Роял-флэш

Поначалу страх обратился в шок. Я еле-еле дышала, пытаясь понять, что со мной произошло. Но стоило мне поднять голову, как в глаза бросилось тёмное пятно, расползающееся на белой майке прямо поверх рисунка красной розы. Как-то непроизвольно вздрагивая и, корчась, вижу, как ткань темнеет, сливаясь с темнотой. Но едва вспыхивает свет, меня просто скручивает от пронзительной боли. Кажется, что меня вжимает в пол, и я уже отчётливо понимаю, что это настоящая кровь. Что она моя. И её столько, что боль усиливается от одного её вида. Я знаю и вижу, что в хранилище не спеша заходит человек, некоторое время разглядывает меня, опершись на косяк, а затем всё так же вальяжно присаживается на край стола рядом с весами. Стараясь не кричать от боли, я сжимаю губы и, запрокинув голову, смотрю на него. Мои пальцы безостановочно шевелятся, словно пытаясь стряхнуть с себя эти мучительные спазмы. Тело ломано корчится. - Чуть-чуть не попал, - говорит Хойт и, скривив губы, выговаривает, - в сердце. На месте желудка у меня прострел от десятимиллиметровой пули. Прямо там, посередине, где кончаются рёбра. Я вижу, как мокнут края разрыва на майке. - Это искала, да? - он повертел на уровне своей головы тонкой бумажной папкой. Впившись в неё взглядом, я уже знаю, что внутри. Мужчина с силой швырнул мне её в лицо. Я могла лишь зажмуриться, получив удар, но от моего вздрагивания боль ещё сильнее пронзила живот. - Райли Броди, да? Выкрасть досье, бесспорно, очень хорошая идея. Я всегда знал, что ты довольно умная. Но сейчас твои мозги не стоят и цента, - он снова направил в меня дуло, удлинённое глушителем, - потому что я могу размазать их по полу, и это не принесёт мне пользы. Если, конечно, ты не сочтёшь нужным немного постараться. Он порывисто схватил меня за волосы и, намотав их на кулак, поднял меня с пола, заставляя сесть. Я вскрикнула от боли, прижав руки к животу, а он всё тянул меня. Вдруг стало так больно, что сдерживать рыдания больше не выходило. - Не надо! - моя рука хватается за его запястье, оставляя кровавый отпечаток. - Поднимайся! - крикнул он, таща меня к двери. Не успев встать на ноги, дёргаюсь от боли. Внутри что-то нестерпимо жгло. Просто горело огнём. Мне уже было всё равно, куда Хойт волочит меня за волосы, потому что такого со мной ещё не случалось никогда. Это была даже не боль. Это ослепление, в котором всё вокруг становится неважным. И ты бьёшься в выкручивающей всё тело судороге, словно из этих сетей можно выпутаться. Удар обо что-то. Ещё удар. Он тащит меня вниз по ступеням прочь от корпуса. Я сейчас ничего не замечаю, лишь дёргаюсь и извиваюсь от боли, которая занимает все мои мысли. Вокруг раздаются чьи-то голоса, но мне их не понять. Хойт всё тянет и тянет меня, вынуждая перебирать ногами, отталкиваться от земли, чтобы хоть как-то облегчить эту муку. Кажется, он сейчас оторвёт волосы вместе с кожей. Последний рывок - и он бросает меня на деревянный пол, стряхивая выдранные с виска волосы. Я инстинктивно пытаюсь куда-то отползти, прижимая ладонь к ране, но кровь просачивается между пальцев и капает на пол радиорубки, в то время как Хойт хватает микрофон радиста. - Ликки Лав! - прогремел его голос с улицы, заставив меня вжаться в пол. Я неотрывно следила за мужчиной, который, раскинув руки, ухмыльнулся и начал медленно подходить ко мне. - Умная, но, к сожалению, не бронебойная девочка! - он присел на пол возле меня и поставил тут же включенный микрофон. Глядя, как он обтирает пальцы платком, я застонала сквозь сжатые зубы, прижимаясь к стене. Сейчас будет очень больно. От одного вида его крепких смуглых пальцев, которые он вытирал, словно хирург перед операцией, меня затрясло. Понимая, что спасения можно не ждать, я всё же разомкнула губы, выпустив полный боли вздох. Хотелось закрыть лицо руками, чтобы не видеть этого. - Тебе больно, Ликки? - к моим глухим всхлипам, усиленным микрофоном и