Город Грехов

Раз. Гигантские тыквы замерли возле входа на Арену, ощерившись разинутыми ртами. Два. Фантомные призраки метались по улицам Города, пытаясь напугать привычных ко всему прохожих. Три. На экранах, развешанных тут и там, прошло время рекламы: в эту ночь на них демонстрировались самые кровавые бои, что когда-либо проходили на Арене. Безусловный лидер тут Королева, и ее красивое холодное лицо было обращено к Городу. Бесстрастные глаза наблюдали, не меняя выражение, в них едва теплилось отражение жертвы. Четыре. На Эмму, неспешно идущую по выкрашенному в цвета Хэллоуина проспекту, свалилась горсть конфетти. Смахнув их, Эмма зябко передернулась и подняла воротник черного пальто. Мимо пробежали дети – два мальчика и девочка. На девочке было платье: точная копия одного из нарядов Королевы. Холод принялся раздирать Эмму изнутри, и она ускорила шаг. Пять. Откуда-то издалека донесся призрачный смех, эхом отразившийся от стен домов. Окна не светились: горожане ушли на главную площадь, где сегодня состоится лучший из всех боев, и каждый сможет принять в нем участие. Игры вышли на открытую площадку, и до самого рассвета малоизвестные профессионалы станут развлекать толпу. Шесть. На асфальт просыпали несколько грузовиков алых лилий, и дребезжащий свет фонарей сделал так, что казалось, будто лепестки шевелятся. В Хэллоуин все оживает. Всякий раз. Семь. С Арены донесся тоскливый звук рога: десять лучших игроков покинули песок. В единственную ночь в году им разрешалось самим выбрать себе жертву. Эмма облизнула пересохшие губы и, стараясь не смотреть по сторонам, ускорила шаг. Хрустящие под ногами лилии казались облитыми кровью, от запаха их мутило, хотелось поскорее покинуть центр и очутиться где-нибудь на узкой, всеми забытой, улочке. Для Города Грехов наступила Судная ночь. Никто из тех, кому не суждено уйти, не сбежит. Эта традиция появилась давно, в первый Хэллоуин, который отмечала Арена. Поначалу никто не понял, почему игроки вдруг покинули пирамиду, но Эмма догадалась сразу. Кому же, как не им, быть олицетворением этого ужасного праздника, в который только и делаешь, что прячешься среди теней, чтобы они приняли тебя за своего? Все они, без исключений. Горожане приняли новое правило безропотно. Словно Сторибрук лишил их воли, опутал отравленной паутиной, сделал слепыми, немыми и бесчувственными. Никто не выходил из дома в хэллоуинскую ночь – никто из тех, кто хотел жить. Но даже таким в радость бывало пощекотать нервы, испытать небывалый прилив адреналина, а если повезет, то выжить и снисходительно рассказывать потом соседям, как совершенно не страшно было смотреть в глаза неумолимой смерти. Вот только на самом деле уцелевшие никогда не встречались со своей смертью, ведь в таком случае они никогда не вернулись бы домой. О, Тень тоже спускалась на улицы Города. Эмма помнила, как следила за ней первый раз и очень боялась зашуметь. Тогда еще у Эммы не было никакого опыта, разве что немного чужих наставлений. Но она была самоуверенной и хотела пробить защиту. В ту ночь она выстрелила в Тень впервые и стреляла до момента, как кончились патроны. Разумеется, все пули ушли в защитную пленку, лишь много позже Эмма узнала, как ей повезло: обычно пленка так не срабатывает, она напрягается, и пули рикошетят, отлетая обратно в того, кто их выпустил. Эмма помнила, какое лицо было тогда у Тени. Растерянное и очень живое. Телохранители пытались заслонить ее, а она просто стояла и не делала попыток убежать. Эмма не видела ее глаз, но сейчас она сказала бы, что взгляд наверняка был таким же, как на Арене, когда Тень схватила ее за плечо. Мутный. Больной. Непонимающий. Плечо зажило: Эмма исправно мазала его маслянистой мазью, данной Вейлом, и наблюдала, как тонкая пленка кожи затягивает рану. Закапывала она и глаз, он действительно перестал болеть, даже краснота на какое-то время замедлила свой бег. Правда сейчас радужка уже почти стала алой, как лепестки