***
Его путь не был слишком долгим. Что уж тут лукавить - если простые люди вынуждены были тратить несколько часов на переезд из одного государства в другое, то для самой страны визит к её соседу представлял из себя... как, скажем... настоящий визит к соседу. Ну, возможно, чуть менее опасный, если твоим соседом не является Россия или вечно настороженный Израиль. Но хуже всего уживаться приходилось рядом с Монако, ибо эта роскошная страна представляла из себя слишком много дорогого шума, веселья и нескончаемых пробок. Так вот, на землях Романо было не так жарко, как на территории Испании. По крайней мере, прохожие не выглядели мокрыми и замученными нещадной погодой. Асфальт под ногами не плавился и даже не испускал пар, а трава в парках поражала своим сочным ярко-зеленым цветом. Солнце казалось горячим, но от его лучей не хотелось воротить в страхе нос. Наконец, после недолгих блужданий по узким дорогам, Антонио заметил живую изгородь, которая тянулась вдоль улицы, а за ней появился ряд маленьких бесцветных домиков. Миновав эту изгородь, Испания мысленно посчитал домики, пока не остановился на одном из них, который своей внешностью почти не отличался от своих соседей. Он был таким же квадратным, белым, как молоко, и имел при себе маленький садик. Единственная вещь, которая отличала этот дом от его соседей - это закрытые окна и подозрительная тишина. В то время, как с соседских участков доносилась приятная музыка, почти нескончаемый гомон детей и роскошный смех итальянок, территория Романо Варгаса как будто никогда и не знала о существования какого-либо звука. Игнорируя чьи-то недовольные реплики, явно отнесённые в его адрес, Антонио подошёл к молчаливому домику и окинул его критическим взглядом. Удивительно, но именно здесь, в этом квартале, жил брат-близнец жизнерадостного Феличиано. Испанец неуверенно забрался на крыльцо и, собравшись с силами, нажал на дверной замок. Тут же за дверью послышался тихий звон, который продлился где-то минуту - именно столько Испания не отрывал своего пальца от кнопки. Если в доме кто-то и обитал, то он совершенно определенно не горел желанием показываться на свет. К счастью, у Антонио была копия ключей, которую ему так добросовестно вручил Феличиано, и поэтому испанец мог в любой момент достать их и открыть дверь самостоятельно. Но что-то в душе упрашивало его подождать ещё минутку. А вдруг Романо всё-таки объявится? К тому же, не открывать дверь было очень даже в духе этого скверного юноши. Особенно если он был с Испанией в ссоре. Карьедо прекрасно помнил тот случай, когда он в очередной раз поссорился с этим вспыльчивым пареньком, а когда отправился к нему домой просить прощения, Южная Италия сбросил на него чемодан с книгами. Вспомнив о том происшествии, Испания резко задёргался и настороженно посмотрел наверх, но окна верхних этажей были плотно закрыты и зашторены. Вскоре даже соседи начали с любопытством поглядывать на гостя в смешном котелке, который стоял на крыльце и без устали нажимал на звонок. Две женщины, затаившиеся за небольшим заборчиком, тихо захихикали и принялись горячо перешептываться, прислонив к губам загорелые ладони. Испания готов был поклясться, что они обсуждали его персону. Что ж, без ключей здесь точно не обойтись. Скривив губы, Антонио достал их из кармана (и чуть было не упустил письмо, которое лежало там же) и начал возиться с дверным замком. Отворив дверь, он сразу почувствовал запах сырости, которая мигом ударила ему в нос. В коридоре было намного прохладнее, чем на улице. Темнота болезненно давила на глаза, и когда Испания вошёл внутрь, по его спине невольно пробежались мурашки. Сколько он не уверял себя, что дом был пуст, царящая внутри темнота казалась ему практически живой. Стиснув зубы, он сделал несколько неуверенных шагов вперёд. Дверь за ним медленно затворилась, проглотив за собой единственный источник света. "Надо найти светильник", — подумал Испания, щупая руками стенку, на которой полопались столетние обои. От волнения, его желудок начал завязываться в узел. Прежде дом не был таким мрачным. Да, здесь