Безотчетный инстинкт

«Пожалуйста… пожалуйста… пусть всё это станет сном. Или исчезнет вообще. Почему нельзя отмотать время назад, как киноленту? Это нечестно». Во рту чувствовалась горечь, а в груди будто рос тяжелый ком. Манабу хотелось захныкать от обиды прямо на улице, но ему мешали резкие порывы ветра, из-за которых леденели щеки, а в глазах застывали льдинки. Кажется, температура на улице значительно снизилась. Бой гонга еще не закончился, когда Казуки внезапно оттолкнул Манабу. Он не сразу понял, почему стало так больно в груди и так тяжело дышать, с опозданием соображая, что это Казуки дал ему под дых. - Бу, - взгляд у Казуки был такой пугающий, что Манабу буквально приковало к месту, он был не в силах даже шелохнуться. – Ты прекрасно знаешь, что я не гомофоб, иначе от твоей милой мордашки осталось бы одно месиво. Но это не дает тебе права так себя вести. Манабу в отчаянии закусил губу и сжал ладони в кулаки. То, что сейчас произошло, причиняло страшную боль в сердце. Казуки холодно посмотрел на него, но затем слегка смягчил свой суровый тон: - Знаешь, мы с тобой просто друзья. Поэтому я так не могу. Прости. Внезапно наступившая тишина оглушила обоих. Звон гонга закончился, наступил новый календарный год. Спустя несколько минут Казуки молча собрался и ушел, негромко захлопнув за собой дверь. Что делать дальше, Манабу не знал. Просидев в одной позе пару минут, зачем-то растерянно озираясь по сторонам, он автоматически схватил первый попавшийся предмет в руки. Это оказался его мобильник. «Всё настолько плохо, да?» - стиснув зубы, он спросил сам себя и крепко сжал в ладони телефон. Из мысленного плена его вырвал звонок. Телефон завибрировал в руке, и Манабу перевернул его, удивленно глядя на дисплей. В этот раз его снова спасал тот же человек. - С новым го… - Тора! - чересчур громко воскликнул Манабу и тут же замолк, испугавшись собственной реакции. Нет, так не годилось, сидеть тут и страдать, словно девушка, которую бросили в канун нового года. Казуки не причинил ему никакого вреда, кроме, разве что, того несильного удара. Всё могло быть значительно хуже. - Эй, Бу? – напомнил о себе Амано, а его забавный голос звучал так обеспокоенно, что это почему-то насмешило. - Всё в порядке? - Можно… - неуверенно начал Манабу, прижимая одну руку к груди. Он не знал до конца, стоит ли просить помощи снова. Да и помешать ему с Шо совсем не хотелось. – Можно… Я приду к тебе? Пока Манабу добрался до дома Амано, он успел замерзнуть до красных щек и едва шевелящихся пальцев. На улице почти никого не было, Манабу не завидовал тем людям, которые встречали новый год в храме. Он ухмыльнулся от мысли, что благоразумно решил туда не идти. Но внутренний голос предательски напомнил о том, что если бы пошел, то не было бы сегодняшнего вечера и грубого отказа Казуки тоже. - Ох, да ты окоченел совсем, - стоило ступить за порог квартиры Шинджи, как тот сразу же принялся ухаживать за гостем: стащил с его плеч легкую куртку, размотал шарф и вместе с шапкой повесил на вешалке у двери. Тут же появился Шо с кружкой горячего чая в руках. - На улице погода просто жуть. Как на Хоккайдо. Давно у нас такого холода не было, - всё не замолкал Тора, подталкивая разувшегося гостя в сторону комнаты. Манабу благодарно кивнул ему и Казумасе, взяв керамическую чашку в руки. За время пути от своего дома до дома Шинджи Манабу успел успокоиться, а голова снова начала работать как надо. Но осознавать то, что теперь он, вероятно, больше не увидит Казуки, было горько и обидно. Точнее, видеться они могли часто, но что теперь станет с их дружбой? - Давай, заходи, у нас весело! Войдя в комнату, Манабу растерянно прижал чашку к груди. На полу валялись блестки и пустые пакеты из-под чипсов, бутылки недопитой газировки и куча всякой прочей вредной гадости. В воздухе Манабу почувствовал сладковатый запах колы. По телевизору шел какой-то американский боевик, а посреди комнаты было расстелено большое белое полотно из полиэстера. На