Сила двух начал

Солнце едва успело озарить золотистым светом старый особняк с восточной стороны, взойдя над верхушками деревьев, окружающих его, а Мэри уже была на ногах. О происшедшем вчера она вспомнила только когда, полностью одевшись, кинула быстрый взгляд на разобранную кровать. Сцены борьбы, наказания и тренировок поплыли перед ее глазами, сведя в ноль хорошее настроение. И, само собой, снова появился вопрос о новооткрывшихся свойствах медальона — чтобы он сам действовал, даже без мысли со стороны Мэри — такого раньше не было. Руквуд задел медальон нечаянно, в пылу борьбы с ней – и был наказан за этот, казалось бы, невинный по сравнению с покушением на насилие, поступок. Медальон оказался с характером, и, нагревшись от прикосновения Руквуда, дал понять, что никто кроме Мэри к нему прикасаться не может. Нужно как можно быстрее установить, что за вещь на самом деле этот безобидный с виду медальон. По крайней мере, в ближайшую пару месяцев. Едва завершив эту мысль, Мэри, что смотрела испытующим взглядом на медальон, покоящийся у нее на ладони, внезапно почувствовала дрожь, что пробежала по всему ее телу от кончиков пальцев до корней волос. Необъяснимое, ни с чем не связанное чувство предвкушения встречи с кем-то давно знакомым ей встало словно ком посреди горла, изначально поднявшись от солнечного сплетения – а в сознании тут же пронеслись нечеткие образы, словно подкинутые чьей-то чужой памятью. Желтоватые солнечные пятна на изумрудной траве, тихий говор деревьев, звучащий подобно приветствию, и он — величественный и прекрасный единорог, чья грива, казалось, состоит из жарких солнечных лучей, уподобляясь языкам пламени. Гордое создание казалось неукротимым, но рука, по-видимому, принадлежащая женщине – небольшая и с виду хрупкая, свободным и небрежным движением пригладила мечущиеся как в безумном вихре огненные пряди. И единорог, легко поведя головой, из жутковатого создания превратился в довольно обычного единорога. Легкий женский смех, казалось, исходящий из ниоткуда, прозвучал для единорога подобно некоему сигналу – жеребец, встав на дыбы, призывно заржал, и мгновенно сорвавшись с места, понесся кругами по той поляне, где солнце совсем недавно высвечивало отдельные островки среди невысокой травы, теперь – скрывшееся за невидимыми тучами… Минуту или около того Мэри смотрела на косяк двери, ничем не примечательный, втайне желая вернуться на ту поляну и мысленно пребывая там, и требовательный стук в дверь, прозвучавший подобно грому, заставил ее подскочить на месте от неожиданности – слишком внезапно она переместилась из грезы в реальность. — Я уж думал, что ты проспала,— произнес вошедший в комнату маг. И тут же прибавил не без иронии,— неужели явиться на очередную тренировку в зал, располагающийся отсюда в дюжине шагов, тебе помешал страх за свою честь? — Вовсе нет,— ответила Мэри, бесстрастно глядя в отсвечивающие красным глаза Волан-де-Морта, — просто время не рассчитала. А что это ты не спешишь наказывать меня за своеволие? Ведь, как будто, подходящих обстоятельствам оправданий у меня нет? Маг хищно улыбнулся: — Что, понравилось? Мэри фыркнула, вспомнив вчерашнюю экзекуцию. — Нет, конечно. Но что, интересно, могло так обрадовать тебя, что ты даже начал закрывать глаза на мои проступки? Улыбка Волан-де-Морта стала шире, но ответа от него Мэри так и не дождалась – выдержав небольшую паузу как бы в надежде на дальнейшие вопросы, он, не дождавшись оных, сказал: — Я хочу тебя обрадовать, Мэри – наша сегодняшняя тренировка, да и завтрашняя, скорее всего тоже, будет длиться до самого вечера – до тех пор, пока ты не освоишь требуемое или не… — Умру от изнеможения,— дополнила Мэри почти на автомате, гадая, чем же занимался ее учитель вне особняка и отчего вдруг он стал так свободен,— мог бы и не говорить, я это уяснила уже давным-давно. — Тогда чего же мы ждем?— Волан-де-Морт, не раздумывая, атаковал Мэри, Волшебница изо всех сил постаралась не ударить в грязь лицом, но все старания приводили к тому, что ее спина неизменно приветствовала то один угол комнаты, то другой – не сумев обратить чары на их создателя, Мэри была вынуждена спасаться бегством. — Я, конечно, уже заметил твое владение Щитовыми чарами, но мне бы хотелось стать свидетелем трансфигурации,— как бы вскользь заметил маг после того, как Мэри два раза подряд отразила его заклинания, не сумев превратить их,— видимо, это желание так и останется мечтой. — Быть может, ты нарочно сообщил мне неправильную формулу, как сделал это ранее?— спросила Мэри подозрительно, с какой-то странной легкостью выдерживая огненный взгляд Волан-де-Морта, который, не отводя глаз, категорично покачал головой: — Стал бы я время тратить на подобную ерунду. Так что не переводи на меня все свои ошибки, а лучше вкладывай больше усилий. — Приложу, когда отдохну,— заявила Мэри, демонстративно усаживаясь в одно из кресел. Волан-де-Морт хотел было спорить, но почему-то передумал и устроился со всем возможным комфортом в соседнем кресле. Установившееся молчание длилось, как вязкое варенье, до тех пор, пока Мэри не осмелилась спросить, посмотрев на Волан-де-Морта: — Скажи мне, кто так повлиял на тебя, я хоть благодарность ему выражу. — С чего ты взяла, что это человек? — Так значит, какая-то вещь? Волан-де-Морт предпочел не отвечать, ограничившись лишь выразительным взглядом, в котором явно читалась угроза. Но Мэри, истолковавшая это по-своему, продолжала расспросы: — И какая же именно? Что, интересно, могло сделать тебя столь добрым по отношению ко мне? «Добрым» Волан-де-Морта сейчас не смог бы назвать даже слепой – от него исходило столько темной силы, что у Мэри перехватило дыхание и отпало желание задавать подобные вопросы. Окончательно свое мнение по поводу чрезмерной и неуместной любознательности волшебницы темный маг выразил в нескольких довольно грубых словах, красочно описав Мэри все возможные последствия от повторного проявления подобного любопытства. Волшебница хотела добавить свое личное мнение по этому поводу, но Волан-де-Морт не дал ей и рта раскрыть, застигнув врасплох своим вопросом: — Я бы очень хотел получить ответ на свой вчерашний вопрос – о чудесном спасении из, казалось бы, неизбежного положения. Мэри недовольно нахмурилась, скрестив руки на груди. — Что мне мешает ответить так же, как ответил мне ты только что? — Такой большой секрет? — Возможно, больше твоего. — И что ты предлагаешь? Обмен знаниями друг о друге? — Именно,— согласно кивнула Мэри,— другой вариант меня не устроит. — На каком же основании ты заявляешь подобное?— холодно спросил Волан-де-Морт, смеряя Мэри презрительным взглядом, — ты всего лишь моя ученица, как я тебе напомнил только что, и чтобы требовать от меня то, что требуешь ты, нужно быть не колдуньей, больной неизвестной миру болезнью, склонной к разврату, а… Маг не договорил, захваченный врасплох мстительной пощечиной от оскорбленной волшебницы. Вскочившая на ноги в мгновение ока, она выхватила волшебную палочку, и опоздала лишь на секунду, выискивая подходящее проклятие – громадная, до потолка, огненная змея, раззявив пасть, ринулась на нее, застывшую столбом, стремясь пронзить своим раскаленным языком. Но в последний момент словно раздумала и, повинуясь невнятно прозвучавшим словам, произнесенным Мэри, с двойным усердием и еще большей скоростью ринулась на своего создателя, обратившись в ревущий столб пламени. Сверкнула яркая вспышка, а затем, в долю секунды облако пламени заполнило комнату целиком, взвившись к потолку, и, яростно загудев, распалось на мириады обжигающих искорок, что разлетелись по всей комнате огненным фейерверком. Переведя дух, Мэри осторожно выглянула из-за щита, созданного ею, и чуть вторично не упала: на роскошном узорчатом ковре, совершенно не причиняя никакого вреда оному, ярко горел всегда завораживающий ее знак – символ медальона, загадку которого ей еще предстояло разгадать. — Знакомый символ, не так ли?— ухмыльнулся Волан-де-Морт,— хотелось бы увидеть чудесную вещичку в яви. Последние его слова не были приказом, но подразумевали подчинение со стороны Мэри. Но та сдаваться не собиралась: — Откуда ты знаешь, что она у меня? Я, может, медальон одеваю, только выходя из этой комнаты? — Прежде чем лгать, научись делать это,— жестко прервал ее Волан-де-Морт,— все твои аргументы – последняя отчаянная и совершенно бесполезная попытка утаить от меня свой секрет. Так что отдай свой медальон. Или мне придется применить силу? Обреченно вздохнув, Мэри покачала головой и, приблизившись к Волан-де-Морту на пару шагов, протянула на раскрытой ладони медальон, придерживая его левой рукой за свисающую цепочку. Темный маг добрых пять минут изучал тускло светящийся медальон – его первоначальное пренебрежительное выражение лица постепенно сменилось на алчный вид. Казалось, красные глаза горят даже ярче, чем рубины медальона. Вот он протянул руку, но Мэри не стала дожидаться, когда Волан-де-Морт отнимет у нее столь дорогую ее сердцу вещь, и поспешно отдернула ладонь, сжав медальон в кулаке. — Ты, наверное, даже не представляешь себе, насколько ценен этот амулет, даже если не брать в расчет его свойства. — Еще как представляю,— возразила Мэри, вновь ощущая тепло медальона на груди,— я обладаю им уже 7 лет. — Не сказать, чтобы много,— заметил Волан-де-Морт и, прежде чем волшебница успела возразить, спросил,— как же ты смогла заполучить его? Украла? Мэри пропустила эту провокацию мимо ушей – рассказывать о заполучении ею медальона она не собиралась. Но Волан-де-Морт вопросами не ограничился – шагнув к ней, он впился в ее глаза пронизывающим взглядом, и она даже не смогла отвести глаза, увидев Выручай-комнату уже через мгновение, и себя пятнадцатилетнюю, с восторгом рассматривающую медальон. — Секретная комната в Хогвартсе, значит?— задумчиво протянул маг, едва Мэри вновь увидела, что все еще находится в особняке Волан-де-Морта, а не в школе,— интересно. Странная находка, и обстоятельства странные. — Что, досадно, что не ты был на моем месте?— подколола его волшебница, ехидно улыбнувшись, — что ж, каждому свое. Судя по всему, лишь я могу спокойно носить его. — Может, проверим?— оскалился Волан-де-Морт, протягивая руку. — Ну, если тебе так хочется умереть мучительной смертью, как последнему надевшему его без моего спроса магу…— протянула Мэри с нотками надежды в голосе. Волан-де-Морт скептически хмыкнул, но настаивать на получении медальона больше не стал. — Вычитала это с того древнего пергамента, что показывала мне месяц назад? — Вычитала?— рассмеялась волшебница, глядя на мага как на умалишенного,— каким же образом, интересно, я могла бы это сделать, если тот язык мне абсолютно незнаком? — Значит, пергамент сообщает что-то важное насчет медальона?— глаза Волан-де-Морта вновь загорелись. Мэри кивнула, добавив: — Но чтобы расшифровать его, нужна соответствующая книга, которой у меня нет. — Возможно, я смогу помочь тебе, разумеется, если получу в свое полное распоряжение тот таинственный пергамент,— предложил Волан-де-Морт вкрадчиво. — Который ты мне не отдашь в любом случае, а, узнав все особенности медальона, заберешь и его? — После твоих слов о мгновенной смерти?