Solitaire a Paris

Ему хотелось, чтобы он исчез или растворился, раненый, брошенный и глубоко несчастный. «Ну и на что ты надеялся, придурок?» - еле слышно произнёс итальянец, язык заплетался, и слова никак не хотели звучать ровно или хотя бы просто разбираемо. Голову жгла одна мысль: «Он ушёл, хлопнул дверью, и, кто знает, сколько ещё простоит на балконе, куря свои чёртовы сигареты. Зачем я сказал ему? Интересно о чём он сейчас думает, в любом случае, я видел на его лице омерзение, оно ударило сильнее, чем кулак». Микеле шмыгнул носом и снова пропитал кровью рукав. «Я не встану и не уйду, теперь хоть убей меня, всё равно. Кретин, сидел бы тихонько со своей любовью, не высовывался и просто радовался тому, что он рядом. Поёт, играет или смотрит, как я репетирую, безмолвно и ласково. Чёрт, теперь и этого лишился…» - самобичевание шло полным ходом и усугублялось отвратительным состоянием. Голова раскалывалась от ушиба и выпитого алкоголя, будто бы тысяча молоточков изнутри долбила черепную коробку. Становилось трудно дышать, к тому же ужасно саднил разбитый нос и спина, которой он здорово приложился, принимая удар. И всё же Микеле был благодарен этой муке, она хоть как-то отвлекала от назойливых мыслей. Сколько уже времени прошло? Мозг отказывался работать, невероятно сильно мутило, как будто всё внутри неожиданно собралось на прогулку и в радостном предвкушении не намеревалось ждать больше. Мике подтянул колени к груди и перевернулся на бок, пытаясь унять подступающую тошноту. Этого ещё не хватало! Судорожно вздохнув, итальянец обнял себя руками, тело наливалось свинцом, а очертания комнаты расплылись в одну непонятную серость. Обрывками сознания Микеле уловил, как кто-то зовёт его по имени, но отвечать не было ни сил, ни желания. В одно мгновение он почувствовал, как чьи-то руки поднимают его, легко и бережно несут, а потом так же аккуратно укладывают на диван. По телу разлилось тепло, действуя, как мощный анальгин. На секунду Мике перестал чувствовать боль, его ухо обожгло горячим дыханием, и сердце в груди от чего-то затрепетало, неистово и рьяно, как мотылёк, рвущийся на улицу. Сознание отпускало тело медленно, переворачивая последние события, Микель видел их как будто издалека, они крутились вокруг, словно фокусник взмахнул шляпой, выпуская чудеса. Вот они с Флораном на репетиции, улыбаются друг другу и, вытягивая финальные ноты на вивре, Мике чувствует, как сердце сжимается снова и снова. А в следующую секунду они уже мчатся в просторном джипе на другой конец города, чтобы увидеть выставку работ никому не известного художника, по которому Микеле с ума сходит, отвечая беззаботной улыбкой на хмурый и усталый взгляд Фло. Какая-то придорожная кафешка, тут безлюдно и спокойно, солнце раскаляет крыши и окна, а они сидят и уплетают мороженое за обе щёки, не обращая внимания на раскрасневшуюся официантку, неловко переминающуюся с ноги на ногу. Она точно их узнала, а ну и пусть. Фло задумчиво смотрит на ложку, оценивает расстояние до носа Мике и через секунду уже довольно улыбается, размазав мороженое по лицу итальянца и наблюдая за его реакцией. Флоран… Резко вдохнув, Микеле провалился в глубокий сон. *** Затяжка, выпустил дым и затянулся снова. Что теперь делать? Как вести себя? Флоран опустил голову на руки и стал с силой тереть виски. Всё это было неправильно, неестественно. Он не мог так ошибаться. «Неужели всё, что я видел в его действиях, не значило ровным счётом ничего?» - затянулся снова, понял, что бокал с коньяком оставил на