раздававшимся по всему городку, примешался его полный участия голос. - Здесь? Я распахнула глаза под собственный крик, когда он запустил свои пальцы мне в рану. Ужасней и пронзительней боль не была никогда. Хойт невозмутимо вытащил пальцы и схватил ими микрофон. - Кажется, именно здесь, если я правильно понял. А знаешь, из-за кого тебе больно, Лав? - я прижималась щекой к полу, чувствуя, как изо рта тянутся розовые от крови нити слюны. - В этом виноват тот мальчик, которого ты вывела с моей базы. Думаю, он не стоит выстрела в живот, ведь правда? Только сейчас я понимаю, что Райли, который обещал ждать меня у стены, слышит эту передачу. Ровно как и все в радиусе трёхсот метров. От боли меня бьёт судорога. Такая, что, кажется, напряжённые мышцы пресса разорвутся и я распадусь пополам. Мой рот кривится от невыносимой боли, которая вызывает тошноту. Но я молчу. - Позови его, - Хойт произносит самые страшные слова из ожидаемых мною. Расценивая моё замешательство как отказ, он вынимает из-за пояса "Кольт" и проталкивает кончик глушителя в рану. Я забыла обо всём. Для меня уже не существовало ни Райли, ни Джейсона, ни обещаний, ни чести. Была только эта пронзительная боль, распявшая меня на полу радиорубки. Была рука Хойта, пытавшая меня, и мои крики, срывающиеся на визг. "Райли! Вытащи меня! Помоги!" - всё, что всплыло в голове и сорвалось с языка прежде, чем голос сел. Хойт выдернул дуло из моего живота, и крик оборвался сам собой. Хрипло дыша, я смотрела в потолок, чувствуя, как из глаз к вискам катятся слёзы, и от боли не могла пошевелить ногами. Откуда-то изнутри вдруг пришёл спазм, и я повернула голову набок, сплёвывая кровь и едкий желудочный сок. - Даю тебе четыре часа, Броди, - отчеканил в микрофон Хойт, расхаживая по рубке, - Если, конечно, девчонка столько протянет. И ты, и твой брат должны прийти безоружными к главному въезду на базу до трёх часов ночи. Иначе я разрежу её на кусочки и разбросаю по всему острову с вертолёта вам на головы. Время пошло. Чувствуя, как пропадает опора подо мной, стараюсь держать глаза открытыми. Не поддаваться. Не терять сознание. Я уже протянула было руку к своему лицу, но темнота подступила совсем близко и, заглядывая мне в лицо, заслонила собой мир. Ощущения времени не было. Лишь собственные веки, затрепетавшие над закатившимися глазами. Во рту - вкус застоявшейся крови. Разомкнув губы, выталкиваю языком тёмный сгусток. Не хочу открывать глаза. Знать, где я и что сейчас происходит, потому что ничего хорошего теперь не будет. Очень больно. Живот напряжён, словно высечен из камня. Всё, от желудка до рта, жжёт, словно огнём. Даже ноги сводит болью до кончиков пальцев. И холодно. Всё же то, что я пришла в сознание, не осталось незамеченным. Рядом со мной тяжёлые шаги. Кто-то, шурша одеждой, присаживается возле меня. Открыв глаза, сразу же сталкиваюсь взглядом с Джоем. Только не ты. Он ещё раз оглядывает меня, словно встретив впервые, после чего расплывается в ухмылке, качая головой. - Чёрт, сука, а ты хороша. Я оглядываюсь по сторонам, и до меня не сразу доходит, что вокруг - собачья клетка. Руки скованы, но даже без этого шансы на побег ничтожно малы. От шеи через прутья клетки тянется собачья цепь. Невозможно и шевельнутся от боли. Закатив глаза, слежу на наёмником, который, усмехнувшись, начинает перечислять: - Наебала всех на деньги, чуть не прирезала Хойта, в добавок ко всему и пацана выпустила... И ради чего? - он указал пальцем в сторону моей раны, и я инстинктивно съёжилась, прикрывая живот. - Чтобы словить брюхом пулю и сдохнуть, как собака. Поняв, что он просто будет болтать, отвожу взгляд. "Выпустила". То есть Райли всё же не пришёл? Ему удалось бежать? Если он назвал это среди других удачно провёрнутых мною дел, выходит, что да. - Эй, - он был на удивление спокоен. Видимо, приближение моей мучительной смерти компенсировало его проигрыш в покере, и наёмник