Трудно быть Джоном

Анабиоз не является сном как таковым; для того, чтобы видеть сны, необходимо, чтобы мозг функционировал в относительно полном объеме, в состоянии анабиоза же действуют лишь самые необходимые системы организма, обеспечивая минимальную жизнеспособность, но не более. Человек в состоянии анабиоза абсолютно беззащитен – жизнь в его теле поддерживает медигель и реанимационные системы ванны, и стоит им получить хоть малейшее повреждение, этот и без того слабый огонек угаснет навсегда. Естественно, вокруг этой процедуры никогда не утихали жаркие этические споры на самые разнообразные темы. Что происходит с разумом пациента, пока его тело находится в состоянии контролируемой клинической смерти? В какой момент пациент в анабиозе перестает считаться человеком и становится лишь впустую функционирующей оболочкой? Как быть с целыми государствами, состоящими из криоцехов, где ровными рядами выстроились стеллажи с ваннами, в каждой из которых находилась абсолютно стандартная и имеющая все права современного человека особь Homo Sapiens? Чем же все-таки космический анабиоз отличается от запрещенных ныне эмуляторов виртуальной реальности, при длительном использовании которых персональный личностный код в конце концов изменялся настолько радикально, что для своего существования такому разуму больше не требовалось органическое тело в принципе? Как вы, яйцеголовые, собираетесь отправлять куда-то космонавтов, если долгосрочные эффекты анабиоза так до конца и не изучены? Пусть даже каким-то чудом корабль доберется до пригодной для жизни планеты класса «Е-612», но как вы можете быть уверены, что из него не вывалится овощ, сумасшедший или инвалид, чей разум будет в полном порядке, но функции тела так полностью и не восстановятся? Яйцеголовые огрызались, требовали новых и новых грантов, усыпляли лабораторных обезьян и добровольцев сотнями, однако к 413 году вопрос об этике долгосрочного ограничения функций организма все еще оставался открытым, и теперь не закроется уже никогда. Для Джона такого вопроса просто никогда не существовало: снов он не видел в принципе. Совсем. Никаких. Как правило, ему хватало ума не говорить об этом – у Детей Земли в принципе не должно было быть никаких проблем с головой, а отсутствие снов крайне явно сигнализировало, что оные проблемы все-таки есть. До определенного возраста он не знал, что такое «сны» в принципе; узнав же, долго завидовал тем, кто проводил свои обязательные восемь часов сна не просто в глухом забытьи, но в других мирах, пусть даже эти миры часто бывали кошмарными. Лишь однажды он решился пожаловаться на эту вселенскую несправедливость – когда Джейд, страдавшая то от кошмаров, то от приступов тихого лунатизма, в очередной раз проснулась с придушенным вскриком и бросилась к брату, судорожно ощупывая его лицо; раздраженный такой ранней побудкой Джон тогда недовольно проворчал: - Ты что, у нас обоих сны забрала? Я вот вообще как робот вырубаюсь, ничего никогда не вижу… Все еще гладя его по щеке одной рукой и утирая слезы с кажущихся необычно маленькими без очков глаз другой, Джейд всхлипнула: - Я не знаю, Джон! Я все время вижу, как ты умираешь, и все время по-разному – разбиваешься на корабле, тебя убивают мечом на войне, как в книжках, или вообще торжественно казнят в большом дворце… А я потом хожу одна, ищу тебя, я знаю, что можно все исправить, если найти тебя и разбудить, но тебя нигде нет, а еще я вижу много разных тебя, но это все не тот ты… - Ну вот он, тот я, видишь, живой… - растерянно пробормотал Джон, притягивая к себе сестру и ласково гладя ее непослушные волосы в попытке хоть как-то успокоить; та притихла на мгновение и срывающимся голосом зашептала, зарываясь лицом в смятую пижаму: - А если ты тоже не тот? Во сне ты всегда разный, и я не знаю, какому тебе верить… А того тебя, который здесь, вообще нигде нет!.. В эту ночь они так и не уснули; на утренних тестах оба показали повышенную нервозность и усталость, и руководители проекта приняли решение расселить их по отдельным комнатам. С тех пор Джон не слышал от сестры ни одной жалобы – они оба понимали, что после следующего прокола могут больше не увидеться вовсе. За прошедшие годы было очень легко забыть об этом случае, но что-то в подсознании Джона постоянно цеплялось за несколько ночных часов, наполненных рассказами Джейд о мире из ее снов. Что-то не давало махнуть рукой и просто списать ситуацию на игры подсознания; не давало забыть, что сам Джон этого лишен навсегда. Не давало заснуть множеством долгих ночей. Не давало проснуться одной долгой ночью на незнакомой планете; царапало мучающийся разум изнутри, трясло тело в бреду, билось в висках знакомым голосом. Джон. Джон. Джон, проснись! Джон испуганно подскочил на кровати и закашлялся; в комнате пахло каким-то горьковатым освежителем воздуха. Оглядевшись слезящимися глазами, он увидел лежащую на подоконнике охапку веточек чего-то очень похожего на полынь и устыдился: пусть даже на Земле оставалось крайне мало растений в диком виде, но быть не в состоянии отличить искусственный запах от естественного… Тихо ругнувшись, Джон встал с кровати, разминая затекшую шею, и потянулся к веточкам, чтобы рассмотреть их поближе, а заодно и открыть окно. Веточки оказались пластиковыми, но щедро политыми до сих пор еще не испарившейся ароматической жидкостью, а на окне не было защелки; видимо, оно управлялось голосом или с пульта, и Джон отправился на его поиски. Комната Дейва практически ничем не напоминала