Runaway Girl

- Готова? – спрашивает Стефан, сжимая мою руку. - Да, - я киваю, заметно храбрясь. На самом деле, обрыв совсем не высокий, да и мне ничего не может причинить вреда, но все равно, стоит взглянуть вниз на разбивающиеся о подножье скалы волны, меня охватывает нервная дрожь. Я крепко зажмуриваюсь от страха и предвкушения. Мы делаем несколько шагов назад, разбегаемся и прыгаем, не расцепляя рук. Эти несколько секунд парения в воздухе, такие пугающие и удивительные одновременно, похожи на все мое путешествие. Абсолютная свобода. С моих губ срывается восторженный крик, и мы с громким плеском ударяемся о воду. Вынырнув, я жадно вдыхаю кислород и, опьяненная, начинаю смеяться. Стефан, глядя на меня, улыбается. Я чувствую себя невероятно, безгранично счастливой, и это счастье не омрачают даже мысли о возможном расставании, ведь впереди – Париж. Это слишком спонтанное решение я приняла всего несколько часов назад, но воображение уже успело нарисовать мне картину идеального отдыха: прогулки по Монмартру, музыка, романтический ужин на вершине Эйфелевой башни, круассаны и крем-брюле, узкие улочки, ночные огни и Стефан, Стефан, Стефан… Мы выбираемся на берег, пустой в это время суток, и падаем на еще не нагретый песок. Я поворачиваюсь к нему. - Мы должны забронировать билеты, - говорю я, - хотя можно обойтись просто внушением. Тогда надо выбрать рейс, чем скорее, тем лучше. - Может, все-таки задержимся здесь немного? – спрашивает он и чуть насмешливо добавляет: – Ты ведь так хотела в Дисней Уолд. - А ты сам как будто не хочешь, - фыркаю я. – Просто не признаешься. Во Франции он, кстати, тоже есть. Мы с папой там были лет десять назад. - С трудом представляю Клауса на аттракционах, - протягивает Стефан. - А то, - я ухмыляюсь. – Я даже заставила его покататься со мной в этих больших крутящихся чашечках. Стефан недоверчиво смотрит на меня несколько секунд и разражается громким хохотом. - Хотел бы я это увидеть, - выдавливает он сквозь смех. - Прекрати, - я возмущенно ударяю его ладонью, хотя сама не могу сдержать улыбку: злой и страшный гибрид в розовой чашке с сердечками – то еще зрелище. – Между прочим, это был один из лучших дней моего детства. - Почему? – заинтересованно спрашивает он, перестав смеяться. Я улыбаюсь. - Мы были тогда в Париже, и до этого несколько дней таскались по музеям. В Лувре папа мог часами рассказывать о какой-нибудь картине, красках и технике, да еще и так, что экскурсоводы рты раскрывали. Я уже тогда рисовать любила, и картины мне нравились, но вся теория меня, мягко скажем, не интересовала, в восемь-то лет. В тот день Ребекка собиралась взять меня с собой на какой-то модный показ, но папа разбудил меня рано-рано утром и предложил пойти в Дисней Уолд. Просто так, спонтанно, мы это даже не обсуждали. Оставили Элу и Ребекке записку и сбежали на весь день. И так здорово было. Мы катались на аттракционах, даже на тех, куда я не подходила по росту, для нас-то попасть туда не проблема, сам знаешь. Папа, конечно, притворялся, что делает это все с большой неохотой, но я знаю, что ему нравилось. Мы были такими… нормальными. Ели мороженое и сладкую вату, гуляли по всем этим замкам, и разговаривали. Я говорила и говорила, даже не помню толком, о чем, а он внимательно так слушал, как будто ему действительно был интересен весь этот бред. А может и был. Только что я ему в восемь лет интересного могла сказать? Про маму я, конечно, не заикалась, расстраивать его не хотела, рассказывала про то, какие рисунки хочу нарисовать, про мечты свои детские, про принцесс диснеевских – он ведь ни одного мультфильма не смотрел, ну или говорил, что не смотрел, не знаю. Просто… Мы такие счастливые были, просто папа с дочкой, не гибриды. Я еще заснула в конце дня, он меня на руках домой нес, я прямо до сих пор это ощущение помню, мне казалось, что я плыву куда-то, и куртка у него была кожаная, моя любимая, и так тепло было… Я так глубоко погружаюсь в воспоминания, что совсем забываю о Стефане. - Прости, я иногда слишком много говорю. - Нет, - он качает головой. – Мне правда интересно. Очень странно слышать о таком Клаусе. - Он ведь действительно такой. И всегда таким был в глубине души. Просто он запутался и предпочел забыть о своей хорошей стороне, чтобы ему не было больно, - говорю я, снова испытывая острое чувство вины. – Но сейчас он уже не прячется за маской, по крайней мере, дома, и не считает любовь слабостью. Он ведь меня правда любит, просто слишком оберегает. - Ты скучаешь по нему? – тихо спрашивает Стефан. Я зачерпываю в ладонь горсть песка и медленно пропускаю его сквозь пальцы. - Конечно, - честно отвечаю я. – Мы никогда так надолго не расставались. - Андреа, - говорит он слишком мягким, настораживающим меня