Вторая сделка

      Утром, проснувшись от резкого сигнала побудки, Нил не стал сразу вставать, он подождал, пока Келлер отправится в душ. Ночью он промолчал в ответ на слова соседа и собирался молчать дальше, потому что обсуждение этой темы могло привести к нежелательным для Нила последствиям. Размышляя о том, что готовит ему предстоящий день, Нил оделся и умылся под краном. Завтрак прошел спокойно. Огастус Хилл, радостно и широко улыбаясь, приветственно помахал Нилу руками из дальнего конца столовой, где собралась группа чернокожих заключенных. Келлер и сегодня приобнимал Нила за плечи, чтобы ни у кого не осталось сомнений в характере их отношений, но никаких улюлюканий это не вызвало - весь блок был в курсе, что ночью между мужчинами ничего не происходило. Без сомнения, много любопытных глаз следило за их камерой, не желая пропустить интересные моменты. Нил знал, что в некоторых случаях заключенные даже делали ставки на тему "Кто кого и когда", это обычное развлечение в тюрьмах.       Весь день Нил провел с сестрой Питер-Мари, тюремным психологом. Эта маленькая седая женщина много лет посвятила работе с заключенными и была правой рукой начальника блока Макмануса. Она боролась за отмену смертной казни, вела массу занятий по реабилитации наркоманов и алкоголиков, руководила учебным процессом в школе заключенных, работала с жертвами насилия и ежедневно выслушивала всех, кто нуждался в помощи и совете. Со многими Питер-Мари проводила сеансы психотерапии, вкладывая в своих пациентов всю душу и все свое тепло. Не так давно она лишилась своего секретаря, который вышел на свободу, и теперь, после разговора с Макманусом, пригласила к себе на собеседование новичка Нила Кэффри. Работы у сестры было так много, что ей срочно требовался помощник, а по настоянию начальника помощники для тюремного персонала подбирались из числа заключенных. Макманус оказался прав - спокойный, деликатный и всесторонне образованный Кэффри идеально подходил на роль помощника в многочисленных проектах Питер-Мари. Они с удовольствием общались целый час, после чего сестра с легким сердцем сделала Нилу предложение о работе, которое тот с благодарностью принял. Работа в тюрьме, тем более, работа интересная и физически нетрудная - огромное преимущество для заключенного. Кроме очевидных выгод, она могла повлиять на решение комиссии по УДО, а Нил очень сильно хотел выйти на свободу по условно-досрочному. Если, конечно, не придумает, что скормить ФБР, чтобы покинуть тюрьму прямо сейчас...       Нил внимательно отнесся к своей новой должности и целый день вникал в работу Питер-Мари. Для начала он взял на себя обязанности библиотекаря в читальном зале и составителя графика учебных занятий, которые проходили здесь же. С помощью Питер-Мари Нил обустроил рабочее место за маленьким столом, расположенным у высокого окна в читальном зале. И пусть окно было зарешечено и выходило во внутренний прогулочный двор, здесь было так светло и тихо, что можно было ненадолго отвлечься от тюремной обстановки. Одна стена читальни была целиком стеклянной, и Нил мог видеть все, что происходило в блоке - например, он видел, как Келлер и О'Райли скрылись в спортзале. Разумеется, за Нилом тоже могли наблюдать все жители Изумрудного города, уж таков был принцип экспериментального блока - полная открытость для всех. Солнечные блики на полу, запах книг, немногочисленные посетители, в основном, старики с привычкой к регулярному чтению - впервые за последние 36 часов Нил почувствовал, что пружина страха и отчаяния внутри него ослабевает. Возможно, его будущее не будет настолько плохим, как он опасался. Внезапно ему пришла в голову мысль, что предложение Питер-Мари было сделано не столько из-за его выдающихся деловых качеств, сколько из желания поддержать новичка и не дать ему наделать глупостей в приступе отчаяния. Если так, то Нил готов был полюбить и пожилую монахиню, и проницательного Макмануса заодно.       Питер-Мари отпустила Нила перед самым ужином. В хорошем расположении духа, он не заподозрил подвоха, когда молодой парнишка вынырнул из кухонной подсобки и позвал Нила за собой. Но едва ступив на порог слабо освещенного помещения, Нил пожалел о своей глупой оплошности. Две пары сильных рук подхватили его с обеих сторон и утащили в холодную глубину подсобки, где крепко прижали к огромным паллетам с продуктами. Из темного угла вышел Шиллингер и подошел к Нилу так близко, что тот испытал непреодолимое желание отвернуться от взгляда холодных глаз. Но Шиллингер не позволил отворачиваться, он ледяными пальцами ухватил Нила за подбородок и повернул к себе: - Время истекло, сладкий! Ты помнишь, что обещал сделать выбор? Нил понимал, что на самом деле у него нет никакого выбора - Шиллингер получит то, чего хочет, но попытаться следовало: - Келлер опередил тебя. - Да с хуёв ли, сладкий? - засмеялся старый лысый зэк. - Келлер всем показал, что ты его сучка, да вот только позабыл тебя трахнуть! - здоровяки, удерживающие Нила, заржали во весь голос. Шиллингер придвинулся еще ближе и прошипел прямо в лицо: - Твой ответ? - Нет. - вынужден был сказать Нил. Тут же кулак старого бойца резко и сильно впечатался в челюсть Нила, рассекая губы и разбивая нос. Соленая кровь наполнила рот, Нил пытался ее сплевывать, но все новые зуботычины заставляли его задыхаться и сглатывать, из носа рекой лилось красное, забрызгивая футболку, капая на бетонный пол. - Достаточно? - спросил Шиллингер, когда