был удовлетворён таким раскладом, - мне даже немного жаль тебя, мелкая русская дура. Иметь столько денег и всё в момент просрать! Я продолжала цепляться за отдельные фразы, имевшие для меня особое значение. Он назвал меня прямо как Ваас. Как же я хочу услышать те же слова, только с этим привычным испанским акцентом! Но доведётся ли мне теперь это? Не особо вслушиваясь, осознаю, что Джой отчитывается кому-то по рации. Потом, наклонив голову, смотрю на свою пропитавшуюся кровью майку. Болит только живот, так что, выходного отверстия, скорее, всего, нет. Пуля застряла где-то внутри меня. И сразу, словно отзываясь на эту догадку, рана заболела ещё сильнее. Теперь я точно знаю, что ранение в живот самое болезненное. Потому что болит всё от груди и до колен, и ты сам словно одна сплошная кровоточащая рана. А всего-то маленькая пуля диаметром в сантиметр! Наверное, крови из меня натекло немало - меня знобило, очень хотелось пить, а слабость едва позволяла шевелить пальцами. А, впрочем, всё равно. Я знала, что мне не уйти с базы. Пусть и надеялась ускользнуть, отчего и боялась, и сдуру нашумела. Внутри меня всё же было стойкое ощущение того, что я отправляюсь на смерть, которое только подтвердилось, когда Райли спрыгнул со стены. И дело даже не в той дурацкой кукле, с которой было слишком много совпадений. Просто теперь всё было честно - Райли уходит, я остаюсь. Своеобразный обмен с судьбой. И если мне и осталось за что волноваться, отчаянно цепляясь за жизнь, то это надежда ещё раз увидеть Вааса. Джой поднялся перед клеткой во весь рост, глядя на меня. Мне было слишком больно, чтобы поднять на него глаза. - Так ничего и не скажешь? - спросил он, явно собираясь уходить. Видимо, это наша последняя встреча, и нельзя сказать, что я не рада этому. - Не волнуйся, я её разговорю, - раздался рядом этот ядовито-спокойный, полный холода голос, от которого меня бросило в дрожь. Хойт. Он всегда пугал меня. Теперь же, какой бы измученной я не была, страх заставил меня отползти к дальней стенке. Мне было известно, что ничего, кроме боли, он не принесёт. Видя мой страх, они с наёмником усмехнулись, после чего Джой открыл клетку, а Хойт, не дав и нескольких секунд, схватил цепь и резко выволок меня. Ещё дважды обернув мою шею цепью, он подтягивает меня к себе, заставляя приподняться. - У тебя две секунды, сука, чтобы рассказать мне о том, в каких кустах Джейсон Броди греет свою задницу, не то я тебя придушу, как шавку. - Я не знаю где он, - цепь давит так, что к горлу подкатывает тошнота. - Он же постоянно перемещается. - Ну а ты подумай, где он может быть, - участливо парировал он, вытирая скатившуюся по моей щеке слезу, - ты должна знать. Резкая боль вдруг прострелила всё тело. Внутри снова будто бы вспыхнул разлитый "Молотов". Это кислота из желудка разъедала мои внутренности. - Я не знаю, ничего не знаю, пожалуйста, хватит! Отпустите меня, - мне было очень страшно за свою жизнь. Хотя несколько минут назад я думала о том, что готова принять смерть. Но она оказалась слишком мучительной, чтобы молча стерпеть. Всё же есть тот предел, у которого ломается каждый. Волкер несколько секунд изучал моё лицо, прежде чем медленно ослабить хватку. Выскальзывая из его рук, цепь сворачивалась на земле подобно гремучей змее, готовой в любой момент кинуться исполнять очередную прихоть заклинателя. Лёжа на спине, я просунула пальцы между шеей и холодными звеньями, чтобы было легче дышать. Теперь, несмотря на озноб, моё тело прямо-таки пылало от жара. Вряд ли я проживу те четыре часа, что отведены Джейсону и Райли, чтобы сдаться. Хотя мне не придётся расстраиваться из-за того, что конец истории я не узнаю. Потому что я уверена - за мной никто не придёт. Может, Джейсон и вернулся бы, но сейчас он не станет рисковать своим братом. С новостью о том, что он жив, всё поменялось. Теперь я сама должна позаботиться о том, чтобы увидеть Вааса. Тут