•••
— Хакён-хён? — Я за него, — бормочет парень, уже доваривая самгётан. Он выключает плиту, тянется за глубокой тарелкой и наливает в неё немного супа. — Почему я лежу у тебя… — начинает Джехван слабым голосом, — в кровати… В твоей одежде… И чувствую себя словно меня грузовиком переехало. Что произошло? Хакён улыбается так мило, как только может, подходя к кровати с подносом. — После всего того, что между нами произошло сегодня, — начинает он елейным голоском, — жениться — это ещё самый невинный выход из ситуации. — Ты меня изнасиловал? — тут же напрягается Джехван. Но нет. Хакён весело хихикает и машет головой. — Я тебя изнасиловал? Снова взмах головой. — Мы вдвоём кого-то изнасиловали? — Обожаю метод твоего мышления, но спешу тебя огорчить: никто никого не насиловал. Разве что ты. Ментально. Тут Джехван вспоминает, что они вообще-то ехали за кроссовками невыносимому Ча Хакёну. И как Хёкушка несправедливо сбежал подальше от этого изверга и… — Стой. Стой, Хакён, — Джехван даже присаживается на кровать, но поднос всё ещё не принимает. — Так ты купил себе кроссовки или нет? Хакён как-то очень странно булькает, от чего вся еда на подносе едва не выливается на пол. — Плохо, что ты почти всё помнишь, я уже почти придумал захватывающую историю твоего похищения и моего героического появления в образе супермена… — качает головой парень, присаживаясь рядом на стул. — Это тебе, собственно, не стой из себя Рэмбо, лучше покушай. — Нет аппетита, — кривит нос Джехван, пока ещё слабо понимая, что это сейчас его стратегическая ошибка. Потому что Хакёна перед достижением своей цели не остановит ничего. И ничто. — Ну конечно, простудиться с жаром в тридцать девять градусов. Я бы тоже носом воротил. Но. Ли Джехван. Ради тебя. Сам Ча Хакён. Твой рабовладелец. Приготовил. Вкуснейший… — Ладно-ладно, можешь не продолжать так чеканить фразы. Тебе до Хонбина в его артистичности еще догонять и догонять. Хакён тут же хмурится, стукнув ложкой по лбу больного. Нашлась тут фифа. Этого не хочу, того не буду. А Хакён вон, вообще мог оставить его одного умирать посреди коробок с обувью и сделать вид что они не знакомы. О чём и спешит поведать вредному больному. — Я понял, Хакён, — тут же перебивает его долгую тираду Джехван. — Если ты помолчишь хотя бы пять минут, я поем твоего супчика. Потому что он и правда пахнет замечательно. — Ну, раз к тебе вернулось обоняние, то и аппетит сейчас вернётся, — тут же заключает Хакён. — Я так и знал, что это обычная простуда на фоне переутомления! — Хреновый из тебя рабовладелец, если ты своего единственного слугу через два дня договора уже вгоняешь в гроб от переутомления, — язвительно замечает Джехван, уже готовясь получить ложкой по лбу, но неожиданно рот ему затыкают палочками с кимчи. — Жуй лучше хорошо, — ворчит Хакён, набирая ложку бульона. — Осторожно, горячее. — Это поэтому ты на него предварительно подул, да? — Хакёну очень хочется засунуть в рот болтливому Джехвану кляп, а лучше два. Но, к сожалению, он понимает, что с кляпом особо его замечательного супчика не наешься, поэтому просто запихивает ложку в рот своего подопечного. Тот жует очень умильно. — Я думал, это будет какая-то бурда, но у тебя получилось весьма и весьма неплохо, — отмечает Джехван, позволяя влить себе в рот вторую ложку супа. — Ну я же говорил, что и аппетит придёт, — довольно замечает Хакён, глядя, с каким энтузиазмом больной поглощает свои харчи. На момент кормления больного в комнате повисает умиротворенная, практически благоговейная тишина. Хакён просто молча любуется, как в послушно открытый рот в очередной раз вливается ложка горячего супа из его рук. Он едва не курлычет от умиления, на самом деле. И