Сила двух начал

Следующие пять дней были такими напряженными, словно Мэри должна была освоить полный школьный курс, приложив, разумеется, не просто максимум усилий – выкладываясь так, словно от того, освоит она необходимое умение или нет, зависела жизнь всех учеников Хогвартса. Точно так же, до полной потери сознания, волшебница тренировалась в самом начале своего обучения – после стало намного легче, и только сейчас она это поняла. Поставленная Волан-де-Мортом в безвыходное положение, помня про тяжесть наказания в случае неудачи, она расходовала всю свою волю только на то, чтобы не дать себе никаких послаблений, продолжая уже заведомо безуспешные попытки даже тогда, когда Руквуд отказывался и дальше позволять ей проникать в его разум. Попутно она благодарила про себя Волан-де-Морта за то, что он запретил ей выходить из особняка – если бы она имела такую возможность, то закончила свой путь в темницах особняка, поддавшись слабости. А так она продолжала попытки, неизменно удивляя Руквуда своим упорством, и тот день на третий так зауважал ее, своего бывшего врага, что все больше и больше начал помогать ей в разнообразных мелочах, что, правда не мешало отпускать ему ехидные замечания о предстоящем ей наказании: — Я думаю, тебе уже сейчас стоит морально подготовиться к тому, что ты испытаешь дня через три,— говорил он в конец четвертого дня тренировок, во время очередного перерыва.— Сладость близости с любым из нас я описывать не буду, здесь все, в принципе, одно и то же, но больше внимания стоит уделить пыткам. Это будет не просто пыточное проклятие, нет, у нас в арсенале есть такие проклятия, после которых ты уже не будешь чувствовать свое тело. Вообрази только – дюжина проклятий пронзает твое тело, уничтожая душу… Мэри, беспрестанно слышавшая только это, вначале ужасалась, но сейчас относилась к таким словам равнодушно и даже с юмором. — Скажи еще, что ад по сравнению с таким наказанием покажется мне раем,— усмехнулась она, и тут же продолжила, не замечая удивленного взгляда Руквуда,— это будет так, словно мое тело будет терзать раскаленная лава, ядовитые когти и зубы диких животных, молнии, и другие не менее устрашающие орудия пыток. — Ты забыла разъяренных насекомых с длинными жалами, и силу земли, воды и лед…,— добавил Руквуд, досадуя, что его перебили,— а потом… — Потом я просыпаюсь и понимаю, что это был всего лишь кошмар, навеянный сказками Пожирателя смерти Августа Руквуда,— вновь перебила мага Мэри, с палочкой наизготовку поднимаясь с кресла, в котором сидела последние полчаса. Еле сдержала улыбку при обидчиво-разочарованном виде Руквуда – точь-в-точь ребенок, которого резко выдернули из сладостных грез, и, в который раз произнесла заклинание, затверженное до автоматизма. Туман перед ее внутренним взором вдруг словно испарился, сквозь его еле видные клочья проступил до боли знакомый силуэт – высокий человек изящного сложения, чья черная мантия резко контрастировала с поразительно бледным змеиным лицом, на котором горели как угли багровые глаза, выдавая ярость, что звучала и в голосе, ясном, до пронзительности высоком: — Она прогнала вас? Вы что, имели глупость явиться к ней без палочек? — Нет, милорд,— с дрожью в голосе ответил Руквуд,— мы пытались наложить на нее проклятие Подчинения, но она его избежала, и поразила нас неизвестными ни мне, ни другим заклинанием – видимо, собственного изобретения. — Что она ответила на ваше предложение? Или вы от страха забыли свою цель? — Сказала, что будет считать слова, подобные этим, лишь глупой шуткой, пока не услышит их от вас, милорд. — Вот как?— недобро ухмыльнулся маг,— что ж, думаю, стоит показать этой наделенной дерзостью и храбростью сверх меры волшебнице, что Лорд Волан-де-Морт никогда не шутит. Мы наведаемся к Мэри Моран в гости вскоре, не сейчас, чуть позже, тогда, когда она не будет к этому готова. Злорадная, предвкушающая победу улыбка Волан-де-Морта, всполох огня от камина… и вновь Мэри видит лицо Руквуда, на этот раз без следа былой ухмылки, по цвету походящее на лицо его господина, виденное ею только что, его бесплодные попытки сказать хоть что-нибудь… — Полагаю, тебе можно забыть все речи о моем скором наказании, его не будет,— произнесла волшебница громко, с торжеством и радостью в голосе, которые даже не думала скрывать – да и зачем? Только что она доказала, что может снять с себя крест, что поставил на нее Волан-де-Морт совсем недавно – теперь она получила возможность шутить по поводу оставленных без неплохого за ее счет развлечения Пожирателей смерти…. Получит, если успех, которому она теперь так радуется, не станет мимолетным, испортив ей весь настрой. — Не особо-то радуйся,— прошипел Руквуд, едва обрел способность говорить,— сейчас я просто поддался тебе, так что твой первый успех одновременно станет и последним. Но его угрозе не суждено было сбыться – не пустив Мэри в свое сознание во время ее следующей попытки, он уже не смог противостоять ее воздействию во второй раз, дав ей возможность увидеть как раз то, что нужно было – последнее задание, данное Волан-де-Мортом Руквуду. Дальнейшая их борьба шла с переменным успехом – победа