Волкер, словно читая мои мысли, снова улыбнулся и присел возле меня. Подав знак Джою, Хойт принял из рук наёмника смартфон. Прижимаясь к земле, слежу за каждым его движением, не зная, что он выкинет на этот раз. До меня не сразу дошло, что он снимает меня на видео. Да это-то зачем? - Должен сказать, выглядишь ты дерьмово, - говорит мужчина, глядя на моё изображение на экране. - Хочешь знать, для чего мне это? - Для чего вам это? - по инерции эхом отзываюсь я. Хойт тихо и пугающе засмеялся. - Можешь надеяться на что угодно, но я более чем уверен - за тобой никто не придёт. Он говорит это мне, чтобы ещё больше сломать меня. Несмотря на эти слова, он всё равно ждёт, что останется в выигрыше, получив голову Джейсона. - Я не жду, что кто-то придёт, - почувствовав внутри остро кольнувшее удовлетворение от того, что обезнадёжила его. Но он лишь снова ухмыльнулся. - Вот не пытайся меня обмануть, - тихо и вкрадчиво заговорил он, - мы оба знаем, что ты ждёшь Вааса. Надеешься, что он придёт к тебе и милосердно вколет героин, чтобы ты могла безболезненно умереть. Прямо как в прошлый раз, когда тебя заперли до казни. Я вскинула на него взгляд. Откуда он узнал, что у меня были надежды на это? Я ведь ему об этом не говорила. Или он читает мои мысли, или... Ваас всё же приходил тогда, но не нашёл меня в хижине? - Но ты должна понять, что он больше не придёт, - слова Хойта впечатывались в сознание больнее клейма. - Он от тебя не в восторге и от твоего выбора тоже. Так что он просил какой-нибудь небольшой ролик с твоим участием, чтобы убедиться, что перед смертью ты страдала. Моё тело мелко задрожало. Умом я понимала, что самое страшное, что могло случиться со мной, случилось. Ваас отказался от меня. Просто позволил другим убить меня. Но почему-то внутри я была спокойна. Его не убедит один видеоролик, в котором я всё ещё жива. Пока он сам не увидит, как моё тело лежит в сточной канаве, а глаза выклёвывают грифы, он не будет считать меня мёртвой. Если он хочет моей смерти, то убьёт меня сам. Вопреки всему, я попыталась растянуть разбитые губы в улыбке. Получалось, должно быть, ужасно. - Да мне вообще не больно, - произносит мой голос в камеру, - Ваас пытает лучше. Хойт перестал улыбаться. В какой-то момент мне показалось, что вот теперь я действительно нарвалась, хотя для меня уже не было никакой другой боли, которая могла бы затмить эту. Но он сунул смартфон в карман и спросил куда жёстче, чем раньше: - Может, мне стоит продолжить проверять на прочность твоего дружка? Я лихорадочно прогнала в памяти тех, кого он мог так назвать. Если Джейсона он всё ещё ловит, то выходило, что Волкер говорил о Райли. Да, парень мог всё же вернуться, услышав условия Хойта, но отчего-то я была уверена - ему удалось бежать. - У вас нет ни одного из моих дружков. Или, если я ошибаюсь, можно прямо сейчас привести сюда кого-то из них и застрелить у меня на глазах. Кажется, попала в точку. Веселья у Хойта точно поубавилось. Глядя на него снизу вверх, ловлю себя на мысли, что, возможно, сейчас мне будет больно, но не успеваю подготовиться к этому, как он разворачивается и уходит. Всё ещё не веря в своё везение, опускаю голову, упираясь лбом в холодную землю. - Пошла внутрь, - говорит мне Джой. С трудом подняв на него взгляд, думаю о том, что он, должно быть, издевается, если считает меня способной ходить. Но наёмник непреклонен. - Ты хочешь, чтобы я запинал тебя в клетку? Дрожа от боли и холода, я приподнимаюсь на руках и пытаюсь заползти назад. Ноги еле двигаются. Если я останусь лежать здесь, будет хуже. А мне хочется пожить ещё. Здесь, в собачьей клетке, с цепью на шее, со скованными руками и простреленным животом я была не готова умирать. Да, учитывая сохранённую жизнь Райли, которая в этом мире ценилась куда больше моей, моя смерть была логичной. Не в этом месте, не так. Собрав все силы, впиваюсь пальцами в землю и заползаю в клетку. Так