Вторая сделка

      Когда два чужих друг другу мужчины вынуждены делить одну маленькую территорию, между ними неизбежно возникают разногласия. И близость. И разногласия из-за близости. У Келлера и Кэффри они возникли на второй неделе совместного проживания. Оба просыпались со стояком. Нил предпочитал лежать в койке, пока эрекция не спадала, а Келлер не отказывал себе в естественной потребности и ежеутренне мастурбировал. Если Нил не спал, ему приходилось слушать прерывистое дыхание, дополняемое в конце сеанса сдержанными стонами, иногда чересчур эротичными. Запах свежего мужского пота и спермы. Еще разгоряченный Келлер звонко мочился в железный унитаз и мыл руки под краном. Все это сводило попытки Нила унять собственное возбуждение к нулю. Келлер шутил: "Ты скоро взорвешься, красавчик!" или "Присоединяйся, будет весело", но Нил упрямо не желал общаться с Келлером настолько близко. С прежними сокамерниками у него не случалось подобных проблем, и Нил был достаточно честен перед собой, чтобы признать факт: к другим своим соседям он оставался равнодушен, а Келлера - хотел. Разумеется, Келлер знал об этом.       В субботу, когда начинался бильярдный турнир на звание чемпиона Изумрудного города, весь блок был взбудоражен. Заключенные внесли в спортзал большой бильярдный стол, который раньше стоял в открытом доступе и был центром притяжения для многих любителей, но после одного кровавого инцидента отправился в подсобку до лучших времен. Этот стол появился в результате благотворительности городской русской общины, которая хотела скрасить заключение русского авторитета, обретавшегося в тюрьме ОЗ. Однако, авторитет прожил недолго, о нем уже и позабыли, а вот стол остался, и заключенные тратили много сил и времени, чтобы научиться играть в русский бильярд. И многие действительно достигли определенного мастерства в этой сложной игре, когда Шиллингер из-за чего-то вспылил и до полусмерти избил заключенного тяжелым концом кия. После этого Макманус под всеобщие рыдания приказал убрать бильярдный стол в подсобку.       В связи со всеми обстоятельствами, возвращение стола в спортзал, пусть даже временное, многие восприняли с небывалым энтузиазмом. По правде говоря, не только из-за возможности играть. Бильярд - игра азартная, и букмекеры Изумрудного города уже предвкушали ажиотаж вокруг турнира. И словно этого было мало, Макманус накануне объявил приз для победителя - ночное супружеское свидание. Раньше каждому зэку полагалось несколько свиданий в год, когда он мог провести со своей семьей весь вечер и ночь до утренней побудки, но правила ужесточились, и ночные свидания стали разрешаться только по особому приказанию начальника. То есть, почти никогда. Возможность выиграть свидание разгорячила всех обитателей блока. Каждая группировка должна была выставить на турнир по несколько участников, но не все лучшие игроки были женаты или горели желанием переночевать с женой. И, напротив, самые страстные мужья не всегда знали, с какого бока подойти к большому бильярдному столу. К Макманусу направили делегацию, и в ходе длительных переговоров была достигнута новая формулировка: Победитель получает право на ночное свидание с родными, которое может подарить, кому захочет.       Нил умел и любил играть в русский бильярд, но его кандидатура даже не рассматривалась. Он не входил ни в какую из тюремных группировок, которых было много на любой вкус - арийское братство, сицилийская мафия, черные братья, мусульмане, христиане, ирландцы, латиноамериканцы, гомосексуалы, байкеры, русские товарищи. А от имени всех неприсоединившихся выдвинул себя Келлер, и никто не рискнул ему возразить. От администрации блока решила играть офицер Диана Вителс, которой было бы приятно отобрать у зэков вожделенный приз. В субботу планировались розыгрыши партий по системе "каждый с каждым", а в воскресенье 8 лучших игроков должны будут бороться между собой по олимпийской системе "проиграл - вылетел".       