— изобразил удивление маг,— это будет верхом глупости. — Те слова – лишь мое предположение, истина кроется в строках пергамента. Вполне возможно, что истинное значение медальона иное, чем я думаю, и чем кажется на первый взгляд,— произнесла Мэри задумчиво, словно говорила не с Волан-де-Мортом. От этих слов интерес темного мага к медальону лишь возрос, но уговаривать волшебницу отдать ему пергамент и медальон или забрать их силой больше не пытался, наконец, вспомнив, что тренировка еще не закончилась, и напомнил об этом Мэри. — Может, закончим на сегодня?— попыталась она разжалобить Волан-де-Морта,— я же уже научилась трансфигурации, если ты не заметил – превратила твою змею… — Один раз,— дополнил маг, сурово взирая на нее,— это не считается. Будешь тренироваться до тех пор, пока не сможешь применить требуемые чары дюжину раз подряд. — Дюжину?!— переспросила Мэри в ужасе,— а почему не сотню? Лучше не мелочись, и сразу загрузи меня по-максимуму. — Ну, если ты просишь…— хищно улыбнулся Волан-де-Морт, поднимая палочку – и она тут же пожалела, что не прикусила язык… — Привет, Мэри,— произнес мягкий голос за ее спиной, она повернулась, уже зная, кто именно пересекся с ней в Безмолвном лесу. Ее догадка подтвердилась, едва плотно сомкнутые ветки раздвинулись, и из-за деревьев показался Мальсибер. — Ну, как успехи? Тренируешься? Мэри согласно, но не очень рьяно кивнула, вспоминая последние четыре часа тренировок, после которых она была выжата, как лимон. Волан-де-Морт, так и не добившись от волшебницы сотни подряд выполненных идеально трансфигураций, опрометчиво пообещанных ею же, ограничился двумя десятками, и дал добро на отдых лишь на закате. Так что Мэри по традиции отправилась, в Безмолвный лес, рассчитывая на одиночество, но в глубине души совсем не против компании Мальсибера. — А ты как думаешь? Мальсибер изогнул губы в легкой улыбке, а Мэри добавила: — Правда, такого успеха, как на тренировках с тобой, я добиться не могу. — Это просьба, или подкол в сторону Темного Лорда?— Мальсибер улыбался все шире и шире. Волшебница задумчиво пожала плечами, как и Пожиратель, не удержавшись от улыбки. — Даже не знаю, но тренировок мне на сегодня точно хватит, а вот дружеский разговор точно не повредит. — Дружеский разговор?— переспросил Мальсибер, сверкнув глазами,— и не более? Мэри вмиг посерьезнела. — Не более. За время разлуки с тобой я еще не успела поменять свое решение. Надеюсь, ты пришел сюда не для того, чтобы давить на меня или принуждать к чему-то такому, что делать я абсолютно не намерена, к примеру, к близости с тобой? — Значит, для тебя теперь я как насильник?— во взгляде Пожирателя было столько боли, словно Мэри только что отвесила ему незаслуженную пощечину,— вот как ты обо мне думаешь? Раз так, не смею больше тебя задерживать. Прощай. Волшебница, только что желающая обрести одиночество, ощутила, как сжалось ее сердце от прощания Мальсибера, и, мгновенно переменившись в лице, кинулась к нему, уходящему прочь, умоляюще крича в спину: — Постой, Мальсибер, я имела в виду совсем не это! Я вовсе не прочь твоего присутствия, поверь! Ясно звучащая в голосе Мэри мольба не дала Пожирателю сделать и шага более. Он повернулся, пронзив волшебницу недоверчивым взглядом прищуренных глаз. — Можешь говорить, не стесняясь, все то, что думаешь обо мне, я пойму. Гораздо хуже слышать твои же собственные слова из уст других. Мэри досадливо мотнула головой, и, приблизившись к Мальсиберу почти вплотную, прошептала, глядя ему прямо в глаза, озвучивая все то, что чувствовала сейчас: — Я думаю, что ты замечательный человек, Мальсибер, и, пожалуй, я за то, чтобы встречаться с тобой. Разумеется, если ты сам все еще хочешь этого. Во взгляде Мальсибера было столько же удивления, сколько радости; еще миг – и он страстно поцеловал ее, отвечая без слов на все невысказанные вопросы волшебницы. — Ну конечно, хочу, Мэри!— рассмеялся он, едва смог оторваться от ее губ, глядя на нее с обожанием, что отражалось в глазах волшебницы,— только бесчувственная глыба льда смогла бы ответить: «нет», а я ведь живой человек! Мэри заливисто рассмеялась, радуясь тому, что ее одиночество ушло, едва появившись. Ее губы вновь слились с губами Пожирателя, что, мгновением позже молниеносным движением подхватил волшебницу на руки, и закружил, не отрываясь от ее губ. Но повторять недавнее безумство вновь не стал, видимо, воспоминания о москитах были еще свежи в его памяти. Мэри подумала о том же: — Если хочешь – мы можем уединиться в моей комнате. Мальсибер ответил ей одним лишь взглядом, в котором горела страсть, и Мэри, уже больше ничего не спрашивая, взяв за руку Пожирателя, в мгновение ока перенеслась вместе с ним прямиком в свою комнату. Мальсибер дал ей лишь одну минуту, чтобы зачаровать дверь. И уже после принялся раздевать Мэри – медленно, с некоей деловитостью. Попутно он избавлялся от своей одежды и то и дело впивался страстными поцелуями в губы волшебницы. И вот она лежит перед ним, абсолютно нагая, беззащитная, прекрасная в своем великолепии, совсем недавно – гордая и неприступная, теперь же — готовая принять его волю, безмолвно, одними горящими возбуждением глазами молящая его о немедленной близости, обещающая вечное блаженство. С минуту он любовался ею, затем, не выдержав томительного ожидания, подобно дикому зверю набросился на нее, то ласковыми и нежными, то порывистыми и страстными прикосновениями и поцелуями воплощая все тайные желания Мэри в реальность. Вот она протяжно застонала, закатив в блаженстве глаза – они стали единым целым, ощущая жар, сжигающий их обоих, оба двигались в едином, все ускоряющемся ритме, стремясь к одному и тому же, уже не имея ни желания, ни возможности остановиться. Но вот Мальсибер сжал ее в железных объятиях, она тихо охнула от боли и наслаждения, что сплелись в один клубок – весь мир, казалось, остановился для нее, слишком велико было то чувство, что накатывало на нее подобно мощным волнам во время шторма. Их общая цель была достигнута, но желание, казалось, от только что происшедшего разгорелось сильнее прежнего – они одновременно вновь прильнули друг к другу, уже не размениваясь на прелюдии, всецело отдавшись самому акту совокупления. И вновь дыхание вырывается тяжелыми выдохами, то и дело, срываясь на стоны, вновь трясется от их встречных движений кровать и не хватает воздуха… Мысль о том, что ее желание, ставшее почти животным, так и не будет удовлетворено, поразила Мэри, словно раскаленный прут, побудив к решительным действиям. Мальсибер, удивившись переменой в поведении волшебницы, тут же ускорил темп, желание не отстать от своей пылкой подруги вновь вернуло ему, казалась бы, утерянные надолго позиции – но и волшебница уступать не желала. Закипела борьба, они покатились по кровати, сминая простыни, в тщетной попытке перебороть друг друга, в один неуловимый миг одновременно остановившись и секундой позже – вновь слившись в единое целое. Мэри ощущала на своей щеке жаркое дыхание Мальсибера, его руки хаотично бегали по всему ее телу, вызывая в нем сладостную истому. Мгновение – и ее стон слился с его, тут же затихнув – они одновременно застыли, не разжимая объятий, вновь ощущая громаднейшее удовлетворение и почти сказочную негу, что на этот раз длилась гораздо дольше. Но ничто не бывает вечно; так и это необыкновенно сильное и чрезвычайно приятное чувство понемногу оставило их, оставив в их разгоряченных телах лишь некую слабость – предвестницу усталости – теперь влюбленным требовался отдых. Мальсибер в блаженстве перекатился на бок, с одним только желанием отдохнуть, но не учел размеров кровати, и с воплем рухнул на покрытый ковром пол, ударившись об подставку зеркала лбом. Его невнятную ругань перекрыл испуганный вскрик Мэри — полная дурных предчувствий, она с быстротой ветра соскочила с кровати, чтобы мгновением позже весело расхохотаться при виде невредимого, но чрезвычайно злобного, мага. Тот зло сверкнул глазами, тяжело поднимаясь на ноги: — Не вижу ничего смешного – чуть череп не расколотил об это… Он повернулся к Заклятому зеркалу, собираясь разбить его решительно сжатым кулаком, но так и остался стоять, потрясенно расширив глаза. Ругнувшись сквозь зубы, Мэри со всей силы толкнула Пожирателя в сторону от Заклятого зеркала, отчаянно надеясь, что тварь, живущая в его недрах, еще не успела показать всю свою силу. Сдавленные хрипы, издаваемые волшебником, заставили волосы на ее голове встать дыбом – охваченная дурными предчувствиями, Мэри перевернула Пожирателя, лежащего ничком, на спину, не зная, что предпринять… и была очень удивлена весело смеющимся над ее паникой Пожирателем, хрипевшим от смеха. Через мгновение смех прекратился – Мальсибер одной рукой схватился за обожженную гневной пощечиной Мэри щеку, другой рукой едва успел остановить волшебницу, что попыталась в порыве злости выйти в коридор. Маг не боялся одиночества, как и не страдал от клаустрофобии – просто на ней по-прежнему не было ни одного лоскута одежды, и Мальсибер не мог допустить, чтобы она в таком виде начала разгуливать по особняку, привлекая нездоровое внимание его обитателей. Мэри внезапно поняла свою ошибку, и в ужасе от своей глупости, решила сорвать злость на Мальсибере: — Какого рыжего дьявола ты решил так глупо пошутить?! Твой черный юмор сведет меня в могилу, если ты будешь продолжать в том же духе!! Мальсибер попытался успокоить ее, приобняв за плечи, но волшебница вырвалась, злобно сверкнув глазами: — Даже не смей теперь прикасаться ко мне, мерзавец! Если бы я знала, каков ты на самом деле, пришила бы на месте, как только увидела в первый раз! Убирайся из моей комнаты! Вон! Все веселье Пожирателя сдуло, словно ветром – едва поборов изумление от вспышки гнева Мэри, он начал оправдываться: — Да ладно тебе, Мэри, признаю – шутка не удалась, и клянусь – больше так шутить не буду. Но волшебницу это отнюдь не успокоило: с криком: «Не хочешь сам, я тебе помогу!», она схватила одежду Мальсибера, и в один прыжок достигла двери, предварительно прикрывшись простыней. Распахнув дверь нараспашку, она со всей силы швырнула мантию Пожирателя на пол под вопль ее владельца: — Нет! — Да! – глаза Мэри горели торжествующим огнем, в руке уже были две волшебные палочки – ее собственная и Мальсибера, — а теперь твоя очередь. Быстрее, если не хочешь покрыться еще большим позором. Пожиратель счел ее заявление шуткой и рванулся к Мэри, стремясь вернуть свою волшебную палочку. Громкий треск, за ним – вскрик, и вот Мальсибер головой вперед вылетает в коридор, со всей силы ударившись многострадальным лбом о стену. Мэри прицелилась, и метнула его палочку во владельца, хмыкнув при глухом стуке попавшей по макушке Мальсибера куска дерева, сыпнувшего искрами. Затем оглянулась, изумившись многочисленности зрителей, что с удивлением наблюдали столь живую и красочную сцену. Воскликнула весело: — Не стойте столбами, помогите своему товарищу, вы ведь одна команда! И, прежде чем хоть кто-нибудь произнес первое пришедшее на ум, захлопнула дверь, от души расхохотавшись глупости Мальсибера. Но долго ей веселиться не пришлось – изумленные возгласы и насмешки за дверью внезапно сменились подозрительной тишиной, секундой позже ее разорвал громкий треск и мучительный вопль боли. Чертыхнувшись, Мэри, по-прежнему закутанная в простыню, вылетела из комнаты, чтобы стать свидетелем ужаснувшей ее сцены – в двух шагах от нее бился в судорогах боли лежащий на полу Мальсибер, над ним возвышался Волан-де-Морт, совершая суд справедливости. Не раздумывая, волшебница с хода выстрелила своим заклинанием из волшебной палочки – оно пресекло раскаленный луч, мучивший Мальсибера, и взорвалось золотыми искрами. Темный Лорд повернулся в ее сторону, сверкнув багровыми глазами, и оскалившись, вновь поднял палочку, но уже на Мэри. Спасаясь от его заклинания, волшебница отскочила в сторону, но попала под еще один луч, пущенный из ряда наблюдателей – все ее тело пронзила страшная боль, скрутившая каждый мускул в невыносимых судорогах; безвольно рухнув на пол, она сжалась в комок, в бесплодной попытке уменьшить мучения, срывая горло в жутком крике боли…Ей казалось, что пытка сведет ее с ума, набирая силу с каждой секундой, она мечтала только об одном – чтобы боль наконец-то оставила ее, уйдя без остатка… И та, словно повинуясь единственному желанию волшебницы, действительно прекратилась, дав Мэри шанс прийти в себя – она через силу подняла голову, пытаясь вникнуть в суть происходящего, и с некоторой долей удивления увидела закрывающего ее от кары Волан-де-Морта Мальсибера с решительно зажатой в правой руке палочкой. Лица Пожирателя смерти она не видела, но тон, решительный и твердый, говорил сам за себя: — Она не виновата, кара положена мне, как нарушителю Запрета. — Нет!