Руквуда, две удачные попытки Мэри и дальше в том же духе. Правда, на следующий день поводов для торжества волшебнице стало больше, а у Руквуда больше поводов позлиться. А на шестой день Мэри, вновь одержав верх над волей Руквуда, увидела вместо обычных сцен выполнения разнообразных поручений сцену со своим участием – как она вновь пытается защитить Мальсибера от кары Волан-де-Морта, и луч, пущенный – теперь она точно знала – рукой Руквуда – заставляет ее корчиться на полу в жутких судорогах. — А я и не знала, кому обязана той болью,— задумчиво протянула Мэри, едва покинула сознание Руквуда. Тот осклабился: — Это был отличный шанс отомстить тебе, и я его не упустил. Но за достойное отмщение я это не считаю. Мэри лишь усмехнулась в ответ: — Можешь говорить, что хочешь – то, что тебе не придется терпеть пытки по моей вине уже завтра, должно возместить тебе давнее унижение и ту боль, что ты вынес по своей же вине с моей подачи. Руквуд одним своим видом дал понять, что не считает подобную плату достойной причиной перестать быть злейшим врагом Мэри, но ничего не сказал, дав волшебнице знак продолжить тренировку. Один раз, второй, третий – волшебница как тараном сметала одной своей волей защиту Руквуда, становясь свидетельницей разных сцен из его жизни. Но никакая другая сцена не повергла ее в большую растерянность, как та, что она увидела после часа тренировок. Она видела Мальсибера, что беседовал с Руквудом, и предметом беседы была она. — Значит, это произошло в лесу?— спросил Руквуд нетерпеливо. Мальсибер кивнул с чрезвычайно довольным видом: — Да, на поляне. Кто бы мог подумать, что наша новая соратница окажется настолько пылкой – я ожидал от нее отказа, сопротивления, что ли, но она ничуть не сопротивлялась и действовала с неистовой страстью, подарив мне такое незабываемое наслаждение, что я теперь могу думать только о том, когда же встречусь с ней снова. Я знаю, она меня любит, бедняжка, поэтому не откажет и вновь. — И ты готов воспользоваться ее чувствами?— спросил Руквуд,— использовать ее, не испытывая к ней ничего, кроме страсти? — Ты недооцениваешь это чувство,— покачал головой Мальсибер,— пусть оно и низко, гораздо ниже любви, но именно оно с сегодняшнего дня руководит мной. Ты бы понял меня, если бы увидел ее обнаженной – никакая выдержка здесь не помогла бы тебе, поверь. За одну только возможность просто любоваться ею я согласился бы перенести пытки. Скептицизм на лице Руквуда сменился на задумчивость, почти сразу его губы исказила злодейская ухмылка. — Остается сделать так, чтобы Мэри осталась со мной наедине, и уж тогда-то… — Тебе невероятно повезет, если так случится – а ведь нужно еще лишить ее волшебной палочки. — Здесь-то как раз нет ничего сложного – пара недопустимых в честном бою приемов, искусное притворство – и Мэри будет моей. Мальсибер недоверчиво фыркнул: — Не особо-то надейся, что она пойдет на это добровольно – скорее всего, тебе удастся взять ее только силой. — Силой так силой,— плотоядно ухмыльнулся Руквуд,— после того, что ты рассказал только что, мне не претит стать насильником. Мальсибер укоризненно покачал головой, но разубеждать соратника в принятом им решении не стал, без промедления покинув Зал Собраний. Короткий миг возвращения в реальность – и вот Мэри вновь стоит напротив Руквуда, ощущая себя преданной – Мальсибер, что когда-то, как ей казалось, любил ее, на самом деле всегда хотел лишь одного – владеть ею, и даже был согласен разделить ее, как какую-то вещь, с Руквудом! Горькие слезы отчаяния и боли потекли из глаз от одной только этой мысли, и она, опустившись прямо на ковер, глухо зарыдала, закрыв лицо ладонями. А в душе, казалось, безвозвратно сгорало что-то такое, чему не было названия, то, что позволяло Мэри надеяться на то, что Мальсибер на самом деле не такой, каким был, когда пытался изнасиловать ее. Теперь-то она точно знала, что все ее мысли о Мальсибере были даже не самообманом — иллюзией, тем, что не могло сбыться. Она сама придумала себе кого-то, кем в действительности оказался Мальсибер, охотно поддерживая ее фантазии, он добивался желаемого, и лишь тогда, когда встретил отпор, показал свою истинную сущность. От горьких дум Мэри отвлекла рука, что легла на плечо, желая ее приободрить – волшебница подняла мокрое от слез лицо – Руквуд стоял рядом, и все его выражение говорило о сожалении. — Именно поэтому повелитель сделал меня твоим учителем – он знал, что когда ты овладеешь легилименцией, увидишь это. — Его радует мысль о моих страданиях?