Runaway Girl

Я мгновенно вскакиваю с места, порываясь сбежать, врезаюсь в грудь Элайджи, отлетаю метра на три и падаю на землю. Он невозмутимо подает мне руку, но я игнорирую этот жест и поднимаюсь сама. - Мда… С моей стороны было очень наивно полагать, что у меня получится, - говорю я, отряхивая ладони. - Действительно. Он оглядывает меня с ног до головы, и мне становится неуютно. Не мог он найти меня, когда я выгляжу поприличнее? То есть, мне, конечно, вообще не нравится то, что он меня нашел, но мой внешний вид только усугубляет положение. Ладно кожа, клепки и макияж (татуировка, слава Богу, спрятана под ботинком), но я насквозь пропахла сигаретным дымом и все еще нетвердо держусь ногах, опьяненная свободой, Стефаном и водкой с тоником. Эл никак мое состояние не комментирует, но только недовольно поджимает губы. Вот умеет он делать так, что сразу становится жутко стыдно. - Присядем? – он кивком указывает на скамейку. Несмотря на вежливую форму этого предложения, выбора он мне не оставляет, и я покорно опускаюсь на прежнее место. Хотя и непонятно, почему он сразу не тащит меня под трибунал. К отцу, то есть. - Папа прислал тебя на переговоры? – равнодушно интересуюсь я. - Никлаус не знает, что я здесь, он на полпути к городу, - тем же спокойным тоном отвечает Элайджа. – Я хотел бы поговорить с тобой, Эви. - Давай пропустим нравоучительную беседу, а? – огрызаюсь я. - Да, я поступила безответственно, мне не следовало сбегать из дома, вы за меня волновались, а я эгоистичный подросток, бла-бла-бла, можно мне не продолжать? Раньше я никогда не позволяла себе грубить ему, да и вообще взрослым, хорошие манеры мне привили с самого детства. Но если Эви была милой прилежной девочкой, то характер Андреи я сама до сих пор понять не могла. - Вообще-то, я хотел узнать причину твоего побега. Боюсь, мой брат не был бы таким дипломатичным, - со вздохом произносит он. – А возвращать тебя домой против твоего желания, не разобравшись во всем, я считаю неприемлемым. Я пожимаю плечами. - Вы мое письмо нашли? Элайджа кивает. - Там я все и написала. Мне не хватало свободы. - Почему ты просто не сказала об этом Никлаусу? - Думаешь, я не пыталась? – фыркаю я. – Но папа меня не понимает. - Так, может, в этом кроется истинная причина? Ты столкнулась с непониманием и решила, что проще будет сбежать… - Господи, - я закатываю глаза, - вот только не строй из себя психолога, пожалуйста. Мне и так тети Ками хватает. Он смотрит на меня укоризненно. Я этого, конечно, заслуживаю, но и меня можно понять: я вынуждена вести разговоры об отношениях с семьей с членом этой самой семьи, который при любом исходе заберет меня домой, а любовь-возможно-всей-моей-жизни скоро вернется в отель и не обнаружит там меня. Догадается ли Стефан, что это значит? А вдруг он пойдет меня искать и как раз наткнется на нас с Элом? Я даже предупредить его не могу, новый телефон взамен выброшенному с обрыва я так и не купила. В общем, тут не до вежливости. - Эвелин, я хочу как лучше. Я мог бы и не быть таким терпеливым, особенно после того, что ты устроила. Ты хоть понимаешь, что, если бы мы не успели вовремя, Наоми и Грэм были бы уже мертвы? - Что? – я тут же забываю обо всем остальном. – Как это мертвы? - Ты прекрасно знаешь, что делает укус оборотня с вампирами, - сурово произносит он. – Поверить не могу, что ты… - Какой укус оборотня, о чем ты говоришь? – я яростно замотала головой. – Я просто свернула им шеи. То есть, да, это плохо и все такое, но не смертельно же! - Подожди, - дядя кажется не на шутку встревоженным. – То есть, ты их не кусала? - Нет! Как вы