частенько царил бардак – самый приличный мальчишечий беспорядок - но даже несмотря на это, в комнатах всегда чувствовался уют. И тут, где-то в дальнем конце коридора, который разветвлялся на несколько комнат, послышался подозрительный щелчок, после которого прозвучал выстрел. Испания в ужасе повалился задом на ковёр, подняв вокруг себя пыль. Задыхаясь, он быстро пополз обратно к двери, при этом рот его судорожно открывался и закрывался в немом крике. — А... это ты, — послышался ленивый голос где-то в конце коридора. Испания прижался всем телом к стене, выдыхая воздух так быстро, словно перепуганный зверь. Затем, снова звонкий щелчок — и коридор заполнился светом. Антонио смахнул с глаз выступившие слезы и удивленно крикнул: — Романо! Юноша стоял в нескольких метрах от Карьедо, и внешне - это была чистая копия Феличиано: те же непослушные волосы, та же безумная прядка (только теперь она покачивалась с другой стороны), то же щекастое и почти детское лицо. Романо был одет в грязную клетчатую рубаху, которая явно была больше его худого и угловатого тела, а портки выглядели так, словно Италия прополз в них несколько миль по пыльной дороге. Тонкие - почти девичьи - пальцы судорожно сжимали крупную «Беретту», из которой всё ещё выплывал тоненькой струйкой синий дымок. Глаза - холодные и тёмные - с нескрываемым отвращением скользнули по зажатой в стене фигуре. Испания невольно полез ощупывать свою голову — нет ли там пулевой раны? Нет, кажется, он был в норме; к счастью, патрон не смог его задеть. Тогда он поднял укативший к ногам чёрный котелок и обнаружил на нем дымящееся отверстие. — Ты... — выдохнул он, шокировано таращась на юношу. — Мой головной убор!!! Ты же мог... меня... — Ну, и славно, — прервал его Романо, пряча под рубашку пистолет. — Тебе он всё равно не шёл. Ты был похож в нём на старика. И, не дождавшись ответа, он лениво зашаркал в одну из комнат. Испания не сразу поднялся на ноги, так как тело не хотела прислушиваться к голосу разума. Но когда же ему удалось подняться и пойти следом за Италией, на языке вертелось около сотни вопросов, которые он намеревался как можно скорее озвучить. Романо был на кухне. Скромная своим размером, покрытая белым кафелем, она почему-то напоминала комнату какой-нибудь клиники. Посреди кухни стоял длинный стол, накрытый бледно-жёлтой скатертью. Романо сидел на стуле и, как показалось, с большим любопытством разглядывал упаковку с макаронами, которая на вид ничуть не уступала по возрасту коридорным обоям. Когда Испания застыл на пороге, мысленно выбирая, какой вопрос ему лучше бы задать в первую очередь, итальянец вдруг заговорил. — Ты голоден? — спросил он таким тоном, словно его ничуть не удивлял тот факт, что Испания минуту назад валялся в его коридоре и с трудом приходил в себя после выстрела. — Понимаешь, я сейчас не в настроении готовить стряпню, вот хотелось бы прибегнуть к полуфабрикату. Хотя, нет... Меня от одного его вида тошнит! — внезапно прокричал он и отшвырнул от себя пакет с макаронами. Испания ничуть не смутился такому поведению. Он прекрасно знал, что Романо предпочитает есть пищу, полностью сделанную руками, а не ту, что продавали в магазинах. И свою любимую Пасту он делал естественно с самых азов — то есть, месил тесто, разрезал на тоненькие полоски и так далее. От этого, его Паста всем казалось просто восхитительным кулинарным изделием (а если бы он ещё не совал её в нос каждому встречному, она была бы лучше в стократ). — Всё в порядке? — Романо наконец посмотрел на Испанию. В его голосе, однако, не звучало никакой озабоченности. Точно он задал вопрос просто из вежливости. — "Всё в порядке?" — передразнил его Антонио, при этом краснея до корней волос. — Ты ещё спрашиваешь? — Ну, — к удивлению Антонио, Романо даже бровью не двинул. — Учитывая то, что я полный владелец этого жилища, и ты вломился сюда ни свет ни заря, то я в полной мере имею право задать этот вопрос — что-то стряслось? — А вот, что стряслось! — Испания вытащил из заднего кармана письмо и, подойдя поближе к Романо, начал трясти им перед носом