— недоверчиво спросила Мэри с ужасом в голосе. Руквуд в ответ лишь пожал плечами. — Вряд ли, иначе он бы пожелал присутствовать во время наших уроков. Я думаю, он хочет убить в тебе всякую надежду на любовь, во всяком случае – на любовь Пожирателей смерти, и, как следствие – полностью лишить тебя личной жизни – ведь, зная, что нас ведет лишь наша страсть, и ничто больше, ты никогда не сможешь полюбить кого-то из нас. Он действует лишь в своих собственных интересах – любовь отнимает много сил и времени, не дает думать ни о чем, кроме любимого, а если ее нет – значит, человек будет тратить все свое время на что-то другое. В твоем случае – на выполнение приказов повелителя. — Не слишком он добр по отношению ко мне,— сказала Мэри глухо, стирая последние слезы и поднимаясь на ноги,— впрочем, может ли он быть добр вообще? Вряд ли. Я уже пришла в себя, давай продолжим тренировку. На лице Руквуда отразился такой скептицизм, словно он считал, что Мэри вновь вот-вот разрыдается, но перечить не стал. Тренировка продолжилась, и теперь волшебница, ощущая, что ее внутренности словно заморозились, намного легче проникала в сознание Руквуда, вновь и вновь видя сцены, которые не были предназначены для нее, но которые ее теперь совершенно не задевали. Еще пару раз она видела себя – во время посвящения в ученицы, и на следующий день, во время завтрака с Пожирателями смерти. Руквуд, что не сумел ни разу помешать Мэри проникать в его сознание, после трех часов тренировки признал, что дальнейшее продолжение бесполезно, и волшебница, ощущая противоречивые чувства облегчения и растерянности, уже через пару минут была в своей комнате, размышляя над тем, чем же ей теперь заняться. Эти размышления были непродолжительными – Мэри, ощущая дикую усталость и зная верный способ избавления от нее, немедленно рухнула на кровать, отдавшись во власть сна. Тот сон, что приснился ей, стал высшей наградой за все старания – великолепный Златогривый единорог, чью гриву трепал злой ветер, стоял среди своих сородичей, точь-в-точь похожих на него, и, казалось, выглядывал кого-то среди плотно сомкнутых ветвей, нетерпеливо взрывая землю копытом. Мэри проснулась, так и не узнав, дождался ли того, чего хотел Пламень, и, ощущая смутное чувство разочарования, кинула взгляд в сторону окна – солнце вот-вот должно было скрыться за кронами деревьев, и сейчас посылало прощальные лучи земле. Вздохнув, она подумала, что было бы неплохо прогуляться по Безмолвному лесу – как она по нему соскучилась! Но – увы! она прекрасно помнила запрет Волан-де-Морта на выход из особняка, и нарушать его не собиралась, прекрасно зная, чем это может ей грозить, и, взяв в руки одну из своих любимых книг, сосредоточила все свое внимание на ней. Вскоре, правда, ей пришлось прерваться – требовательный стук в дверь известил ее о нежданном госте, и заставил подняться с кресла, что бы узнать, кто именно так жаждет ее общества сейчас. После короткого: «Войдите», дверь открылась, впуская в комнату Волан-де-Морта – того, кого Мэри совершенно не ждала. Видимо, изумление нежданным визитом учителя было прямо-таки написано на ее лице – его губы немедленно изогнулись в издевательской усмешке: — Я решил не тянуть с проверкой – услышал о том, что ты полностью освоила легилименцию. Или Руквуд солгал? — Нет,— покачала головой Мэри, придя в себя,— кому, как не ему знать, чего я достигла в освоении этого необычайно сложного умения. — Осталось только подтвердить его слова. Волан-де-Морт одним жестом дал Мэри понять, что она может приступать, и волшебница, чуть выждав, атаковала разум Волан-де-Морта, предварительно собрав всю свою волю в кулак. Надежда на победу была, но сама победа стала для Мэри неожиданностью – она сквозь туман увидела Волан-де-Морта, на лице которого было написано такое торжество, словно сбылась его заветная мечта, а в руках он держал небольшую золотую чашу, внешне ничем не примечательную. Безграничная радость словно ослепила на миг Мэри, еще мгновение – и волшебница, не выдержав давления Волан-де-Морта, была вытолкнута из его сознания в действительность. Но эта действительность была такой, что волшебница немедленно испытала острое желание оказаться в любом другом месте, подальше от Волан-де-Морта, чье лицо исказилось невероятной, почти животной, ненавистью и злобой. От мага исходило сейчас столько темной силы, что, будь она материальна, Мэри давно бы уже лежала бездыханной. — Твое умение сослужило тебе плохую службу,— прошипел маг, буквально уничтожая Мэри яростным взглядом своих багровых глаз,— ты узнала то, что знать не должна была, и теперь поплатишься за это. Мэри, ожидая пыток, в надежде тихим шепотом произнесла мольбу о помощи медальону, сжав его в ладонях – Волан-де-Морт, видимо, подумал, что она молится. Злорадно и издевательски улыбаясь, он направил на нее волшебную палочку, посылая луч проклятия, но тот, вместо того, чтобы поразить Мэри и стереть ее память, словно растаял, едва коснулся невидимой ранее защитной сферы, что проявилась, впитывая заклинание. Волшебница облегченно перевела дух, гадая, что предпримет Волан-де-Морт – в выражении лица мага секунд пять боролась злость и изумление, затем, когда оно стало просто непроницаемым, он, наконец, произнес: — Значит, я был прав – твой медальон действительно может ограждать тебя от заклинаний. Неужели поход по улицам Лондона имел успех, и ты расшифровала тот пергамент? Мэри кивнула с довольным видом: — Да, как бы это странно ни звучало. Мне тогда необычайно повезло, так что теперь я знаю все, что только можно знать о своем медальоне. — Что же именно тебе удалось выяснить?