Сын человеческий

В сознание его привела вонь. Нестерпимая, жуткая, скручивающая вонь. Габриэль поперхнулся, едва не лишившись многочисленного содержимого желудка, и дернулся. Его тряхнуло. Мутным взглядом обозрев действительность, Вон сумел понять, что его кто-то несет. Вопрос: кто, куда и зачем? Он попытался сползти, вяло цепляясь слабыми руками за шерховатый материал, на ощупь напоминавший джинсу, обтягивающую чьи-то ягодицы, но его в ответ только вновь встряхнули, и агент временно смирился, экономя силы, а через несколько секунд и вовсе потерял сознание. Она устала. Обычно она не доходила до такой степени голода, быстро уталяя его, а сейчас у нее и вовсе был с собой живой обед - но, проблема! Есть его нельзя. То есть, в принципе можно... Она остановилась. Инстинкт твердил, что голодная, она станет легкой добычей для Костей, да и для других охотников, а теплое мясо уже несколько часов согревало ее плечо и спину, и, будь она чуть почеловечнее, она бы сказала, что у нее от этого тепла текут слюнки. Она оглянулась. В этой части города ей приходилось бывать часто, но она еще никогда не прерывала здесь свой путь, а сейчас ей это нужно было, как никогда. Вечерело, а тело Габриэля становилось все тяжелее. Нужно было найти место для передышки. Оглянувшись, она медленно двинулась к стеклянному зданию чуть дальше по улице. Она не могла прочитать буквы на фасаде или посчитать этажи - во всяком случае, выше ее роста и выше роста Габриэля - но какой-то частью сознания определила, что оно достаточно высокое, чтобы остальные охотники сочли его невыносимо высоким. Она помнила, что долгий подъем, как правило, не заканчивался ничем - ничего вкусного в этих коробках она не находила. Дальше четвертого этажа подняться не удалось. Она затащила теплое тело в подсобку, разгребла разноцветные пластиковые бутылки и уронила его. Он не пошевелился. Неуверенно, она стянула с какой-то жестянку большую тряпку и бросила сверху. Если он жив, то тепло, наверное, не уйдет? И он недавно ел. Она недоуменно моргнула, наклонилась, хрустнув измученным позвоночником и потрогала его лицо. Руки у нее были грязными, впрочем, на его коже также застыла грязная корка, но биение ощутить еще можно было. Она быстро успокоилась. Лето. Ночь короткая. Она успеет насытить свой голод и забрать его. Хлопнув дверью подсобки, она придвинула к ней шкаф - из него посыпались папки - и замерла, рассматривая дело рук своих. Шкаф не до конца закрывал косяк двери, но едва ли охотнику придет в голову заглянуть в тайник. Никто из них не был так любопытен - кроме нее, и благодаря этому она чаще находила еду - и это вроде так делало ее немного гордой - как и ее важная вещь. Она отличалась от примитивных. Намного. Никто не мог думать, как она. Никто не пытался искать. Рассуждать. Вкусные, приходившие к складу с банками, делали это в одно и то же время, и это заметила только она. Она обнаружила, что собаки, хоть и кусаются сильнее, чем люди и охотники вместе взятые, так же хороши на вкус, и, благодаря этому, она реже остальных была голодна. Никто из них - кроме нее - не был достаточно умен, чтобы гоняться за енотами и лисицами. У нее была ловушка на голубей - маленькие и тупые, они попадались в сетки ограждения стадиона - сразу по нескольку штук. Правда, их было неудобно вынимать... В то время как остальные сохли и разваливались, теряя собственное прогнившее мясо и превращаясь в Костей, она продолжала оставаться собой. Она не теряла остатки разума. У нее была цель. Сейчас ее целью стали ворота парка, откуда слышались громкие звуки грызни одичавших собак. Габриэль застонал и, помогая слабому телу руками, приподнялся и подполз к узкой щели света. Когда-то начищенный мраморный пол делового центра был заляпан чем-то бурым, и Вону даже не приходилось гадать на этот счет. Пиная ногами дверь, он сумел расширить щель и выбраться в комнату. Когда-то это была переговорная, или колл-центр, или еще что-то в этом роде, значения не имело. Габриэль, шатаясь, прижался к стеклу огромного окна и прищурился. Следом за тающим бледным светом солнца на улицы выходили Кости...