Город Грехов

Раз. Она приходила по ночам, и с губ ее и языка сочился серебряный яд, который впору было собирать ладонями. Два. Эмма не могла заставить себя подойти ближе. Она вжималась спиной в стену и просто смотрела, как серебряные лживые капли отмечают во тьме путь Королевы к ней. Три. Сны эти были слишком похожи на явь, Эмма с трудом вспоминала, что они – не реальность. Но даже это не позволяло ей отпустить напряжение прочь и с честью выдержать повторяющийся кошмар. Четыре. Королева не касалась ее: ни губами, ни языком, ни словом. Она бесшумно приближалась, а потом просто таяла в ночи, и остающийся после нее густой запах ужаса преследовал Эмму затем весь день. Ужас пах шоколадом, смешанным с кровью, и Эмма, так любившая некогда шоколад, не могла теперь даже просто смотреть на него. Пять. Из головы не уходил Грэм. Его лицо, его глаза. Эмма давно не ощущала себя такой разбитой и такой виноватой. Возможно, ей было бы легче, приди и Грэм к ней в сон, но он не приходил, а Королева довольно молчала, одна властвуя в целом кошмаре. Шесть. Город Грехов увяз в снеге так же прочно, как Эмма увязла в сожалениях. Дожди кончились, ударил мороз, вода, не успевшая оставить улицы, превратилась в толстый слой грязного льда, образовав предлинный каток: забаву для ребятишек. Иногда Эмма думала, катается ли Генри на коньках. Семь. Она не могла заставить себя вернуться к Регине. Эмма знала, что Регина не сделала ничего из того, чего нельзя было бы от нее ожидать, и все же… Все же Эмма кусала губы, проходя мимо Арены, и отводила взгляд. Регина не звонила ей, а она не звонила Регине. Та ночь развела их дальше, чем вообще можно было себе представить. Эмма была убийцей ничуть не меньше, чем Королева Арены, но знать и видеть – разные вещи. Кроме того, Регина обещала, что… - Разве стоит теперь сожалеть? Голд улыбался привычной, наполовину золотой, улыбкой и смотрел на Эмму, скорчившуюся на неудобном стуле. Она пришла к нему на четвертые сутки, до того забившись в свою квартиру, как в сверхпрочную скорлупу, которая могла бы защитить от всего, что вздумало бы наведаться сюда. Эмма спала и просыпалась, свет за окном не менялся, а она не пыталась понять, утро было или вечер. Телефон не звонил, в дверь не стучали, телевизор молчал. Эмма старательно выветривала из себя воспоминания, но, когда оказалось, что избавиться от них невозможно, она пошла к Голду. В конце концов, это он поручил ей невыполнимое. Голд встретил ее приветливо и сразу сказал, что все знает. Сообщил небрежно, что не сомневался в подобном исходе. Эмма молча смотрела на него и думала, что будет, если ударить по этой золотой маске. Она изойдет золотыми трещинами? Из разломов потечет кровь? Или нечто более вязкое и желтое, как гной? Он выдал ей невыполнимое задание, а сейчас, не стесняясь, признавался в том, будто смеясь. Эмма не взяла с собой оружие, иначе пуля давно бы пронзила лоб Голда, и мозги расплескались бы по округе серой кашицей. Эмма не сомневалась, что уж с ним-то бы все получилось. С кем-то должно было. - Вам надо было убить Регину, Эмма. И тогда Грэм был бы жив. А на ваших руках не осталось бы его крови. Голд усиленно щурился, без стеснения повторяя, что исход был ему известен заранее. Он сидел, развалившись в кресле и сцепив пальцы, и напоминал Эмме самодовольную жабу, готовую вот-вот раздуть горло и издать громогласное «ква». - Вам надо было сказать мне все сразу, - устало заметила Эмма, не в состоянии спорить и что-то доказывать. Она пришла, чтобы вернуть деньги, но Голд вновь проявил сомнительное великодушие и не забрал их, заявив, что за выказанную волю к победе Эмма достойна выданной суммы. Эмма знала, что деньги еще прожгут ей пальцы, однако не взялась настаивать. Не до того ей сейчас было. Голд приподнял брови: не то