— спросил Волан-де-Морт небрежно, но его почти ощутимый интерес к этому вопросу выдали жадно блеснувшие от нетерпения глаза. Мэри, зная, что тот ее не сможет заставить говорить против воли, лишь усмехнулась, покачав головой: — Тебе это знать ни к чему – медальон имеет отношение только ко мне. Ее ответ не был дерзким, но привел Волан-де-Морта в бешенство – яростно сверкнув глазами, он резко взмахнул палочкой, стремясь завладеть разумом Мэри, но она была к этому готова, и атака Волан-де-Морта была отражена ее волей, что за последнюю неделю стала намного сильнее. Она даже чуть было вновь не проникла в разум мага, но тот, гневно зарычав, мгновенно вытолкнул ее из своего сознания. — Я должна сказать вам спасибо, повелитель,— обратилась Мэри к нему с необыкновенной, не свойственной ей вежливостью,— если бы не то наказание – недельный запрет на выход из особняка, я бы отправилась в темницы уже завтра, а так… Она многозначительно промолчала, наблюдая за бессильной яростью Волан-де-Морта – он, было, собрался метнуть в Мэри еще одно заклинание, но вдруг раздумал, и сказал уже ровным голосом: — Что ж, я рад, что ты так хорошо освоила легилименцию – теперь для тебя любой разум будет открыт. За исключением моего сознания. Он посмотрел на Мэри со значением, и она поняла, что Волан-де-Морт хотел сказать – эпизод с чашей должен быть забыт ею. Она кивнула, показывая, что не собирается спорить с ним, и, когда Волан-де-Морт уже направился к двери, поспешно спросила: — А как же награда за усердие? Волан-де-Морт, повернувшись, окинул Мэри изучающим взглядом, от которого ее сначала бросило в холод, а потом – в жар, словно оценивал, чего она достойна, и неспешно подойдя к ней вплотную, выдохнул: — Награда… по твоему усмотрению. Мэри показалось странным такое великодушие, поразившее ее больше, чем мгновенная перемена настроений Волан-де-Морта, что, сейчас не отрываясь, смотрел в ее глаза. Волшебница не смогла понять значение его взгляда, что вмиг лишил ее способности говорить, словно маг просто ждал чего-то от нее. Внезапно она вспомнила истинную причину назначения Руквуда ее учителем, но сейчас это совершенно не задело ее – настолько ее заворожил пристальный взгляд багровых глаз, что будто манил куда-то, безмолвно, но одновременно явно. — Ну, так что?— ухмыльнулся Волан-де-Морт, прерывая затянувшееся молчание, но все так же гипнотизируя взглядом Мэри,— неужели передумала? Или так много вариантов, что никак не можешь выбрать один? — Почему же, нет,— пожала плечами волшебница,— достаточно будет одной возможности вновь свободно гулять по тропам здешнего леса. -Так мало?— удивился Волан-де-Морт,— я ведь говорил о недельном запрете, его срок уже истек. Так что можешь пожелать чего-нибудь другого. — Как насчет ночи с тобой?— предложила Мэри лукаво, повинуясь внезапному порыву. Реакция Волан-де-Морта на ее слова была довольно странной – улыбнувшись какой-то кривой улыбкой, он отрицательно покачал головой, словно знал, что слова волшебницы были всего лишь шуткой. — До некоторых пор это было наказанием, теперь же ты возводишь наказание в награды?— недоверчиво спросил Волан-де-Морт,— переоценка ценностей? — Ну да,— подтвердила Мэри серьезно, безгранично удивив этим Волан-де-Морта,— это будет наградой и тебе, как отличному учителю, и мне, как успешной ученице – или ты уже не хочешь этого? — Еще неделю назад ты отказывалась от близости со мной, сейчас – чуть ли не умоляешь об этом. Неужели настолько разочаровалась в моих подчиненных? — Не хочешь – заставлять не буду,— равнодушно пожала плечами Мэри, отворачиваясь от Волан-де-Морта,— не люблю навязывать свое общество. Ее безразличие словно заставило Волан-де-Морта проснуться – и он, обняв ее за талию, мягко, но в то же время настойчиво повернул волшебницу к себе лицом, вновь пронзая ее чарующим взглядом. — Ты и в самом деле хочешь этого?— с недоверием поинтересовался он совсем тихо, не разжимая объятий, из которых Мэри почему-то даже не хотелось вырваться,— подумай хорошенько, чтобы потом не пожалеть. Вместо ответа Мэри, уже не в силах бороться с таким знакомым, но все же новым для нее чувством, со всей страстью, на которую была способна, поцеловала мага в губы, обвив его шею руками. Тот после секунды замешательства ответил на ее поцелуй, после чего волшебница окончательно потеряла голову – осыпая Волан-де-Морта поцелуями, она принялась срывать с него одежду, попутно оголяясь сама. Тот пришел к ней на помощь, но уже в конце, когда она была готова соединиться с ним, сгорая от овладевшей ее существом дикой, невиданной ранее страсти, Волан-де-Морт остановил ее решительным движением руки. — Тебе лучше остановиться. — Почему?— спросила Мэри, не ожидавшая подобного, всей душой и телом желая продолжения. — В тебе говорит страсть, когда она пройдет, ты пожалеешь об этом. И Волан-де-Морт уже окончательно отстранился от нее, принявшись собирать свои одежды. Мэри со странным чувством отрешенности наблюдала за тем, как он неторопливо одевается, даже не пытаясь ему помешать. Теперь, когда он не смотрел на нее, она начинала жалеть о своем опрометчивом поступке. — Зачем тогда ты околдовывал меня?