Сразу после завтрака народ заполнил спортивный зал. Стояли вокруг стола, сидели на широких подоконниках. Среди зрителей было много людей из администрации и охраны, некоторые специально приехали в тюрьму в свой выходной день. Команда геев держала маленький плакат с именем своего представителя, нарисованный разноцветными фломастерами. На стене висел лист с фамилиями участников, где скоро будут записаны результаты соревнований. В толчее Нила поймала сестра Питер-Мари и попросила пройти с ней в кабинет. Там она приобняла Нила, вручила миниатюрную коробку шоколадных конфет и поздравила с днем рождения. Нил был очень тронут. Он неделю работал под началом Питер-Мари, и между ними установились добрые отношения, но не ожидал, что она потрудится узнать дату его рождения и подарить приятный подарок. - Нил, еще я хотела тебе сказать... Помнишь наш разговор о Келлере? Прошло всего несколько дней, а мое мнение о нем изменилось… Я говорила тебе, что он никого не любит и играет с людьми, но кое-что произошло… Возможно, существует некоторая вероятность, что я ошибалась в нем. Возможно, он способен испытывать чувства и совершать добрые поступки. Я не имею права сказать тебе больше, я и так переступаю через свои принципы… Нил заметил, что седая монахиня взволнована и не может подобрать слова. - Питер-Мари, спасибо вам, я все понимаю. Келлер - опасный преступник, совершивший много зла, но иногда в нем можно разглядеть что-то человеческое. - Да, именно так. Я очень надеюсь, что мы с тобой не будем обмануты в наших упованиях. - Питер-Мари немного успокоилась и спросила: - Ты за Келлера болеешь? - Я даже не знаю, умеет ли он играть, - засмеялся Нил. - Но надеюсь, он выиграет ночное свидание с женой.       Келлер играть не умел. Возможно, он хорошо играл в американский бильярд, где шарики маленькие, а лузы большие, но русский бильярд - это совершенно другое. Когда Нил протиснулся к столу и увидел игру своего соседа, он пришел в уныние - вряд ли Келлер наберет достаточное количество очков для попадания в восьмерку лучших. Однако, уже к обеду Нил повеселел. Оказалось, что другие играют еще хуже, так что шанс прорваться в завтрашние соревнования у Келлера был. На взгляд человека, менее искушенного в этом виде спорта, Келлер играл великолепно. Он эффектно бил по шарам, ложился грудью на сукно, задумчиво ходил вокруг стола, примериваясь к удару. Однажды, когда его оттопыренная задница с низко сидящими штанами оказалась перед Нилом, и Келлер бросил на сокамерника быстрый взгляд, Нил протянул руку и легко коснулся нижнего конца кия, неуловимо изменив угол будущего удара. Келлер заметил изменение положения кия, но доверился и ударил. Шар быстро и мягко покатился, втолкнул второй шар прямиком в лузу и остановился на самом краю. Забить его смог бы даже школьник, но Нил снова пальцем поправил кий в руках склоненного Келлера - и третий шар тоже завис на краю лузы. Келлер восхищенно обернулся, а Нил глазами показал на шар, которым удобнее всего забивать. Эту партию Келлер выиграл. И несколько следующих тоже, что привело его в верхнюю часть турнирной таблицы.       Но были и сильные игроки. Один из русских, надзирательница Диана Вителс, Шиллинберг и ирландец О'Райли. Как Келлер ни старался, ему не удавалось их обыграть, даже используя маленькие подсказки Нила. О'Райли играл превосходно и набрал больше всего очков. Он клал шары в лузу метко и быстро, использовал подкручивание и оттяжку для того, чтобы шар катился по дуге или, ударившись о второй, возвращался назад. Публика свистела от восторга и делала ставки на его победу. После каждого красивого удара О'Райли поднимал голову и смотрел сияющими глазами на доктора Глорию, которая наблюдала за игрой, стоя среди тюремного персонала. Они не подходили друг к другу, и не разговаривали, но между ними была связь - едва заметные улыбки и взгляды. Нил чувствовал беспокойство, словно в поведении О'Райли существовала маленькая, но досадная неправильность. "О'Райли целовался с Глорией" - вспомнились слова Огастуса. "О'Райли целовался с Келлером" - подумал Нил. Турнирный день окончился поздно. После подсчета очков огласили имена восьми лучших игроков, и результат Келлера оказался пятым, что было для него настоящей удачей. Пока весь блок гудел, обсуждая итоги дня, Нил отвел О'Райли в сторону и спросил: - Послушай, Райан, что у тебя с Келлером? - Ничего. - Хорошо… А с Глорией? - Не твое собачье дело! Говори прямо, что ты хочешь узнать. Нил насколько секунд лихорадочно размышлял и, наконец, смог сформулировать вопрос, который его самого поразил: - Ты когда-нибудь трахался с Келлером? - И откуда у тебя такие пошлые мысли? - О'Райли заулыбался. - После того, как вы целовались в спортзале, Келлер сказал, что вы идете трахаться в нашу камеру. - Вот же падла!!! - Так что? - Кэффри, милый, эта информация дорогого стоит. Трахался ли я с Келлером - это не тот вопрос, на который я буду отвечать бесплатно. - Что ты хочешь? - Сделай мне предложение, от которого я не смогу отказаться. - О'Райли рассмеялся и поспешил в столовую, не желая пропустить ужин.       