заваленный учебниками, образцами для внеклассных экспериментов и неглаженой одеждой личный блок Джона; Джейд, любившая сажать цветы в оболочки от мин, тоже вряд ли бы оценила беспорядок, но здесь определенно было намного уютнее, чем в стандартизированных земных жилищах. Джон моментально оценил весьма внушительную коллекцию окаменелостей, стеллаж с которой занимал практически всю восточную стену – большая часть экспонатов, видимо, принадлежала этой планете, но среди них затесалось и несколько самых обычных земных трилобитов, мирно соседствовавших с потертым чучелом четырехкрылой белой вороны. К окаменелостям примыкала стойка с несколькими музыкальными процессорами, практически не отличающимися от земных – у Джона тоже стоял подобный, но он отключил все функции, кроме аналогового синтезатора. Здесь синтезатор был задвинут в самый дальний угол, а недавно использованные вертушки еще проецировали частотную кривую последнего трека изломанной ярко-красной нитью на полстены. Движимый любопытством, Джон вызвал клавиатуру синтезатора на передний план и осторожно провел по ней пальцами. На подушечках остались серые ошметки пыли; вытерев их о штаны, Джон наклонился, чтобы сдуть остатки, и именно в этот момент сзади раздался возмущенный голос Дейва: - Эй, к вертушкам не лезь, уеба! Джон мгновенно отшатнулся от инструмента, бормоча сбивчивые извинения; Дейв метнулся мимо него и принялся придирчиво осматривать свои драгоценные вертушки, ласково поглаживая их костистыми пальцами с обломанными под корень ногтями. Удостоверившись, что все в порядке, он смягчился и подозвал Джона небрежным кивком: - Тебе чего тут нужно было? - Ничего, просто у меня тоже синтезатор был, пальцы размять хотел… - приготовился оправдываться тот, но Дейв почти сразу остановил его предупредительным жестом: - Понял, без базара. Ну-ка, сбацай что-нибудь – я все равно не умею, просто так модуль стоит, уже загнать кому-нибудь хотел, вот и проверю заодно, работает ли вообще, - снова вызвав синтезатор, он отошел к окну, и в комнату ворвался порыв свежего ветра, несущий какой-то не слишком приятный сладковатый запах; только тогда Джон осознал, насколько до этого здесь было душно. Глубоко вздохнув, он еще раз провел рукой по клавиатуре, стирая остатки пыли, неуверенно нажал одну клавишу, другую, третью… Застоявшийся инструмент откликался охотно, наполняя мягкими звуками небольшое помещение; несмотря на малые размеры, акустика у комнаты была отменная, и Джон с наслаждением окунулся в музыку. Обычно они играли вместе с Джейд, и сейчас отсутствие аккомпанемента чувствовалось; но вдруг к одиночным фортепианным нотам присоединилась робкая скрипка – присоединилась и взвилась, перебивая мелодию и заставляя Джона быстрее и сильнее перебирать клавиши, подстраиваясь под задаваемый ей ритм. Когда вступил саксофон, Джон уже был готов к этому – он вел мелодию быстрым повторяющимся перебором, оставляя акцент на глубокий голос нового инструмента, и в конце концов остановился вовсе, лишь изредка роняя четкие отдельные ноты в такт переливам духовых. Саксофон затих; Джон медленно, одной рукой отыграл последнюю гамму, каждую ноту чуть тише другой, и наконец остановился, не в силах оторвать руки от инструмента и нежно поглаживая клавиши кончиками пальцев. Дойдя до самых низких нот, он вдруг наткнулся рукой на чужие пальцы и резко отдернул ее; Дейв стоял совсем рядом, у блока аккомпанемента, положив одну руку на пульт, и по его темным очкам невозможно было прочитать, о чем он думает. Молча хлопнув Джона по плечу, он развернулся и в несколько широких шагов вышел; каким-то шестым чувством Джон понял, что синтезатор продавать в ближайшее время явно никто не будет. Он потренировался еще с полчаса, но играть одному было довольно скучно, и он выглянул в соседнее помещение. Дейв стоял за терминалом компьютера и что-то быстро набирал на голоклавиатуре; Джон успел мельком увидеть окно программы-мессенджера с текстом на странном языке с даэдрическим шрифтом и яркие голубые обои, прежде чем Дейв заметил его и свернул проекцию. - Слушай сюда, - сказал он, - через два цикла оборотов сюда прилетит сборщик. Он – мой давний знакомый, да и должок за ним есть, поэтому твое присутствие здесь отмечать не станет. Отметит зато недостачу в урожае слизикв- - Чего-чего? – изумился Джон. - Слизикв, придурок! Ну тех зеленых хреновин, которые ты при посадке мне все расхуячил. Они из них слизь добывают для коконов своих, ну, типа, спят в ней. Некоторые, которые совсем умственно отсталые, еще и жрут, глюки ловят только так, но весь свой тролльский организм сажают к хуям и дохнут даже быстрее желтокровных, - увидев, как Джон снова разинул рот, Дейв предостерегающе вскинул руку, - Потом объясню, хрен с тобой, сейчас иди, переодевайся в рабочий комбез и на поле, говно ворочать. - Какое говно? - Такое, епт! Новую партию кто выращивать будет? Хорошо еще, они зреют быстро, четыре цикла и готово, так что я не особо проебался, но восстанавливаться надо. Давай, давай, пошел, комбезы в сарае за домом, там же и помыться потом можешь, - видя, что Джон все еще стоит в прострации, Дейв попросту подошел к нему, схватил за шиворот и повел за собой. - А кормить-то будут? – обреченно спросил Джон, поняв, что свое лихое приземление придется отрабатывать еще минимум месяц. Дейв радостно ощерился: - Вот как уберешь свою лоханку с поля и обшивку обратно прилепишь, тогда и покормлю!

***

Джон играл трек Yoko Kanno - Friends; можно послушать для полноты картины.