заинтересованно, не то скептически. - Сказать вам что, мисс Свон? – вкрадчиво спросил он. – Сообщить, что Кора пошлет Королеву, чтобы убить моего Грэма? Эмма вяло кивнула, чувствуя, что ответ ей известен. И верно. - В самом начале нашего с вами приключения, мисс Свон, вам было бы все равно, что там планирует Кора: вы в любом случае намеревались покончить с Тенью. Зачем мне было выдавать вам ненужные подробности? А ближе к концу… О, тогда бы вы просто мне уже не поверили и все равно сделали бы по-своему. Исход был предрешен с того момента, как вы пришли ко мне с мыслью отказаться от денег в первый раз. Голос Голда успокаивал, навевал сон, и Эмма, глотающая кошмары на протяжении последней недели, едва не задремала. Лишь в последний момент перед тем, как потерять себя на время, она вздрогнула, понимая, что спать сейчас – это не лучшая идея. Голд хитро посмотрел на встрепенувшуюся Эмму: очевидно понял все, что хотел. - Вы слишком спокойны, - сказала Эмма задумчиво. Ей было неудобно сидеть, но она не шевелилась, словно это неудобство было в какой-то мере наказанием ей за проваленное задание. Голд хмыкнул. - Что, простите? – он чуть подался вперед, расцепив руки, навис над краем стола с живейшим интересом, который, однако, был слегка наигран. В темных глазах его угадывалось нечто взбудораженное. Эмма кивнула. Ей следовало догадаться. Никто и никогда не оставит совесть Города грехов в покое. Арчи говорил, что с ним тоже пытались играть, но Эмма посчитала, что с ней ничего подобного не случится. Она думала, что готова отказаться от любой игры, что ей предложат. Но ее никто не спросил. - Вы были спокойны с самого начала, - продолжила она, медленно укладывая в голове то, что не укладывалось раньше. – Когда мы встретились впервые и потом, когда я отказалась убивать Королеву. Вас это ничуть не возмутило. Вы не захотели покончить с Королевой во что бы то ни стало, напротив, с легкостью оставили мне деньги и изменили задачу. Голд развел руками, лицо его оставалось непроницаемым, хотя где-то в глубине взгляда Эмма угадывала напряжение. Голд боится, что его гостья докопается до того, до чего ей не следует докапываться? Эмма прикусила губу, не в силах не смотреть на улыбающегося Голда. Как же она не поняла? О нет, страшно ей не было. Что толку бояться теперь, когда, вероятно, она настроила против себя всех, до кого только можно было дотянуться? Сердце билось ровно и уверенно: Эмме нечего было терять. Не в этом положении. - Может быть, - начал Голд, и Эмма уже знала, что услышит, - моя цель была вовсе не Королева? И не Грэм. Он весело прищурился, а Эмма почувствовала, как по спине у нее все же сползла вниз капля холодного пота. Что веселого во всем этом? - Зачем я вам? – она осторожно сменила позу, вытянула затекшую ногу, сожалея, что не сможет бежать, если потребуется. – Что за нелепая игра, в которую вы меня втянули? Кажется, по ее щекам разлился румянец. Многие в Городе пытались воспользоваться Эммой в собственных целях – не втянуть в игру, именно воспользоваться, - но она всегда просчитывала их на раз, пресекая любые попытки. Здесь же… Здесь она проиграла, даже не осознав, что начала играть. Это было отвратительно. И невозможно. Еще более невозможно потому, что в ходе этой игры она начала испытывать к Регине что-то… Она ведь уже поняла, что именно, не так ли? Совесть Города Грехов влюбилась в один из тех самых грехов. Так не должно было быть. И все же это оставалось самым правильным из того, что когда-либо делала Эмма. Будто ее отношения с Региной должны были однажды начаться – так или иначе. Словно неумолимая судьба сама свела их таким хитрым образом. Эмма понятия не имела, откуда в ней возникла эта убежденность, но избавиться от нее было невозможно. Как и забыть Регину. Последнее казалось