юноши. — Что это? Объясни, почему ко мне сегодня утром прибежал твой взмыленный брат и закатил истерику? Почему, когда он пришёл сюда, тебя не было дома? И почему, когда я явился сюда, ты чуть было не продырявил мне башку, а? Итальянец минуту внимательно смотрел на широко раскрытые глаза испанца, точно пытался там что-то найти, затем, недовольно цокнув языком, сухо заговорил: — Ну, во-первых, это письмо было адресовано Феличиано, и оно тебя не касается никаким боком, во-вторых, зачем мой глупый братец попёрся к тебе — я не знаю, меня это не интересует, в-третьих, если он был у меня дома и не смог меня застать, значит, я был в другом месте. И где я был — тоже дело личное и оно НЕ ОБСУЖДАЕТСЯ. Ну, а в-четвёртых, я стрелял в тебя лишь потому, что обознался… Это была самозащита. В итоге Испания понял, что ответы Романо оказались такими же ценными, как и весь этот грязный дом. В них Антонио так и не узнал ничего такого важного, что бы сумело утолить его любопытство. И вот это слово "лично" его уже начинало неустанно злить. В прошлом Испании приходилось бегать за Романо по пятам и исправлять то безобразие, которое этот мальчишка умудрялся в одиночку учинить. Хоть Италия и не признавался никому в этом, но он, как ни кто другой, очень нуждался в поддержке Антонио. И тогда для них не существовало такого слова, как "лично". Они ничего друг от друга не скрывали. Наверное. -"Дорогой мой, любимый, глупенький братец, — Антонио начал цитировать строчки из письма. — Хочу сразу сказать, что если это письмо попало тебе в руки, это значит, что меня, скорее всего, нет в живых..." — объясни мне, что это значит?! — обратился он к юноше. — Не скажу, — с равнодушием отчеканил Романо. — "Не ищи меня, иначе это может привести к необратимым последствиям..." — продолжал невозмутимо цитировать Антонио. — Что за шутки? — Это вовсе не шутки, — холодно возразил ему юноша. — Я что, по-твоему, идиот, так шутить? — Тогда объясни мне, что это значит? — Это предупреждение. Но оно тебя не касается, — резко прибавил Романо. — Не лезь не в своё дело. Как видишь, это настолько опасно, что даже своему горячо любимому братцу я не стал раскрывать подробностей. И вообще, — медового цвета глаза презрительно сузились, — ты обещал мне, что не станешь совать свой нос в мои дела. Помнишь? Как же об этом не помнить. Ведь именно в тот день, когда у Романо созрел план избавиться от опеки Испании, он в первую очередь попытался сделать всё, чтобы Антонио перестал к нему лезть под каким-либо предлогом. Антонио пришлось дать обет Романо, что тот не станет следить за ним и больше никогда не вмешается в его жизнь. Это было крайне непростое решение, но Романо невозможно было переубедить. — Да… — ответил слабо Испания. – Помню… — Тогда что ты сейчас должен сделать? – итальянец демонстративно вздёрнул вверх руку и молча указал в сторону двери. — Ты... ты уверен? Я же совсем не против помочь тебе. Только попроси. — Ты обещал, — не отрывая от него злых глаз, повторил Романо. Язык как-то сам собой прилип к нёбу, не желая больше двигаться. Покорно склонив голову и сжав в руках истерзанный котелок, Антонио направился к выходу. Романо же, внезапно вспомнив о приличии, соскочил со стула и решил всё же проводить своего растерянного гостя. Когда они очутились в коридоре, итальянец вдруг громко завопил: — ТЫ ЧТО, ОСТАВИЛ ДВЕРЬ ОТКРЫТОЙ?! Антонио почувствовал сильное головокружение и едва не лишился чувств от таких внезапных и громких криков. — Как ты мог? — продолжал сокрушаться Романо. Он схватился за дверную ручку и испуганно посмотрел в глазок. Его лицо казалось ещё более бледным, как у Феличиано, когда тот узнал о неожиданной "смерти" своего брата. Испания невольно задался вопросом — с чего бы Романо так нервничать? Он жил не в самом ужасном районе, да и соседи у него выглядели достаточно миролюбиво. "С другой стороны, чего уж мне теперь переживать? - подумал Испания. - Пускай себе кричит". — Извини, — растерянно бросил он и открыл дверь, на которой всё ещё висел взмыленный Романо. — Прости, что побеспокоил. — Ты идиот! — рявкнул в ответ Романо, что, возможно, на его языке означало "до свидания". И как только Испания пересёк порог, дверь захлопнулась. И несколько изумлённых соседей смотрели на него, разинув рты. Интересно, как часто им приходилось слышать стрельбу и крики? Неужели их устраивал такой буйный сосед? Но тут Антонио кое-что вспомнил и был вынужден вернуться к порогу. — И что же мне сказать Феличиано? — спросил он в замочную скважину. — Он очень за тебя переживает! — Пошёл отсюда вон! — услышал он грозный ответ. Снова почувствовав на себе несколько недоуменных пар глаз, подавленный Антонио попытался спокойно спуститься с крыльца и выйти на главную дорогу, которая вела к его дому. Сколько бы Антонио ни думал над тем, во что опять вляпался брат Феличиано, ответов он на это не находил. Лезть в личную жизнь Романо он уже не имел право, ибо дал слово, а слово своё он умел держать, в отличие от многих. Он был бы безумно счастлив нарушить этот договор, но... вспоминая рассерженное лицо Романо и его громкий вопль, и желание становиться частью очередного "вселенского" заговора сразу само по себе отпало. Порою Испания тешил себя мыслью, что Романо был просто параноиком и дураком.***
Когда Карьедо вернулся домой, солнце уже медленно покидало небо, но всё ещё продолжало палить своими жгучими лучами. Праздник в Мадриде продолжался. На центральной площади построили небольшую сценку, украшенную воздушными шарами, и чтобы люди не сходили с ума от жары, напротив сцены было расставлено бесчисленное количество маленьких круглых столиков с огромными ярко-жёлтыми, как солнце, зонтами. Едва Испания очутился на площади, до его ушей долетели восторженные крики людей. Музыкальная группа, одетая в пестрые одежды, плясала на сцене под быструю и весёлую музыку. Зрители аплодировали и кидали артистам цветы и игрушки. Испания невольно захотел примкнуть к своему народу и броситься в ошеломительный пляс, но здравый ум вовремя нажал на тормоза и вынудил Антонио как можно быстрее покинуть весёлую площадь, пока та полностью не захватила его тело. Вскоре он добрался до своего скромного домика, который едва ли превышал своими габаритами дом Романо. Дверь оказалась открытой. Хмыкнув, Испания прошёл в коридор и бросил свой котелок на самую верхнюю полку с остальными позабытыми вещами. В своей спальни он встретил Феличиано, который зачем-то пытался найти применение вешалке. — Ну, что? — спросил тревожно Феличиано, увидев перед собой хозяина дома. — Ты нашёл его? Испания вяло кивнул. — И где он? Он жив? Прячется? У него проблемы?! Мужчина движением руки указал на то, чтобы Феличиано побыстрее замолк, а сам начал стягивать с себя жилетку, которая, как ему казалось, душила его. — Он в своём доме. Никого не хочет впускать. И, судя по его виду — он чего-то боится, — Испания смерил юношу неодобрительным взглядом. — Я это понял, когда чуть было не получил пулю в лоб. — П-пулю в лоб? — не поверил своим ушам Италия. — Да, твой братец меня очень тепло встретил, — Антонио машинально погладил себя по голове, словно намереваясь нащупать там дырку от пули. — Слушай, пока я шёл обратно, меня не покидала одна тревожная мысль — а... а не свихнулся ли он? Сначала записка, а теперь ещё и это... (Антонио указал на свой лоб, якобы намекая на то, что если бы не темнота, которая явно помогла ему выжить, то он бы сейчас не откровенничал с Романовым братом). — Я не знаю, — Феличиано скромно положил руки на колени, и его мимолетное счастье сменилось тревогой. — Я так давно его не видел. Из-за нашей тесной дружбы с Германией, он окончательно перестал общаться со мной. А если я приходил его навещать, то каждая наша встреча обязательно заканчивалась ссорой. Мне кажется... М-может, он попал под дурное влияние? Как думаешь? — Я ничего не думаю, — нахмурился испанец. Он внезапно вспомнил о своём обещании, и его настроение вмиг упало куда-то вниз, в самую тьму. — Если ты не заметил, мы с ним уже не так хорошо ладим, как это было прежде… И тут Феличиано стал ещё меньше на себя походить. Лицо его, белое, как мрамор, прямо таки засветилось при солнце. Глаза, красные и