вообще могли такое подумать? – возмущаюсь я, все еще недоумевая. - Сначала и не могли, - он качает головой. – Ты не представляешь, как мы испугались, когда вернулись домой и увидели, что тебя нет, а твои телохранители при смерти. Пока Никлаус не нашел твое письмо, мы думали, что оборотни добрались и до нашего дома… - Господи, - я шумно выдыхаю. – Но я никого не кусала, значит, они и правда там были! Вот черт… Элайджа достает и телефон из внутреннего кармана пиджака и нервно набирает номер. - Ребекка, - говорит он, и я слышу вопрос тети обо мне. – Да, нашел. Ребекка, послушай, Эви говорит, что не кусала Наоми и Грэма. В доме был кто-то посторонний. Будь осторожна. - Что все это значит? – спрашиваю я, когда он кладет трубку. - Видимо, кто-то решил воспользоваться нашим отсутствием, - он хмурится. – Не думал, что скажу это, но тебе повезло, что ты решила убежать. Иначе… Даже представить боюсь… - Да уж, - меня передергивает. – Так о чем ты там хотел поговорить? Не то чтобы вдруг мне захотелось провести сеанс семейной терапии, но после новости о разбушевавшихся волках он точно захочет вернуться домой поскорее, а мне еще нужно потянуть время, чтобы придумать, что делать дальше. Ему это тоже не кажется удачной идеей, но он сам начал весь этот разговор, пусть и закончит сначала, а потом уже займется делами. - Так получилось, что я слышал ваш разговор с Никлаусом, - говорит он, и я опускаю взгляд. – Скажи, откуда ты узнала о гробах и кинжалах? Боюсь, ты могла неправильно все понять, получив информацию из недостоверного источника. Ох, как же мне не хочется его злить! - Я прочитала твои дневники. От его взгляда я невольно съеживаюсь, как кот, который разодрал обивку дивана и ожидает трепки от хозяев. - Понятно. - Прости, дядя, но как еще я могла что-либо узнать? Он вздыхает. - А зачем тебе сейчас обо всем этом знать? Эвелин, это было очень давно и к тебе не имеет никакого отношения. - Хорошо, - я пожимаю плечами, снова начиная злиться. – Давай поговорим о чем-то, что имеет ко мне самое что ни на есть прямое отношение. Например, о моей маме. Элайджа вздрагивает, и на его лице на секунду возникает какое-то странное выражение, но он тут же берет себя в руки. Я замираю, с трудом веря, что осмелилась наконец поднять эту тему. - Что ты хочешь знать? - Все! – восклицаю я. - Да хоть что-нибудь. Вы же совсем ничего мне не рассказывали. - Я прошу прощения за это. Ты просто никогда не спрашивала сама, и мы решили, что тебя это не интересует. - В самом деле, - иронично замечаю я, - какому ребенку важно знать о своей матери? - Эвелин, нам… Нам до сих пор очень тяжело говорить о ней. Я сглатываю ком в горле. Мне почему-то казалось, что мама для Майклсонов была просто случайной девушкой, залетевшей от Клауса, но оказывается, ее судьба была им не так уж и безразлична. - Почему? Я жду ответа, затаив дыхание, но он не торопится мне его дать. - Дядя Эл? - Твой отец винит себя в ее смерти, - говорит он наконец. Такого я точно не ожидала. - А он действительно был виноват? – нерешительно спрашиваю я, больше всего боясь услышать “Да”. Он молча смотрит на меня, и я зажмуриваюсь, мечтая проснуться где-нибудь вдали отсюда и понять, что это всего лишь ужасный сон. Господи… Неужели папа… Как он мог быть причастен к этому? - Что произошло? - Это довольно сложная история… - Элайджа, - требовательно перебиваю я. – Я хочу знать все. И если ты сам не захочешь мне рассказать, то я тебя заставлю! Или ты уже забыл, как весело мы с тобой играли в барби в детстве? При других обстоятельствах я влепила бы себе пощечину за такой тон и угрозу внушения, но