— вмешалась Мэри, живо вскочив на ноги,— он ничего не нарушал, ведь был в моей комнате по моей воле, иначе не отделался бы одной шишкой! Мальсибер покачал головой, округлив глаза – но Мэри не замолчала, вновь обращаясь к Волан-де-Морту, что застыл в недоумении: — То, что я говорю – правда, и здесь достойна наказания я, ибо не сдержала свое слово. Волан-де-Морт довольно хмыкнул, сверкнув глазами: — Те твои слова о добровольном одиночестве я не считаю за обещание, как таковое – и наказание последует не за эту мелочь, а за нарушение спокойствия в особняке. Мэри потупила взгляд, щеки ее запылали, но возражения отнюдь не кончились: — Что-то я не слышала о введении комендантского часа, к тому же, ни один из присутствующих здесь Пожирателей смерти не заявлял, что, мол, я мешаю им отдыхать от трудов праведных, напротив – все они с увлечением наблюдали за разворачивающимся несколько минут назад действом. Или я не права и сейчас услышу возражения? В ожидании хоровых воплей протестов, она обвела взглядом всех собравшихся, но никто так ничего и не сказал, не смея даже ответить на выпад Мэри открытым взглядом. Но Волан-де-Морта это не обескуражило: — Возможно, ты права – но о том, что мой отдых был прерван, я не забуду, и не спущу это со счетов. Он вновь поднял палочку, готовый поразить Мэри пыточным проклятием, но снова замер в недоумении – Мальсибер вторично попытался загородить волшебницу, она его отпихнула. Так они перепихивались в тщетной попытке победить один другого до тех пор, пока Мальсибер от особо мощного толчка Мэри не врезался в стену. Волшебница, пользуясь моментом, раскинула руки в стороны, готовая принять мучительную кару. И кара не заставила себя ждать. Но последовала она не от ухмыляющегося Волан-де-Морта, с легким удивлением наблюдающего за борьбой Мэри и Мальсибера за наказание, а от временной ее одежды: та простыня, коей волшебница до сих пор худо-бедно прикрывалась, соскользнула на пол, явив всем присутствующим в коридоре магам прелести ее обнаженного тела. Некоторые из Пожирателей пораженно присвистнули, все без исключения уставились на будто остолбеневшую волшебницу, ставшую вдруг совершенно бледной, буквально прожигая ее насквозь похотливыми взглядами. Волан-де-Морт, сраженный вместе со всеми, окончательно опустил волшебную палочку, не сводя с Мэри ярко вспыхнувших от вожделения глаз. Казалось бы, что может быть проще – по-быстрому поднять простыню и укрыться ею, но за волшебницу это сделал Мальсибер, он же и увел ее в комнату. И как только она присела на край кровати, все еще находясь в некоей прострации, воскликнул в возмущении: — Блестяще, Мэри, лучше себя ославить ты и не смогла бы, даже если бы сильно захотела!— голос Пожирателя так и сочился сарказмом,— осталось только табличку «Вход для тех, кто жаждет наслаждений» на твою дверь повесить, и тебе больше никогда не придется жаловаться на одиночество – наоборот, около твоей комнаты будет целая очередь! Все Пожиратели… — Но Запрет еще действует!— прервала Мэри его на полуслове, мгновенно выйдя из транса. — Запрет!— Мальсибер фыркнул так громко, как только смог,— он действовал только до тех пор, пока ты не начала оголяться у всех на глазах – это действо с твоей стороны подобно пригласительному билету, и однозначно прекращает действие запрета – даже повелитель не сможет сдержать пыл десятка подчиненных! — С чего тебя это так волнует? То, что ты провел со мной часть этой ночи, не обязывает тебя защищать меня от кого-либо, я вполне смогу справиться с этим и сама. Мальсибер скептически фыркнул: — Будучи пока что лишь ученицей Темного Лорда? О-очень сомневаюсь. Если только забаррикадируешься здесь, но и это вряд ли поможет. — Мне же удалось два раза вывести из строя сразу трех Пожирателей смерти,— заметила Мэри как бы, между прочим,— и это в то время, когда я все еще была лишь служащей Министерства, сейчас же… — Сейчас все обитатели этого особняка знают, на что ты способна, и при желании – а в нем недостатка не будет, я уверен, – смогут с легкостью победить тебя. — Поможешь им в этом славном начинании или попытаешься защитить меня?— вопросительно изогнула бровь Мэри. — Попытаться то я попытаюсь, но если придется противостоять повелителю…,— Мальсибер покачал головой, устало прикрыв глаза. — Не придется – Волан-де-Морт всегда обращался со мной, как с ученицей, и ни разу не пытался перейти обозначенную нами обоими границу. — До сегодняшнего дня. Он ведь тоже человек, и желания у него соответствующие, только более глобальные, и в отличие от нас, все свои замыслы, какими бы они не были, он продумывает заранее до мелочей, поэтому и не терпит поражений. Если ему действительно будет нужно – он завладеет тобой, даже против твоей воли. — Нарушит свой же Запрет?— воскликнула Мэри в возмущении, но Мальсибер лишь расхохотался, услышав эти слова: — Запрет! Он распространяется только на Пожирателей, Темный Лорд же, даже если захочет, сам себя покарать не сможет, значит, руки у него развязаны. Думаешь, ты помешаешь ему на пути утоления его страстей? Нет. А сможет он, и его слуги не заставят себя долго ждать. — Но тебя-то это никак не коснется,— возразила Мэри спокойным, чуть ли не безмятежным голосом, словно сейчас что речь шла не о ней,— мне, а не тебе, придется удовлетворять всех желающих моего тела. — Я не хочу, чтобы ты пошла по рукам,— сказал Мальсибер тихо, поднимая на Мэри полный боли взгляд,— даже после одного раза с любым из Пожирателей ты… Он не договорил, не найдя в себе силы высказать волшебнице все свои мысли, опустив голову, словно воображение уже подкидывало ему сцены совокупления Мэри с каждым из Пожирателей смерти. Но уже через минуту он продолжил: — Объяснять самое худшее из возможного твоего будущего не имеет смысла – ты можешь представить это и сама, если вспомнишь, как Руквуд пытался овладеть тобой против твоей воли. Мэри содрогнулась от омерзения, вспоминая то ужасное событие, которое ей хотелось навсегда стереть из своей памяти. — Ему очень не повезло – он случайно коснулся твоего амулета, и получил по заслугам. Вряд ли он попытается принудить тебя к близости с собой еще раз – а вот остальные, уже наслышанные о подробностях его поражения, будут более осмотрительны. Так что тебе не на что надеяться. — Это лишь возможный расклад сил, самый пессимистический,— заметила Мэри с ноткой осуждения в голосе,— в фактах же избежание и тобой и мной наказания как раз благодаря моему «выходу». Возможно, этого бы не случилось, если бы ты не пытался меня защитить… — Как сделала это ты вначале?— дополнил Мальсибер, рывком подняв голову,— если что и было глупостью, то именно это, я ведь не просил тебя о защите. — Да, не просил, но дожидаться от тебя подобной просьбы у меня времени не было – я, знаешь ли, не привыкла засыпать под чьи-то вопли боли. — Тебе, наверное, захотелось разделить со мной наказание?— насмешливо прищурился Пожиратель,— и как, понравилось? Мэри лишь фыркнула, закатив глаза к потолку, и Мальсибер не замедлил воспользоваться установившейся ненадолго паузой: — Конечно, нет, и это притом, что пытка длилась всего минуту. Длись она больше, тебе пришлось бы приходить в себя целый день, как позавчера. — Но и тебе мучения наслаждения не доставили – так что ты теперь меня благодарить должен, а не осуждать,— произнесла Мэри с укоризной в голосе,— ну, по крайней мере, если на подобное не способен – избавить от выслушивания мрачных перспектив. Мальсибер взглянул на нее странным, полным боли взглядом, и, слишком глобально понимая слово «избавить», решительно направился к двери. — Даже не мечтай,— остановил его властный голос Мэри, подкрепленный соответствующим заклинанием, что затворило дверь лучше любого замка,— я не для того проводила демонстративное оголение и терпела боль, чтобы ты, выйдя из моей комнаты, вновь попал в лапы к Волан-де-Морту. Выйдешь отсюда только с рассветом, не раньше. Пожирателю слова Мэри не понравились – он решительно поднял палочку в попытке расколдовать дверь, и был остановлен вторично, на этот раз волшебница обошлась без волшебной палочки, одними объятиями. — Думаешь, мне доставит удовольствие знание того, что ты из-за меня подвергся пытке?— спросила она тихо, в упор, глядя на Пожирателя,— я не хочу видеть твои мучения, поэтому прошу – не уходи. Они пронзали друг друга взглядами до тех пор, пока Мэри не отвернулась, подумав, что проиграла, но нет: — Разумеется, я выполню твою просьбу, Мэри,— сказал Мальсибер с нежностью, разубеждая волшебницу не только словами, но и ласковыми объятиями,— по крайней мере, смогу защитить тебя от особо нетерпеливых соратников. Я ведь в долгу у тебя. Мэри, улыбаясь, покачала головой, и, вынырнув из объятий Мальсибера, присела на кровать, многозначительно похлопав по покрывалу. Пожиратель не заставил себя долго ждать, и направился к волшебнице, отбрасывая на ходу палочку. Ночь продолжалась, луна была единственной свидетельницей союза двух сердец и душ – ненадолго прерванного, но вскоре восстановленного... Что бы ни говорил Мальсибер, что бы ни думала сама Мэри – никаких последствий ночного инцидента не последовало – все без исключения Пожиратели смерти вели себя так, словно ничего и не было: при встрече с волшебницей делали вид, что сильно торопятся, не удостаивая при этом ее не только приветствием, но даже взглядом. Что же касается Волан-де-Морта… тот ни словом, ни жестом не показывал, что стал свидетелем чего-то необычного, и относился к Мэри так же – как к ученице, но при этом поумерил свою жестокость по отношению к ней, словно только теперь осознал, что она, в отличие от остальных его подчиненных, женщина. Первые несколько дней Мэри казалось, что в этом его поведении кроется некий подвох. Волан-де-Морт словно стремился превратиться из жестокого учителя в строгого наставника, способного на безоговорочное прощение, на жалость к ней. Так что с восьмого августа Мэри, попробовав один раз, уже безустанно давила на жалость при изучении еще неизученных проклятий с Волан-де-Мортом. Впрочем, делала она это больше из озорства, чем по причине страшного изнеможения, и довольно быстро продвигалась вперед — за следующий месяц полностью освоила премудрости и тонкости трансфигураций одних чар в другие. Густая завеса тумана с легкостью превращалась в смертельно опасную гадюку, дюжина бьющих на поражение ножей – в разветвленную молнию или в удушающий дым. Зная, что сотворяет последнее из ранее неизвестных ей заклинаний (постепенно сворачивающий вокруг своей жертвы плотные кольца устрашающий туманный кокон), Мэри очень удивилась, когда на свои слова о завершенном обучении услышала от Волан-де-Морта, что обучение еще не закончено. — Как это не закончено? Чему же еще я не научилась? — Некоторым довольно полезным, но требующим большого мастерства умениям,— последовал вполне логичный ответ,— одно из них необходимо каждому Пожирателю смерти, а значит, и тебе – легилименция. — Легилименция?— повторила Мэри недоверчиво,— я только слышала о ней, она необыкновенно сложна, и единственная защита от нее – окклюменция. Может, сначала научишь меня этому умению? — Что, не нравится, когда в твой разум проникает кто-то беспрепятственно?— ухмыльнулся Волан-де-Морт,— что ж, я думаю, так будет даже лучше. Но учти: на момент обучения все твои мысли и воспоминания будут для меня вроде раскрытой книги, и те из твоих секретов, о которых я ничего не знаю, откроются мне без всяких усилий, и ты никак не сможешь этому помешать. Готова ли ты пойти на такую жертву? Мэри коротко кивнула, спросив: — И что же мне нужно будет сделать? — Противостоять моему воздействию, используя только силу воли и выдержку. Волшебной палочкой можешь воспользоваться, но только вначале – идеального результата ты должна достигнуть без ее помощи. Итак, ты готова? Мэри вновь кивнула, крепко сжав в правой руке волшебную палочку. Долгие мгновения паузы, и вот она, так и не увидев самого заклинания, словно переносится в прошлое: казалось бы, его давно забытые образы сами собой всплывают в ее памяти, яркие, как никогда. Вот они с Брэдли орут друг на друга в поезде… остатки зелья, наполовину выпитого, растекаются по полу… она одна из всех стоит внутри деревянного обруча, ощущая на себе взгляды сотен глаз и почти не слыша восхищенных комментариев инструктора... Она берет в руки медальон, вглядываясь в его замысловатый узор… Мгновенно гнев, вспыхнувший подобно костру от маленькой искорки, разгорелся в душе Мэри – и, подчиняясь действию воли волшебницы, Волан-де-Морт был вынужден отступить. — Что ж, для начала неплохо,— заметил он, пронзительно взглянув на Мэри, что потирала ноющие виски,— но далеко не идеал. Утешает лишь то, что волшебной палочкой ты, как я и советовал, не пользовалась. Мэри посмотрела на свою правую руку с судорожно сжатой в ней волшебной палочкой, которую считала до этого мгновения лучшим оружием и что никак не смогла помочь ей теперь, уступив силе воли волшебницы. — Готова попробовать еще раз?— поинтересовался Волан-де-Морт незамедлительно, не дав Мэри длительной передышки, но она, несмотря на это, согласно кивнула,— что ж, тогда… …И вновь она одна в своем большом и пустом, похожем на призрак, доме… рутинная работа в министерстве… долгие часы за уборкой особняка… сотворение иллюзии для Мальсибера… неведомая тварь из зеркала вновь протягивает к ней свои ледяные руки, и из ее уст вырываются непонятные на первый взгляд слова… — Не пойму, тебе что, доставляет удовольствие осознание того, что я копаюсь в твоей памяти?— поинтересовался Волан-де-Морт пораженно, едва вновь был изгнан из разума Мэри.— Ты ставишь защиту, только когда дело касается твоего медальона с неизвестной историей, и не раньше, хотя, на мой взгляд, можешь отразить мое воздействие с первой же секунды. Мэри устало вздохнула, поднимая на Волан-де-Морта слезящиеся глаза: — Наверное, стремление узнать о нем больше ослабляет твою волю, одновременно давая мне шанс на борьбу. Я вовсе не думаю, что отразить твою волю для меня – плевая задача. Маг недоверчиво хмыкнул, истолковав взгляд волшебницы по-своему: — Можешь передохнуть, если не осталось сил на тренировку. Мэри упрямо помотала головой, пряча бесполезную палочку за пояс. — Я вовсе не устала, так что можешь вновь штурмовать мой разум. Волан-де-Морт ядовито оскалился, блеснув глазами, и, даже не думая разубеждать в принятом Мэри решении, вновь направил на нее свою палочку. И вот она вновь переживает недавний ужас, ощущая себя в стальных объятиях столь ненавистного ей Руквуда, что с животной страстью пытался овладеть ею, но был остановлен случайно подвернувшимся под руку медальоном. Видение сменилось, и теперь Мэри, восьмилетняя, с ужасом видела, как умирает ее мать, шепчущая в горячке уже неразборчивые слова…. вот ее образ подернулся дымкой… Пронзительный и безысходный крик стал для Мэри подобно прямому удару в сердце, и он же стал сигналом, обозначившим конец мучительной пытки воспоминаниями. Неожиданно для себя она поняла, что смотрит не на ожидаемый ею смутный, постепенно растворяющийся силуэт матери, а на по-обычному бледное, без следа недавней усмешки, змеиное лицо Волан-де-Морта. Каждая черточка его сейчас выражала если не удивление, то что-то похожее на недоуменное понимание, словно в эти самые мгновения, столь горестные для Мэри, он постиг все тайны и страхи волшебницы, всю ее душу. — Теперь я понимаю, что те твои слова о болезни – действительно правда,— произнес Волан-де-Морт неторопливо,— та правда, которой ты страшишься, та смерть, что, в конце концов, настигнет тебя. Неудивительно, что это воспоминание не оставило тебе шанса на отражение моей атаки. Но это единственный раз, когда я прощаю тебя – впредь я жду больших успехов, вне зависимости от того, насколько кошмарными для тебя будут дальнейшие воспоминания. Он бросил на Мэри жесткий взгляд, словно говоря, что в случае, если она не оправдает его ожидания, ей придется страдать от продолжительных пыток. Волшебница, разумеется, все прекрасно поняла, и, когда Волан-де-Морт снова проник в ее сознание, она использовала всю свою волю, чтобы заставить его отступить, несмотря на то, что хотела бы продлить это воспоминание на долгое время (она вновь видела образ Мориса, своего отца). Успех ее обрадовал, но радость эта была преждевременной – видимо, Волан-де-Морт все разы не очень-то и стремился проникнуть в разум Мэри, по крайней мере, использовал для этого совсем не все те силы, коими располагал. И будто вспомнил о них сейчас, заставляя не готовую к этому волшебницу прилагать все свои силы на борьбу с его сознанием, чьим итогом стало ее полное поражение и повод Волан-де-Морту привести свою угрозу в исполнение. Но пыток не последовало, и это притом, что Мэри даже и не думала давить на жалость своего учителя. Тот даже ничего не сказал по поводу ее внезапного бессилия – лишь дал Мэри минуту на отдых, после чего продолжил попытки научить ее отгораживать сознание от его влияния. Следующие два часа ознаменовались лишь двумя довольно результативными блокировками Мэри, после которых волшебница, вымотанная окончательно, была способна только стоять, не падая, посреди комнаты. Разумеется, Волан-де-Морт объявил окончание тренировкам, на этот раз не напомнив Мэри, как обычно это делал ранее, что она должна тренироваться самостоятельно. Да даже если бы он и напомнил – что толку? Мэри все равно не услышала бы своего учителя, а, услышав, не поняла бы смысла его слов – сейчас она находилась в некоей прострации, слишком подавленная количеством вмиг открывшихся ей снова, казалось бы, забытых, воспоминаний. Они все, припомненные в разное время, теперь давили на нее подобно мертвому грузу, и не давали думать ни о чем, оставляя лишь тонуть, тонуть в бесконечном водовороте давно произошедшего, того, что уже не вернуть, не повторить и не исправить. И лишь случайность – появление в коридоре, по которому она, едва переставляя ноги, шла к своей комнате, Мальсибера, что был чрезвычайно недоволен чем-то, но при виде Мэри мгновенно просветлев лицом, спасла ее от начинающейся депрессии. — Что это ты такая нагруженная?— поинтересовался он, недоуменно оглядывая ее лицо, что в этот момент не выражало ничего,— тяжелый урок? Мэри, мгновенно придя в себя, неопределенно пожала плечами: — Да не особо. Не думаю, что изучение окклюменции тяжелее легилименции. На лице Мальсибера отразилось понимание. — А-а, вот почему повелитель говорил, что с сегодняшнего дня возьмется за тебя всерьез – помнится, вчера я понял его иначе, чем должен был. А речь шла всего лишь об окклюменции… — Всего лишь?— отозвалась Мэри с глухой яростью в голосе, но без особой злости во взгляде,— то, что магу на неопределенное время становятся доступными все твои воспоминания, ты считаешь обыденной вещью? Посмотрела бы я, как бы ты справился с теми из них, что причиняют тебе боль. Хотя, возможно, тебе повезло, и ты не имеешь подобных воспоминаний, что мешают осваивать окклюменцию больше, чем возможно представить. И только выплеснув свой гнев, она ехидно поинтересовалась: — А что, ты подумал о попытках Волан-де-Морта склонить меня к близости с ним? Румянец, появившийся на смуглых щеках Пожирателя, выдал его с головой, освободив от необходимости подтверждать очевидное. Впрочем, Мэри смеяться не стала, сказав со вздохом: — Да, если бы было так, как ты подумал, было бы намного лучше – когда кто-то владеет твоим телом, ты испытываешь наслаждение, когда разумом и памятью – горечь от, казалось бы, давно забытых событий. Вполне очевидно, что первое предпочтительнее второго. — Значит, ты действительно согласилась бы провести с повелителем ночь-другую, лишь бы избавиться от только что описанных тобою неудобств?— спросил Мальсибер внешне спокойным голосом,— с учетом того, что испытываешь к нему лишь отвращение и страх? — Отвращение?— повторила Мэри недоуменно,— разве я говорила, что испытываю к Волан-де-Морту отвращение или что я боюсь его? Или… ты судил по себе? Краска, совсем недавно возникшая на щеках Пожирателя, тут же схлынула, сделав его лицо белее мела – Мэри попала в точку, да в такую точку, о которой Мальсиберу распространяться не хотелось. — Ни я, ни мои соратники не трясутся от страха в присутствии повелителя, если конечно не провинились в чем-то…,— выдавил он, наконец, справившись со своими чувствами,— но вряд ли к магу такой внешности, как у повелителя, можно испытывать нежность и любовь. — Внешность не влияет на поступки, а лишь позволяет прикрывать особо подлые замыслы,— отчеканила Мэри с внезапной суровостью,— намного легче, когда лицо человека ясно говорит о его деяниях – как у Волан-де-Морта, тут уж не обманешься. Нежности я к нему, разумеется, не испытываю, но и ненависти тоже – потому, что Волан-де-Морт не дает мне повода для нее. — И, тем не менее, ты согласилась бы переспать с тем, к кому не испытываешь сильных чувств?— продолжал давить Мальсибер. — Конечно, нет,— последовал категоричный ответ от Мэри, что в возмущении сверкала глазами,— особенно с целью избавиться от каких-то неудобств. — А почему тогда… Прервал Мальсибера гневный вопль Мэри – волшебница не смогла сдержать эмоций, ответив вразумительно лишь через минуту: — Я говорила чисто теоретически, зная, что подобного выбора у меня, к счастью, не будет. Мальсибер еще с минуту пронзал ее инквизиторским взглядом, затем, осознав, что проблемы, как таковой, нет, вздохнул: — Тебе не стоит говорить подобное при мне – шутки шутками, но на эту тему лучше не шутить. — Иначе что?