в принципе нереальным. Так ли уж она хотела забывать ее? Или просто следовало выделить себе немного времени для того, чтобы смириться со случившимся? В Сторибруке люди умирают каждый день, а профессионалы убивают их ничуть не реже. Хотя, конечно, не каждый день Эмма стоит и смотрит, как это происходит, не в состоянии даже помешать. Эмма отдавала себе отчет в том, что попросту струсила. Испугалась того, что противником ее должна была явиться Регина. Останься Регина всего лишь Королевой, далеким игроком со смертоносными возможностями, Эмма не промедлила бы, ринувшись в бой. Но она целовала Регину. Обнимала ее. Хотела сберечь. И все это никоим образом не вязалось с тем, что на самом деле в нее следовало всадить пулю, разорвав защитную ауру. Эмма не могла убить Регину, даже получив деньги за ее смерть, и это противоречие разрывало на мелкие части. Может быть, потребуется очень много времени, чтобы прийти в себя. Но сумеет ли Эмма и дальше оставаться совестью Города? Ведь в задачи ее не будут входить сомнения, коими она полнится вот довольно долго. - О, дорогуша, - Голд, явно довольный произведенным эффектом, соединил ладони и поднес их к лицу, - игра в самом разгаре. Я почти счастлив, что вы, наконец, догадались о своей главной роли! Глаза его бликовали, отражая тусклый свет, губы кривились. Мерзавец. Эмма никак не могла взять в толк, откуда помнит эту его ухмылку. На протяжении всего их сегодняшнего разговора ей постоянно казалось, что она уже знала Голда когда-то давно, еще до их первой встречи. Такое возможно? Вряд ли. Может быть, она видела его фото? Читала о нем и забыла? Он ей снился? Почему же в таком случае у нее не возникло это ощущение раньше? Ведь утекло так много времени! - Поясните, - Эмма встала, с удовлетворением отмечая, что нога почти прошла. Голд проследил за тем, как она подошла к столу и оперлась на него ладонями. - Еще рано, моя милая, - голос его был полон сдерживаемого возбуждения. – Мы с вами в самом разгаре большой игры, правила которой вы должны изучить сами. А Королева и Грэм… Что же, они стали славной частью этой партии. Эмме захотелось ударить Голда, даже зачесалась рука. Она представила себе, как падает на пол кажущаяся приросшей золотая маска, а под ней – гнилая дряблая кожа, давно не видевшая солнца. - Партии, - эхом повторила она. Голд неспешно встал, поправляя чуть смявшийся пиджак. - Вы не сыграли бы так великолепно, раскрой я вам все карты разом, - мягко кивнул он. – Впрочем, признаться, я ставил на то, что вы все-таки попытаетесь убить Регину, а до Грэма дело бы не дошло. Что же… вы слегка затянули, но я не против. Увы, не просите меня пояснить вам детали: вы должны сами докопаться до них, моя милая, иначе толку не будет ровным счетом никакого. Он говорил странные и страшные вещи, Эмма не собиралась вникать в их смысл. Однако одно она понимала совершенно ясно: Голд – больной. В его голове роятся какие-то образы и мысли, из которых он произвольно сплетает паутину, нужную и понятную только ему самому. Эмме не посчастливилось запутаться в самом ее центре. Рядом с Региной, которая теперь тоже бьется где-то рядом. Есть ли смысл спорить с Голдом? Сумасшедшие не признают иных мнений, кроме своего. Они могут стать еще опаснее, если начать с ними спорить. Эмме внезапно стало нечем дышать. Она смотрела на Голда, старательно ища в его лице и взгляде признаки безумия, и думала, как бы побыстрее уйти и наведаться к Вейлу, чтобы оставить ему данные Голда и заявить о возможном психе, разгуливающем по Городу без смирительной рубашке. Грэма уже не вернуть, тут уж ничего не сделаешь, однако предотвратить новые убийства… По коже Эммы пробежал холодок, когда она подумала, что все могло сложиться гораздо хуже. Она могла действительно убить Регину. Не доведись Эмме