Любовь на острие клыка

Первая часть концертного тура уже завершилась, и мы вернулись в Берлин. Сейчас у нас есть три таких желанных недели для того, чтобы восстановить силы и с новой порцией энтузиазма вновь выйти на сцену в очередном городе. Привычно отыграть такой не похожий на предыдущие концерт и отправиться на встречу с фанатами в следующий город. Я сидел на диване перед телевизором и задумчиво перебирал браслеты на своём запястье, даже не глядя ни на него, ни, тем более, в экран. Куда был направлен мой взгляд - непонятно. Куда-то в сторону рабочего стола. Звук проходил где-то мимо, самым краешком затрагивая моё сознание. Мои пальцы нащупали почти гладкий, состоящий из трёх цельных секций, скрепленных кусочками цепочки из пяти прочных звеньев, браслет. Буквально за неделю до начала тура ко мне в дверь постучали. Когда я открыл, на пороге стоял плюгавенький мужчина лет пятидесяти с папкой для бумаг и небольшой коробочкой, обёрнутой в подарочную упаковку, в руках. — Кристоф Шнайдер? — я автоматически кивнул. — Вам посылка. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь, — он ткнул пальцем в одну из граф на листке и протянул ручку. Я быстро поставил размашистую подпись и курьер, вручив мне то, что по праву теперь принадлежало мне, развернулся и ушёл. Я слегка потряс посылку, пытаясь, не открывая, понять, что же в ней находится. Если бы я не был вампиром, вероятней всего, я бы и не услышал этот тихий шорох, создаваемый неким предметом внутри. В итоге я не выдержал и нетерпеливо разорвал яркую бумагу. У меня в руках оказалась деревянная коробочка. Я нажал на незамысловатый замочек, и он с характерным звуком открылся. Следующее, что я увидел, был листок бумаги, на котором практически каллиграфическим почерком было что-то написано. Любопытно… «Дружище, надеюсь, ты меня простишь, но я чуть не забыл. Однако Джулиус Розенталь всегда выполняет свои обещания. Поэтому держи свой браслет от напасти солнечной и будь здоров! Да, их два. Второй - для твоего ненаглядного, на случай, если произойдёт его обращение. Рано или поздно, но оно случится, поверь на слово. И кстати, как ты с ним живёшь, у него же бесподобный запах?» Джулиус Розенталь. Под запиской заблестел серебряный браслет, который я сейчас и нащупал на своём запястье. Причём, действительно, в двух экземплярах, и абсолютно одинаковые. Сейчас образец Пауля пылится на полке в серванте, в той же коробке, ожидая своего звёздного часа. Тогда, в записке, Джулиус напомнил мне об одной вещи, о которой не хотелось и думать. По крайней мере, ещё некоторое ближайшее время. Но упоминание об этом всё же заставило меня задуматься. С одной стороны, я не хотел обращать Пауля, как минимум потому, что я не знаю, как это делается, а чисто теоретически я не могу. А вдруг я что-то сделаю не то или что-то пойдёт не так, и он не очнётся? Малейшее напоминание о том, что я могу потерять его, заставляет меня содрогаться. В принципе, можно попросить Джулиуса или Касселя сделать это, но… — Любимый, о чём задумался? — Ландерс оседлал меня, обхватив коленями, и положил свои ладони мне на плечи. — Ни о чём, — улыбнувшись, соврал я. — Ну, раз так, тогда я тебе скажу, о чём размышлял я, — Ландерс вдруг вмиг посерьёзнел, улыбка исчезла с лица. — Говори. — Обещай, что не будешь сердиться? — почти по-детски спросил он. — Ты же знаешь, что я не умею на тебя сердиться, — снова улыбаюсь я. — Рассказывай, о чём ты думал? — Тем лучше. Я хочу, чтобы ты обратил меня. — Нет! — отрезал я и, ссадив его со своих колен на диван, резко поднялся, став лицом к окну. — Почему я снова слышу от тебя это враждебное «нет»? — Пауль, я помню, как это было со мной. Я не хочу, чтобы ты пережил тот же самый ад. Более того, я не знаю всех тонкостей обращения, — начал объяснять я, вглядываясь в пейзаж за прозрачным стеклом, где город с каждой секундой погружался всё больше и больше во тьму. — И я даже не хочу думать о последствиях. Вдруг что-то пойдёт не так, и ты не воскреснешь? — на последнем слове мой голос дрогнул, и я произнёс его практически шёпотом. — Ты