***
Когда дверь хлопнула, Грей в первую очередь подумал о том, что надо бы затушить сигарету, но потом до него дошло, что в такое время никто, кроме прогульщиков, на крышу не сунется. Обзор парню загораживала стена, но уже по звукам можно было понять, что незнакомец нервничает, а уж когда чиркнула зажигалка, Грей и вовсе успокоился – можно спокойно выходить из укрытия, его точно никто сдавать не собирается. – Ты? – Фуллбастер от удивления чуть ли не роняет сигарету, зато Джувия получает полный набор в виде резкого кашля и только раскуренной сигареты на земле. – Где ты была? – Серьезно? Вы все решили меня допросить в один и тот же момент? – раздраженно фыркает девушка и снова закуривает. Грей замечает, что затягивается она слишком глубоко для человека, который курит для удовольствия или просто по привычке. – Что случилось? – интересуется парень, наблюдая за Локсар. Не то, чтобы ему было интересно, но какое-то любопытство в Грее все же шевельнулось. Эта девушка была предельно странной, если не сказать больше, а такие Фуллбастеру попадались не часто. А если и попадались, то с ними точно не было беспричинной ругани в кафе, непонятных тайн и уж тем более просьб о помощи глубокой ночью. – Ничего не случилось, – отвечает Джувия, глядя куда-то в небо. У нее, как обычно, дрожат руки, а под глазами залегли синяки. Не самый лучший вид. – Нет уж, милая, ты позвонила мне посреди ночи и попросила чем-то помочь, а потом свалила неизвестно куда на целую неделю. Не думаешь, что я заслуживаю хоть какого-то ответа от тебя? – стоит на своем Грей. Локсар резко разворачивает голову и пару секунд смотрит на парня, чуть сузив глаза. Будто ищет что-то, чего никому не дано понять. – Пф, я ездила в старую школу, навещала друзей, а сейчас эта неуравновешенная набросилась на меня. Требовала объяснений и кричала что-то вроде: «Где ты шлялась целую неделю?!» – передразнила девушка Мишель. – А нервы, знаешь ли, у меня не железные, вот я смоталась посреди урока. – Хм, ты же понимаешь, что тебя ждут проблемы? – Грей прекрасно понял, о ком именно говорила Локсар. В их школе только один учитель мог позволить себе такое. И только от одного учителя можно было ждать действительно серьезных проблем. – Пусть тогда объяснится, какого черта посреди урока начала выяснять со мной отношения, – хмыкнула Джувия, выпуская струю дыма и смотря на то, как она быстро тает. – Не знаю, черт меня дернул сюда вернуться, я хочу назад в Фантом Лорд, – вздохнула девушка, прикрывая глаза. – Что же тебе мешает туда вернуться? Родители против? – Фуллбастер бросил на Локсар удивленный взгляд. Раньше он действительно не задумывался о причинах перевода Джувии и ее друга в другую школу, но наиболее вероятной версией все же было собственное желание обоих. – Родители? Не смеши меня. Уж они-то точно не будут против, – буркнула девушка, косо посмотрев на собеседника. Грею на секунду показалось, что он задел ненужную тему. – Мешает мне вернуться сама школа. Я столько всего натворила, что меня выкинули оттуда и назад вряд ли примут, даже если моя учеба здесь будет показателем того, что я полностью перевоспиталась. – Я даже представить боюсь, что можно натворить такого, чтобы тебя выкинули из Фантом Лорда, – хмыкнул Грей. В свое время он не был уверен в том, куда хотел бы поступить, поэтому рассматривал Фантом Лорд, как возможный вариант, но потом все-таки принял решение в пользу Фейри Тейл. Фантом Лорд, определенно, была одной из самых престижных школ в городе, но при этом ее ученики имели отвратительную репутацию. Ни одна драка, попойка или акт вандализма не обходилась без учеников этой милой школы, но им все спускали с рук. Так уж получилось, что они постоянно выходили сухими из воды. – О, поверь, я приняла участие в рекордном количестве скандалов за самый короткий в истории школы срок, поэтому меня и выперли, – закатила глаза Локсар, но Грей все же не мог не заметить, что на губах девушка промелькнуло подобие улыбки. По крайней мере, она постепенно приходила в себя. – Серьезно? А я найду это, если загуглю? – усмехается парень, доставая из кармана телефон. – Да. Найдешь. Но прежде тебе придется перелопатить тонны грязи и статей