тех лилий, что валялись на мостовых. Эмма никуда не выходила без линз. Вейл при очередном осмотре заверил ее, что ищет подходящего донора и что, как найдет, так обязательно сообщит. У него всякий раз были холодные руки, доставляющие неприятные ощущения при касании, но Эмма старалась игнорировать это. В конце концов, Вейл был лучшим врачом среди своих коллег, Эмме не хотелось бы потерять с ним контакт. Эмма, оглядевшись по сторонам и убедившись, что машин нет, быстро перебежала дорогу и направилась к своему дому, по пути ища ключи в кармане. За минувшее время она ни разу не пришла на Арену. Контакт Регины был удален, иногда Эмме звонили незнакомые номера, но она не снимала трубку. Сообщений от Регины не поступало. Эмма спрашивала себя, как же Регина объяснила Генри, куда делась тетя с мороженым, и испытывала стыд из-за того, что сведения от Регины получила, а свое обещание не сдержала. Впрочем, если бы Регина хотела как-то стребовать с нее долг, она бы обязательно нашла способ это сделать, вряд ли тут можно было сомневаться. Иногда Эмма включала телевизор: большую плазменную панель, бестолку пылящуюся на стене. Рассеянно слушая новости и параллельно готовя себе ужин, Эмма ловила себя на мысли, что ждет начала игр. Всякий раз она поворачивалась к экрану в момент, когда на нем проступало изображение Королевы. Она улыбалась, наслаждаясь вниманием толпы, а Эмма замирала, почему-то думая, что все эти улыбки могли бы быть обращены к ней. Всегда ей и только ей. Она могла себе представить эту жизнь без Арены. Встретила бы она тогда Регину? Или их пути разошлись бы в разные стороны? Временами Эмме казалось, что они могли бы быть знакомы и до Арены: она почти видела, как держит Регину за руку, идя вместе с ней по главной улице Города. Ощущение было слишком живым, слишком реальным, чтобы оставаться банальной влажной фантазией. Эмма хмурилась и мотала головой, прогоняя его. Нет. Нет. Она выключала телевизор на моменте, как Королева устремляла взгляд в камеру. Было слишком тяжело смотреть ей прямо в глаза и не видеть там ничего живого. Было тяжело помнить, что это живое там есть, что его много, что Королева под всей этой оболочкой – всего лишь женщина с настоящим, хоть и королевским, именем. Эмма доедала свой ужин в тишине, мыла посуду и забиралась с ногами на кровать, раскладывая перед собой исписанные листы бумаги. Каждый вечер она пыталась сделать это: понять, как именно можно пробить защиту. Где находится стык? Он должен быть, Эмма не верила, что пленка – это бесшовный пузырь, внутри которого плавают игроки, как золотая рыбка в аквариуме. Значит, где-то можно всунуть нож или пустить пулю. Проблема лишь в том, как увидеть то, что невидимо? Эмма часами проводила над схемами и искала в паутине сведения о такого рода защите. Тщетно. Под конец всех этих мучений глаз принимался ныть, Эмма понимала, что пора заканчивать. Она откладывала бумаги, пробиралась под одеяло и выключала свет. Она пыталась не думать о Регине. Но не могла прекратить это делать каждый вечер, исписывая листы ее именем. Регина стала ее наваждением. Не Королева, как могло бы быть. Именно Регина, с ее короткой стрижкой, человеческой одеждой и улыбкой при взгляде на сына. Эмма многое бы отдала за такую улыбку, обращенную к ней. Эмма мотнула головой. До дома оставалось сделать всего лишь десяток шагов – и эта ночь для нее закончится мирно и безболезненно. - Эмма! Эмма! Мужской крик вынудил Эмму остановиться. При ней не было пистолета, только маленький нож, спрятанный в кармане на всякий случай. Именно за него Эмма и ухватилась, резко оборачиваясь к тому, кто несся ей наперерез. - Эмма! Тусклый свет фонаря выхватил бледное лицо Дэвида. Эмма успела спрятать руку с ножом за спину до того, как Дэвид налетел на нее, схватил за другую руку и потащил куда-то за собой. - Быстрее! Быстрее! – задыхаясь, шептал он и озирался на бегу. Если Эмма и хотела спросить его, что происходит, то попросту не