столе. Раздираемый желанием напиться и нежеланием видеть Микеле, всё же открыл балконную дверь и поплёлся на кухню. В груди сердце то сжималось до размеров чернильной точки, оставленной тонким пером, то раздувалось до невиданных размеров, придавливая лёгкие к рёбрам и затрудняя и так сбивчивое дыхание. Это чувство больше всего походило на отчаяние, заглушить которое можно было только алкоголем. Оно и раньше преследовало Фло, периодически догоняло и сковывало в свои ледяные объятия, но сейчас терпеть его не было смысла. Флоран чувствовал, что всё рушится, в пыль и прах рассыпается его надежда и, казалось, что даже стены квартиры вот-вот пойдут трещинами. Он должен с этим справиться, стиснуть зубы снова и, как всегда, лишь невозмутимое спокойствие на усталом лице, чтобы он ничего не понял, чтобы всё было по-прежнему. Но в голове на какой-то заляпанной жиром сцене танцевал и поскальзывался уродливый арлекин, щебеча и кобенясь «ничего не будет по-прежнему». Он выгибался и паясничал, выдавая па и кульбиты, вереща тонко и пронзительно, издевался, как только мог. Нет. Фло встряхнул головой, прогоняя наваждение. «Нужно успокоиться. Я схожу с ума» - повернул на кухню и тут же забыл, зачем шёл сюда. На полу лежал Микеле, уже без сознания, съёжившийся в комок, как маленький испуганный ребёнок. Итальянца била крупная дрожь, словно его только что окатили ледяной водой. Флоран подбежал и опустился на колени рядом. - Микеле, ты слышишь меня, Мике? – француз приподнял блондина и уложил к себе на колени. – Давай, Мик, очнись… Он убрал с его лба мокрые пряди, провёл пальцами по щеке, размазывая кровь, тяжело вздохнул и поднял обмякшее тело на руки. Коря себя на чём белый свет стоит за безалаберность, Фло уложил итальянца на диван в гостиной, склонился к его уху, шепнул, что всё будет хорошо и, мгновенно отстранившись, побежал в ванную за мокрым полотенцем. Конечно, напоить Микеле было не лучшей идеей, в следующий раз стоит попробовать терапию травяным чаем, он по слухам тоже хорошо расслабляет. «Да и зачем это всё было нужно? А вдруг не будет следующего раза? Сколько я выдержу перед тем, как съеду с катушек, наблюдая за влюблённой парочкой? Может даже покину проект… В конце концов, Мерван неплохо с ролью Сальери справляется, незаменимых людей не бывает…» - Флоран горько усмехнулся своим мыслям, жамкая белое полотенце под струёй тёплой воды – «Когда же это случилось с нами?». Фло уже и не помнил, когда пришло осознание, что Микеле единственно важный и единственно нужный во всём этом мире. С ним всё становилось другим, ярким, значимым, каким-то необыкновенным, будь то ночное небо или быстрый обед в гримёрке. Самые простые вещи открывались по-новому, он словно дарил частичку себя, превращая друга в такого же, как он, художника со своими красками и мольбертами, на которых вырисовывался сам собой удивительной красоты жизненный пейзаж. На самом деле все люди, окружающие Микеле чувствуют это, стараясь держаться поближе, чтобы хоть на секунду увидеть, ощутить это накрывающее волной вдохновение, которым он светится, как майское солнце, лаская, а не изнуряя. Но только Флоран получал это в полной мере. Их соединяла какая-то невидимая и непонятная связь, почти родственная, она была в крови, пульсировала в венах и артериях, заданная в одинаковом ритме, как мелодия, строгая и ровная, такт за тактом, опьяняющая красотой и сдержанностью одновременно. Флоран знал это, но назвать такую мелодию дружбой язык не поворачивался. И даже если он ошибся на счёт Микеле, в его теле