унизительно, обыграв Джоя на полмиллиона, ползать под его ногами с цепью на шее. Но сейчас, когда я на грани смерти, об этом уже не приходится думать. Чувства, не имеющие отношения к моей выживаемости, лишь отзываются у меня в голове одним своим названием. "Унижение". "Тоска". "Надежда". "Голод". "Жажда". Когда за мной закрылась дверца, я уже окончательно запуталась и потерялась. Я ничего не знаю. То готовлюсь умереть, потому что понимаю, что с такими ранами долго не живут, то всё же отчаянно надеюсь на то, что за мной хоть кто-нибудь придёт. Ваас, Джейсон - уже не важно. Лишь бы не подыхать здесь от руки Хойта. Этот хренов "Кольт" модели 1911. Он был самым дохлым оружием из всего, что я видела на островах. Никто не знает, сколько он уже был у Хойта, но его поцарапанное дуло, гнутый взвод и потускневший механизм говорили, что немало. Эта неухоженная железяка посылала пули всюду, кроме цели - с годами у подобных пистолетов резко возрастают разброс и отдача. Быстро стирается боёк и пусковой механизм в целом. И, тем не менее, этот пистолет с навёрнутым а него длинным глушителем и проделал во мне дыру. Меня не прошибло насквозь лишь благодаря слабой убойной силе подыхавшего оружия. И Хойт спустил курок только потому, что это был единственный способ заставить меня оставаться на одном месте. Он перегнул палку по поводу четырёх часов. Со страхом я осознавала, что умираю. Что сегодня меня не станет. И ни дня больше мне не отведено. Смерть, которая, казалось, пришла справедливо, была безжалостна. В этом её мог опередить лишь Волкер. Кроме разрывающей внутренности боли я чувствовала, как на место крови, покинувшей моё тело, приходит холод. Он захватывал пустевшие капилляры, словно сама смерть выгоняла меня из разорванной грязной оболочки, наполняя её собой. Я не чувствовала ног. Осознав это, я расплакалась, не взирая больше на охранявшего меня наёмника. Так безумно и безнадёжно хочется пожить! Кажется, если бы выпала такая возможность, я больше не разозлилась бы ни на один укус насекомого. Не сокрушалась бы по поводу того, что нахлынувшая волна прибоя промочила кеды. И не потирала бы с недовольством солнечные ожоги. Все эти прикосновения мира к тебе и есть жизнь. А то, как её воспринимать и проживать, это дело десятое. Несколько раз я чувствовала, как от боли и шока начинаю терять сознание. Тогда нужно стиснуть ладони, впиваясь ногтями в кожу, и пытаться думать о чём-то другом. Мне страшно уступать своё сознание. Я боюсь не проснуться. Прикусив губу сведёнными челюстями, заставляю себя вспомнить лагерь Вааса на рассвете в один из множества солнечных дней. Но эти попытки отвлечься не могли помочь обмануть себя. Тогда я подтянула ко рту руку и по очереди облизала пальцы. Хотя сейчас беспокойство о грязи уже ни к чему. Занеся руку над раной, я перевела дух, после чего медленно раздвинула края раны. Снова заминка. Очень боюсь боли. Но она - единственный способ выдернуть себя из этого полубессознательного состояния. И кроме того - вдруг удастся нашарить пулю? Подгоняя себя этими мыслями, я делаю несколько резких вдохов и одним рывком просовываю пальцы в рану. Кроме боли меня вдруг скрутил приступ тошноты. Словно убегая от этого, я даже смогла подняться на локтях, когда во рту снова оказалась кровь со слюной. Руки дрожали от напряжения, держа измученное тело, пока спазм не прошёл. Отодвинувшись к стенке клетки, я дрожащей рукой убрала с лица волосы. Мокрые пальцы оставили на щеке холодеющие дорожки. Только не засыпать. Я всегда считала себя хилой. Пугливой слабачкой с низким болевым порогом. И не знала, сколько смогу выносить сильную боль. Когда меня изнасиловали, было чудовищно больно. Но тогда я всё время теряла сознание, а потом самовольно продлила курс обезболивающего, боясь встретиться с этой мукой лицом к лицу. Кустраное наложение швов, воспаление, обработка, потом снятие, снова воспаление - постепенно ощущения