— воскликнула она гневно, заставив Волан-де-Морта повернуться,— хотел проверить, устою я или нет перед твоими чарами? Почему же не воспользовался выпавшим тебе случаем? Неужели половой акт тебе доставляет наслаждение только тогда, когда ты вынужден брать свою жертву силой, уподобляясь в этом своим подчиненным? Или тебе просто доставляет неимоверную радость мысль о том, что ты смог справиться со своим желанием, а я – нет? Поток бесконечных вопросов словно бурлил в ней, но был остановлен словами Волан-де-Морта: — Не думай, что я отказываюсь от близости с тобой так легко. Я знаю, что будет, если мы оба поддадимся своим низменным желаниям – мы не сможем думать ни о чем, кроме постоянного единства друг с другом. Так рухнут все мои планы, а я этого не хочу. Так что тебе придется смириться. — А раньше ты об этом подумать не мог?— не удержалась от еще одного восклицания Мэри,— до того, как принялся обольщать меня? — Не думал, что все получится,— пожал плечами Волан-де-Морт,— а сейчас мне лучше всего уйти. Он, было, протянул руку к двери, но не успел коснуться дверной ручки, когда дверь, повинуясь заклинанию Мэри, с глухим скрипом закрылась так крепко, что теперь ее можно было выбить лишь с тараном. Волан-де-Морт медленно повернулся, и тут же с шипением схватился за щеку, обожженную ударом Мэри. А волшебница вновь, с искаженным злобой лицом поднимала руку, но ее тут же перехватил Волан-де-Морт, чье лицо было спокойнее, чем всегда. — Теперь ты знаешь, какие страдания причиняет неудовлетворенное желание,— сказал он, и губы его изогнулись в торжествующей усмешке. Мэри, поняв, наконец, его замысел, в гневе сверкнула глазами: — Так вот чего ты добивался! Значит, если бы я тогда не отказала тебе, тех доводов, что ты привел сейчас, не было бы? — Ну да,— подтвердил маг,— а сегодня жажда мести взяла верх над вожделением. Ты не представляешь, как приятно было видеть твое унижение, мольбу, светящуюся в глазах… Он негромко рассмеялся, доведя Мэри до крайней стадии бешенства, но она была бессильна в своей злобе – Волан-де-Морт был намного сильнее ее, оставляя волшебнице лишь смотреть на то, как он празднует победу. — Но, так и быть, я смогу завершить начатое, если услышу всю правду о твоем медальоне,— сказал он заманчиво, одновременно лаская Мэри так, что она почти согласилась, изнывая от желания, что вновь стало нестерпимым. Но одна мысль о том, что ее отказ разозлит Волан-де-Морта, значительно отрезвила ее. — Ни за что!— воскликнула она, пытаясь вырваться, но Волан-де-Морт не сдавался – соединив всю нежность и страсть, на которую был способен, в пальцах рук, что беспрестанно бегали по всему телу Мэри, вновь затуманивая ее разум, он, казалось, медленно пытал ее теми ласками, которых она так жаждала. — А теперь?— выдохнул он, когда они оба были на кровати, и Мэри уже еле сдерживала рвавшиеся из груди стоны наслаждения. Но, несмотря на это, несмотря на всю ту страсть, что, казалось, сжигала ее без остатка, она нашла в себе силы покачать головой, но это Волан-де-Морта не устроило – не прекращая движения своих рук, он произнес категорично: — Я поверю в это, если только услышу отказ – не иначе. — Нет…— прошептала Мэри еле слышно, но ее слова не были услышаны Волан-де-Мортом – добиваясь от волшебницы своего, он все же не мог не видеть ее столь желанного тела, не смог и на этот раз так легко отказаться от близости с ней. Скинув с себя остатки одежды, он нетерпеливо соединился с ней, вызвав у Мэри громкие стоны – она знала, что победила, и готова была сделать все, чтобы погасить, наконец, сжигавший ее огонь безудержной страсти. Наслаждение все нарастало и нарастало, как и ритм их общих движений в конвульсиях сладострастия – волшебница уже едва могла видеть пылающие от вожделения глаза Волан-де-Морта, похожие в тот миг на вспыхнувшие угли, и уже едва слышала свои собственные, становившиеся все громче, протяжные стоны – так громко стучала кровь в висках. И, в тот момент, когда пришло удовлетворение, которого Мэри так жаждала, внезапно, впрочем, как всегда, острая, словно от удара охотничьим ножом, боль пронзила ее сердце, возвестив о приходе очередного приступа. Прерывая конвульсии похоти, в которых все еще неистово сокращался каждый мускул ее тела, она попыталась разомкнуть объятия Волан-де-Морта, что были сейчас точно стальные, но ничуть не преуспела – тот словно бы забыл о ней, растворившись в мгновенно пришедшем наслаждении. Мэри отчаянно дернулась, волна ужаса затопила ее душу, она подумала, что ей суждено умереть, испытывая одновременно и боль, и наслаждение, и тут ощутила, как руки Волан-де-Морта разжимаются. Не глядя на изумленное лицо мага, волшебница в один прыжок достигла столика, на котором стояло противоядие, и, по-быстрому вынув пробку, выпила зелье, минуту после этого неподвижно оставаясь на месте. — У тебя что, всегда так?