успела. Из сгустившегося тумана навстречу им выпал щуплый парень в темном наряде, позволяющем ему сливаться с ночью. На кончиках его пальцев горели приметные фиолетовые огоньки. Дэвид затормозил, вынуждая остановиться и Эмму. Игрок выбрал себе добычу и теперь раскладывал партию. Позади мрачно шумели деревья, и растерянно моргал одинокий глаз рыжего фонаря. В горле у Эммы пересохло. Она никогда не встречалась с профессионалами вне Арены, и Регина была не в счет. Эмма не сомневалась, что жертвой должен был стать Дэвид. Но вот беда, кажется, Дэвид не собирался погибать в эту хэллоуинскую ночь, и Эмма была с ним согласна. Что она скажет Мэри Маргарет, если Дэвид умрет? Как оправдается? Город скупо молчал вместе с тремя своими жителями. Игрок усмехался, не спеша приближаясь к напрягшимся людям. Эмма, пользуясь моментом, присмотрелась к нему. Она видела слабое мерцание защитной пленки, могла протянуть руку, чтобы потрогать ее, но что с того? Что ей это даст? Ни единой бреши, ни царапины, ни скола, ни замятия – ничего, за что можно было бы уцепиться в прямом смысле. - Эмма, беги. Едва слышный голос Дэвида заставил Эмму вздрогнуть. - Беги, Эмма, - настойчиво повторил Дэвид и до боли сжал Эмме руку. Храбрый бедняга Дэвид. Он правда думает, что игрок, случайно заполучивший двоих вместо одного, закончит на нем? Эмма была уверена, что нет. Да и не убежит она от того, кто перемещается быстрее, чем она. Игрок остановился вдруг. Широко улыбнулся, и Эмма невольно взглянувшая на него, увидела, как замерцала, а потом и вовсе пропала защитная аура. Буквально на мгновение, не больше, но так случилось, и Эмма поняла: вот он, шанс. Сердце забилось быстрее, рука крепче сжала рукоять ножа. Могло ли быть так, что аура исчезла в момент крайнего напряжения? Что, если она зависит от состояния игрока? Пока игрок спокоен, от него не исходят никакие флюиды, и аура работает без перебоев. Но вот он возбуждается, от кожи вверх поднимаются некие волны, они распирают защитную пленку, вынуждая ее исчезнуть, лопнуть, как мыльный пузырь. Эмма никогда не думала об этом просто потому, что никогда не сталкивалась с игроком вот так, лицом к лицу. Но сейчас она видела, как подергиваются его губы, как блестят глаза, как вздымается и опадает его тощая грудная клетка в такт неровному дыханию. Игрок был в явном предвкушении, и именно это заставило его не заметить потери ауры. С Королевой тоже так? Она теряет свою защиту, когда нападает? Эмма не помнила такого. Значит ли это, что Королева давно перестала переживать и возбуждаться? - Эмма… - простонал Дэвид за секунду до того, как игрок бросился к ним, сильнее разжигая на кончиках пальцев фиолетовые огни: видимо, именно ими он собирался покончить с жертвами. У Эммы не было даже секунды, чтобы подумать, верны ли ее догадки, поэтому она с силой отпихнула Дэвида и сама бросилась навстречу игроку, явно не ожидавшему такого поворота: на Арене мало кто рисковал нападать, обычно все отсиживались в обороне, выглядывая возможные пути для победы. Фонарь за спиной снова моргнул, Дэвид крикнул что-то, и Эмма, поднырнув под поднятой рукой игрока, мгновенно развернулась и, размахнувшись, всадила нож ему в шею, с силой проворачивая лезвие, с содроганием слыша, как оно скрипнуло по позвоночнику. Игрок захрипел, теплая кровь брызнула на пальцы и зашипела. Эмма, отметая страх перед ядом, не отпускала нож, следя за тем, как игрок пытается достать до нее слабеющими руками. Но она стояла у него за спиной, и это усложняло задачу. Огоньки на пальцах игрока погасли в момент, когда он упал на колени. Тогда же Эмма выдернула нож, выпустив на волю фонтанчик крови. Игрок шатался из стороны в сторону и мычал что-то, Эмма презрительно пнула его ногой и проследила, как он свалился ничком. Это было слишком просто. Слишком. Эмма не думала и не гадала, что у нее получится. Вместе с порывом ветра под пальто зашевелился запоздалый страх. Эмма затряслась, и тряслась до тех пор, пока