сейчас я могла бы даже пытать его, чтобы услышать правду. - Эви, поверь мне, он этого не хотел, - убедительным тоном начинает он, как всегда вставая на сторону брата, который обычно этого не заслуживает. – У них с… с Хейли были довольно непростые отношения, но он никогда бы не причинил ей вред намеренно. Но тогда… Это случилось незадолго до твоего рождения. Между ними произошла крупная ссора, Хейли разозлила его, и Никлаус вышел из себя. Нет, он бы не поднял на нее руки, но он кричал, и она оступилась… и упала с лестницы. Мы не успели ее поймать, - голос у него становится непривычно ломким, и он проводит дрожащей рукой по лицу. – Мы думали, что все обошлось, что ей повезло. Но Хейли не простила этого Клаусу и ушла. Она жила со своей стаей. Но там… Среди них был предатель, который работал с ведьмами, они… Они обещали ему кольцо в обмен на ребенка… На тебя… Его звали Оливер. Я убил его. И убил бы еще тысячу раз… Они схватили Хейли, когда начались схватки. Мы пытались… Эви, мы пытались спасти вас, но они были слишком сильны. И во время родов… Что-то пошло не так из-за того падения, и у нее началось кровотечение, но они не стали ничего делать и просто позволили ей умереть. А потом… потом они вогнали кол ей в сердце, чтобы она не вернулась гибридом. Мы не успели, Эви, мы пришли слишком поздно… Он роняет голову на руки, и плечи его трясутся. Но мне плевать, что он чувствует себя виноватым в том, что не спас мать племянницы. Перед глазами все расплывается от слез, и меня всю колотит от ярости, и обиды, и чудовищной, ни с чем не сравнимой боли. - Как вы могли скрывать это от меня? – спрашиваю я на удивление тихим голосом, и чувствую, как где-то внутри поднимается крик. – Я же себя винила! Я считала себя убийцей! Монстром! О Боже, я всю жизнь ненавидела себя за это… Он поднимает ошеломленный взгляд. - Почему ты так решила? У меня не сразу получается совладать с собой и ответить. - Я спрашивала других вампиров, и они говорили, что она умерла при родах. Что ее похоронили в день моего рождения… Господи, Элайджа, ты и представить себе не можешь, что со мной было… Мне было так плохо… - Почему ты не говорила с нами об этом? - Да потому что я не чувствую себя свободной говорить с вами о чем-либо! – кричу я. – Я пыталась спросить папу о ней, и я видела, как ему это не понравилось, а вы сами избегаете любых упоминаний о маме, как я могла… Я утыкаюсь лицом в коленки, обняв руками ноги, и плачу совсем как та маленькая девочка, которая поняла, что это из-за нее мамы нет рядом. Я рыдаю и рыдаю и никак не могу остановиться, даже когда скамейка начинает трястись и один расшатанный болт вылетает наружу. Дядя Эл растерянно сидит рядом и даже не пытается напомнить мне о необходимости контролировать магию. - Я как же вы с Ребеккой? – спрашиваю я сквозь слезы. – Почему вам так тяжело говорить о ней? - Ребекка и Хейли стали хорошими подругами. - А ты? Он медлит. - Эви, я… Я любил ее. Очень любил. Стоп-стоп-стоп, что?! Дядя Эл был влюблен…что он говорит… в мою маму? - Подожди, но ведь Клаус мой отец, да? – на всякий случай уточняю я. - Да, - он коротко усмехается, - конечно. Мы познакомились уже после… - Да, я поняла… Вау. Да сегодня день потрясающих открытий… А она тоже тебя любила? Известие о маме и дяде настолько поражает меня, что я даже ненадолго перестаю злиться на отца. - Я не знаю, - он качает головой. – Это сложно. Я беру его руку в свои. Раньше мне нравилось наблюдать его воспоминания о старинных балах, а теперь я хочу увидеть маму. - Покажи мне. Он кладет ладонь мне на лоб, и перед глазами возникают цветные картинки.