— лукаво улыбнулась Мэри,— убьешь в порыве ревности? Мальсибер покачал головой, усмехнувшись: — Если только ты дашь мне для этого повод. — Как только появится возможность – сразу же,— заверила его волшебница, уже неприкрыто улыбаясь, и преодолевая те пару шагов, что отделяли ее от Мальсибера. И только после продолжительного поцелуя добавила,— а пока что не рассчитывай на пощаду. Их губы, было, вновь встретились, но, к недоумению Мэри, Мальсибер вдруг мягко, но настойчиво отстранился от нее, объяснив с громадной долей сожаления в голосе: — Сейчас я должен быть не здесь. Да и тебе наверняка стоит посвятить час — другой тренировкам. — Что же ты тогда гулял по коридорам с видом свободного от всего человека?— спросила Мэри, нахмурившись,— искал кого-то? — Тебя я искал, Мэри, кого же еще,— изобразил недоумение Мальсибер. — Искал, чтобы подразнить? Или выяснить, что я буду делать в то время, когда ты выполняешь очередной приказ Волан-де-Морта? — Хочешь сказать, что я тебе лгу? — Именно так я и думаю. — Ты ошибаешься. — Так убеди меня в этом, раз уверен в своей правоте. Около минуты Мэри сверлила Мальсибера тяжелым взглядом, как и он – ее, но потом отвела глаза, словно переборов свое упрямство. — Я не собираюсь настаивать на своем мнении, вижу, что ничего хорошего это не принесет. Лучше не буду тратить время зря, и пойду тренироваться. И, решительно повернувшись спиной к переменившемуся в лице Пожирателю, Мэри направилась к своей комнате. — Мэри, подожди!— услышала она голос Мальсибера, полный мольбы. С величайшей неохотой повернулась вновь к нему лицом и поинтересовалась, холодно подняв брови: — А, у тебя появилось время на оправдания? Ты ведь только что спешил! — Спешил,— подтвердил Пожиратель неохотно,— но минута у меня найдется. Он хотел было сказать что-то еще, но тут раздался еще один голос, недовольный: — Мальсибер! У тебя, кажется, есть задание, и его суть не в том, чтобы болтать с Мэри!— к ним уже подходил Долохов, облаченный в дорожный плащ. Обреченно вздохнув, Мальсибер кинул горестный взгляд на волшебницу, но она этого уже не видела, быстрым шагом удаляясь от Пожирателей. Злоба, едва зародившаяся, тут же исчезла – к чему злиться на того, кто этого не заслужил? Мальсибер обычно был свободен лишь по ночам, так почему же она решила, что сегодня может быть иначе? Правда, жаловаться ей было не на что – она сама весь день обычно тренировалась, и если бы у Мальсибера выдался свободный денек, ему пришлось бы коротать его в одиночестве – никакие чувства, сколь угодно сильные, не заставили бы Мэри забыть, как Волан-де-Морт оценивает лень учеников и замену тренировок на более приятное времяпрепровождение. К примеру, Мэри сейчас гораздо более охотно почитала бы одну из своих любимых книг, но это желание так и осталось мечтой – укоризненный голос совести упорно наталкивал ее на мысль о тренировках. Но для этого ей нужно было выбраться из особняка – по неизвестным Мэри причинам, тренировки проходили не в пример лучше в Безмолвном лесу, тогда как в особняке на нее давила непонятная тяжесть, не дающая сосредоточиться. Так что, в очередной раз, повинуясь голосу разума, Мэри уже через пять минут шла по тропам Безмолвного леса, направляясь на ту поляну, где проходила каждая ее тренировка. Сейчас она как никогда радовалась одиночеству, но эта радость, как и само одиночество, длилась недолго – ей навстречу с видом праздно проводящего время человека шел Нотт, пожалуй, единственный Пожиратель смерти кроме Мальсибера хорошо относящийся к Мэри. Встреча с ним не показалась волшебнице случайной, но она не стала намекать на «слежку» и вполне дружелюбно поздоровалась с Ноттом. — Ничего, спасибо,— отозвался он на дежурный вопрос Мэри о продвижении его дел,— а как твои тренировки? Я слышал, ты осваиваешь окклюменцию. Успешно? — Как сказать…— протянула Мэри задумчиво,— не скажу, что быстро продвигаюсь, но и не стою на месте. — Не жалеешь, что приняла предложение повелителя стать одной из его подчиненных, такой же, как мы? Мэри остановилась, вгляделась в ничего не выражающие серые глаза Пожирателя, и, отведя взгляд, сказала: — Нет, не жалею. — Значит, ты уже готова к пыткам и убийствам? — Ты пришел сюда, чтобы выяснить именно это? Теперь уже Нотт был вынужден отвести взгляд от мгновенно потемневших глаз Мэри. — Я не шел сюда с целью допрашивать тебя о чем-либо, всего лишь искал человека, с которым можно просто поговорить ни о чем, а если не найдется темы – помолчать,— пояснил он спокойно,— но если ты искала одиночества здесь – я могу уйти. Сквозь вежливость в его голосе явно просвечивало равнодушие, полная незаинтересованность в обществе Мэри, но, как ни странно, именно это заставило волшебницу отговорить Пожирателя от немедленного ухода. — Мы оба ничем не заняты, так что… — Оба?— немедленно откликнулся Нотт с иронией,— может, я сейчас ошибусь, когда скажу следующее: этот лес для тебя уже давно не столько место отдыха, сколько тренировок? — Ты прав, но окклюменция – не обычное заклинание обездвиживания, если я буду отрабатывать ее с каждым из Пожирателей, любой из них будет знать мои секреты, а я этого вовсе не хочу. — Во имя скорого успеха приходится чем-то жертвовать,— заметил Пожиратель философски,— и часто – самым дорогим. Но в моих силах сделать твою жертву меньше, чем она может быть – чужие секреты для меня сродни своим собственным. Мэри поверила ему тут же, даже без простой проверки взглядом – сам голос Пожирателя, спокойный и серьезный, свидетельствовал о правдивости его слов. — Как быстро ты сам овладел навыком защиты разума?— поинтересовалась волшебница, останавливаясь вновь. Нотт усмехнулся. — Выясняешь норму, и если не будешь соответствовать ей, погубишь себя от чрезмерного усердия? Мэри покачала головой, сверкнув глазами: — Просто хочу знать все о твоем мастерстве, если, конечно, это не секрет. — Отчего же? Секретом это никогда не было и не будет. Но и ничего особенного я тебе сказать не могу – лишь то, что мое мастерство лишь немного выше твоего, не более. Это тебе поможет? Мэри неопределенно мотнула головой, но ничего большего Нотт не ожидал. — Тогда – начнем. Волшебница внутренне собралась, успела заметить шевеление губ Нотта, вспышку заклинания – и вновь, уже который раз за день пред ее внутренним взором предстали картины прошлого. Соседский мальчишка, друг детства, пытается ее догнать, но не может… Она с искаженным до неузнаваемости лицом пытается прикончить Брэдли, оскорбленная пренебрежением медальоном. Чувства, так давно испытанные ею, казалось, вернулись вновь сейчас, чтобы покарать того, кто покусился на ее свободу. Неслыханная ярость подобно цунами, идущая от ее сердца, пронеслась со скоростью ультразвука. И, в тот момент, когда она схлынула, Мэри осознала, что стоит посреди леса, вперив неподвижный взор в Нотта, распластавшегося на траве. Она кинулась к нему, надеясь, что тот просто без сознания, и, подбежав, даже негромко рассмеялась от облегчения, услышав сдавленные проклятия. — Прости, я не хотела…— начала Мэри, но была прервана голосом Нотта, недовольным и восхищенным одновременно: — Не нужно извинений, ты сделала то, что должна была. Но с какой силой! Если ты так управляешь своими мыслями, представляю, что ты творишь, используя волшебную палочку! Да, повелитель в тебе не ошибся. Нотт с трудом поднялся на ноги, проигнорировав протянутую руку Мэри. Волшебница вздохнула. — Почему-то расхваливает мои умения он только при вас, непосредственно от него я очень редко слышу слова одобрения, больше было слов о моей безнадежности и никчемности. — Если бы он говорил тебе каждый раз, как быстро ты продвигаешься, ты стала бы совсем по-другому относиться к этим урокам, возгордилась бы своим мастерством и силой, и уже не стала бы прикладывать все усилия, чтобы освоить очередной, более сложный навык. Только так, беспрестанно указывая на твои слабые места, повелитель мог рассчитывать на максимум старания с твоей стороны. — Он так же и вас учил? — Некоторых Пожирателей – да, но я не был его учеником. Обучать всех своих подчиненных таинствам темной магии было бы для него слишком обременительно, к тому же, не каждый волшебник способен освоить то или иное умение, одаренных – единицы. — Что ж, раз я среди них, думаю, не стоит зря тратить время на рассуждения о замыслах Волан-де-Морта,— сказала Мэри со значением,— продолжим тренировку. Нотт, в отличие от нее, не был готов – болезненно поморщившись, словно волшебница только что отдавила ему ногу, он покачал головой: — Твое усердие мне понятно, но ближайшие десять минут я бы хотел посвятить небольшой передышке, особенно если ты будешь блокировать меня из раза в раз так же, как только что. Мэри, только что чуть не горевшая от нетерпения, помедлив, кивнула – идея отдохнуть была вполне уместной, особенно если учесть, что впереди были еще несколько часов тренировки. — Вы, верно, видитесь с Волан-де-Мортом каждый день?— спросила Мэри непринужденно, не отрывая пристального взгляда от глаз Нотта. — Ну да,— подтвердил тот с легким недоумением,— так же, как и ты. — И что же еще, кроме похвал в мой адрес, он говорит обо мне в вашем присутствии? Пожиратель слегка помедлил с ответом, словно решал, отвечать или нет, и затем сказал, бросив быстрый взгляд на Мэри: — В основном то, какие перспективы тебя ожидают в будущем, после того, как ты перейдешь на равный нам статус из учениц в Пожиратели смерти. — И все?— волшебница, казалось, была задета подобным отношением к себе. — Жаждешь подробностей, обратись за ними непосредственно к повелителю,— заметил Нотт недовольно,— не хочется передавать тебе то, что для тебя не предназначается. Мэри досадливо хмыкнула, но настаивать на ответе не стала, переключившись на другую, не менее важную для нее тему: — Помнится, месяц назад, после наказания за нарушение запрета, Мальсибер говорил, что моя демонстрация прошла на ура и отбоя от вас, жаждущих моего тела Пожирателей, теперь не будет. Я думала так же, но его слова не сбылись – почему? — Ты огорчена?— оскалился Нотт, блеснув глазами. — Напротив. Просто интересно, что могло запретить вам даже смотреть мне в глаза, не говоря уж о каких-либо контактах со мной. — А Мальсибер тебе не рассказал? Мэри вздохнула. — Нет. Мы с того дня с ним вообще не виделись, а сегодня поговорить толком не успели. Нотт еле слышно хмыкнул. — В нашем поведении нет ничего необычного – мы просто следовали одному нерушимому правилу. — Говорящему о Запрете? — Нет, Запрет – это приказ повелителя, а правило – то, что принято всеми Пожирателями смерти единогласно,— последовала пауза и затем.— Если один из нас готов занять место жертвы, готов сам подвергнуться наказанию за проступки другого человека, то этот Пожиратель считается покровителем того, кого стремится избавить от мучений, и для них двоих действуют иные законы, чем для всех остальных. — Объясни на конкретном примере,— оборвала его Мэри,— что значит – покровитель? И какие такие законы? — К примеру, Мальсибер в ту ночь, месяц назад, защищал тебя от заслуженной тобой, на взгляд повелителя, кары – и в тот же момент стал твоим покровителем. С того момента покарать тебя смог бы лишь он да повелитель – остальные Пожиратели, если бы решились поднять на тебя руку, поплатились бы за это. Поэтому-то для нас ты теперь неприкосновенна. А то, что ты поручилась за него, и, в свою очередь пыталась защитить его как он – тебя, дает нам право говорить о вас как о сложившейся паре – вы оба, а не кто-то один, обеспечиваете друг другу защиту. — То есть, вы считаете меня и Мальсибера за мужа и жену?