая пойти к своему мальчику. Эмма кивнула, вновь обойдясь без слов. А затем протянула руку, призывая Регину подняться. И ничего не спросила о той тьме, что наверняка все еще кружила внутри зеркала. Поняла сама? Кровь измазала Эмме ладонь, но, казалось, что взволновало это только Регину. Эмма же, продолжая молчать и держать Регину за руку, буквально втолкнула ее в свою спальню, на этот раз закрывая дверь на замок. Регина смотрела на Эмму из-за пелены чувств и где-то в далекой блаженной тишине думала о том, что если и полюбит Эмму когда-нибудь, то не из-за Генри. Из-за самой Эммы, которая, придя однажды в Сторибрук, спасла, прежде всего, заплутавшую в собственной злобе Королеву. Регина думала, что только здесь и может позволить себе чувствовать то, что действительно хочет чувствовать. В Зачарованном лесу она была слишком занята местью, а в Сторибруке – ненавистью. Эмма поцеловала ее без предупреждения. Ворвалась языком в рот бесцеремонно, неласково, совсем не так, как делала это ночью. И Регина только беспомощно подняла руки, сдаваясь. Кровь осталась на плечах Эммы, когда Регина схватилась за них, падая на кровать. Кровь размазалась по майке Эммы причудливым узором, когда Регина снова ощутила прежний жар, бегущий по венам. Кровь выкрасила прядь светлых волос, когда Регина вцепилась в них, позволив Эмме, скользнувшей ладонью за преграду нижнего белья, войти в себя. Это не было похоже ни на что, что Регина испытывала до этого. Губы Эммы яростно сминали губы Регины, грудь прижималась к груди, а рука ритмично и быстро двигалась между ног, заставляя тело плавиться от внезапности происходящего. Генри был за стенкой, Регина помнила о нем ровно до того момента, как Эмма чуть согнула пальцы, все еще находящиеся внутри. Зацепила, посадила на крючок, надавила и запустила еще одну волну, чуть не сокрушившую все окончательно в идущей кругом голове. Эмма сминала Регину в объятиях, лишала дыхания, захватывала губы в кусачих поцелуях. Регина успевала только изредка делать вдохи, а вихрь эмоций и ощущений диктовал свои правила, и лишь руки Эммы удерживали их обеих от немедленного падения в бездну. Не было в этот раз между ними нежности, которая столь претила Регине вчера. После случившегося с Генри, после всех волнений и признаний, им обеим нужно было только одно: выплеснувшийся в кровь адреналин не признавал никаких отговорок и суеверий. И, прекрасно понимая это, Эмма, не давая никому шанса одуматься, двигалась в унисон с Региной, вжимала в нее ладонь, горячую и влажную. Дыхание сплеталось с чужим, таким же тяжелым и отрывистым. Пару раз Эмма сбилась, чертыхнувшись. Она выскальзывала из Регины и входила вновь, чуть царапая ногтями, шепча что-то невнятное, судорожно прижимаясь низом живота к отведенной в сторону ноге Регины. Рука ее не могла долго удерживать заданный ритм, а Регина кусала губы, то свои, то чужие, всякий раз останавливаясь в шаге от оргазма. Наконец, напряжение стало слишком большим, и Эмме, вновь сбившейся с пути, потребовалось лишь пару раз, случайно или намеренно, проскользить большим пальцем по сгустку нервов. Будто электрошок вновь пробил тело, но на этот раз боли не было. Привыкшая к другого рода удовольствию, доставляемому мужчинами, Регина выгнулась под Эммой так, что едва не сбросила ее с себя. Перед глазами все плыло, разноцветные пятна тревожили взор, в ушах стоял собственный стон, который Эмма не успела накрыть губами. Надо было думать о Генри, а Регина думала только о себе и об Эмме, которая, закрыв глаза, целовала ее гораздо нежнее, чем до этого, и пальцы ее все еще были в плену отчаянно пульсирующей плоти. Зелене стоило появиться, чтобы все это случилось. Когда-нибудь ей даже можно будет сказать «спасибо». Заплутав среди оргазма, подаренного женщиной, забыв собственное имя, оставшись с единственной мыслью в голове, Регина поняла вдруг, почему никак не может влюбиться в Эмму. Это понимание сдавило горло, перехватило дыхание, не пустило к сердцу то отрицание, которым хотела бы воспользоваться Регина. Она никогда не влюбится в Эмму. Потому что она уже ее любит. Незаметно для себя, незаметно для остальных. Эта любовь не пришла к ней внезапно. Не вспыхнула огнецветом на углях прошлых привязанностей. Нет, она подкралась тихо, капля за каплей истончив ненависть, к которой так привыкла Регина. В самом деле, если голос любви не слышен за ором ярости, можно ли вообще подозревать, что она существует? Жар последней волной пронесся по телу Регины, пощекотал позвоночник, изогнувший спину. Страх, возможно, появится после. И толкнет под руку стыд, который обязательно напомнит о том, сколько времени было потрачено даром. Но все это случится потом. А сейчас Регина лишь устало думала, что любит Эмму Свон и что ей потребовалось слишком много дней и ночей, чтобы понять это. Возможно, она поняла это только потому, что Эмма позволила ей кончить в своих руках. Кто знает, как долго еще пришлось бы ходить вокруг да около. Регина не считала себя ханжой, и тот вариант, что именно секс раскрыл ей глаза, тоже был хорош. Более чем. Природа не терпит пустоты. Как и минутной слабости. А за свою ложь, за свои поступки всегда приходится платить. Кровь засохла на волосах Эммы бурым пятном, коркой прилипла к плечам. Задранная футболка обнажала покрасневшие порезы, до которых никому не было дела, пока сердцами и телами владело наслаждение. Регина все еще приходила в себя, когда безжалостным ударом пригвоздили ее к кровати слова, сорвавшиеся с губ Эммы: - Я вспомнила тебя с самого начала. С момента, как ты назвала меня по имени. Эмма, пальцы которой все еще ласкали Регину изнутри, спокойно смотрела сверху вниз на мгновенно окаменевшую под собой женщину. И ни капли раскаяния не было в серых глазах.