влюбиться, она наверняка нашла бы способ пробить броню ауры. Одно хорошо: она не ощущала бы любви, а значит, не почувствовала бы и щемящей сердце тоски при мысли о том, что никогда больше не увидит Королеву. - Эмма, вы слушаете меня? – Голд, обеспокоенный тем, что его безумие уходит в пустоту, помахал рукой перед лицом Эммы. Эмма вздрогнула и кивнула. - Конечно. Нельзя спорить с сумасшедшими. Но и слишком много соглашаться тоже. Тут важно удержать грань, потому что у безумцев обострены все чувства. И ложь они понимают, как никто другой. Голд удовлетворенно потер ладони друг об друга. - Скажите мне, Эмма, - задушевно начал он, - что вы испытали, видя, как умирает Грэм? Он подался вперед, жадно всматриваясь в ошарашенную Эмму, готовясь впитать все те эмоции, которыми она захочет поделиться. Эмма не хотела делиться ничем подобным. Это было слишком дико и невероятно страшно – представить, что кому-то доставляет удовольствие слушать о чужой смерти, испытывать практически оргазм от мыслей, как льется кровь. Зачем сама Эмма взялась за ту работу? Так странно. Не вспомнить. Словно пустота, в которой канули те, прошлые, желания и стремления. - Я испытала… бессилие, - сказала Эмма правду, максимально далекую от болезненных подробностей. Она думала, что Голд останется недоволен, но он лишь улыбнулся. - Вы испытаете много больше, мисс Свон, - заверил он ее. – Вам следует только вспомнить… Звонок мобильного оборвал Голда на полуслове, Эмма схватилась за карман куртки. Вспомнить что? - Мне пора, - торопливо направилась она к двери. – Напарник звонит, что-то важное. Конечно, она не знала еще, кто именно это звонит, но телефон должен был ей помочь отделаться от Голда. Эмма уходила, повернувшись к безумцу спиной, и боялась, что он расценит сей жест как призыв напасть. Голд не производил впечатление буйного, однако то, что он задумал, то, во что втянул Эмму… Голд не сказал ни слова на прощание, а Эмма не обернулась, чтобы взглянуть, почему же он молчит. Чрезмерно напряженная, готовая к удару любой силы, на почти негнущихся ногах, она покинула библиотеку, молясь, чтобы не встретить Белль, которой захочется поболтать. К счастью, библиотека была пуста и молчалива, и Эмма, торопливо дыша, беспрепятственно покинула ее, все еще не рискуя оборачиваться. Словно бы обернись она - и Голд выпрыгнет из сумрака, выставит когти, завопит по-звериному и утащит Эмму в подвал, где отделит мясо от костей и изжарит его на медленном огне до углей. Едва Эмма подумала об этом, едва представила все в мельчайших подробностях, как кто-то положил руку ей на плечо. Касание молнией прошило все тело, заставило согнуться и, развернувшись, нанести удар. - Свон! – отчаянно выкрикнул молодой бородатый мужчина, в первое мгновение до боли напомнив Эмме Грэма. Кулак скользнул по скуле, кольцо содрало кожу под глазом, Эмма остановилась, тяжело дыша. Сердце прыгало где-то в горле, отчаянно хотелось сглотнуть его, но никак не получалось. Он знает ее. Он назвал ее по имени. Почему же она не помнит его? - Свон, - уже тише повторил мужчина, отступив на шаг и осторожно ощупывая поврежденное лицо. – Ты продолжаешь бить людей, которые тебе нравятся? Он ухмыльнулся, и Эмма, проморгавшись, поняла, что на Грэма незнакомец совершенно не похож, разве что наличием бороды и светлыми глазами. - Кто вы? – потребовала Эмма, держа кулаки наготове. Ей совершенно не хотелось разводить разговоры, однако мужчина уходить не собирался. Он стер с щеки каплю крови, облизнул палец, заставив Эмму поморщиться, и развязно подмигнул. - Хочешь сказать, что забыла меня, Свон? – он подошел, а Эмма тут же сделала шаг от него, не желая сокращать расстояние. Поняв это, мужчина примирительно вскинул руки. - Свон, Свон, опомнись, - он говорил снисходительно, и в его