— недоверчиво переспросила Мэри, осмысливая то, что услышала. — В общем-то, да,— подтвердил Нотт с легкой улыбкой,— ты, как будто, этим недовольна? — Всего лишь считаю, что подобное утверждать преждевременно. Если и впредь Мальсибер будет со мной откровенен так же, как и до сих пор, вскоре не сможет считать себя даже моим другом, не говоря уж о муже. — Никто не отнимает у тебя право выбора. Но если объявишь во всеуслышание, что рассталась с Мальсибером, лишишься одновременно и его защиты со всеми вытекающими последствиями. Нотт многозначительно промолчал, но Мэри и так знала, что он имел в виду – как только Пожиратели узнают, что она больше не связана с Мальсибером ничем, воплотят ее страхи давностью месяц в реальность, что станет хуже кошмара. Впрочем, это ее не сильно задело, тем более что сейчас она все еще была под покровительством Мальсибера. — Ты сказал, что правило о неприкосновенности не распространяется лишь на Мальсибера и Волан-де-Морта,— произнесла Мэри задумчиво,— значит, Волан-де-Морт сможет совершить надо мной любое насилие вне зависимости от того, провинилась ли я в чем-нибудь, или нет, даже в присутствии моего защитника – Мальсибера, что никак не сможет ему помешать? — Теоретически – да,— подтвердил Нотт, и, заметив возмущение на лице Мэри, добавил,— но вряд ли он так поступит на самом деле – может, он не чтит правила, распространяющиеся только на нас, но не будет делать очевидных глупостей. Не поднимал же он на тебя руку просто так, без явной на то причины? Мэри без особой уверенности покачала головой, но Нотт, уже не глядя на нее, продолжал: — К тому же, ты нужна ему в качестве умелой подчиненной, коей ты перестанешь быть, едва твоя воля будет сломлена под его напором. Повелитель понимает это, и, думаю, что непосредственно его тебе опасаться не следует. Но это не значит, что ты не должна быть настороже – ведь его конек хитрость и притворство. Может, ты даже не поймешь, что именно произошло, когда он обманет тебя, зачарует, стремясь к исполнению своих, никому, кроме него не ведомых, целей. Слова Нотта отозвались неясным беспокойством в груди Мэри, она сама порой думала над тем же. — Значит, у него на меня далеко идущие планы?— спросила волшебница, вглядываясь в глаза Пожирателя. Тот вдруг отвел взгляд, и, не сказав ничего определенного, поднялся на ноги. — Пора продолжить тренировку. Мэри, понимая, что большего она не узнает, тоже встала, внутренне настроившись на продолжение тренировки. Для этого надо было прекратить попытки понять недосказанное, и собрать всю свою волю для борьбы, что обещала быть жаркой… И вновь вереница дней, убыстряя свой ход, пронеслась перед Мэри, оставляя волшебнице лишь удивляться столь скорому течению времени. И неспроста – теперь, когда положенные четыре часа тренировок с Волан-де-Мортом истекали, Мэри, отдохнув меньше часа, должна была еще четыре часа тренироваться с Ноттом. Волан-де-Морт, как только узнал, благодаря чьей помощи волшебница хоть немного продвинулась вперед, немедленно сделал Нотта своим временным помощником в обучении Мэри, отменив почти все те задания, что должен был сделать Пожиратель, и распределив их среди остальных своих подчиненных. Похоже, именно Мальсиберу досталось больше всех – Мэри с пятого сентября не удавалось пересечься с ним не меньше недели – можно было подумать, что он куда-то переехал. Если она и была огорчена этим фактом, то только вначале – уже на третий день она была рада, что судьба дала ей неплохой шанс подумать над тем, стоит ли продолжать встречаться с Мальсибером. Временами, думая над словами Нотта, она твердо говорила себе, что как только увидит Мальсибера, тут же во всеуслышание объявит о разрыве с ним. Но, вспомнив о тех ночах, что он подарил ей, волшебница теряла весь свой запал, и буквально горела от желания встретиться с ним, думая, что его молчание – мелочь, которую можно легко простить. Но все эти колебания обычно были возможны лишь вечером, когда она, как всегда, гуляла в одиночестве по Безмолвному лесу – все остальное время, за исключением ночи, она отдавала тренировкам, где нельзя было терять сосредоточение. И ее успехи здесь были довольно-таки значительными – в тренировках с Ноттом она почти каждый раз выталкивала его из своего сознания, не давая ему увидеть ни единого воспоминания. Но если бы так же было, когда она пыталась закрыть свой разум от Волан-де-Морта! За всю неделю ей лишь пару раз удалось полностью, с самого начала, блокировать натиск Волан-де-Морта, все остальное время Мэри была вынуждена видеть все то, что хранила ее память, имея одно лишь желание поскорее забыть все эти сцены, порой вызывающие у нее страх и другие негативные чувства. Волан-де-Морт неукоснительно высказывал свое мнение по поводу ее лени и несобранности, что ее чрезвычайно злило. — Ну, так отправляйся туда, где жаждешь быть сейчас, я тебя не задерживаю!— в запале крикнула она, стоило ему вновь заикнуться о том, что он просто теряет время, пытаясь научить ее слишком сложному умению. Опомнилась она только когда взглянула на вмиг ожесточившееся лицо Волан-де-Морта — он, безусловно, не собирался спускать подобную дерзость. Испуганно глядя во вспыхнувшие яростью багровые глаза, Мэри непроизвольно попятилась, до тех пор, пока буквально не вжалась в стену, ожидая кары. Волан-де-Морт, подойдя к ней вплотную, угрожающе прошипел: — Еще одно такое замечание, и тебе придется попрощаться со своей игрушкой! Он с силой дернул за цепочку медальона, стремясь то ли задушить Мэри, то ли сорвать с ее шеи медальон, но цепочка, с виду довольно тонкая, не поддалась воздействию грубой силы. Волшебница даже не пыталась отстоять право обладания медальоном – казалось, страх полностью парализовал ее, лишив свободы действий. Возможно, именно это ее и спасло – Волан-де-Морт, видя, что Мэри не может сдвинуться с места от панического страха, что выдавали с лихвой ее округлившиеся глаза, удовлетворенно усмехнулся, скривив губы в злодейской улыбке. Тут же волшебница почувствовала, что его цепкие пальцы больше не сжимают цепочку медальона, и одновременно вновь ощутила себя свободной – страх, до этого сковавший все тело, ушел без возврата. — Приготовься,— скомандовал Волан-де-Морт, нацеливая на Мэри волшебную палочку,— попробуем еще раз… тысячный… Волшебница уловила в его тоне неприкрытое ехидство, и ощутила, как в душе ее поднимается, доставая до горла, пламя ярости. Пытаясь справиться с ним, волшебница пропустила момент, когда Волан-де-Морт произнес заклинание – и вновь воспоминания, к встрече с которыми она вновь не была готова, нахлынули на Мэри единым каскадом. Лица, проносящиеся в ее сознании в некоем тумане, были слишком расплывчаты для распознавания – и по сравнению с ними буквально вспыхнула яркими красками картина летнего леса. Видение, не пережитое ею, но увиденное совсем недавно, вновь, к ее радости, предстало перед ней – ослепительно белый единорог с роскошной гривой, будто из жидкого золота, изумрудная трава, приминаемая мощными копытами, разрозненные лучи дневного светила сочного желтого цвета, легкий женский смех. Мэри ощутила жар, что, казалось, шел от самого сердца, мгновение – и осеянная солнцем поляна исчезла, сменившись на порядком надоевший ей Зал Собраний. Уверенная, что вновь не достигла успеха, Мэри подняла взгляд на Волан-де-Морта, и поняла, что ошиблась – весь вид темного мага – изумленный, недоверчивый, такой непривычный, явно говорил о том, что как раз сейчас волшебница каким-то неведомым образом со своей задачей справилась, и заставила своего учителя отступить перед чем-то неизвестным. — То воспоминание, последнее – откуда оно?— спросил Волан-де-Морт, блеснув глазами от нетерпения. Мэри помедлила с ответом, решая, открывать правду магу или нет. — Это не воспоминание, а сон,— ответила она, наконец, твердо глядя в багровые глаза мага,— помнится, совсем недавно я мечтала увидеть единорога не с белоснежной гривой, а с золотистой – это было бы так красиво, сочетание белого и золотого! Вот мне и приснился сон, будто в Запретном лесу я встретила одного такого. Разумеется, Мэри лгала, но только отчасти – ей и в самом деле хотелось бы увидеть красавца – единорога, точь-в-точь как из видения, что показал ей медальон. С минуту Волан-де-Морт сверлил ее подозрительным взглядом, а затем произнес: — Странно, что ты так стремилась скрыть от меня обычный сон, навеянный детскими грезами – пожалуй, твоя блокировка была даже сильнее, чем когда я становился свидетелем воспоминаний, связанных с твоим амулетом. Мэри ничего не сказала в ответ. Ощущая облегчение, она и сама задумалась о том, только ли ее воля помогла ей отразить натиск Волан-де-Морта, или же здесь ей помог медальон, что стремился сохранить свои секреты от посторонних глаз? Скорее всего, верно последнее предположение, но сообщать его Волан-де-Морту Мэри, разумеется, не собиралась. Старинные часы, висящие над камином, пробили час дня, возвращая волшебницу к действительности. Она ожидала очередной атаки Волан-де-Морта, но тот, к ее изумлению, объявил об окончании тренировки. — Отдых послужит тебе наградой за продвижение в обучении,— сказал маг, пряча волшебную палочку в складки мантии. Мэри с легким недоумением проводила его, выходящего из Зала, взглядом. Вопреки всему, радости от столь нежданного подарка со стороны Волан-де-Морта она не получила, и ощущала себя рыбой, выброшенной на берег. «Наверное, сказывается привычка,— думала волшебница, направляясь в свою комнату,— до этого времени у меня был определенный план дня, и я ему следовала. Теперь же, когда один из пунктов этого плана вдруг исчез, я не могу найти ему замену». Но странное чувство опустошенности испарилось без следа, стоило Мэри, войдя в свою комнату, остановить взгляд на кровати, всем своим видом обещающей отдых. И именно его осуществлением и занялась волшебница, едва ее голова опустилась на мягкие подушки… …Сон мгновенно опутал ее своей невидимой и прочной сетью, явясь продолжением только что пережитого ею. Тот же солнечный лес, играющий и переливающийся всеми оттенками зеленого и желтого…. И среди этих красок застывший наподобие статуи величавый единорог, воплощение фантазии природы и Создателя. Внезапно все краски словно потускнели, смазались, миг – и гордое существо уже лежит среди окрашенной серебристым травы, представляющейся пуховым одеялом. Единорог пытается подняться, но ничего не выходит, и поляну оглашает дикое ржание. В темных глазах единорога видна боль, что звучит и в его крике, превращающемся в предсмертный хрип. Кажется, все кончено, но нет – женский силуэт, темнеющий в наступивших внезапно сумерках, буквально летит к единорогу, секунда – и едва различимый голос уже шепчет что-то неразборчивое, похожее на молитву, а руки, в одной из которых волшебная палочка, словно пытаются сомкнуть те раны, что виднеются на белоснежном боку единорога. Секунда, другая…. Окружающее двух, словно неразделимых, силуэтов человека и зверя будто замерло в ожидании. Но вот единорог открыл глаза, и природа вновь ожила – на деревьях, окружающих небольшую поляну, разом засияли сотни золотистых, похожих на искорки, огоньков, кружащихся в радостном танце в честь единорога с