не услышала, как кто-то подходит к ней сзади. - Это я, я! – вскинул руки Дэвид, когда Эмма повернулась к нему, выставляя вперед испачканный в крови игрока нож. – Ты убила его? В его голосе слышалось восхищение, нещадно смешанное с ужасом. Эмма опустила руку и кивнула. Адреналин еще бурлил где-то внутри, но его уже совершенно не хватало. Какое-то странное чувство в груди заставило Эмму несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. Словно… Нет, нет. Ничего. Дэвид присел на корточки рядом с трупом и осторожно ткнул его пальцем. Эмма наблюдала за ним, полуприкрыв глаза, и ветер трепал ее волосы, бросал их в лицо. Фонарь принялся мигать чаще, откуда-то издалека донесся протяжный женский крик. Город все еще покрывал своих убийц в эту единственную, доступную им, ночь. - Вот же черт, - пробормотал Дэвид, так и не вставая. – Это же профессионал, Эмма. И ты его убила! Теперь он уже не боялся. Сплошное восхищение. И, может быть, немного зависти. Эмма знала это и без комментария Дэвида. Профессионал. Игрок. Под защитой невероятной ауры, обладающий тем, чем явно не обладает Эмма. И она справилась с ним, в общем-то, достаточно легко. Скорее всего, он был новичком, однако это не отменяло того, что он пришел сюда с Арены, куда не берут кого попало. Кора весьма разборчива, ей сложно угодить. И она не выпустит на улицы слабого, чтобы он понизил репутацию ее питомцев. Везение. Банальное везение, Эмма не могла расценить это как-то иначе. Возможно, что ночные духи взяли ее под свое покровительство. - А ты что тут делаешь? – спросила она Дэвида. Он встал, отряхивая джинсы. - Я шел к Мэри Маргарет. Эмма скептически оглядела его. - Она живет не здесь. Здесь живу я. - Правда? – Дэвид выглядел искренне удивленным. – Ну, я не знал. В любом случае, я был довольно далеко отсюда, когда этот, - он кивнул на мертвеца, - погнался за мной. Эмма оглядела Дэвида с ног до головы. Сколько же он бежал? Ее позабавило то, что Дэвид, всегда рвавшийся на Арену, не пожелал сразиться с игроком, а предпочел скрыться в ночи. Она сказала о своих сомнениях Дэвиду, и тот развел руками. - Инстинкт самосохранения, полагаю. Да и одно дело умереть на Арене, и совсем другое – в Старом Городе, где дворник утром вышвырнет тебя на свалку и примется замывать асфальт. Он поджал губы, явно недовольный, что Эмма стала свидетельницей его временной слабости. - Почему вы с Мэри договорились на эту ночь? – спросила она примирительно, не желая ссориться: Дэвид мог ей не слишком нравиться, однако он нравился Мэри, и это было важно. – Не могли перенести? Ночь была отведена игрокам, все знали об этом. Слишком опасно было надеяться на то, что проскочишь. Как правило тех, кто питал такие надежды, и убивали: судьба очень любила подслушивать мысли. Дэвид переступил с ноги на ногу. Вряд ли ему было уютно находиться рядом с трупом. - Я обещал ей, - упрямо проговорил он. – Она отговаривала, но я пообещал и должен был прийти. Эмма, усмехнувшись, покачала головой. Наклонилась, вытерла нож об одежду игрока и убрала его обратно в карман. Кто же знал, что он так пригодится. И зачем ее дернуло выйти из дома сегодня? Нил звал выпить пива, но это можно было сделать и завтра. Она сама ничуть не умнее Дэвида. - Ты же мог умереть, - сказала она очевидное. Дэвид развел руками. - Лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал, - улыбнулся он немного устало. – Что толку мучиться от желаний и не иметь храбрости, чтобы воплотить их в жизнь? Эмму что-то ощутимо кольнуло в бок. Дэвид, конечно, не знал, о чем именно подумала она, когда услышала от него такое. И лучше пусть не знает. - Иди, - велела она ему грубовато. – Уже почти утро. Игроки должны были насытиться. Даже если нет, она не будет провожать его до борделя. Эмма надеялась, что Дэвид это понимает. Дэвид понимал. Он чуть помедлил, еще раз горячо поблагодарил Эмму и трусцой побежал куда-то в сторону, вертя головой. Эмма долго смотрела ему вслед. Что