нём было нарисовано четыре ряда разноцветных кругов: слева были зеленые, затем желтые, синие и красные. - Эээ… - пусть Манабу и считал себя нарушителем новогодней традиции, но тут пошатнулось даже его мировоззрение. Эти двое праздновали так, как это делают на западе, и в храм идти явно не собирались. - Давай с нами в твистер. Отогреешься заодно! – Шо задорно махнул руками, приглашая повеселиться. Манабу едва успел отставить чашку на журнальный столик, как оказался уже у края игрового поля. Правил игры совсем не знал, но, сообщив об этом Казумасе, получил ответ, что всё предельно просто. - Тора говорит, куда тебе ставить свою конечность, и ты ставишь, - кивнув в сторону усевшегося на диване Амано с картонной цветастой штуковиной на коленях, напоминающей часы, Шо одернул свою толстовку и завязал шнурки капюшона, чтобы ничего не мешало играть. – Проиграл тот, кто первый потерял равновесие и упал. Ну или задел поле коленом или локтем. Итак, давай! - Первый, по традиции, Казумаса, - Тора коварно улыбнулся, поглядывая на них, будто предвкушая предстоящее зрелище. Крутанув стрелку на доске, он дождался, пока та замрет, и озвучил результат. - Правая нога, синее! Манабу наблюдал, как мальчик ступил на ближайший синий круг, после чего пришла его очередь. - Манабу, правая рука, зеленое! – торжественно провозгласил Амано, и тогда Манабу заподозрил, что в происходящем точно кроется некий подвох, хотя ряд зеленых кругов был нарисован с левого края, и пока задача не казалась сложной. - Шо, левая нога, желтое! – парень сделал шаг вперед, наступая на желтый круг. - Манабу, правая рука, красное! Казумаса весело захихикал, глядя, как Манабу пытается обойти его сзади. - Нет, Мана, с поля не уходить. Тяни руку на красный круг! Единственным выходом для Манабу было пролезть между ног Шо, что, собственно, он и сделал. Было не очень удобно, но терпимо. Мышцы Манабу сильно напряглись из-за того, что основная масса тела пришлась на руки. - Шо, правая рука, синее! Мальчишка наклонился и, с трудом удерживая равновесие, уперся ладонью в синий круг рядом с головой Манабу. - Манабу, правая нога, зеленое! Тут ему пришлось попотеть. Манабу держал одну ладонь на красном кружке, пытаясь дотронуться ногой до противоположного ряда кругов. Поза походила на что-то вроде сгорбленной буквы «К». - А-а… - только и смог жалостливо выдавить Манабу, но Тора беззаботно продолжал. - Шо, правая нога, желтое! Манабу, правая рука, желтое! - Блин… - тот только и успел коротко выдохнуть, прежде чем тяжело завалился на бок. Увидев поражение соперника, Шо перестал строить из себя статую, задорно улыбнулся и от радости подпрыгнул, не сходя с клеенчатого поля. - Я выиграл, выигра-ал! Запрокинув голову, Тора тоже несдержанно смеялся, хлопая себя ладонью по колену. А проигравший Манабу, чувствовавший ноющую боль в ребрах, осознал, что ничуть не расстроен. Эти двое были странными, но благодаря им и царившей в этом доме атмосфере уюта и надежности, он и не заметил, как почти перестал думать о Казуки. О своей главной проблеме Манабу вспомнил уже после, когда уставший от игр подросток благополучно уснул на диване. Несмотря на активность Шо, Тора внимательно следил за его состоянием, не позволяя слишком большой активности. Стрелки часов показывали полчетвертого, когда Амано достал теплый плед и осторожно укрыл им рыжего паренька, который сладко сопел, уткнувшись носом в свои запястья. Казумаса поморщился во сне, но не проснулся. Манабу помог Торе собрать с пола мусор и выключил телевизор. А сам Тора достал прозрачную бутылку с янтарной жидкостью внутри и два низких стакана. Теперь, когда они остались наедине, Манабу не сразу осознал, что его щеки краснеют, а в голове возникают совершенно неприличные мысли – неприличные мысли о Торе. - Пойдем, - шёпотом позвал тот своего гостя из спальни. - Пусть спит. Спальня у Амано была оформлена в европейском стиле. Низкая двуспальная кровать была заправлена покрывалом с рисунком тигровых