неожиданно для себя узнаёт, что очень любит заботиться о людях. Он вспоминает, как хлопотал вокруг Санхёка на момент его поступления в университет. Квочка просто нервно курит в стороне! Хакён так же вспоминает моменты, когда Воншик получал какие-то спортивные травмы. Кто, если не его парень наложит повязку так же нежно и крепко одновременно? — Кстати, а сколько я уже у тебя торчу? — некстати задаёт вопрос Джехван, проглатывая очередную порцию бульона и пытаясь вывернуть шею так, чтобы глянуть в окно. — Сейчас десять вечера, — спокойно отвечает Хакён. — Ты выпьешь сейчас таблетки, специальный отвар и снова ляжешь спать. И завтра никуда не пойдёшь. И не смотри на меня так! Джехван сейчас напоминает маленького ребенка, у которого отбирают конфетки стайка жирных больших мальчиков. — Но завтра мне нужно будет прозвонить спонсорам, отчитать перед Хонбином, помочь ему и дальше с организацией праздника! А ещё и сходить с тобой в лабораторию, помнишь, у тебя там синтез ещё не закончился! Хакён закатывает глаза. Ну точно мамаша с многолетним стажем. — Я позвоню твоему Хонбину, всё объясню. А с анализом вещества справлюсь и сам, не хватало мне ещё, что мой раб умрет у меня на руках от своих обязанностей! — Окей, Ча-джумма, — вздыхает Джехван, понимая, что с этим спорить точно так же, как и с самим собой в зеркале. Долго, муторно, шумно и абсолютно безрезультатно.•••
Из-за Джехвана Хакёну негде спать. Он, конечно, мог взять его ключи и переночевать в кровати у соседа, но а вдруг тому станет плохо ночью? Этот проклятый материнский инстинкт заставляет Хакёна торчать в своей квартире с сопящим больным. Позитивное мышление. Это именно та самая штука, которая не раз помогала Хакёну выжить в жестоком мире практически без потерь. Вскрылась правда по поводу ориентации? Ничего, таким образом открылись все лицемеры и зависящие от чужого мнения, как Джехван. Подставили в университете? Зато теперь ты ценишь своих друзей значительно больше, чем кого-либо другого. Негде спать? Ха! Чем не повод сесть за учёбу? Два дня в год, по одному на семестр у Хакёна были дни под названием «Сон для слабаков». Когда он из-за учёбы не ложится спать вообще. Вот, похоже, сегодня как раз тот самый день. Включив очень тихую, убаюкивающую музыку, он уселся за ноутбук и принялся работать. И вот зря говорят, что он бестолочь только потому что он много говорит и выкрашивает свои волосы в ярко-красный! В наши дни хорошо подвешенный язык значит многое, если не всё. Тут Хакён вспоминает о словах Джехвана по поводу спонсоров. Что он там говорил о них? Что нужно прозвонить Хонбину? Так не вопрос! Он находит телефон Джехвана возле его подушки. — Я только разик позвоню Хонбину, — тихо шепчет он крепко спящему Джехвану, поправляя у того одеяло. Он не может удержать себя от смешка из-за заставки с героиней сериала «Кэнди-Кэнди» но тут же спохватывается и находит в адресной книге некоего Фасоленьку, которого тут же и набирает. — Твою мать, Ли Джехван, я хоть тебя и люблю, но если ты сейчас в половину четвертого утра не при смерти, то пощады не будет, — простонали на том конце. Хакён виновато закусил губу. Про время он немного провтыкал. — Это Ча Хакён, если что, — сразу представляется он, слыша сперва ещё один разочарованный стон, а потом какое-то подозрительное молчание. — Боюсь даже предположить, почему ты мне звонишь так поздно с номера Джехвана. Его похитили? — Первое предположение было ближе к правде, — замечает Хакён. — Хотя второе мне нравится больше. Он немного прихворал, так что завтра трудиться на благо университета не придёт, уж я-то позабочусь. Но из-за того, что Джехван такой ответственный, как я в параллельной вселенной, он там что-то