же, теперь у них на двоих есть большое славное приключение с трупом. Такое не забывается. Разумеется, Эмма не стала никуда звонить и сообщать об убийстве. Она полагала, что власти и так планируют найти утром на улицах не одного и не двух убитых. Вряд ли, конечно, они рассчитывают на то, что это будет профессионал… Что же, кто-то получит сюрприз. Войдя в свою квартиру, Эмма успела добраться до ванной и вымыть руки прежде, чем застыла, ощущая, как осознание с силой огрело ее по затылку. Она закрывала дверь в квартиру. Она совершенно точно сделала это, когда уезжала на встречу с Нилом. Сердце забилось где-то в горле, Эмма медленно, очень медленно, закрутила кран и вытерла руки. Кто-то был в ее квартире. Здесь, где она привыкла спать и чувствовать себя в безопасности. Кто-то ходил и рассматривал ее вещи, может быть, даже трогал их. В кармане вновь был лишь нож, и Эмма сжала его покрепче перед тем, как с силой распахнуть дверь и выскочить из ванной, готовясь к схватке. Тишина. Но не та, что всегда царит здесь. Сегодня эта тишина двигалась и дышала. Эмма слышала, как бьется чужое сердце. Может быть, она всего лишь думала, что слышит, но это ничего не меняло. Она была здесь не одна. - Выйди, - хрипло велела она, устав от ожидания. Что же… ей повезло один раз. Видимо, настало время расплаты за это везение. Темнота возле дальней стены чуть сдвинулась, и Эмма застыла, пытаясь унять волнение. Она узнала это дыхание. Она узнала этот запах. Королева. Она надвигалась на Эмму из сплетения теней, которые лепили из нее равную себе. Волосы ее были продолжением темноты, темно-красное платье чудилось пролитой кровью. Защитная аура размеренно пульсировала в такт дыханию. Губы были чуть приоткрыты и полны сочного яда, травящего не только тело, но и душу. Еще никогда Королева не была так красива, как сейчас, в этот последний час призрачной ночи. Она и сама была призраком, жаждущим жизни: чужой, теплой, трепещущей. Эмма со смешанными чувствами поняла, что страх ее слился в экстазе с совершенно иными эмоциями, которым не было места в этой безмолвной схватке. Эмма не должна была хотеть Королеву. Но тело ее решило иначе, будто бы ища защиту в возбужденной дрожи. Эмма знала, что нет ничего притягательнее темноты. Ты можешь бояться ее, но ты идешь к ней, тянешь руки, чтобы коснуться ее хоть раз, чтобы ощутить ее тяжелое дыхание, чтобы отдаться ей так, как ты не отдавался никому и никогда. Королева была воплощением этой желанной темноты. Понимала она это или нет, но облик ее не мог вызывать ничего, кроме вожделения, даже сейчас. Особенно сейчас. Между ног запульсировало. Эмма бродила по лезвию бритвы, щеки ее пламенели, а руки дрожали. Опасность возбудила ее, и ей было одновременно и стыдно, и сладко. Если бы только можно было показать Королеве то, что она чувствует. Эмма должна была убить ее. Но сейчас Королева была ближе к тому, чтобы убить саму Эмму. И понимание этого заставляло Эмму течь, как бы она не презирала это слово, кажущееся слишком пошлым. Потому что сейчас оно как нельзя лучше подходило ситуации. Эмма текла при взгляде на Королеву. При взгляде на Регину, от представления, как их первый раз окажется последним. Еще двадцать минут назад Эмма ни за что бы не рискнула так сильно. Но двадцать минут назад Королева вышла из тьмы и рассыпала вокруг алые лилии с удушающим запахом. Никто из женщин не произнес ни слова. Они смотрели друг на друга долгое, очень долгое время, сплетенное из сотен и миллиардов вдохов, и молчали. Наконец, Эмма попятилась назад: за спиной была кухня. А там – много, очень много ножей. Королева прошла следом, и в случайном свете луны Эмма заметила, что она почему-то без обуви. Эмма подняла взгляд, утыкаясь им в полные холодной отстраненности глаза Королевы, наполненные той темнотой, из которой она вышла. Эмма могла не спрашивать, зачем она здесь. Хэллоуинская ночь. Она не праздновала ее никогда, потому что это был не ее праздник. Игроки