всё ещё разгонялась с бешеной скоростью рвущая сердце токката. Полотенце уже трижды вымокло, и Флоран поспешил к Микеле. Опускаясь на колени рядом с диваном, Фло ещё раз посмотрел в знакомое до боли лицо, осторожно провёл по нему, смывая кровь, оставленные полотенцем мелкие капельки заблестели в лунном свете. Дыхание Микеле было ровным, он просто спал и от чего-то улыбался. Измученный Флоран наклонился совсем близко к лицу итальянца и позволил себе попробовать эту чарующую улыбку на вкус. Мягкие и терпкие от алкоголя губы Мика неожиданно пылко откликнулись, сводя с ума своим отчаянием. Флоран подался вперёд, зарываясь одной рукой в волосах блондина, а другой забираясь под лопатку. В этом поцелуе он отдал Микеле всё невысказанное, мучавшее и терзавшее, освобождаясь от невероятно тяжёлого груза, Фло наконец-то почувствовал, что счастлив. Одна за другой стирались границы дозволенного, разрешая поцелую быть глубже, безумнее, непристойнее. Задыхаясь, француз отстранился и тут же снова припал к манящим полуоткрытым губам любимого. «Нет, так нельзя, он же не понимает, что делает» - Фло изо всех сил боролся с собой, но как тяжело отпустить момент, о котором так долго мечтал. Запечатлев на губах нежное прикосновение, Флоран отпустил Микеле, тот по-прежнему спал, только с лица пропали следы депрессии, смягчившись безмятежным спокойствием. «Чёрт тебя побери, Мике!» - тихо и как-то растерянно произнёс француз, поднимаясь с колен. Почти влетел в спальню, вытащил из шкафа джинсы и свитер, оделся и поспешил покинуть квартиру, оставив на журнальном столике возле дивана записку «закроешь за собой дверь», прижатую связкой ключей. На улице было холодно. Так необходимо холодно. Фло казалось, что у него жар и он умрёт без немедленной госпитализации. Только-только занимался рассвет, озаряя пустой и сонный город. На улочках ни души. Не помня, как добрался до парка, Фло опустился на скамейку и, наконец, закурил. *** Солнце настырно било в окно, мешая Микеле наслаждаться таким живым и почти настоящим сном. Он потянулся и отвернулся, уткнувшись лицом в спинку дивана. Образ Флорана неизбежно растворялся, каждую секунду ещё сильнее смешиваясь с тягучей вязкой дымкой. Микеле съёжился и резко проснулся. «Где я?» - первая мысль стала неожиданной и пугающей, но в нехитрой обстановке он узнал гостиную Фло, от чего сразу стало спокойно. - Флоран? – позвал итальянец, но никто не откликнулся. Странно. Микеле поднялся с дивана и тут же сел обратно. Болела спина, ныл слегка распухший нос, а голова просто раскалывалась, как будто внутри установили колокольню и объявляли полдень. Глубоко вздохнув, Мик зажмурился и попытался прокрутить в памяти вчерашние события. К счастью или сожалению, память угодливо выложила на блюдечке одну за другой картины минувшего вечера. Стыд, апатия, отчаяние, страх и сожаление смешались в одно непонятное «что-то», которое заставляло сердце лихорадочно колотиться. «Прекрасно, Микеле, он ушёл, даже не хотел оставаться с тобой в одном помещении» - блондин схватился за голову и затолкал комок подступающих слёз обратно. Нужно было срочно что-то делать. Только что? Оглядевшись вокруг, он заметил на столике клочок бумаги и ключи. - Закроешь за собой дверь, - прочитал вслух, скомкал листок и пулей вылетел из квартиры. Напуганная консьержка даже не сразу поняла, кто кинул ей на стол ключи, уловив лишь краем глаза знакомую фигуру, исчезающую в дверном проёме, тихо охнула, покачала головой и положила связку ключей в ящичек с наклейкой «месье Флоран Мот».