говорил про спонсоров. У тебя нет списка с их номерами? Хакён слышит подозрительно низкое мычание на том конце связи. — Есть в электронке, завтра могу почтой бросить. Тебе в любом случае никто кроме меня в такое время не ответит. — В любом случае, я своё дело сделал, обо всём предупредил, — подводит итог беседы Хакён перед тем как положить трубку. — Извиняюсь за поздний звонок, спокойной ночи. — И тебя туда же, — выдыхает Хонбин и на этом связь обрывается. Ну, по крайней мере, Хакён виноват, Хакён почти исправился. С чувством выполненного долга он уселся на стул, выполнять своё задание дальше.•••
— Интересно, в этой столовой когда-нибудь меня перестанут удивлять? — присвистывает Санхёк, когда ему насыпают порцию жареного риса. — Никогда. За это я и люблю здесь есть, — заключает Хакён, выбирая себе симпатичную креманку с белым муссом в качестве десерта. Они вдвоём идут к кассе. — О, смотри, там твой загадочный капитан сидит, — Санхёк слишком громко и палевно указывает на сидящего в гордом одиночестве Чон Тэгуна. Но тот, кажется, даже не обращает внимание на чересчур громкий крик Хёка. — Тихо ты, — если бы у Хакёна были свободны руки, то кто-то бы сейчас больно огрёб по лбу. — Вижу. Пошли к нему, будем знакомиться. Если бы у Санхёка были свободны руки, то он непременно бы ушёл в глубокий фейспалм. — Меня удивляет, как тебя Джехван до сих пор не убил за то, какой ты есть… — начинает он, но его тут же перебивают. — Он и сам в воскресенье чуть не окочурился, — гордо заявляет Хакён. А потом уточняет, глядя на слишком широкие глаза младшего. — Да переутомление у него было. Сознание потерял. Привет, Чон Тэгун. Как дела? Тут сегодня в столовой много народу, можно мы к тебе подсядем, а? Последние три вопроса явно относились не к младшему, это и ежу понятно. Сам Тэгун обвёл задумчивым взглядом полупустую столовую, но кивнул, неожиданно скромно улыбнувшись. — Видал? — незаметно пихает в бок Хакён младшего, на что тот цокает языком и закатывает глаза. — Если что — знакомься, это, — он указывает на Санхёка рукой, — мой самый лучший в мире друг — Хёк. Но можно и Хёкушка, потому что он и правда очень милый. А про тебя, Тэгун, он уже немного наслышан, да. Тэгун кивает, слабо улыбаясь. — Приятно познакомиться, Хёкушка. — И мне тоже приятно наконец тебя увидеть, Чон Тэгун-сонбэнним. Хакёну кажется немного странным их диалог из-за Хёка, улыбающегося ну очень подозрительно, но из-за чувства голода он совершенно не обращает на это внимания. — Всем приятного аппетита, господа, — тут же развеивает неловкую атмосферу младший и отправляет в рот немного еды. — Кстати, требую рассказа во всех подробностях, как ты чуть не убил Ли Джехвана. Я заинтригован. Тэгун, кажется, давится своим кусочком рыбы и начинает отчаянно кашлять. — Да не убил я его! — тут же восклицает Хакён, участливо похлопав парня по спине и мимоходом отмечая, какая же она мягкая и горячая. — Он сам крутится как белка в колесе, а со мной просто так совпало, вот! — Спасибо, — тихо кивает Тэгун, немного придя в себя. — Я тебе верю. — Но пять минут назад ты мне подал новость, как своё личное достижение, — вполне резонно замечает Санхёк, получая сразу в ответ два странных взгляда. Первый — от Хакёна, потому что нельзя так палить хатки перед тем, кто тебе нравится, а второй — от Тэгуна, потому что по мнению Хакёна, у него всегда странный взгляд. — Ну да, блин, конечно, — тут же заводится красноволосый, слишком эмоционально взмахнув палочками, — сам завёл себе лишнюю головную боль, сам довёл её до потери сознания, а потом сам его выхаживай. А я, между прочим, лечу его! Бегаю, его дела заканчиваю! И вообще… Хакёну не хватает воздуха, чтобы передать на