полос, а у дальней стены находился шкаф-купе. На спинках двух маленьких кресел, под небольшим углом повернутых друг к другу, висела верхняя одежда. Рассеянный свет люстры создавал теплую приятную атмосферу. Манабу дрожь пробирала, ведь за окном шел снег, больше похожий на пыль, и холод уже начинал чертить узоры на окнах, а они оказались вдвоем с Шинджи в маленьком уголке уюта и покоя. Это так напоминало родной безопасный дом, когда сам он ещё был ребенком. - Располагайся, - с этими словами Тора махнул рукой на одно из рядом стоящих кресел. Между ними стоял небольшой журнальный столик из тёмного стекла, куда он и поставил бутылку виски. Послушно кивнув, Манабу сел в то кресло, где было навалено меньше одежды. Конечно, он и сам не мог похвастать любовью к уборке, но спальня Торы представляла собой настоящее холостяцкое убежище. - А ничего, что Шо спит в гостиной? – собрав в ладонь свои волосы, Манабу откинул их на одно плечо. Тора, в это время наполнявший их стаканы виски, пожал плечами, не отводя глаз от горлышка бутылки: - Всё в порядке. Он всегда спит на диване. - Ну… Ладно. – Манабу кивнул, взяв в руки пододвинутый к нему один из стаканов, но, прежде чем отпить, Шинджи улыбнулся, обращаясь к нему ласково и тихо: - Когда ты пришел, то выглядел таким потерянным. А теперь кажется, тебе гораздо лучше. Надеюсь, у тебя всё хорошо? В эту минуту Манабу осознал, что действительно на время перестал думать о своих расстроенных чувствах и о Казуки. Сейчас ему казалось, что празднование нового года вполне себе удалось, и всё это благодаря Торе и мелкому рыжему Казумасе. Медленно, но верно в душу закрадывалась уверенность в том, что всё будет хорошо, и что даже дружбу с Казуки Манабу сможет сохранить. От этой мысли стало значительно легче. - Да, - с неуверенной улыбкой кивнул Манабу, поднося к губам стакан. - Всё просто замечательно. Однако после еще двух стаканов его язык развязался: мысли невольно возвращались к тому часу, когда разрушилась важная часть его жизни. Нельзя было сказать, что он не испытывал боль и горечь от отказа, просто Тора с Шо облегчили принятие этого факта. За последние несколько часов Казуки ни разу не позвонил и не написал, чтобы справиться о самочувствии друга. «А вдруг я на радостях решил повеситься?» - с обидой думал Манабу, хмуро глядя в свой почти пустой стакан. - «Раз я гей, то и вести себя должен как баба, разве нет?» Сдерживать в себе все чувства он больше не мог, хотелось выговориться кому-нибудь надежному, каковым и казался Амано. Манабу осознавал, что отчасти язык ему развязал алкоголь и приятное головокружение, но всё равно – Тора слушал его внимательно, изредка уточняя и спрашивая. И под конец, окончательно расстроившись и пережив разочарование заново, Манабу чувствовал таким подавленным и несчастным, что его голос задрожал. Мысли практически исчезли, в голове всё затуманилось, а тело бросало то в жар, то в холод, будто он заболел. - Эй, Бу, перестань, - Шинджи попытался его успокоить, ласково погладив по плечу. - В конце концов, всё закончилось не так плохо. Вы ещё помиритесь. - Помиримся… - неопределенно буркнул тот, а затем залпом опрокинул в себя ещё один стакан виски, после чего почувствовал, что все ему становится совсем хорошо и немного безразлично. Зачем он после этого повис на шее Торы, Манабу вспомнить не мог, в голове вряд ли могла отыскаться хотя бы одна здравая мысль, зато ещё как потянуло на приключения. Шинджи тоже был в доску пьян, но его глаза так блестели, словно он заполучил в своё распоряжение бесценное и давно желанное сокровище. Так, как Шинджи, его ещё никогда не ласкали: Манабу извивался под ним на ковре, а руки Торы были нежными и ласковыми. Он аккуратно поглаживал грудь Манабу под свитером, а затем и вовсе стянул мешающую вещь. Когда Манабу начинал слишком шумно дышать и слабо постанывать, Тора закрывал его рот ладонью, пьяно шикая – даже в таком состоянии он не забывал о спящем за дверью ребенке. Возбуждение захлестнуло