о примерной школе, – разом мрачнеет Джувия. – Ладно, мне нужно идти, – девушка тушит окурок о стену и выкидывает его куда-то в сторону. Несмотря на вопиющую нехватку урны здесь, на крыше, ее все еще не было, а в конце года какая-нибудь парочка стабильно отправлялась на уборку крыши. – Хей, Джу, – Грей зовет девушку слишком резко, чтобы она смогла это проигнорировать. Взгляд у Локсар удивленный и чуть раздраженный. – Когда я найду причину, по которой тебя исключили, обсудим это? Заодно расскажешь, у кого в ту ночь должна была попросить помощи. – Не называй меня так. И да, без проблем, – кивает Джувия, но все же едва слышно прибавляет, поворачивая дверную ручку: – Если у тебя все еще будет желание иметь со мной дело.***
– Уртир, вот ты же умная девушка? – Люси подпирает голову рукой и внимательно смотрит на свою ученицу. А Милкович, сосредоточенно что-то пишущая в тетради, медленно поднимает голову и недоверчиво смотрит на Хартфилию. – Глупой меня, по крайней мере, никто не считает, – отвечает девушка. Уртир не жаловалась на то, как Люси объясняет нужный материал, но порой у репетитора были странные вопросы и темы для разговоров, вроде этой. – Тогда скажи мне, что бы ты сделала, если бы встречалась с человеком, с которым тебе хорошо, но которого ты не любишь, при этом жертвуя тем, кого любишь, но в чьих чувствах не уверена? – спросила блондинка. Ее этот вопрос мучил уже несколько дней. Ладно, он мучил ее уже несколько лет, но особенно активным обдумыванием Люси все же занялась именно сейчас. Она просто поняла, что нужно что-то менять. – Я бы осталась с тем, с кем встречаюсь, – даже не подумав, отвечает Ур. У нее четкие жизненные принципы и позиции, от которых она не намерена отступаться, а это Люси совсем не впечатляет. – В конце концов, лучше синица в руке, чем журавль в небе. – Так-то оно так, но журавль уж больно хорош, – вздыхает Хартфилия. – Ладно, проехали. На чем мы там остановились?***
– Может быть, мы поговорим? – Мираджейн скорее ставит перед фактом, чем спрашивает. Лисанна скорее уходит, чем пытается нагрубить, как все нормальные подростки. Лисанна вынуждена отрицать свою нормальность действиями. – Лис, ты не сможешь избегать меня до конца жизни. Мы семья, в конце концов! – Я попробую. До совершеннолетия. А потом съеду, – коротко, жалкими отрывками. Большего она не заслуживает. – Куда ты съедешь? – то ли Мира пугается, то ли пытается напомнить сестре о том, что выхода просто нет. Ей некуда бежать. Она не нужна никому, кроме себя. – Куда-нибудь. Все же лучше, чем с лгуньей под одной крышей, – Лисанна не может не злиться. Она может только добить. – Правда, с лгуньей бы я смирилась, но ты предательница, Мираджейн. Паршивая овца в нашей крохотной семье. Ты всегда говорила, что семья на первом месте, а на деле оказалось, что твое желание перепихнуться все же важнее, – Лис останавливается. Вглядывается в лицо сестры с пытливой ненавистью. – Может родители вовсе не случайно тогда погибли, м? Может их настигло прозрение, и они решили, что лучше подохнуть, чем жить с таким выродком под одной крышей? Подумай над этим, Мира. Вспомни, как ты на самом деле ничтожна. В молчании слышно, как в коридоре скрипит половица. Она перед самой дверью. Мираджейн знает дом наизусть.***
Леви приходит на третий день и садится в ногах парня. В глаза не смотрит. Вообще мало что говорит. От нее пахнет ментолом и зубной пастой. Смесь этих запахов, по мнению Гажила, отвратительна. – Я с тринадцати лет от врача к врачу, – слова застревают в пересохшем горле, и давить их наружу получается с огромным трудом. – Мать мечтает запереть меня в психушке с того самого момента, как впервые пришлось вызвать скорую. А отчиму откровенно плевать. Оно и лучше, в общем-то. С мамой у них разлад, не хватало, чтобы еще и я была причиной поорать. Хотя, порой мне кажется, что я во всем виновата. МакГарден запинается. Говорит тихо и неуверенно. Надеется, что ее не слышат. – Я думала, что все решит моя смерть. Пара лишних таблеток – залог счастливого конца. Меня вытащили. Против воли. Заперли у психолога на несколько недель. Он оказался придурковатым фриком. У самого шарики за ролики заехали. Он говорил. Я