расслабленность можно было бы поверить, если бы не тревога во взгляде. Эмма хотела убраться от дома Голда как можно дальше, а этот бородач мешал ей это сделать. - Кто вы? – настойчиво повторила она, не опуская рук. Мужчина поджал губы. - Киллиан Джонс, красотка. Неужели не помнишь? Он покачал головой, облизывая губы. Эмма не помнила. Ничего не промелькнуло внутри нее при звуке этого имени, да и лицо Джонса не вызывало воспоминаний: ни плохих, ни хороших. Джонс смотрел на нее с теперь уже отчетливо различимой скорбью во взгляде. Эмма отметила его странный даже для Города кожаный костюм, словно бы он вырядился пиратом для какого-то маскарада. Не хватало повязки на глазу и… Эмма невольно поджала губы, наконец-то, заметив крюк вместо левой руки Джонса. Решил соблюсти полную достоверность? Или же он просто один из тех ненормальных, которые считают себя родом из какого-то другого века? С нее на сегодня хватило уже одного психа! Если бы мысли Эммы не были заполнены Голдом, возможно, она бы сильнее заинтересовалась этим Джонсом. Но Голд угрожал Регине, а значит, Эмма не могла сейчас думать ни о чем другом. Впрочем, даже такой слабый ее интерес не остался незамеченным для Джонса, и он приподнял брови. - Видишь что-то знакомое, Свон? Он ухмыльнулся, поиграв крюком, а Эмма, решив, что с нее хватит, отвернулась, собираясь уйти. В тот же момент Джонс бросился за ней и заступил дорогу. - Погоди, погоди! – попросил он, вынудив Эмму остановиться. – Виноват, каюсь, вижу уже, что не помнишь. Лицо его отразило отчаяние. Эмма сделала попытку обогнуть Джонса, но не получилось. Прошедший мимо мужчина в дорогом костюме сделал вид, что ничего не замечает, и прибавил шаг. Эмма подумала, что вот так вот и умирают на улицах женщины и дети. Потому что всем все равно. Все торопятся выжить, не желая рисковать. - Эмма, - Джонс схватил Эмму за запястье, и она вздрогнула, вскидывая свободную руку. – Эмма, почему ты не помнишь меня? Он смотрел на нее столь испытующе, что это было даже неприятно. - Я не знаю вас, - отозвалась Эмма и не без усилий, но освободилась от раздражающего прикосновения. Джонс тут же схватил ее за руку снова. - Мне стоило огромных трудов вернуться в Сторибрук, - в голосе его слышалась укоризна. – Кора постаралась на славу, я потратил много лет, чтобы отыскать верный путь. Прихожу, нахожу тебя, и что же? Ты смотришь на меня, как на чужого. Эмма чуяла, что Джонс врет. Нет, не в том, что они знакомы, это Эмма успела понять и запомнить. В том, что она должна была смотреть на него как-то по-особенному, если бы помнила. Она читала в его взгляде неуверенность, никак не вяжущуюся с общим тоном слов. - Я не помню вас, - повторила она в который раз и, вспомнив, что ей звонили, вытащила телефон. Вейл. Какая удача, она как раз собиралась к нему. Джонс сопровождал ее всю дорогу до «Жука» и даже попытался влезть в салон, но тут уж Эмма направила ему в левый глаз дуло пистолета, заметно остудившее пыл. Джонс провожал желтую машину взглядом, а Эмма поглядывала в зеркальце заднего вида, немного тревожась по поводу того, что этот непонятный и не слишком приятный мужчина, будто пришедший из какого-то другого времени, помнит ее, тогда как она понятия не имеет, кто он такой. Следует ли ей волноваться или стоит пока что забыть об этом инциденте и заняться насущными проблемами? Она не сумела сегодня вспомнить слишком многое. Что-то было не так во всей этой круговерти, захватившей Город и Эмму в нем. Непременно следовало разобраться, но чуть позже. - Что с глазом? – с порога спросил Вейл, когда Эмма влетела к нему в кабинет. – Видишь нормально? Глаз был красный. Совсем красный. Как верхняя секция светофора. Но болеть перестал, только странно поскрипывал иногда при движении, в чем Эмма честно и созналась, думая, что