знаешь, что я не могу потерять тебя. — Кристоф, — я даже дрогнул. Он так давно не называл меня полным именем, и это означало лишь одно: сейчас он будет говорить со всей серьезностью, на которую только способен, и ничего хорошего это обычно не предвещало, — ты уже теряешь. С каждым днём я всё равно приближаюсь к своей кончине. Я очень быстро постарею, и тогда дамочка в чёрном балахоне и с косой не будет спрашивать. Этого не избежать. В итоге, ты всё равно потеряешь меня. Но прежде, я превращусь в немощного старикашку, а ты навсегда останешься прекрасным, сорокапятилетним мужчиной, — именно сейчас Пауль выразил обратную сторону медали. С другой стороны, действительно – это для меня теперь время не имеет рамок. Это ведь я никогда не постарею и не умру. Теперь мне, что десять, что пятьдесят лет - не имеет никакого значения, я не изменюсь ни капли. — Подумай, Крис, сможешь ли ты свыкнуться и с тем, что то, что становится неотъемлемой частью тебя самого – заведомо вынужденная потеря? — здесь Пауль прав. Возможно, через пару сотен лет я привыкну к той мысли, что я потерял самого важного человека в своей жизни. Тогда и вправду, зачем это всё? Держать в своих объятиях любимого мужчину, заранее зная, что через несколько десятков лет мне придётся отдать его, как он сказал, «дамочке с косой». Придётся изо дня в день возлагать на его могилу цветы и проклинать себя за неиспользованный шанс быть счастливыми целую вечность. И всё это в то время когда в моих силах сделать так, чтобы он стал вечным спутником бессмертного существования. Все не так просто, как хотелось бы. Я черпаю в нём новые, неведомые эмоции, мы превращаемся в единое целое, а что потом делать со всем этим грузом чувств? Похоронить их вместе с ним? И вычеркнуть навсегда из памяти? Я так не смогу, ведь я эгоист до мозга костей. Я не смогу вечность носить в голове его образ и знать, что я ничего не сделал, чтобы всё изменить. А если я отброшу все предрассудки и всё же попробую обратить его, то есть возможность, что остаток вечности мы проведём вместе. И вероятность этого на самом деле больше, чем мне кажется. — А так, по крайней мере, у нас есть шанс…, — вырвал основную мысль моих рассуждений с самим собой Пауль и озвучил её для нас обоих. Я даже не заметил, как он подкрался сзади. Снова был слишком увлечён мыслями. Я понял, что он стоит за мной, лишь когда его руки обвили мою талию, и последнюю фразу он шепнул мне на ухо. Я повернулся к нему лицом. — Это всё так не просто, — тихо проговорил я и, покачав головой, устроил её на плече Ландерса. — Никто не говорил, что будет просто, — так же тихо ответил он, массируя кончиками пальцев кожу головы, — но мы переживём это. И переживём вместе. У тебя всё получится, а я перетерплю момент превращения, — он поцеловал меня в висок, и из моей груди вырвался довольный рык, больше похожий на кошачье урчание. — Мой ручной тигр, — шепнул Пауль. Я слышу, как он умиротворённо улыбается. Откуда в этом человечке столько позитива? Я убираю голову с его плеча и целую в губы. На мгновение мне кажется, что с улицы за нами кто-то наблюдает. Я открываю глаза на несколько секунд, но в темноте никого не вижу. Весьма странно. — Ты давно не ел, — констатирует Пауль, легонько касаясь подушечками пальцев кожи под глазами, когда я разрываю поцелуй. — Да, я сегодня как раз собирался поужинать. — Тогда почему ты до сих пор треплешься со мной? — с напускной строгостью осведомляется моё золото, состраивая соответствующую гримасу. Он бы ещё руки в боки поставил, для пущей важности. Я смеюсь. — Потому что я люблю тебя, — бросаю сквозь смех я и, поцеловав его в нос, направляюсь в коридор. — Долго не задерживайся. Я буду ждать тебя, — говорит он, уже опираясь плечом на дверной косяк. — Я мигом, — улыбаюсь в ответ я и скрываюсь за входной дверью, которая закрываясь, негромко хлопнула, звякая железным замком. Сегодня я собираюсь прикоснуться к прекрасному, поэтому моя цель - район Weißensee и студенты-искусствоведы. Начинающий арт-терапевт, который пытался донести до меня основную цель