Манабу как огромное цунами, когда Шинджи поцеловал его в первый раз – это было наваждение, от которого кружилась голова. Тора вызывал желание подчиняться. Поцелуй тоже был не таким, как описывают в женских романах, – горьким, с привкусом виски. Но это было совершенно неважно, пока Амано страстно впивался в податливые губы разомлевшего Манабу. Язык Торы ласкал нёбо, сплетался с его языком, Манабу полностью отдался во власть сильных рук. И подсознательно боялся того, что не нарочно может произнести имя Казуки, скорее по привычке, ведь когда столько мечтаешь об одном человеке, дрочишь, произнося под конец его имя, не так-то просто начать думать о ком-то другом. - Ш…Шин… - Манабу слабо выдохнул в его рот, когда ладони Торы переместились на бедра. Пальцы Амано были теплыми, и ощущения от прикосновений к холодной коже сводили с ума, сердцебиение усиливалось, а щеки наливались румянцем. После непродолжительных ласк Тора распалил желание Манабу настолько, что последний уже извивался и вздрагивал от одних только прикосновений и несильных укусов. - Нетерпеливый… - тихий смешок Амано у самого уха Манабу скорее почувствовал кожей, чем услышал. Похоже, что Тора решил немного помедлить и поиграть. - Где у тебя чувствительные места? - шептал Шинджи ему на ухо, слегка царапая ногтем кожу чуть ниже ягодицы, а затем плавно надавливая на внутреннюю сторону бедра. - Здесь? …Или здесь? Про себя обозвав его болваном, Манабу до боли закусил губу, пытаясь сжать колени каждый раз, когда от пальцев Амано по телу пробегала волна трепета и удовольствия. Но вскоре Тора развел его ноги в стороны и оказался между ними, прижимаясь животом к паху Манабу. - Здесь. – Утвердительно произнес он, обдавая горячим тяжелым дыханием щеку Манабу. Сильная ладонь Торы сжала его пах. В полной тишине комнаты звук расстегиваемой молнии и шорох ткани показались оглушительно громкими. Тора словно видел все тайные мечты Манабу, что заставляло желать его ещё сильнее. А когда ладонь Амано сжала его член через эластичную ткань белья, Манабу просто не смог сдержать громкого стона. - Черт! – всего секунду спустя Манабу грубо заткнули, зажав ладонью рот. Свободной рукой Тора уперся в пол возле его плеча и поднял голову, внимательно прислушиваясь к звукам из гостиной. Из той комнаты до них донеслось слабое шуршание, а затем глаза Амано широко распахнулись, когда раздались шаги. Их звук немного скрадывал ковер в гостиной, но было четко слышно, как мальчишка встал и почти бесшумно направился в сторону кухни. Манабу замер так же, как и Тора, опасаясь пошевелиться лишний раз. Возбуждение как рукой сняло, осталось лишь волнующее чувство опасности, какое бывает у детей, укрывшихся в шкафу во время игры в прятки. Несколько раз негромко стукнув стаканом о столешницу, Казумаса выпил воды, а затем снова вернулся на свой диван. С минуту поворочавшись и побурчав что-то нечленораздельное, юноша успокоился и затих. Устало выдохнув, Тора отпустил Манабу и, пошатываясь, поднялся. Едва удерживая равновесие, он дошел до мягкой постели и со вздохом улегся на нее. Манабу тоже шатало, но не так сильно, видимо его организм приходил в себя от виски быстрее, чем у Амано. - Тора… - Ложись здесь… - очевидно, под словом «здесь», Тора имел в виду постель, но даже не пошевелился, чтобы раздеться. – Утром поговорим… Манабу не стал спорить. Он не знал, что чувствовал и о чем думал Тора, хотел ли тот трахнуть его по-настоящему, или это был такой способ утешения. Манабу пока не решил, как к этому относиться. «С утра голова будет болеть, вот что», - здраво поразмыслил он, оглядевшись в поисках выключателя. Как только в спальне стало темно, он постарался как можно осторожнее залезть на постель, чтобы не побеспокоить сопящего Амано. В голове мелькнула забавная мысль о том, что своими действиями он напоминает кота, осторожно забирающегося к хозяину в постель. Поскольку Шинджи уснул поперек кровати, пришлось ложиться так же. Укрываться Манабу не стал и заснул буквально