забылись. Остались память об этом и леденящий душу страх близости, но не более. А теперь я считала про себя секунды, пытаясь определить, сколько уже терплю эту боль. Она стала только сильнее, и деться от неё было уже некуда. Будучи уже совсем изведённой, я нашла в себе силы обшарить карманы, зная, что они пусты. Но, уже вынимая руку, почувствовала в одном из них что-то твёрдое. Лёжа на спине, думаю о том, стоит ли проверить ещё раз. Каждое движение отдаётся болью, да и мне могло показаться. А если в кармане действительно есть что-то, способное облегчить мою участь? Пересилив себя, с трудом пропихиваю одеревеневшие пальцы скованных рук в карман. Что-то круглое. Ухватив предмет двумя пальцами, вынимаю его и подношу к глазам. Между посиневшими подушечками трясущихся пальцев зажата красная таблетка. Не думая ни о чём, я вкладываю её меж разомкнутых губ и прижимаю холодным языком к дёснам. Что бы мне не привиделось на этот раз, пусть будет не так больно. Время тянется жутко медленно. Меня снова рвало кровавой слизью. От спазмов живот напрягался ещё больше, и с каждым новым приступом судорог казалось, что эта агония станет последней. Закрыв глаза, я еле дышала. Кажется, боль начинала понемногу отступать. Что-то вспоминалось. Чужое горячее дыхание над ухом. Крепко держащие меня руки. Ну почему именно это? Сжимаю губы, чтобы не издать ненароком ни звука. Стоя на коленях, слабо пытаюсь убрать от себя чужие руки. Отчего-то безумно не хочется раскрываться перед ним, показывать, что мне это нравится. Но Джейсон, крепко держа меня за талию, прижимает к себе. Я ощущаю спиной тепло его тела, и ночная прохлада больше не заставляет меня дрожать. Его пальцы, ласкающие меня, заставляют слабеть от сладкой истомы. И это осознание происходящего, словно щекотка, заставляет меня проявить сдерживаемые эмоции. Для меня легче отказаться от этого, чем признать, что ничего приятнее со мной в жизни не было, и я в очередной раз пытаюсь ватными, нечувствительными руками оттолкнуть его от себя. Но он, чувствуя сопротивление, прижимает меня к себе теснее, его рука в моих расстёгнутых джинсах просто сводит с ума. Я дико хочу его, но в то же время безрассудно пытаюсь абстрагироваться, думать о чём-нибудь другом. Эта попытка терпит окончательный крах, когда вдруг ощущения от движений, окутанных наркотической пеленой бесчувствия, перерастают в острую потребность. Заведя руку назад, обхватываю Джейсона за шею, отчего он ещё теснее прижимается губами к моей шее. Если он сейчас остановится, я убью его. Но он не остановился. Заставил меня замереть под движения его пальцев, боясь проронить хоть единый звук. Но это всё равно не помогло мне - он ослабил хватку, позволив мне опуститься животом на матрас, и это безвольное расслабление было полным поражением. Было уже абсолютно всё равно, что будет дальше. Я была словно единый механизм, у которого разом развинтились все детали. Томное тяжёлое послевкусие оргазма сделало меня безразличной. Эффект наркотиков притуплял чувства, но непреодолимое желание близости вопреки всему продолжало расти. Я не помнила и не чувствовала, как Джейсон раздел меня. Но то, что было потом, развеяло всё очарование и удовольствие от момента. Едва почувствовав его в себе, я зашипела от боли. Это мне уже совершенно не нравилось. Внутри начал зарождаться страх. Сжавшись, пытаюсь отодвинуться от него, оттолкнуть, но почти не могу шевелиться из-за наркотиков. Не могу даже сказать "Стой!". Подчиняясь инстинкту, я замираю на месте, стараясь не провоцировать боль. И тут чувствую тёплые руки, откидывающие с моего лица пряди волос так аккуратно, что на ум приходит давным-давно забытое слово "нежность". Открыв глаза, сталкиваюсь с его взглядом, и внутри что-то неуловимо проскальзывает. Я понимаю, что мне это нравится. Не секс, от которого лишь больно, а само осознание того, что это происходит со мной. Наркотики пробуждали желание, а