ведь пришла сюда не для осмотра. Вейл же, хмурясь, силой заставил ее сесть и осмотрел, как положено, бормоча что-то о егозливых пациентах. - Я ведь к тебе по делу, - осторожно сказала Эмма, когда осмотр уже приближался к концу. - Ну? – неприветливо поторопил ее Вейл, аккуратно капая в глаз какую-то жидкость с едким запахом. Эмма невольно задержала дыхание, ожидая, что будет жечь, потом сказала коротко: - Голд. Она не знала, почему произнесла только фамилию. Конечно, она собиралась рассказать практически всю историю, умолчав лишь о самых личных фактах, но в момент, когда она собралась продолжить, Вейл слишком крупно вздрогнул и скривился, капнув в глаз лишнюю каплю. Буквально на секунду он сбросил привычную маску недовольного доктора, но этой секунды хватило, чтобы Эмма заставила себя заткнуться. Что-то было не так. Она понятия не имела, что именно, но почуяла затылком. Будто воздух сгустился в одно мгновение и заткнул уши надежной пробкой. Эмма напряглась, понимая, что следует повременить с откровениями и просьбами. Они с Вейлом никогда не были друзьями: он лечил ее, вот и все их отношения. Эмма никогда особо не присматривалась к нему, да и повода не было. - Посиди так, - велел Вейл, торопливо собирая свои инструменты. – Мне надо выйти на пару минут. Он не пояснил, зачем ему выходить, а Эмма не спросила, радуясь только, что в этот раз не забыла захватить с собой оружие. Вейл выскочил за дверь, как пробка из бутылки, Эмма успела заметить, что он вытаскивает из кармана телефон. Он как-то связан с Голдом? Почему бы и нет, Голд богат и явно имеет в Городе неплохие связи. Эмма подумала, что жаль будет терять хорошего врача, однако стоит допросить его. Если Голд задумал что-то масштабное, неплохо будет узнать об этом прямо сейчас и пройтись по свежим следам. А Эмма почти не сомневалась, что Голду есть, что скрывать. Кроме того, все это явилось бы неплохой местью. За несчастного Грэма. За Регину. Эмма уже почти дозрела до мысли, что Регина не заслужила такого отношения. Что она, как и Эмма, лишь жертва обстоятельств. А если так, то… Внимание Эммы привлекли какие-то бумаги, торчащие из большой стопки на краю стола Вейла. В другое время она бы никогда не заинтересовалась врачебными документами, но сегодняшний день буквально подкидывал ей подозрения, которые стоило проверять. Тем более, что бумаги лежали небрежно, за них отчаянно цеплялся взгляд. Сердце не остановилось, дыхание не сбилось, а сознание не помутилось, когда с фотографии, напечатанной на первом вытянутом Эммой листе, взглянуло лицо девочки лет двенадцати. Эмма просто кивнула сама себе, словно и ожидала увидеть именно это. Одна из тех, кто объявлялся в розыск. Одна из тех, кто нашел свою смерть в подвале дома Джефферсона Смита. Эмма ничуть не удивилась, обнаружив дела на всех пропавших детей. Она лишь удивилась, почему не поняла этого раньше, в один из прошлых своих визитов к Вейлу, когда он спрашивал ее про это дело. Или когда менял тему, едва она заводила разговор о том, что у Смита должен был быть подельник, наводящий его на детей, ведь сам Смит был человеком весьма замкнутым и далеким от медицины. Или… Как же удобно, должно быть, Вейлу было находить детей: родители сами приводили их к нему. Ему оставалось только записать данные. Эмма на мгновение прикрыла глаза, ощущая выжженную пустыню внутри. Она устала от Города и его жителей. Все здесь пропитано страхом, болью и кровью. Даже дети. В лицо вернувшемуся через пять минут Вейлу уставился пистолет. - Ты арестован, - спокойно сказала Эмма, стоящая возле окна. – Ты имеешь право хранить молчание. Также тебе будет предоставлен адвокат, если у тебя нет своего. Она помолчала, не без удовольствия разглядывая разозленного и бледного доктора, потом добавила: - И положи оружие на пол.