слушала. Всех все устраивало. Мать решила, что я в порядке. Останавливается, чтобы сделать вдох. Легкие стягивает тугим обручем, а в горле встает комок ненависти. К самой себе. Только она во всем виновата. – Следующий месяц я провела дома. Потом впервые вскрыла себе вены. Было чуть страшно и немного больно, но во мне была едва ли не пачка успокоительного. Меня спасли. Психолога мне сменили. Шрамов с того раза стало на пять больше. Инстинктивно сжимаются кулаки. Успокоиться совсем не просто. – Я поняла только одно. Я не хочу умирать. Я жду, когда мне не дадут этого сделать. Не потому что так надо, а потому что меня любят. Проблема в том, что я никому не нужна. Кроме самой себя. Наверное. Я не знаю. – Какого черта ты здесь делаешь? – Редфокс почти обреченно запрокидывает голову и прикрывает ладонью глаза. – Серьезно, почему именно я? – Я не знаю, – тихим шелестом повторяется девушка. Ей больше нечего сказать. Она больше не может говорить. – Хорошо. Я выслушал тебя. Теперь твоя очередь. В глазах надежды больше, чем положено человеку с перебинтованными запястьями и пустым взглядом. – Я с рождения в детдоме. Предоставлен самому себе. Никому априори не нужен. Ни родным, ни тем более приемным. Все, что у меня есть, – полубезумная девушка, которая думает, что виновата в смерти дорогого ей человека. И из-за этого она уничтожает саму себя. А я ничего не могу сделать. Нет. Совсем ничего. Я делаю только хуже. Помогаю единственному человеку, которому важно, не подох ли я, сойти преждевременно в могилу. Потолок белый. С маленькими трещинами. В палате сквозняк. – И здесь я не из-за отравления. У меня был передоз. Я нажрался какой-то дряни, что всучил мне неизвестный упырь, и чуть не отбросил коньки. И знаешь, кто меня вытащил? Джувия. Она всегда мне помогала. Господи, знал бы кто, сколько раз я оставался живым только благодаря ей, хотя, с моей-то жизнью это и причина ненавидеть. Но теперь я не могу даже убедить ее в том, что все нормально. Потому что ни черта не нормально, понимаешь? Я не могу соврать. Не могу дать ей надежду или помочь выбраться из всей этой дряни. Я просто могу медленно наблюдать за тем, как она умирает. Морально. Физически. Я теряю единственного человека, который мне важен. Которому важен я. Чьи-то каблуки слишком звонко ударятся о пол в коридоре. Стук режет слух, но не дает достаточно прочно вцепиться в реальность. – Все, кто находится рядом со мной, калечатся, умирают, становятся воспоминаниями. И досталось больше всего тому, кто был ко мне ближе всего. – Мне нечего терять. – Тебе просто кажется. Мир Леви осыпается мятно-зеленой шелухой, напоминая о том, что она все еще в больнице.***
– Знаешь, почему я хочу сменить работу? – Ариес устала. Ее рвет изнутри. – Ну, же, ты ведь не глупый. Ее улыбка похожа на ту, что Локи видел лишь однажды. – Я давала тебе шанс, верно? И что же ты сделал? Думаешь, я не знаю? От этого рвет крышу. Воздух из легких выбивают с нечеловеческой силой. – О, я знаю обо всем. О каждой твоей случайной встрече. Случайном знакомстве. Случайном сексе. Ариес близко. Слишком близко. Морально. Физически. Она знает, как именно нужно ударить. – Я все помню. Я ведь была такой же. Чтобы было больно. – Думаешь, я настолько глупа? Ее смех разносится по слишком маленькой для двоих квартирке. Становится трудно дышать. – Ариес… Слишком слабая попытка. – Что? Неожиданно? Ты прав, я ведь совсем не такая. Была не такой, – Ариес поправляет саму себя. – Но с тобой, любовь моя, все меняется. – Мне жаль, – Локи не может отрицать, что пытается. – Мне тоже. И мне будет больно. Не больнее, чем тебе сейчас и потом. Не больнее, чем мне было до этого. Я переживу, не беспокойся. А тебе желаю удачного дня. Загнись в своей боли или затрахай кого-нибудь до смерти. Ненавижу тебя чуть сильнее, чем люблю. Ужин в холодильнике. Дверь хлопает почти непозволительно громко. В спальне чужой мобильник с пятью прочитанными смс. Ариес мастерски выбивает из Локи все, кроме боли. Себе она оставляет еще и немного ненависти. Она верит, что справится. И она права. Локи не уверен, что сейчас он не спит. Он желает сделать хоть что-нибудь. Он не сможет. Он уничтожен. Он сделал это сам.