отправились на охоту. Один из них нашел свою добычу здесь. - Регина. Эмма позвала Королеву, ни на что не надеясь, и сама не узнала свой голос. Он прозвучал издалека, смешался с незримым ветром и обернулся вокруг Королевы три раза. Королева остановилась. Между ней и Эммой остался один шаг. Эмма видела, как шевелится темнота за плечом Королевы, готовясь к прыжку. Один замах. Пальцы до боли сжали рукоять ножа и… отпустили. Один удар. Королева потянулась вперед, приоткрывая губы, Тень улыбнулась Эмме черным провалом рта. Один поцелуй. Эмма не знала, как смогла сделать то, что сделала. Как преодолела животный страх смерти, внезапно нахлынувший волной. Но нужно было пережить лишь мгновение диких сомнений – и вот уже губы Эммы прижались в жадном поцелуе к губам застывшей Регины. Тень рухнула вниз, разбившись на сотни черных капель, усеявших пол. Она обхватила ее руками – Эмма Регину. Притянула к себе, бродя языком во рту, полном яда. Закрыла глаза, зажмурилась в далеком ужасе перед памятью о последних поцелуях, которые Регина дарила своим жертвам в ночи. И… Выстояла, выдержала, выжила, ощутив, как Регина прижимается к ней всем телом: изгиб к изгибу, грудь к груди, бедра к бедрам. Тьма не отравила Эмму. Не пустила в нее свои корни и не выдрала сердце. Тьма простонала что-то ей в губы и обхватила руками плечи, приподнимаясь на цыпочки. Тьма перестала быть отрешенной и вспомнила, что умеет быть человеком. И это было как нельзя кстати. Когда Эмма входила в квартиру, она не думала, что все будет так. Она не думала, что перестанет сдерживаться и бояться и втянет Регину в еще более откровенный поцелуй, больше напоминающий то, чем они займутся через мгновение. Она не предполагала, что пальцы ее станут торопливо собирать подол платья, стремясь добраться до обнаженной кожи, а секундой спустя ладони лягут на обнажившиеся бедра и жадно поползут вверх. Эмма не догадывалась, что обнаружит на Регине отсутствие белья и почти задохнется от представления того, как стянет платье вниз и оставит Регину полностью голой, как распустит ей волосы и замарает их чернотой кожу. Это возбуждало больше, чем все остальное: мысль о том, что на Регине нет ничего, кроме платья. Королева ходила по городу, и никто, совершенно никто, даже не догадывался о подобном. Никто не смел и мечтать сделать то, что делала сейчас Эмма, изнывая от вожделения, горя в мгновенно полыхнувшем пламени. Регина отвечала страстно, отдавалась сполна, запрокидывала голову, и волосы ее водопадом падали вниз, с тихим шелестом скользя по платью. Эмма спускалась поцелуями ниже, касалась языком верхней части груди Регины и жалела лишь, что ей не хватает рук, чтобы сдернуть к чертям этот тесный лиф. При представлении, как она обхватывает губами темный – непременно темный! – напряженный сосок, Эмма почти теряла рассудок. Она буквально чувствовала вкус и текстуру и зубами драла ткань, так и не добивших ощутимых результатов. Хотела ли Регина Эмму с первой их встречи? Это больше не играло никакой роли. Она хотела ее сейчас. Вот что было по-настоящему важно. Бродя губами по подбородку и ключицам Регины, целуя ее шею и плечи, Эмма одной рукой пробралась, наконец, между слегка разведенных бедер и глухо застонала. Регина была мокрой. Из-за Эммы. Было ли когда-нибудь что-то лучше, чем держать в руках женщину, хотящую тебя настолько сильно? Собственная влага вынуждала Эмму нетерпеливо ерзать и мечтать выползти из ставших такими ненужными джинсов. Между ног все пульсировало и тянуло, соски напряглись почти до боли. Палец Эммы скользнул по мокрой плоти в то время, как губы снова нашли в поцелуе губы Регины. Эмма так и не поняла, почему не закрыла глаза, будучи в миллиметре от желанной цели. Почему промедлила, не вошла в Регину одним быстрым движением, не взяла ее себе, не почувствовала непременный выдох, эхом разошедшийся бы внутри. Вместо этого она увидела глаза Регины. Мутные и больные сквозь тонкую пелену ответного