спустя пару минут. Начало нового дня принесло неясный шум и головную боль. Манабу подумал о том, что так обычно и начинается каждый день у заядлых алкоголиков. Тело не слушалось, Манабу практически не ощущал его, будто под кожу набили вату вместо органов и костей. Голову, тяжелую как свинцовый колокол, он едва мог оторвать от подушки, а на язык точно песка насыпали. Ужасно хотелось пить, а ещё лучше – сожрать пачку обезболивающего и снова завалиться спать. Решив, что выполнить квест из первых двух заданий всё же стоит, он сел на кровати, скинув с себя тяжелое одеяло, и осмотрелся. В спальне, освещаемой пробивающимися сквозь плотные занавески лучами солнца, никого не было. «И где этот?..» - казалось, что даже мысли в голове причиняли боль, в висках чувствовалось неприятное тянущее ощущение, поэтому Манабу решил не мучиться и просто осмотреться. Его свитер нашелся тут же на спинке кресла. Следуя за шипящим звуком, доносившимся из кухни, он обнаружил Тору за приготовлением яичницы у плиты. Манабу видел его обнаженную сильную шею: Амано надел не очень идущую ему черную футболку с большим вырезом ворота и широкими рукавами в три четверти. Такой молодежный дизайн одежды подходил скорее Шо. - О! Доброе утро! – обернувшись, бодро воскликнул он, приветственно взмахнув лопаточкой. - Как себя чувствуешь? Выглядел Шинджи вполне довольными и свежим, будто не он вчера надрался почти полулитром виски с гостем на пару. Вытянув руки перед собой и пошатнувшись, Манабу заговорил медленно, растягивая слова и изображая оголодавшего зомби из какого-нибудь ужастика: - Аспири-и-ин, кефи-и-ир. Что-о-нибудь… Тора тут же прыснул со смеху и, развернувшись всем корпусом, указал на стол, где Манабу поджидала заранее подготовленная растворимая таблетка со стаканом воды. Амано оказался весьма предусмотрительным. - Стало быть, во всем остальном ты чувствуешь себя нормально? На Манабу тут же навалились все воспоминания этой ночи. Тело пробрала дрожь, как и тогда, когда руки Шинджи нежно поглаживали живот Манабу, и от одного его томного взгляда он был готов на всё. Манабу не был против секса с Торой, несмотря на то, что в тот вечер его грубо отшил Казуки - человек, в которого он был давно и безнадежно влюблен. Застыв как вкопанный, Манабу нахмурился, глядя в стакан, а затем залпом выпил его содержимое. Не в его правилах было делать вид, что ничего не произошло – надо было поговорить об этом прямо сейчас. - Где Шо? – вопреки своим мыслям он задал совсем другой вопрос, чтобы оттянуть момент неловких объяснений ещё на пару секунд. Будто почувствовав его неуверенность, Амано передернул плечами и отвернулся к плите, чтобы выключить огонь. Когда на его лице промелькнула тень неуверенности, Манабу понял, что Тора тоже нервничал, а его натянутая улыбка и наигранное спокойствие оказались насквозь фальшивыми. - Он убежал гулять, так что мы пока одни, – глухо признался Тора, и его голос едва заметно дрогнул. - Скоро начало последнего триместра, так что пусть повеселится перед подготовкой к экзаменам. - Понятно. – Манабу кивнул, хотя практически всё пропустил мимо ушей. Казумасы дома не было, они остались одни, и никто не сможет помешать их разговору. - Я тут приготовил завтрак, - приятный и бодрый тон Амано сбил его с мыслей. Но, тут же смутившись, тот закончил свою речь намного тише, будто стесняясь. - Готовлю я не очень, так что прости. Обычно этим занимается Кохара, а я, только если его долго нет, могу приготовить что-то простое. Мысли Манабу зацепились за одну новую деталь, как за соломинку: - Кохара? - А, это фамилия Шо, - Тора махнул рукой и достал тарелки. - Я не его отец или брат, а всего лишь опекун. Он мне уже рассказал о том, что ты всё знаешь. Выдав на это глубокомысленное «а-а-а», Манабу замолк, пытаясь сформулировать свою будущую речь, касающуюся их дальнейших отношений. Задумавшись, он обернулся к окну, за которым светило зимнее белое солнце. Когда перед Манабу поставили тарелку с глазуньей и рисом