— недоуменно поинтересовался у нее Волан-де-Морт, наблюдая сие действо, привстав с кровати,— весьма необычный недуг – приходит лишь в минуту плотского наслаждения! Что-то не слышал это от Мальсибера… — Это потому, что такого никогда не было,— фыркнула Мэри,— странно, что приступ пришел именно сейчас… Волан-де-Морт не дал ей договорить – вновь заключив ее в объятия, он жадными руками принялся ласкать ее тело, доставая до самых сокровенных его уголков. Волшебница закрыла в блаженстве глаза, отдаваясь во власть этих волшебных рук, позволяя им утянуть ее вновь на кровать. И вновь они предались утолению страстей, и Мэри, вначале сдерживающая себя из-за страха повторения приступа, в конце концов, плюнула на все тревоги, отдаваясь Волан-де-Морту без какого-либо сопротивления и до конца, заставляя и его стонать от наслаждения, содрогаясь все сильнее вместе с ним в конвульсиях страсти. На этот раз блаженство, пришедшее в конце, не омрачила никакая боль, и Мэри ощутила себя счастливее, чем когда-либо. «Мальсибер был прав,— пронеслось в ее сознании,— Волан-де-Морт подарил мне такое наслаждение, которого я раньше не испытывала». — Спасибо тебе,— еле слышно прошептала она, едва смогла говорить,— это было восхитительно. — И я не прочь еще раз добиться от тебя этих слов,— сказал Волан-де-Морт, поддерживая Мэри, без промедления сливаясь с ней в долгом поцелуе… …— Знаешь, пожалуй, в благодарность за сегодняшнюю ночь я расскажу тебе о медальоне,— вдруг сказала волшебница, вырывая Волан-де-Морта из сонного забытья. Он тут же, забыв про такой долгожданный отдых, приподнялся на локте, переспросив нетерпеливо: — Серьезно? Ну что же, приступай, я слушаю. Он со всем возможным вниманием выслушал все то, что она ему сказала, и после, задумчиво прищурившись, переспросил: — Значит, Медальоном Златогривого Единорога может обладать только человек, на чьей вине нет ни одного убийства? Мэри кивнула с довольным видом, и, видя его разочарование, поспешила уточнить: — Но, оставаясь владелицей медальона, я не являюсь его истинной хозяйкой – ею станет только дочь потомков рода Гриффиндора и Слизерина, если, разумеется, родится. — Вероятность, что наследник Слизерина встретится с потомком Гриффиндора даже меньше нуля,— подтвердил Волан-де-Морт слова Мэри,— сейчас узнать, чей ты потомок, почти не представляется возможным. — Быть может, внешне разные пути уже пересеклись, только родители преемницы Марго об этом не знают,— произнесла волшебница задумчиво,— живут себе спокойно в какой-нибудь деревне, наслаждаются жизнью… — Только не говори, что ты с этого дня начнешь искать эту пару,— скептически фыркнул Волан-де-Морт,— и что добровольно передашь медальон Единорога им, точнее – их дочери. Мэри его слова немного удивили. — Зачем мне это? Мне, что, своих забот не хватает? — Кстати о заботах,— перебил ее Волан-де-Морт,— нам пора прояснить кое-что. — Что же? — Чем для нас обоих стала эта ночь, разумеется. — Ты говоришь о том, стоит ли продолжать подобные отношения?— спросила Мэри, и, увидев кивок Волан-де-Морта, пожала плечами,— а почему бы и нет? Я ничуть не разочаровалась в том, что все-таки стала твоей любовницей, и готова... — Встать под мою защиту? Ты уверена в этом? Мэри кивнула. — Да. А ты, что ли, против этого? Волан-де-Морт, блеснув глазами в темноте, насмешливо ухмыльнулся. — Кто же откажется от такого подарка судьбы?— спросил он в пустоту, и подкрепил свои слова, неистово поцеловав Мэри в губы. Одновременно его руки начали свое очередное путешествие по ее телу, что немедленно отозвалось на ласки вновь зарождающимся желанием. Волшебница знала, что этот остаток ночи будет для них двоих необычайно сладким и очень коротким, и тут же все ее мысли утонули в первом водовороте блаженства, за которым последовали и другие, более мощные, почти уничтожающие, и поэтому особенно приятные… Пробуждение было весьма необычным – Мэри, едва открыв глаза, увидела на своем плече голову Волан-де-Морта, и чуть не завопила от ужаса. Правда, почти сразу опомнилась и начала трезво смотреть на вещи. Тот факт, что Волан-де-Морт провел с ней эту ночь, стал постепенно забавлять ее, и она, не желая будить спящего мага, прошлась внимательным взглядом по его такому безмятежному лицу. Теперь, когда отсвечивающие багрецом в дневные часы глаза были закрыты, а губы не изгибались в издевательской усмешке, Мэри было даже приятно смотреть на это змеиное лицо, обладатель которого стал ей так дорог всего за одну ночь. Она невольно задумалась, чем Волан-де-Морт себя так изуродовал, но ответа, разумеется, не нашла, и знала, что у нее не хватит духа расспрашивать Волан-де-Морта об этом. Ласково провела ладонью по его щеке, и чуть вздрогнула, услышав так внезапно раздавшийся недовольный голос мага: — Что, вновь сгораешь от нетерпения? — Нет. Наслаждаюсь близостью с тобой,— ответила Мэри с нежностью в голосе. В ответ ей донеслось скептическое фырканье мага, что наконец-то открыл глаза. Увидев выражение лица волшебницы, он недоверчиво протянул: — Я думал, так можно смотреть лишь на тех, у кого лицо чуть симпатичнее обычных – мое же лицо, по-моему, намного непригляднее прочих. — Так вот зачем ты себя так изуродовал – чтобы ни одна волшебница на тебя не заглядывалась!