опухшие от слёз, расширились так, как никогда ещё прежде не расширялись. Он бросился к Испании на колени, снося перед собой одинокую вешалку, и не успел Испания повалиться на кровать, как почувствовал, что худенькие ручонки итальянца обхватывают его лодыжки. Испания попытался подняться на колени, но тут же упал обратно, увидев, что брат Романо судорожно трётся сопливым носом об его портки. — Ты ч-чего?! — вскрикнул он внезапно осевшим голосом. — Пожалуйста, Испания, — завывал тем временем итальянец. — Пожалуйста, пообещай, что не бросишь его! — Что?! — Ты же... ты же так хорошо на него влияешь! — продолжал Феличиано, чьи горячие слёзы смешанные с не менее горячими соплями быстро пропитали ткань испанских порток. — Ну, так поговори с ним! Убеди его! Куда бы он там не влип... он же мой бра-ат! — Я уже говорил с ним! И он прогнал меня чуть ли не пинками! К тому же я обещал ему... — Обещай МНЕ, что не оставишь его! Что с ним всё будет хорошо! Я очень люблю его! Испания, побагровев от такой нелепой ситуации, снова попытался вырваться из крепких объятий парня, но тот был неумолим. Честно говоря, Антонио совершенно не думал, что Феличиано мог быть таким... сильным. — Ты не понимаешь, - выдохнул он. - Я не могу... Это невозможно... — Пожалуйста! — последние слова прозвучали слишком громко. Испания ошарашено посмотрел на Феличиано, его лицо стало зеленоватым, точно он проглотил что-то горькое. Однако, вместо ожидаемого сухого ответа, мужчина внезапно сдался: — Л-ладно... Хоть я и не уверен, что это хорошая идея... Но Феличиано мало убедили его слова, он вытянул вперёд руку с вздёрнутым мизинцем. — Возьмись за него, — на удивление серьёзно произнёс юноша, и Испания с неохотой взялся за мизинец. – Да не так же! – Северная Италия самостоятельно подцепил мизинец испанца своим мизинцем и произнёс низким, прохладным голосом. – Обещаешь ли ты, Антонио Фернандес Карьедо, что ты не будешь спускать глаз с моего брата - Романо Варгаса - что бы он там ни вытворял. И если ситуация окажется гораздо серьёзнее, чем мы можем себе предположить, ты отговоришь его от всяких глупых затей и выведешь на путь истинный? «Боже, ну что за цирк?» — закатил глаза Испания и неохотно пробормотал: — Да... да, обещаю. Не успел он этого сказать, а итальянец уже душил его в своих костлявых объятиях. И это было практически отвратительно. — Спасибо — спасибо! Большое тебе спасибо! Ты не представляешь, как я рад! Знаешь, я никогда не был против ваших с Романо отношений! — Да что ты… — попытался отмахнуться от него Антонио, которого совсем не радовало то, что он согласился на эту идиотскую авантюру. После того, как Феличиано ушёл восвояси, Антонио почувствовал небольшой осадок в своей душе. Точно он совершил что-то гадкое. Когда солнце и вовсе закатилось за маленькие домишки, озаряя синее небо золотистыми оттенками, он всё ещё валялся в кровати и мысленно прокручивал события минувшего дня. Ох, если бы они были обычным сном... Никаких новых обещаний, никакой стрельбы, никаких обиженных пощёчин и мизинцев. За окном выпустили петарду, которая лопнула прямо над крышей Испании, накрыв улицу разноцветными искрами. Испания лёг на другой бок и, несмотря на удушающую жару, накрылся с головой одеялом. Он представил, как Романо хамит ему прямо в лицо, как плюётся от перевозбуждения, как его огромные медовые глаза наполняются холодом и презрением, и он продолжает давить на своего товарища, практически придавив его к стене. «Я обещал Романо не лезть на его территорию, а Феличиано — проследить за Романо… кажется, я вогнал сам себя в нешуточный парадокс!» «Ну, ничего, — заверил другой внутренний голос – тихий, бархатистый, — тебе же самому страсть, как любопытно узнать, во что опять влип этот маленький дурень. Так, почему бы не пошпионить, м?» Испания неприятно поморщился, когда второй фейерверк вспыхнул над соседним домом, и от его взрыва задрожали окна. От волнения он уже не помнил толком, какой там проходил праздник. И впервые в жизни мечтал о том, чтобы жители Мадрида поскорее вернулись по домам и прекратили эту дурацкую возню.