с карри, он подумал о том, что это исключительно холостяцкое угощение. Сам Манабу по части готовки был далеко не профи, но побаловать себя мог многими домашними блюдами. К тому же, он предпочитал здоровую пищу с большим количеством овощей, за что Казуки часто его дразнил. Едва попробовав яичницу, приготовленную Шинджи, Манабу не смог сдержаться и наморщил нос. - Ох, прости! – состроив виноватое выражение лица, Тора быстро пододвинул Манабу стакан молока, заметив, как изменился в лице его гость. - Я всё-таки переперчил, кажется. - Н… но… нормально, - скривившись, Манабу приложил ладонь к лицу, глубоко вдыхая и выдыхая через рот, чтобы остудить будто охваченный огнем язык. Схватив стакан молока обеими руками, он опрокинул его в себя залпом и только тогда ощутил не полное, но всё же облегчение. Тора выглядел расстроенным от того, что его готовка пришлась гостю не по вкусу. Похоже, он думал о том, что всё испортил. - Действительно, - Манабу был уверен, что в этом случае стоит поддержать хозяина квартиры, ведь он не виноват, что любит такие острые блюда и готовить умеет только их. - Всё хорошо, правда. То, что готовлю я, тебе бы точно не понравилось. Манабу пожал плечами под выразительный негромкий смех Шинджи. Как бы то ни было, этот человек чем-то очаровывал его. - Вчера… - решив, что больше медлить нельзя, Манабу не стал заканчивать фразу, подняв на Тору выразительный взгляд, и приятную атмосферу вмиг разрезали немая тишина и чувство неловкости. За секунду улыбка пропала с лица Шинджи, и он, опустив взгляд, сжал губы в тонкую линию. - Я знаю… - Тора явно обдумывал свою речь не раз, но сейчас он не мог толком подобрать ни слова, и только уныло глядел, как плавают чаинки в его кружке. - Ты доверился мне, рассказал про свои проблемы. Я, правда, ценю это. В этот момент Манабу решил, что стоит обратить всё в шутку и больше не возвращаться к этой теме. Он уже открыл было рот, чтобы высказать это, однако так и не смог ничего произнести. И дело было не в том, что он боялся потерять дружбу или ранить этого человека, вовсе нет. Просто самому Манабу стало совсем не всё равно, что может выйти из этого разговора. Не находя себе места, он крутил в руках пустой стакан, в котором недавно было молоко, и старательно избегал взгляда притихшего Амано. «Почему я боюсь вообще? Это же дурацкая случайность. Мы были пьяны и всё такое», - мысленно Манабу надавал себе уже с десяток пощечин. Он ведь Казуки любит и готов хоть сейчас бежать к нему домой, чтобы признаваться ещё много раз, до победного. Но затем он вспомнил одну существенную деталь, от которой на сердце стало тяжело: Манабу дал себе обещание прекратить попытки, если Казуки откажет. - Я хочу тебе всё объяснить, - Тора попытался привлечь внимание, помахав ладонью перед его носом. - Эй! - Д… да? – Манабу встрепенулся, с удивлением отмечая, что Шинджи снова улыбается, только уже по-настоящему, искренне. - Это, я бы назвал ну… - на секунду замявшись, Амано возвел глаза к потолку, будто там мог быть написан ответ. - …Инстинктом. - Инстинктом? - Понимаешь, ты уже давно мне небезразличен, - внезапно заявил Тора, ничуть не смутившись своих слов. - Поначалу я не придавал этому чувству значения. Мне казалось что ты - человек сильный и ответственный, всегда готов к любым трудностям. Однако порой и сам не замечаешь, насколько ты очаровательно беззащитен. Неловкий и несмелый, будто… У меня наверное срабатывает безотчетный инстинкт защищать тебя. Манабу застыл в растерянности, не соображая, как ему оценивать подобное заявление. «Сам себе вру. Это же явно признание. Только какое-то странное», - мелькнула верная мысль, прежде чем он услышал скрип стула, на котором сидел Амано. Шинджи беззастенчиво потянулся вперед и прижался губами к губам Манабу: поначалу нежно, потом собственнически, как настоящий тигр, поймавший желанную добычу. Слегка отстранившись, но так, что они могли ощущать дыхание друг друга, Шинджи слабо улыбнулся и тихо прошептал имя Манабу.