— воскликнула Мэри с таким торжеством, словно разгадала самый большой секрет Волан-де-Морта. Тот лишь усмехнулся: — Рад бы сказать, что так оно и есть, но нет – причины столь непонятного тебе поступка кроются совершенно не там, где ты их ищешь. Когда-то с помощью своей внешности я неплохо очаровывал тех волшебниц, что обладали какой-либо нужной мне вещью, но эта очевидная выгода намного померкла перед другой, которой я достиг, одновременно приобретя то лицо, что ты лицезреешь сейчас. Меня немного удивляет то, что у тебя уже не вызывает отвращения моя внешность. — Вообще-то, такого чувства, как отвращение, ты у меня никогда и не вызывал,— возразила Мэри,— вспомни нашу первую встречу, и ты поймешь, что я права. Была лишь легкая неприязнь, усиливающаяся время от времени, но сегодня… Она не договорила, предоставляя Волан-де-Морту самому догадаться о содержании всего того, о чем она умолчала. — Вижу, ты не передумала, и теперь точно не изменишь свое вчерашнее решение. Меня это, разумеется, только радует, но сейчас, по-моему, лучше задуматься о чем-то другом. — О продолжении моего обучения?— спросила Мэри. — Именно. Скорее всего, я вновь, как неделю назад, назначу какого-нибудь свободного Пожирателя смерти твоим временным учителем. Кого именно – ты узнаешь завтра, приходи как всегда в одиннадцать, в Зал Собраний. Сказав, что хотел, Волан-де-Морт собрался покинуть объятия Мэри, но она не хотела так быстро отпускать его, и, вновь обвив его шею руками, впилась в его губы страстным поцелуем. Тот было хотел вырваться, но вскоре уже сам целовал ее с все возрастающей страстью, переходя от губ к шее, груди, все дальше и ниже…. Но все же сумел остановиться, и с укоризной сказал: — Ну, я же говорил – теперь ты целыми днями будешь думать только о том, чтобы вновь оказаться в моих объятиях. — Вовсе нет,— возразила Мэри,— между прочим, это ты, а не я, сейчас не сдержал своих желаний, я лишь хотела попрощаться. — И спровоцировала меня. — Могу охладить твой интерес ко мне,— предложила Мэри неожиданно,— дотронься до медальона, и тебе вряд ли когда-то еще захочется ко мне прикоснуться. Волан-де-Морт, насмешливо ухмыльнувшись, коснулся пальцами серебристого кружка, но тот никак на этот жест не отреагировал, оставаясь подобием обычной безделушки, что позволило магу едко заметить: — Зря ты это сказала – ведь если бы не твое утверждение о том, что лишь ты можешь носить медальон, он был бы уже у меня. — Но я же знала, что он тебе ни к чему, просто хотела проверить свою теорию о том, как медальон реагирует на различных волшебников – так же как и я, или нет. Теперь я знаю, что пока я симпатизирую тебе, он тоже ни за что не направит свою силу тебе во вред,— парировала Мэри, и, уклонившись от поцелуя Волан-де-Морта, с насмешкой произнесла,— тебе, кажется, нужно было идти куда-то? Или я тебя неправильно поняла? — Нет, все верно,— подтвердил Волан-де-Морт слова волшебницы, и, еле оторвав от нее свой горящий взгляд, принялся одеваться,— но не рассчитывай на пощаду – я буду здесь вновь после того, как солнце полностью скроется за горизонтом, и возьму то, что мне отныне принадлежит по праву. Бросив последний прощальный взгляд на Мэри, он вышел из комнаты, оставив волшебницу в одиночестве. Она, подумав сначала о продолжении сна, решила, что лучше всего будет воспользоваться разрешением Волан-де-Морта и прогуляться по Безмолвному лесу. Тем боле, что она не бродила по таким уже родным ей тропам семь дней, и пришла пора наверстать упущенное. Так что уже через десять минут она, ощущая в душе гармонию, шагала под пологом густых ветвей, поневоле думая о медальоне и о его истории. С момента его создания прошло чуть больше тысячи лет, возможностей обнаружить его, по мнению Мэри, было очень и очень много – ведь людей, что чисты сердцем и душой, не так уж и мало, а обнаружила его только она. Почему? Чем она могла отличаться от множества учеников Хогвартса, что учились в школе волшебства и чародейства до нее? Не могло же быть такого, что никто, совершенно никто в школе не знал о существовании в замке этой тайной комнаты. Или все же так и было? От размышлений волшебницу оторвал неожиданно прозвучавший в лесной тишине голос, заставивший ее подскочить и обернуться: — Доброго дня, Мэри. — Лучше бы сказал мне какое-нибудь проклятие вместо приветствия, тогда бы, по крайней мере, я бы точно знала, что у тебя на уме нет ничего плохого по отношению ко мне,— ворчливо откликнулась Мэри, разглядывая подходящего к ней Августа Руквуда. Тот недовольно поморщился: — Все никак не можешь забыть тот давний эпизод в моей комнате? Я же попросил прощения. — Ну да,— кивнула Мэри,— но не гарантировал этим и дальнейшее хорошее отношение ко мне. — С радостью гарантирую его сейчас – после той благодарности, что я получил за твое великолепное обучение легилименции от повелителя. Волшебница невольно удивилась тому, когда же Волан-де-Морт успел выразить свою благодарность Руквуду, но тут же поняла, что вряд ли бродит по тропам леса всего пять минут – скорее всего, полчаса, не меньше. — И что же, теперь ты хочешь поблагодарить меня за то, что я не подвела тебя?— поинтересовалась она с насмешкой. Руквуд отрицательно покачал головой, усмехнулся: — Нет, просто решил прогуляться, и наткнулся на тебя, вот и все. — Что ж, давай продолжим гулять вместе,— предложила Мэри немедленно, нутром чуя, что Пожиратель все равно так просто не отвяжется. Руквуд с готовностью кивнул, и дальше они пошли уже вместе, поначалу – молча. — Слушай, Август, я бы хотела узнать у тебя…— произнесла Мэри, делая вид, что не знает, как начать. Руквуд заинтересованно покосился на нее.