тоном. – Возвращайся домой. Что?! Я несколько раз удивленно моргаю и, когда понимаю, что не ослышалась, меня захлестывают обида и негодование. - Мы уже все обсудили, Стефан! – громче, чем нужно, восклицаю я. – Я не вернусь сейчас. Я лечу во Францию, с тобой или без тебя! - Андреа, дело не в том, что я этого не хочу, - примирительным тоном начинает он. – Потому что это не так, я очень хочу остаться с тобой еще. Но я должен быть уверен, что ты как следует все обдумала. - Почему ты сомневаешься? - Потому что ты семнадцать лет жила по чужой указке, и сейчас… Ты не думаешь, что ты… мм… немного увлеклась? - О, значит, теперь ты считаешь меня безответственным подростком, которому свобода ударила в голову, - со злостью произношу я, едва сдерживая слезы. – Просто замечательно. Я рывком поднимаюсь на ноги и быстрым шагом иду куда-то в сторону, лишь бы не видеть его лица. Я-то думала, что он понимает и поддерживает меня, но на самом деле он все это время просто пытался вправить мне мозги. - Андреа, стой! Да подожди ты! Он догоняет меня в считанные секунды, хватает за локоть и разворачивает к себе. - Отстань от ме… Стефан не дает мне договорить, впиваясь в губы жадным поцелуем. Попытки вырваться я прекращаю практически сразу, потому что разум как всегда затуманивается от его близости, и обижаться на него становится сложно. - Я просто считаю, что тебе нужно решить эту проблему, а не убегать от нее, - говорит он, отстранившись и все еще держа мое лицо в своих руках. - Наверное, ты прав, - вздыхаю я, уже пожалев об этой дурацкой выходке – вот уж действительно повела себя, как взбунтовавшийся подросток. – Извини. - Ты вернешься в Новый Орлеан? Я замечаю беспокойство на его лице и невольно радуюсь: все-таки он не хочет расставаться со мной. - Нет, - я отрицательно качаю головой и неожиданно для себя самой понимаю: – Но я хочу позвонить папе. Мы уедем отсюда сразу, и он на нас не выйдет, даже если отследит звонок. Стефан говорит, что это хорошая идея, я же в этом сомневаюсь. Тем не менее, я возвращаюсь обратно на тот обрыв, достаю новый телефон и по памяти набираю номер. Нажав кнопку вызова, я тут же сбрасываю ее и, сделав глубокий вдох, повторяю попытку. Я аккуратно ступаю по самому краю обрыва, дожидаясь ответа. Чертовы гудки длятся слишком долго, но когда папа наконец берет трубку, все слова мгновенно вылетают из головы. - Да? Я нервно сглатываю, не в силах ответить. - Кто это? – я слышу, как в его голосе сквозит нетерпение и раздражение. – Отвечайте, или, клянусь, я… - Папа… Не знаю, каким чудом он расслышал мой сиплый шепот, но на секунду на том конце трубки повисает молчание. - Эвелин? – недоверчиво переспрашивает он. - Это я, пап. - Эви, ты жива, - выдыхает он с облегчением, - с тобой… - Все в порядке, - поспешно говорю я. – Вообще-то, нет, со мной все просто замечательно. Папочка, прости меня… - Скажи, где ты, и я заберу тебя. - Папа, - мой голос чертовски дрожит, - я пока не хочу домой. - Брось, Эвелин, не дури, - резко произносит он. – Ты знаешь, как это опасно. - Со мной не случилось ничего плохого, и я могу за себя постоять. Только, пожалуйста, не злись… - Я не злюсь на тебя, и, если ты сейчас же вернешься домой, мы забудем об этом. - Но я не хочу ни о чем забывать! – вдруг взрываюсь я. – Я не хочу, чтобы все стало как раньше! Мне осточертело сидеть взаперти! - Эви! – он повышает голос. – Ты должна вернуться домой, это не обсуждается! - А то что? Накажешь меня? Всадишь кол и запрешь в гробу? Я совсем перестаю следить за языком. Хотела мирно поговорить и объяснить ему все, но теперь уже ничего не могу с собой поделать: злость и обида, тщательно скрываемые в течение долгих лет, вырываются наружу. - О чем ты говоришь? Думаешь, я поступил бы так с тобой? - Ты поступал так со всей своей семьей, почему же я должна быть исключением? Воцаряется тишина: он в замешательстве. - Откуда ты знаешь об этом? – тем же гневным тоном спрашивает он, но я различаю в его голосе растерянность. - Оттуда же, откуда я знаю все о нашей семье: не от тебя! Сколько бы ты не строил из себя заботливого папочку, я прекрасно знаю, кто ты на самом деле! Я осекаюсь, но уже поздно: эти слова, жестокие, причинившие ему боль и, главное, не соответствующие моему истинному мнению, уже сорвались с языка. - Не смей говорить со мной таким тоном! – взвивается он. – Немедленно воз… Я не дослушиваю его предложение и с силой швыряю телефон с обрыва. Раздается тихий всплеск. Я вытираю слезы тыльной стороны ладони и медленно направляюсь к машине, где меня ждет Стефан. - Поехали, он скоро может быть здесь, - бросаю я, пока он не успевает поинтересоваться, как все прошло. - Но это того стоило? – осторожно спрашивает он. Я с громким щелчком застегиваю ремень безопасности. - Нет.