золотистой гривой и его спасительницы. Волшебница отступила, когда единорог одним движением поднялся на ноги и взвился на дыбы…и снова, спустя мгновение, ее руки принялись ласкать, перебирать роскошную гриву, гладить шею, рог… Сон вдруг отступил, словно его спугнул внезапно налетевший ветер. Мэри с неохотой открыла глаза, ощущая под ладонями тепло – ее руки крепко сжимали медальон, источающий волны мягкого тепла. «Этот медальон помог мне сегодня, после – открыл одну из своих тайн,— думала Мэри, разглядывая причудливое сплетение образующих узоры разноцветных камней, от которых шло легкое сияние,— непонятно, почему он показывает мне то, что каждому показалось бы грезой, навеянной летней жарой. Но теперь я начинаю думать, что единороги с золотистыми гривами существовали на самом деле, но очень давно». Она вновь перенеслась сознанием на ту поляну, но теперь вместо неизвестной ей волшебницы Мэри видела себя – как бы ей хотелось, чтобы все это сбылось! Интересно, кем была та женщина, что исцелила раненого единорога? Размышления ее о только что увиденном сне прервал звон настенных часов – те отзвонили четыре пополудни. Мгновенно подскочив, Мэри, подхватив волшебную палочку, крутнулась на месте, переносясь на столь знакомую ей поляну в Безмолвном лесу – место тренировок с Ноттом. Впрочем, уже через секунду волшебница поняла, что так спешить не стоило – кроме нее на поляне никого не было. Минут пятнадцать она прислушивалась к звукам леса, пытаясь различить среди них легкие шаги Нотта, после чего решила, что нечто непредвиденное задержало его, и неспешно направилась к особняку, в надежде на то, что пересечется с Пожирателем смерти по дороге. Надежды Мэри сбылись быстрее, чем она могла бы предположить, но Пожиратель, что вышел из-за густо переплетенных ветвей высоких деревьев, оказался не Ноттом, а Мальсибером. Увидев недоумение Мэри при его появлении, Мальсибер усмехнулся так, словно специально подговорил своего соратника, что бы тот «забыл» о сегодняшнем уроке с волшебницей, предоставив ей вечер отдыха. Впрочем, сама Мэри этому вовсе не обрадовалась – уже через мгновение ее лицо приобрело на редкость озлобленное выражение, казалось, что она увидела не того, с кем совсем недавно занималась любовью, а давнего врага, попортившего ей немало крови. Мальсибер этой переменой был немало обескуражен – не дойдя до волшебницы несколько шагов, он остановился на ходу, будто врезавшись в каменную преграду. — Где Нотт?— спросила Мэри холодно. — Повелитель поручил ему задание, что потребовалось выполнить как можно быстрее, так что у тебя сегодня выходной. Волшебница кивнула – ее догадка подтвердилась. Она, было, вновь направилась к особняку, но выйти с поляны ей помешал Мальсибер, что преградил путь. — Я скучал,— шепнул он Мэри, пытаясь заключить ее в объятия. Волшебница увернулась, парировала: — Что-то не видно, целую неделю вообще не появлялся в особняке. — Ну не мог же я плюнуть на приказы повелителя и со всех ног кинуться к тебе,— в голосе Мальсибера слышалось возмущение столь холодным приемом,— зато сейчас я с тобой. Мэри задумчиво кивнула, ее взгляд чуть потеплел. Мальсибер было воспрял духом, и вновь приблизился к ней, но его руки опять зачерпнули лишь пустоту – волшебница трансгрессировала, оказавшись левее. — С чего такое отношение, Мэри? Я что, в чем-то провинился? Только не говори, что причина всему — ничем не оправданная ревность. — Нет, не ревность,— негромко ответила Мэри, сверкнув глазами,— будь у тебя хоть десять любовниц, меня бы это не оскорбило так, как ложь и утайки. — О чем это ты?— изумился Мальсибер,— когда это я лгал тебе? — Что, уже успел забыть? А как же тот вечер, когда Волан-де-Морт хотел наказать тебя за нарушение Запрета? Помнишь, как расписывал возможные последствия моего демонстративного оголения? Ложь от начала до конца! — Ничего подобного!— возмутился было Мальсибер, но Мэри, гневно сверкнув глазами, презрительно расхохоталась: — Да неужели? Только не лги мне сейчас, это все равно бесполезно. Пусть ты мой покровитель, но это не значит, что ты имеешь право держать меня в неведении в таких вопросах, что касаются непосредственно меня! Лицо Пожирателя мгновенно посерело. Сощурив глаза в злости, он сказал: — Что, услышала правило «Покровителя» от Нотта, да? — Да, и он, так же как и я, удивился, с чего это ты решил не посвящать меня в такую «мелочь»! Может, сейчас скажешь? — А ты не задумывалась о том, что он тебе сказал не всю правду? Мэри недоуменно нахмурилась. — Что ты имеешь в виду? — То же самое. Согласен, правило «Покровителя» действительно действует, но неужели ты подумала, что какое-то правило может остановить любого Пожирателя, если он чего-то сильно захочет? — Но это же закон! — Все законы когда-либо нарушались,— заметил Мальсибер философски,— нет, одного закона здесь было бы мало – нужно было еще слово повелителя. — Хочешь сказать, Волан-де-Морт приказал всем держаться от меня подальше?— протянула Мэри в неверии,— и все Пожиратели подчинились? — Думаешь, нашлись бы те, кто воспротивился? — Вряд ли. Что же ты раньше мне это не рассказал? — Ты бы захотела узнать, с чего это вдруг повелитель тебя так защищает. — Это и так ясно – он привел все аргументы в день введения Запрета. — Думаешь, все? — Тот, что говорит об особых видах на меня, он сообщил после твоего ухода. — Вот как?— удивился Мальсибер,— и что ты сама об этом думаешь? Мэри пожала плечами. — Да ничего особенного, тем более что те слова остались лишь словами. — А если бы повелитель попытался претворить свои планы в жизнь? — С радостью помогла бы ему в этом начинании,— ответила Мэри с сарказмом. И тут же добавила, увидев гримасу Мальсибера,— ты же прекрасно знаешь, что всеми силами попыталась бы ему помешать. — Ну, разумеется. Но получилось бы? Ты ведь знаешь, что по правилу он может сделать с тобой все, что ему угодно, без особого на то повода, причем даже в моем присутствии, и я не буду иметь права тебе помочь? Поэтому-то я и не сказал тебе правду – смогла бы ты спокойно спать, зная такое? — Думаешь, неведение лучше? — Ну, хорошо, я обрисую примерную ситуацию,— Мальсибер сделал паузу и продолжил, блестя глазами,— представь, что мы в твоей комнате наслаждаемся обществом друг друга, думаем, что нам никто не может помешать. И в самый напряженный момент, когда наши желания, казалось бы, начинают исполняться и накатывает блаженство, дверь распахивается, и в комнату входит Темный Лорд. По его приказу я покидаю тебя, не завершив начатое, а он занимает мое место…. И, так как ты, сгорая от дикого желания, жаждешь только одного – дойти до конца, и уже не важно, с кем, то, разумеется, не будешь противиться его ласкам, какими бы ни были твои чувства к повелителю. Мэри было хотела возразить, но, представив только что описанное Мальсибером во всех красках, тут же поняла, что он прав – неудовлетворенное желание не оставило бы ей выбора, решив все за нее. — Возможно, он доставит тебе такое удовольствие, что ты просто потеряешь голову от страсти, и думать забудешь обо мне,— в голосе Мальсибера явно звучала горечь,— и винить тебя будет не в чем – никто ведь не будет принуждать тебя, ты сама сделаешь свой выбор. — А вдруг Волан-де-Морт не сможет оправдать мои надежды?— возразила Мэри,— и вообще, нужно быть не просто искушенным в Темной магии, чтобы так подгадать, и войти в мою комнату в нужный момент. И дверь будет закрыта. — Неужели ты думаешь, что разрушить твои охранные заклинания повелителю не под силу?— недоверчиво хмыкнул Мальсибер,— даже нам это – раз плюнуть, не говоря уж о нем… Мэри закатила глаза, воскликнув с раздражением: — Как же тебе нравится нагнетать обстановку, Мальсибер! Какой-то безграничный пессимизм, ничем не оправданный! Тебе что, сам Волан-де-Морт сообщил то, что его непременно нужно будет ждать в одну из тех ночей, когда мы с тобой будем заниматься любовью? Нет? Так что же ты тогда так волнуешься, и все напрасно? Может, знаешь что-то такое, что я не знаю? Мальсибер отрицательно покачал головой, но Мэри не остановилась на достигнутом, продолжая в том же духе: — И, следуя своим страхам, ты решил какое-то время держаться подальше от меня? Чтобы предотвратить непоправимое? Причиняя тем самым страдания мне и страдая сам? По-моему, это эгоистично – принцип «не мое, значит, ни чье». Нельзя же так жить – в постоянном страхе за себя и свое счастье. Нужно быть выше этого, и тогда беда обойдет тебя стороной, и пойдет искать других пессимистов, что дадут тебе фору. Она замолчала, раздумывая, чем еще можно убедить Мальсибера, но тот не дал ей вновь заговорить, спросив с величайшей долей сомнения: — Хочешь сказать, что одна только надежда на лучшее станет помехой чьим-либо злодейским замыслам? Мэри энергично кивнула, радуясь, что ее слова дошли-таки до Пожирателя. Тот, наконец, улыбнулся, произнес: — Что ж, думаю, стоит проверить, так ли это. Он вновь привлек Мэри к себе, и на этот раз она не стала ему препятствовать. Вся злость и обида куда-то ушли, осталась лишь безграничная нежность к этому волшебнику, что усиливалась с каждой секундой…. Казалось, их поцелуи длятся целую вечность, они никак не могли оторваться друг от друга, все чувства обострились после долгой разлуки… — Скажи, то, что Нотт сегодня слишком занят для тренировок со мной – правда, или же ты это выдумал?— поинтересовалась Мэри, мягко отстраняясь от Мальсибера. Тот усмехнулся, покачал головой: — Неужели ты думаешь, что я готов позволить кому-либо наказать тебя по моей вине? Конечно же, слова о Ноте – правда. — А остальное? — Дай-ка подумать…— Мальсибер сделал вид, что серьезно задумался, и прекратил ломать комедию, только ощутив мощный удар под ребра. — Аккуратнее, Мэри, так и убить недолго! Тебе нужно отучиться руки распускать! — Должна же я как-то держать тебя в узде,— ухмыльнулась Мэри в ответ, вновь, но уже с меньшей силой, толкнув Пожирателя,— не то ты выйдешь за рамки дозволенного даже сильнее, чем я, а уж я-то, поверь, не выношу конкуренции. Мальсибер вопросительно поднял брови, а после волшебница внезапно ощутила себя лежащей на прогретой земле, опрокинутая коварным ударом Пожирателя, что сейчас возвышался над ней с весьма довольным видом. Сверкнув глазами, Мэри замахнулась для пощечины, но ее рука на полпути была перехвачена сильной рукой Мальсибера – тот, не мешкая, прижал ее руку к земле одновременно со второй рукой во избежание новых неожиданностей. Казалось, победа на его стороне, но нет – Мэри извернулась, скинула с себя Пожирателя, оттолкнув подальше ударом в спину. Тот пропахал носом землю, но уже через мгновение вскочил, и, горя жаждой мести, кинулся на волшебницу, что отбежала на пару шагов. Она не успела отскочить и вновь оказалась на земле, ощущая на себе тяжесть тела Пожирателя. Тот все вжимал и вжимал ее в землю, сламливая ее сопротивление, глаза его воинственно сверкали…. Внезапно их блеск стал иным, более ярким, а руки начали ласкать тело волшебницы. Мэри ощутила накатывающее на каждую клеточку ее тела блаженство, но те ветки, что по всей спине врезались в кожу, прокалывая одежду, не дали ей уйти в это чувство целиком, заставив отвести жадные, в одно мгновение ставшие бесстыдными, руки Пожирателя. Но Мальсибер, казалось, даже не заметил сопротивления волшебницы – с все увеличивающимся вожделением он продолжал начатое, попутно торопливыми и резкими движениями срывая с нее одежду. — Прекрати, мне же больно!