полную глубину своего возмущения. Он надвигается всё ближе и ближе на Хёка, норовя его, кажется, съесть за такие глупые ремарки. Положение спасает весьма неожиданно сам Тэгун. — Так Ли Джехван-хубэ всё же заболел? — Да, — кивает Хакён. — Нет. Не совсем. Я сначала думал, что это простуда, а теперь мне кажется, что просто нервное перенапряжение. Если бы он заболел, то не был бы сегодня таким огурцом. Я оставил его дома, чтобы он уж точно набрался сил, но отобрал телефон и ключи. Санхёк и Тэгун кажутся абсолютно потерянными в потоке сознания Ча Хакёна, но его это ничуть не смущает. Он продолжает сокрушаться по поводу здоровья, пока его снова не перебивают. — А можно будет его сегодня навестить? — интересуется Тэгун, не поднимая взгляд из полупустой тарелки со своим десертом. Внутри Хакёна осторожно царапает предчувствие. Он тут же представляет картину, как Тэгун приходит к несчастному, почти умирающему Джехвану с пакетом апельсинов и букетом красных роз. А потом эта балда начинает ныть по поводу жестокости Хакёна, обязательно вспоминает угрозу приковать его с утра наручниками к батарее (хотя на самом деле речь шла о быльце кровати!) и вообще ведет себя как бедный родственник. Тэгун обязательно смягчается, чистит ему апельсины, кормит из рук, как раненую дикую птичку, а потом расстояние между ними потихоньку уменьшается и… — Джехван — не музейный экспонат, чтобы его посещать, — слишком резко отвечает он. — Ему нужно окончательно поправиться перед экзаменами. Думаю, к завтрашнему дню он будет в порядке. Но если что-то очень срочное, то можешь передать это через меня. Да, так будет безопаснее, да и плюс, чем чаще Хакён говорит с Тэгуном, тем сильнее они сближаются и… Хакён представил себя на месте несчастного Джехвана, принимающего в рот дольки апельсина из рук капитана. Да, так определенно лучше. Он полностью прослушивает реплику Тэгуна из-за своих грёз, но примерно соображает, что речь не шла о чём-то срочном. — Ну, тогда завтра и поговорите, — бурчит он под странный смех Санхёка. Тэгун поспешно собирает свои вещи и встаёт из-за стола. — Ладно, пока парни. Было приятно познакомиться, Хёкушка, — коротко бросает он и, не дожидаясь ответа, удирает. Санхёк и Хакён переглядываются. — Я вёл себя как-то не так? — Ты хоть когда-нибудь вёл себя как-то так? — весело отвечает вопросом Хёк. — Если бы я не знал всей ситуации, то сделал бы два вывода: или ты пытался напугать и отвадить от себя Тэгуна своими разговорами, или тебе нравится Джехван, но ты ревнуешь. — Я?! — негодованию Хакёна нет предела. — Второе же мы не рассматриваем в принципе, да, Хёкушка? — Хёк машет головой, усмехнувшись, — тогда объясни, почему напугать Тэгуна? — Ну, по нему же видно, что он немного в себе, в своём мире. А ты — душа нараспашку, просто задавил его маленький мирок своим невероятно богатым мышлением. Всё равно что танк против мыльного пузыря. — Думаешь? — неуверенно переспрашивает Хакён, доедая десерт. — Уверен! Может, тебе попробовать меньше говорить самому и попробовать послушать самого Тэгуна? — Эй ты, мелюзга, — беззлобно хмурится Хакён. — Что, девушку себе завёл, так теперь стал экспертом в любовных делах, да? Санхёк закатывает глаза. — Это был дружеский совет, хён! Хакёну ну совсем не хочется признавать, что младший прав. Ну с каких это пор яйца будут учить курицу?! Поэтому он виртуозно переводит стрелки. — Кстати, как насчет познакомить твоего любимого хёна со свой зазнобой, а? — подмигивает он. Хёк тут же вскакивает, унося грязную посуду. — Только после того, как любимый хён начнёт прислушиваться ко мнению остальных! — Эй, мелкий! Не борзей! — он тут же догоняет Хёка, чтобы вручить целебных хёновских люлей. Ибо нечего.