моё вечное одиночество превращало его в глубокое моральное удовольствие от происходящего. Джейсон всё ещё не продолжал, и в его глазах неясно сияло сомнение. Я в нетерпении двинула бёдрами ему навстречу, призывая продолжить. Быть может, ещё и оттого, что для меня была привычна грубость и жестокость в свой адрес, мне было приятно и сейчас. Я обняла его за шею, притягивая к себе. Плевать на всё. Неважно то, что было раньше и что будет потом. Неважно даже то, что он - Джейсон Броди. Он просто нужен мне сейчас. С этой болью и кровью, но если я хоть на миг почувствую себя любимой, пусть даже в таком примитивном смысле, то детали уже не важны. Ощущения становились зыбкими и тонкими. Картинка терялась в пространстве. Не желая терять воспоминание, заново прокручиваю его в голове, но тут тело прознает реальная боль. Рана пылает, и этот жар разносится по всему телу. Я открываю глаза, но череда воспоминаний плывёт мимо меня, не давая вернуться в реальность. Снова вижу, как Ваас кидает в костёр мой паспорт. - Было имя - станет фамилия, - говорит он, вместе со мной глядя в огонь. Опять чувствую, как по ноге что-то ползёт, пока я изучаю в прицел окрестности. В засаде нельзя вставать и разговаривать. Стиснув зубы, твержу себе, что это просто кажется, пока воображение рисует огромную сороконожку, подобную тем, которых пираты натолкали под моё одеяло. Разбирая обувную полку при переезде, нахожу чёрные туфли на шпильке, принадлежавшие старшей сестре, и одну маленькую оранжевую сандалию младшей. Словно окаменев, держу их в руках, не понимая, за что мне сейчас эти мучительные воспоминания о тех, кого уже не вернуть. Уже в который раз вместо воздуха глотаю солёную воду, когда, потерявшись в пространстве после взрыва светошумовой гранаты, я оступилась и упала с крутого берега в залив. Вот светловолосая смелая подруга уговаривает меня попробовать повторить что-то из видеоурока по стрип-пластике равно за год до того, как её найдут в канаве с разбитой головой и переломанным позвоночником. Винтовка весит как половина меня. Таскать её весь день за спиной - просто мука. Плечо натёрто жёстким ремешком, спина почти не разгибается. Но зато я чувствую себя в безопасности. Я лежу на полу танцзала, глядя на узоры, имитирующие срез дерева, и жду голоса хореографа, которая, наконец, разрешит прекратить растяжку. Долго это терпеть невозможно. Глаза ужасно жжёт. Запах алкоголя перебивает дыхание. Ваас, стоящий надо мной, всё ещё сжимает в руке стакан. Я сижу на полу, прижимая ладони к лицу, с подбородка капает выплеснутый в меня виски. - Ты что, не расслышала меня, сука? - спрашивает он, и передо мной шлёпается на пол судовой журнал. - Читай. - Ваас, - размазывая по щекам слёзы вперемешку с алкоголем, тру глаза, - я... немного забыла русский. - Вставай, рашн, просыпайся, - грубо трясёт меня Донато. - Тут вокруг что-то не так. Кто-то бродит вокруг аванпоста. - Да у меня палец сломан! - я ткнула ему в лицо левую руку. - Как мне стрелять-то? - Учись правой, или сдохнешь! Перед глазами всё проплывало прошлое, а я корчилась на грязной земле, из последних сил надеясь, что мне не суждено подохнуть прямо сейчас. Когда, в очередной раз открыв глаза, вижу прутья собачьей клетки, то сперва даже не верю в это. Голова ужасно кружилась. - Эй, ты, - рядом со мной упал тлеющий окурок. Подняв голову, вижу над собой Джоя. - Твои друзья пожаловали. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять смысл его слов. Забыв даже о боли, я зажимаю одной рукой рану на животе, приподнявшись на локте, чтобы оглянуться. - Ну не надо быть таким жестоким, - раздался с другой стороны спокойный презрительный голос. Обернувшись туда, вижу, как Хойт постучал пальцем по стёклышку часов. - Время вышло, Лав. Ты, тащи её сюда. Пока Джой открывает клетку, я самостоятельно сижу, держась за прутья и не понимая, что происходит. Он... обманул меня. Никто за мной не пришёл.