Даже после отбоя многие заключенные не легли спать, а продолжали обсуждать сегодняшние игры. Некоторые переговаривались с жителями других камер с помощью языка жестов, Нил знал этот язык и мог прочитать, что речь идет о ставках на О'Райли и Шиллингера. На Келлера не ставил никто. Нил стоял у двери, когда вдруг на стекло оперлись две ладони, и послышался шепот: - Как мы отпразднуем твой день рождения? Теплое дыхание Келлера щекотало шею, от мужчины исходил едва уловимый запах, свежий и одурманивающий одновременно. Сегодня они не занимались борьбой, как в предыдущие дни, но, ощутив знакомый аромат, тело Нила недвусмысленно откликнулось. Слишком много прямого физического контакта в спорте, слишком близко друг от друга они вынуждены находиться. Когда двое так близко - ничего нельзя скрыть. Нил был уверен, что Келлер тоже возбужден - его дыхание, голос, его запах - Нил чувствовал Келлера, как самого себя. - Как ты узнал? Питер-Мари тебе сказала? - Вообще-то, это я ей сказал, когда у тебя день рождения. - обиженным тоном ответил Келлер.- Праздничный стол готов. Удивленный Нил подошел к столику в глубине камеры и улыбнулся - 3 крупных апельсина и бутылка красного мерло. Два бумажных стаканчика. Пока Нил приходил в себя от удивления - алкоголь был строжайше запрещен правилами Изумрудного города, хотя достать его не было проблемой - Келлер надел на голову именинника шляпу: - А это мой подарок тебе. Нил снял головной убор и попытался разглядеть его в полумраке. Это была панама с маленькими полями из светлой соломки.       Вино оказалось неплохим. Мужчины пили его, закусывая шоколадными конфетами и апельсинами, которые медленно и аккуратно чистил Келлер. Они негромко разговаривали, перескакивая с одной темы на другую. Это был их первый искренний и доверительный разговор, и с каждым стаканчиком он становился все более откровенным. Нил задал вопрос, на который не мог найти ответа с первого дня: - Кристофер, почему ты не занялся со мной сексом в первую ночь? После того, как показал всем в столовой, что намерен это сделать. - Да просто пожалел. Меня в первую отсидку изнасиловал мужик, это было больно. Я долго его ненавидел. Потом себя ненавидел, потом - тех парней, которых убивал. А кто у тебя был первым? - Скофилд. Мне тоже было больно, сначала. - Не ври, что Скофилд! - Правда! До этого я развлекался с парнями, но без секса. - Нил осознавал, что пьян, но опьянение было приятным, все вокруг преобразилось. Голубоватые отсветы ночных ламп, терпкий вкус вина на губах, белые зубы Келлера, иногда поблескивающие в полумраке. Лиц друг друга мужчины не видели, и это тоже Нилу нравилось. - Ты так спокойно говоришь об этом. После того, что со мной сделал тот мужик, после того, что он делал со мной каждую гребаную ночь, я возненавидел себя, когда понял, что мне это нравится. Мне хотелось убить себя, но я насиловал и убивал других вместо себя. - До того, как тебя изнасиловали, ты не убивал? Келлер начал пьяно откровенничать: - Конечно, нет, я был обычным парнем. Я, когда вышел, сразу женился на своей первой жене, чтобы забыть все, чтобы почувствовать себя нормальным. И я несколько лет держался, а потом поехал в Нью-Йорк, зашел в гей-клуб и у меня крышу сорвало. Я ушел с двумя симпатичными мальчишками, они вместе квартиру снимали, в Бруклине. Мы все выходные трахались, курили и трахались, а потом мне так противно стало, я взял кухонный нож и зарезал их. Господи, да я весь в крови был. И я даже не помню, как очутился на пороге своего дома, в чужой одежде, со свертком окровавленных шмоток, в котором был спрятан нож. Я его потом в дымоход засунул, потому что не знал, куда спрятать, он, наверное, и сейчас там лежит, с 98-го года. А один из мальчишек оказался сыном начальника Нью-Йоркской полиции, ну, кто бы мог подумать! - Тебя не задержали? - Нет, меня не нашли. Но я тогда решил, что мне нельзя на свободе, и сдался полиции. Снова убил - и сдался, про тех двоих не рассказывал. Мне дали новый срок и отправили в прежнюю тюрьму. Прямиком в камеру к тому мужику, который меня в юности насиловал. - Господи, Келлер! Ты его не убил? - Да я счастлив был по уши! Я к тому времени уже понял, что люблю его. Нил не ожидал такого поворота, он растерянно сидел в темноте, а Келлер с горечью добавил: - Мне иногда кажется, что я до сих пор его люблю.       Если бы Нил мог видеть в темноте, он бы увидел, что Келлер абсолютно трезв. Он не сделал ни глотка из своего стаканчика, зато съел все апельсины. И когда Нила начало клонить в сон, Келлер помог ему раздеться и подняться на верхнюю койку, а сам лежал без сна почти до самого рассвета.