Нил почти повис на руках его подельщиков. Нил сплюнул длинный кровавый сгусток под ноги фашиста, растянул разбитые губы в усмешке и отрицательно покачал головой, понимая, что теперь ему ничего не поможет. Шиллингер движением бровей отдал приказ парням, а сам отступил на шаг назад и скрестил руки на груди. Парни начали бить Нила в живот, а когда он сначала согнулся от боли, а потом упал на колени, принялись пинать его носками грубых ботинок. В какой-то момент Нил почувствовал, что его поднимают с холодного пола и кидают животом на паллету, и что-то острое, то ли гвоздь, то ли металлическая оплётка, пропороло левую бровь. Теперь кровь начала заливать и глаза, но не это пугало Нила. Сильные руки вжали его голову и плечи в деревянные доски, а Шиллингер стащил с обездвиженного парня штаны. Деловито раздвигая ноги бешено брыкающегося Нила и пристраиваясь к его заднице, Шиллингер похлопывал по ней ладонью и приговаривал: "Ну, ну, не делай себе больно, я же могу тебя и порвать…" Нил почти рыдал от злости и бессилия, пуская носом кровавые пузыри, косясь на своих мучителей единственным зрячим глазом. И когда он совсем отчаялся, вдруг раздался громкий веселый голос: - Что за хуйня тут происходит?       Келлер в несколько шагов пересек помещение, упруго попрыгал с ноги на ногу, размял шею резкими наклонами головы вправо-влево и с такой колоссальной силой врезал по морде одному из арийцев, что тот долетел до стены, впечатался в нее и медленно сполз на пол, не подавая признаков жизни. Второй ариец тут же отпустил Нила, а Шиллингер успел подтянуть свои брюки и движением фокусника достать маленький острый нож. Нил тоже натянул штаны и начал медленно отходить за спину Келлера. Второй ариец растворился в темноте, вероятно, не желая получить такие же страшные повреждения, как у его коллеги. Нил не успел заметить взмах ножа, он только увидел, что на ключице его сокамерника появился длинный порез, из которого на белую майку полилась яркая кровь. И он даже не понял, что за прием применил Келлер, но через несколько мгновений Шиллингер совершил кульбит, описав ногами длинную дугу и рухнув на спину. Келлер уселся противнику на грудь и склонился к самому лицу: - Верн! Мой милый Верн! Ты же обещал не посягать на то, что принадлежит мне! Ты нарушил свое обещание? Шиллингер задыхался под огромным весом сидящего на нем мужчины, но все же прохрипел: - Ты его… ты его не тронул, он не твой… - Он мой. Все знают, что он мой. Он сам знает, что он мой. Я буду трогать его тогда, когда я решу. Ты меня услышал, Верн? - Келлер почти ласково похлопал Шиллингера по бледной арийской щеке. - Да. Я услышал тебя. Все, мир. Я был неправ. - в ответ на эти слова Шиллингер получил поцелуй в лоб, а затем Келлер поднялся и помог подняться недавнему противнику.       Разобравшись с Шиллингером, Келлер подхватил дрожащего от адреналина, залитого кровью с головы до ног Нила и быстро оттащил в медчасть, где красивая докторша, с которой Нил познакомился вчера, быстро включила свет над операционным столом и уложила пострадавшего на живот. Первым делом она спросила, есть ли повреждения в анальном проходе и Нил радостно сообщил, что ни единого, и насколько мог быстро перевернулся на спину. Тогда она попыталась выставить из кабинета Келлера, который ни за что не хотел уходить - убеждал доктора Глорию, что он будет помогать, что Нилу необходимо его присутствие. Глория возражала, но когда увидела, что сам Келлер испачкан кровью не Нила, а своей собственной, и оценила примерную опасность пореза на ключице, она махнула рукой и разрешила Келлеру остаться рядом. Повреждения Нила оказались не такими серьезными, какими выглядели на первый взгляд. Ни нос, ни ребра не были сломаны, все зубы на местах. Многочисленные ушибы мягких тканей, разбитая губа и самое неприятное - рана на левой брови, которую доктор Глория продезинфицировала и прихватила несколькими швами. Поверх раны она наложила пластырь. Затем пришло время заниматься порезом Келлера, который смеялся, когда Глория к нему прикасалась, дул на выбивающиеся из прически кудри и всячески мешал оказывать ему первую помощь. Однако, доктор была терпелива и снисходительна, очевидно, что она не в первый раз лечила этого больного. Швы накладывать не понадобилось, дело решилось наклеиванием пластыря. Выдав мужчинам по обезболивающей таблетке и пригласив на завтрашний прием, она выставила их из медицинского кабинета. Макманус, который пригласил Келлера и Кэффри к себе на разговор сразу после перевязки, не узнал об инциденте ничего. Они подрались между собой на бытовой почве, но претензий друг к другу не имеют, и далее собираются жить мирно. Макманус внимательно всматривался в уже заплывшие глаза Нила, но никакого молчаливого "SOS!" в них не увидел, поэтому вынужден был отпустить обоих. Ни Шиллингер, ни его пострадавший боец за медицинской помощью в этот вечер не обращались.       В весьма живописном виде Нил с Келлером пришли на ужин. Многие из заключенных улыбались им и поощрительно похлопывали по плечу - арийцев ненавидели и боялись. Огастус даже подкатился на своей коляске к Нилу и ткнул его кулаком в ляжку: "Ну, ты даешь!" Удивительно, но настроение у Нила была отличное, лучше даже, чем до нападения Шиллингера. Вечером Нил выпил таблетку, которую получил от Глории, вскарабкался, кряхтя от боли, на верхнюю койку и вырубился еще до сигнала отбоя. Сегодня он заснул быстро и крепко, не наблюдая больше за своим соседом.