данного направления, девушка-дизайнерша и преподаватель сценографии. На сегодня с меня искусства, пожалуй, достаточно, решаю я и направляюсь в сторону дома. В тени берёз у фамильных склепов я замечаю достаточно знакомую фигуру, узнав которую, я перестаю дышать. Через мгновение передо мной уже стоял Дориан, заслоняя мне дорогу. — Ну что, скучал, милый? — нагло улыбается он, располагая свою руку на моей пояснице и притягивая ближе к себе. Его губы впиваются в мои. Меня просто воротит от этого поцелуя, но я по привычке отвечаю. — Не ожидал тебя снова увидеть, Дориан, — признаюсь я. — Что тебя снова привело в Берлин? — Ты, — просто отвечает он. — Я много раз пытался забыть тебя, но у меня ничего не получилось. Поэтому я вернулся. Примешь обратно? — почти искреннее раскаяние в глазах заставляет меня почти поверить. — Нет, Дориан, всё изменилось. Я не простил тебя ни за один твой промах. — Не ври мне, Кристоф. Дело не в твоей обиде, ведь правда? Дело в твоём возлюбленном. Как его там, Пауль? Ты весь пропитан его запахом. Поэтому даже не пытайся отговариваться. Я видел вас вместе. — Так это ты подглядывал только что за нами? — Я должен был понять, кто он для тебя. — Не впутывай сюда Пауля. — Значит, я не ошибся. Это действительно он. Знаешь, за всё это время я успел миллионы раз проклясть тот день, когда увидел тебя на одной из улиц этого хмурого города. Я знаю, что ты меня не любил, но, по крайней мере, ты играл правдоподобно. До определённого момента, пока ты не получил то сообщение от своего гитариста. Твоё поведение моментально изменилось. Я не мог мешать твоему счастью, потому что и так накосячил. Я решил уехать. Я был уверен, что вернувшись в Чикаго, я смогу навсегда высечь твой образ из моей памяти. Но, нет! Мысль о голубоглазом красавчике, назойливо сверлила мой мозг. Я вернулся в Берлин, и что я вижу? Моя любовь развлекается с каким-то ничтожным человечишкой! Почему ты так низко пал? — Упаси Господь, с ним что-то случится! — прорычал угрожающе я. — Твой Бог - Дьявол, очнись, мальчик мой! Неужели ты до сих пор молишься человеческому Всевышнему? Ты вампир, и он не поможет тебе, поверь. — Я с рождения атеист и не верю ни в Бога, ни в Дьявола! А если с Паулем хоть что-то случиться, если я увижу хотя бы микроскопическую царапину на нём, клянусь, я найду способ убить тебя! — Не кипятись ты так, мальчик мой. Я ничего ему не сделаю, если ты уедешь со мной и навсегда забудешь о нём. Идёт? — Ты требуешь от меня невозможного, Дориан. Ты же понимаешь, что я не смогу полюбить тебя. — В таком случае, я буду убивать его медленно и мучительно. Хочешь на это посмотреть? Я с удовольствием позволю тебе сделать это. — Дориан, ты сволочь! — Ну да, я в курсе. В общем, я тебе сказал всё. Решать тебе. — Время подумать дашь? — стараюсь я выторговать хотя бы немного времени, чтобы решить исход его возвращения. — Я даю тебе один день. Завтра в это же время, я буду ждать тебя у себя. Напоминаю: или ты уезжаешь со мной и забываешь о своём возлюбленном, или Пауль умирает медленно и мучительно. Решай. До встречи, милый, — он молниеносно целует меня в губы и исчезает, растворившись в ночи. У меня доли секунды на принятие решения. Я на бешеной скорости мчусь домой, набирая на ходу один очень важный номер. Останавливаюсь на несколько мгновений у подъезда. Три гудка. — Дориан в городе, — сообщаю я собеседнику. — Береги своего Пауля. Мы завтра будем в Берлине. Жди гостей, — улыбается Джулиус и кладёт трубку. Я в три секунды влетаю на свой этаж и так же быстро открываю дверь. — Пауль! — бросаю я в пустоту тёмной квартиры. Крошечная надежда на то, что он, не дождавшись меня, лёг спать тает ровно в тот момент, когда я останавливаюсь в проёме двери в нашу спальню и обнаруживаю пустую постель. Я делаю шаг обратно в гостиную. — Ну, молись, сука! — взревел я и, схватив стул, швырнул его в стену. Металлический предмет мебели выбил кусок, который, упав на пол, раскрошился ещё в более мелкие обломочки, покрывая бордовую краску белой пылью. Единственный, кто умрёт в этой схватке - Дориан Флэтчер.