возбуждения. Словно холодный душ. Эмма застыла лишь на секунду, но Регине этого хватило. Она вывернулась из объятий, оттолкнула Эмму, та попятилась, ногой наступила на валяющийся на полу пульт, и в комнате громко заорал телевизор. Мгновения хватило Регине, чтобы подобрать свалившуюся корону и вновь стать пустоглазой Королевой. Эмма, тяжело дыша, привалилась к кухонному столу. Тело ее ныло и требовало немедленной разрядки, это желание изрядно затуманивало мозги. Эмма в упор смотрела на Королеву, отступающую в ту тьму, из которой она пришла. Они были близко. Они были так близко, что Эмма должна была быть уже мертва. Но она дышит, и в штанах у нее целый водопад. Что может лучше доказать то, что она по-прежнему жива? Они не сказали друг другу ни слова. Темнота смотрела на Эмму глазами Королевы, а Эмма смотрела на нее в ответ. Наконец, Королева развернулась и быстрой вспышкой пронеслась мимо, растворяясь в пустоте квартиры. Хлопнула входная дверь, а Эмма так и осталась стоять, растерянно прижавшись к столу. На ладони осталось ощущение тела Регины там, где, должно быть, ее слишком давно никто не касался. Эмма смотрела на свою ладонь и чувствовала, как горячо пульсирует между ног не сумевшее вырваться на свободу удовольствие. В груди тянуло почти болезненно, соски оставались напряженными, упираясь в тонкую ткань майки. Чертова Регина. Она это спланировала? Она знала, что так получится, когда шла сюда? О, она шла сюда за головой Эммы, нет сомнений. Королева не могла не желать отомстить – не за себя, так за обманутого сына. Вряд ли такой поворот оставил ее равнодушной. И все-таки она ушла. Трусливо свалила зализывать полученные раны. Эмма содрогнулась от очередной вспышки возбуждения. Как давно она хотела этого? И почти получила. Стоило отвлечься и поразмыслить над тем, почему яд Регины не пролился на нее, не впитался в губы при поцелуе и после, но пульсация между ног была слишком сильна, слишком настойчива. Она заполняла собой все возможное пространство и не собиралась утихать. В комнате отстраненно бубнил забытый телевизор, в окно стучал разбуженный утренний ветер. Эмма собиралась закончить то, что они с Региной начали. Она запрокинула голову, выгнув спину, зажмурилась и, проскользнув рукой по своему животу, подлезла пальцами под нижнее белье. Собственная влага растеклась по ладони, вспенилась и разбилась вдребезги горячей волной: Эмма была практически на пике еще тогда, когда Регина просто шагнула к ней в ореоле своей силы и власти. Ощущение, запах, вздохи Регины были живы в памяти. Задыхаясь, дергаясь и кусая губы, Эмма в несколько движений довела себя до сильнейшего оргазма, свободной рукой крепко уцепившись за стол, чтобы не упасть, и едва удержалась от искушения скользнуть парой пальцев внутрь. Глупое, глупое желание позволить это сделать Регине, а не заменять ее суррогатом! Перед глазами плясали белые пятна, дергающиеся в такт пульсации растревоженной плоти. Ноги внезапно подогнулись, Эмма отклонилась назад, почти ложась спиной на стол. К чертям! Как там сказал Дэвид? Не жалеть, что не сделал, а просто взять и сделать? Время раздумий прошло. Стоило только подобраться к Регине так близко и упустить желаемое. Эмма резко открыла глаза и встала, пошатываясь. В голове все еще ощущалась приятная пустота. Эмма наклонилась, подобрала пульт и выключила телевизор, оставшись в полной тишине. Никаких сирен и мигалок. Никаких криков. Город дожил до рассвета и собирался заснуть. До конца года еще несколько месяцев. Остается придумать, как обойти Голда и не нарваться на неприятности. Потому что это действительно того стоит. Эмма мотнула головой, прошла в спальню и, не раздеваясь, повалилась на кровать. Тело ныло будто после часового марафона. Или после столкновения с двумя игроками подряд. Глаза закрылись: не было сил даже вытаскивать линзы. В голове вертелась лишь одна упорная мысль. Регина сама пришла к ней. За ней. Эмме оставалось только принять протянутую руку.