— крикнула Мэри – колючие ветки и мелкие камешки до крови ранили кожу на спине, больше не встречая какой-либо преграды на своем пути. Мальсибер будто не услышал ее – с ужасающим остервенением он, как и она, полностью оголившийся, уже пытался соединиться с Мэри, невольно своими непроизвольными, резкими движениями причиняя ей еще большую боль. Какое уж тут наслаждение? Теперь волшебница хотела только одного – чтобы Мальсибер, наконец, остановился, и прилагала все усилия к этому. Извивалась всем телом, срывала горло в крике, мешая мольбы с угрозами, пускала в ход руки…. И все напрасно – Мальсибер словно ослеп и оглох на время, которое нужно будет для его полного удовлетворения, превращаясь в одно мгновение в насильника. Изрыгая проклятия, Мэри в гневе дернулась так, что на миг железные объятия жадных рук разомкнулись. Всего на миг, но ей этого хватило – она ударила Мальсибера что есть силы кулаком в лицо, столкнула с себя, и, вскочив на ноги, пробежалась торопливым взглядом по земле в поисках волшебной палочки. — Что-то потеряла? — воскликнул Мальсибер насмешливо, демонстративно прокрутив волшебную палочку Мэри меж пальцев. На одно ужасное мгновение волшебнице показалось, что тот ее сейчас сломает, но нет – Пожиратель просто откинул ее в сторону как бесполезную деревяшку. Мэри, было, побежала в ту сторону, движимая слепой надеждой, но тут же ощутила себя в железных объятиях – Мальсибер явно не хотел, чтобы она добралась до своей палочки. Отчаянно отбиваясь, Мэри со всей силы наступила на ногу Мальсиберу, и тот, издав вопль боли, отпустил ее. Она немедленно отскочила на десяток шагов, держа в правой руке поднятую с земли узловатую палку, с ненавистью и открытой угрозой глядя на Пожирателя, что застыл как бы в нерешительстве. — Не зря Руквуд говорил, что я совершенно не знаю, какие на самом деле Пожиратели смерти,— произнесла Мэри голосом, в котором сквозил холод,— но теперь-то я уверена – все вы считаетесь только со своими чувствами и желаниями. И совершенно забываете на пути их исполнения о том, что окружающие вас люди – не бездушные статуи, а живые существа. — Неужели было так больно?— спросил Мальсибер с насмешкой,— подумаешь, несколько веточек…. Насколько я помню, в первый раз, когда мы с тобой отдавались друг другу на этой же поляне, тебе не помешали такие мелочи. А значит, сейчас проблема не в этом. — Разумеется, не в этом, но тебе самому не понять ее суть. Я говорила не о телесной, а о душевной боли – ведь до недавнего времени я считала, что что-то значу для тебя, но, видимо, это был всего лишь самообман. Ну что ж, сейчас ты видишь, что я не бездушная кукла и понимаешь, что после произошедшего только что между нами больше ничего не может быть. Мальсибер в ответ лишь зло расхохотался: — Не может быть? Значит, ты решила, что можешь бросить меня? Наверное, ты просто не знаешь, что едва моим соратникам станет это известно, никакая защита не спасет тебя от их напора! — Оставь свои угрозы себе, меня они больше не задевают!— фыркнула Мэри пренебрежительно,— все кончено, Мальсибер, и мне плевать, какие последствия будут от моего решения, с тобой я не останусь, тем более из-за защиты, что не защищает от тебя! — А где же свидетели, что обязательно должны присутствовать при таком заявлении? Правило, Мэри, не даст тебе возможности порвать со мной так просто, а до особняка не так уж и близко, даже если ты решишь бросить здесь и свою волшебную палочку, и, что не менее важно, одежду. У меня нет никакого желания отпускать тебя по собственной воле, а раз так, как покровитель я приказываю тебе остаться. — И позволить тебе изнасиловать меня?— дополнила Мэри с сарказмом, едва справилась с наплывающим гневом,— можешь говорить что хочешь, но добровольно на подобное я не пойду. — У меня найдется, чем тебя переубедить,— Мальсибер уже держал в руке волшебную палочку. Мгновение – и воздух прочертила черная черта заклятия, стремясь поразить Мэри. Волшебница спешно отскочила, и со всей злости метнула в Пожирателя палку, что до этого была у нее в руке. Красный всполох заклинания... И палка, объятая огнем, не долетев до цели, горячим пеплом осыпалась на землю. Мальсибер язвительно усмехнулся, и вновь поднял палочку. Мэри не стала дожидаться, пока новое его заклинание поразит ее, и метнулась влево, надеясь на то, что ей удастся, петляя меж деревьев, добежать до особняка. Спиной она ощутила огненную волну и пригнулась, спасаясь от обжигающего жара. Вновь поднялась, побежала... Но, сделав два шага, Мэри споткнулась об узловатый корень. Со всей силы впечаталась в твердую землю, и, казалось, потеряла сознание. Но тут же, придя в себя, со всей быстротой перевернулась на спину, ощущая резкую боль в ноге. На одно безумное мгновение Мэри показалось, что Мальсибер больше не преследует ее, но тут из-за близстоящего дерева показался его силуэт, приближающийся к ней, распростертой на земле, беспомощной, быстрым шагом. Попыталась подняться и вновь упала из-за вывихнутой правой ноги. Не сбежать, не спрятаться, а ее мучитель уже совсем близко… Чувство безнадежности наполнило душу, и как в ответ грудь обжег сухим жаром оживший медальон, населяя ее разум некими словами. Бессознательно сжав пылающий кружок медальона в ладонях, она прошептала их в отчаянной надежде хотя бы на исцеление. Медальон обжег ей пальцы, затем его тепло стало иным — мягким, почти не ощутимым. Миг острого разочарования, что тут же сменяет недоумение от неспособности двигаться – заклинание Мальсибера, увиденное ею в последний миг, погасило всю надежду, оставив только смотреть на язвительно ухмыляющегося Пожирателя, празднующего победу. Вот он откидывает волшебную палочку за ненадобностью, бросается на нее, беззащитную, способную лишь быть безмолвной жертвой, что должна утолить его низменные желания. Мэри попыталась зажмуриться, чтобы не видеть искаженного гримасой вожделения лица, но спустя мгновение была рада, что ей это не удалось – Пожиратель, едва прикоснувшись к ней, был отброшен неизвестной силой в ближайшее дерево, по толстому стволу которого и сполз уже без сознания. Мэри, ошеломленная невероятностью происшедшего, полных десять секунд смотрела на струйки крови, медленно ползущие по виску Пожирателя, пока не поняла, что заклинание, сковывающее ее до сих пор, утратило свою силу. Осознание этого факта принесло ей вначале облегчение, затем наполнило ее душу ужасом – а вдруг силовая волна слишком мощным ударом о дерево убила Мальсибера? Ведь только в этом случае она освободилась бы от заклинания обездвиживания. Но эта мысль осталась лишь предположением – Мэри, сжав запястье Мальсибера, ощутила пульс, который свидетельствовал о том, что Пожиратель просто без сознания. Зная, что Мальсибер придет в себя нескоро, Мэри, подлечив ногу, со всей возможной поспешностью направилась на ту поляну, где осталась ее одежда и волшебная палочка. И, полностью одевшись, а после — вооружившись, вновь дошла до того места, где по-прежнему лежал без сознания Мальсибер. Спрятать его палочку в свой карман было делом пяти секунд, так же, как и оживить Пожирателя. Едва тот пришел в себя, Мэри прошептала: «Империо», подчиняя его своей воле. Под действием ее палочки Мальсибер поднялся с земли, оделся и без вопросов двинулся вперед, к особняку. «Раз ты так сильно хотел прилюдного заявления от меня, я его тебе обеспечу»,— думала Мэри, заставляя Пожирателя ускорить шаг. Вот показались освещенные окна особняка… Войдя через парадные двери, Мэри, оглянувшись в поисках хотя бы одного Пожирателя смерти и не увидев никого, решила идти в Зал собраний, рассчитывая на то, что хоть кто-нибудь там точно будет. И точно – едва она распахнула резную дверь, по-прежнему управляя каждым движением Мальсибера, как поняла, что сейчас здесь собрались все Пожиратели смерти, только что что-то обсуждавшие и теперь – с немым недоумением наблюдающие за входящей в Зал парой. — Я пришла сюда, чтобы официально объявить следующее,— произнесла Мэри громко, освобождая от заклинания Мальсибера и обводя взглядом Пожирателей смерти,— Мальсибер больше не является моим Покровителем, отныне я связана с ним не больше чем с каждым из вас. Она взглянула на Мальсибера, ожидая протестов с его стороны, но нет – Пожиратель, несомненно, услышавший последнюю фразу Мэри, чуть не кинулся на нее с кулаками, в ярости сверкая глазами, но, видимо, осознал глупость подобного поступка и сдержался. Но не сдержал слов, адресованных Волан-де-Морту, что с непроницаемым лицом наблюдал за ним и Мэри: — Я уверен, что это заявление можно считать лишь неуместной шуткой – ведь, вы, повелитель, уже слышали подобные слова, и знаете, сколько дней Мэри была верна им. Уже завтра она вновь передумает, так какой смысл… — Не пытайся решать за меня, Мальсибер,— прервал его Волан-де-Морт с неприкрытой угрозой в голосе,— как моя ученица и волшебница, которую защищает Запрет, Мэри вправе делать любые заявления, и никто, кроме меня, не может их оспаривать. Мальсибер напряженно застыл, ожидая продолжения. — Но стоит ли это делать? Ты напомнил мне случай месячной давности, но его обстоятельства были иными, чем сейчас. Один волшебник, не то же самое, что девять волшебников. Да и само заявление, как таковое, было более расплывчатым, чем сегодняшнее. Так что слова Мэри, если она действительно уверена в своем решении, я опровергать не буду. Волан-де-Морт, обратил свой огненный взгляд на волшебницу, и она, не задумываясь, произнесла: — Все сказанное мною только что останется в силе – я от своих слов не отказываюсь. Волан-де-Морт удовлетворенно кивнул: — Хорошо. Раз так, с этой минуты Мальсибер для тебя не покровитель больше, и ты вновь подчиняешься только мне. Следовательно, теперь Запрет действует и на Мальсибера, и он, я надеюсь, не забудет об этом. Его слова прозвучали подобно звону колокола, разнеслись по всему Залу и были услышаны каждым находящимся здесь. Мэри облегченно вздохнула – злоба Мальсибера теперь была бессильна, а сама она – свободна, как и раньше. И, хотя Волан-де-Морт все еще пронзал ее взглядом как бы в ожидании еще какого-либо заявления с ее стороны, Мэри ничего добавлять не стала, только положила волшебную палочку Мальсибера на стол, и, не теряя ни секунды, вышла в коридор. Она радовалась тому, что Волан-де-Морт, вопреки ее страхам, не стал оспаривать ее слова, был объективен и даже снисходителен к ней, а главное – радовалась нежданному спасению из, казалось бы, безнадежной ситуации. Теперь Мэри точно знала, что это медальон вновь помог ей, подчиняясь тем словам, что когда-то усмирили тварь из Заклятого зеркала. Если бы у нее была хоть малейшая возможность понять их суть, суть всего написанного на пергаменте, что сейчас лежал в укромном месте в ее комнате…. Но совершенно ясно одно – свойства и возможности медальона гораздо шире и разнообразней, чем она может себе представить. Он показал свою мощь, когда к нему прикоснулся Руквуд, а теперь – когда Мальсибер прикоснулся к ней самой. Раз он смог защитить ее от грубой мужской силы, значит, может защитить от заклинаний? Мэри думала об этом, уже входя в свою комнату. И тут же ее мысли переключились на более важное дело – стоило хорошо защитить свою комнату от чужого вторжения, раз уж она порвала с Мальсибером. Что она и сделала, сразу после повалившись на кровать и предаваясь сну…