— Но не знаю, можешь ли ты распространяться на эту тему… Она замялась, ожидая вопроса от Пожирателя, который последовал незамедлительно: — Что за тема-то? Скажи, тогда я отвечу, если она не насчет заданий, которые поручает нам повелитель. Мэри отрицательно покачала головой: — Нет, не об этом. Я хотела спросить тебя кое-что о Волан-де-Морте. Хотя, скорее всего, ты не знаешь… — Не знаю что?— нетерпеливо переспросил Руквуд. — Кем были его родители, и почему он попал в сиротский приют,— сказала Мэри, наблюдая за реакцией Пожирателя. Тот как-то странно взглянул на нее, помедлив, словно в нерешительстве, затем спросил: — Зачем тебе знать это? — Так у вас есть запрет на эту тему?— поинтересовалась Мэри незамедлительно. — Вроде бы нет, но… — Я так и знала, что тебе это неизвестно. Уловив в голосе Мэри плохо скрытое торжество, Руквуд возразил: — Почему же, известно, но я хочу знать, зачем тебе это? Волшебница изобразила недоумение: — Как это зачем? Пусть сейчас я всего лишь ученица Волан-де-Морта, но через неделю я, так же как и вы, стану его подчиненной, и хочу знать о нем все, что можно. Тем более если знать то, что я спрашиваю, не запрещается. — А ты у него спроси, зачем тебе я?— предложил Руквуд с иронией, выведя Мэри из равновесия. — Я уже пыталась, больше не хочу,— ответила волшебница с невольным раздражением, но тут же дополнила совсем другим, полным лести голосом,— но ты-то мне скажешь, верно? В качестве благодарности за усердие? Или я даже такой мелочи, как правда о происхождении Волан-де-Морта не удостоилась? — Ну, ладно,— сдался Руквуд,— тем боле, что никакого секрета здесь нет и быть не может. Дело в том, что его мать сразу после родов умерла, и он, появившись на свет в одном из магловских приютов, там и остался, пока не поступил в Хогвартс. — А что с отцом?— спросила Мэри,— неужели он отказался от сына? Руквуд мрачно кивнул, поневоле ускоряя шаг: — Насколько я знаю — а повелитель не любит слишком распространяться по этому поводу – тот бросил его мать, когда она была беременна, и пропал, не пожелав знать ни жену, ни сына. Повелитель, узнав об этом, нашел своего отца и убил его за то, что тот когда-то бросил его мать на произвол судьбы. — И что, у Волан-де-Морта всегда было такое лицо? — Нет, он приобрел его постепенно, как он говорил, за счет своих, никому из нас, его подчиненных, не известных экспериментов. Но не спрашивай меня о них,— добавил Руквуд, увидев любопытство на лице Мэри,— и самой тебе лучше у него это не узнавать – даже не возьмусь за описание мучений, коим он тебя подвергнет в этом случае. — Значит, он до сих пор продолжает их?— произнесла волшебница, и, увидев кивок Пожирателя, замолчала. — Кстати, о происхождении повелителя,— сказал Руквуд через минут пять,— он чрезвычайно гордится тем, что не только чистокровный волшебник, но еще и принадлежит к прославленному роду основателя одного из факультетов в Хогвартсе – роду Салазара Слизерина, о чем говорил нам не единожды. Мэри от звука этих слов резко остановилась, ощущая, как быстро забилось сердце. «Вот он,— подумала она,— потомок Слизерина и отец той, что станет законной Хозяйкой Медальона Златогривого Единорога». — А детей у Волан-де-Морта, случайно нет?— спросила волшебница, вновь идя рядом с Руквудом – тот так задумался о чем-то своем, что даже не заметил того, как она отстала. — Конечно, нет, о чем ты говоришь?— рассмеялся Руквуд в ответ,— его всегда, интересовали Темные искусства и восхождение к власти, какие уж тут дети? Здесь дети – не более чем досадная помеха. Мэри невольно пришлось с ним согласиться. «Возможно, есть другие потомки рода Слизерина,— подумала она несколько отрешенно,— так что речь шла вовсе не о нем». Успокоившись на этом, волшебница незамедлительно поинтересовалась у Пожирателя: — А ты случайно не знаешь, с кем я буду тренировать последний навык? Руквуд посмотрел на нее искоса, прищурившись, отчего Мэри стало не по себе, и категорично заявил: — Случайно не знаю. Но одно могу сказать точно – не со мной. — И почему Волан-де-Морт поступает именно так? Только я сработаюсь с кем-нибудь из Пожирателей смерти, тут же меняет его на кого-то другого? — Может, боится, как бы ты вновь не влюбилась в одного из нас?— ухмыльнулся Руквуд, блеснув глазами,— и заодно хочет, чтобы у тебя со всеми обитателями этого особняка сложились хорошие отношения. — Если бы он с самого начала хотел этого, то ни дня бы не обучал меня сам,— возразила Мэри тут же.— Нет, все дело в другом – он просто, зная, что у него самого нет времени на мое обучение, замещает себя тем из вас, кто ему на определенный период не шибко то и нужен, вот и все. Это, по крайней мере, самое логичное объяснение. Руквуд в ответ лишь пожал плечами, словно у него на этот счет имелось другое мнение, которое он просто не хотел сейчас озвучивать. — Так значит, наградой тебе стал день отдыха, свободный от выполнения поручений Волан-де-Морта?— спросила Мэри, помолчав немного. Пожиратель, загадочно улыбнувшись, кивнул: — Да, но эта самая ничтожная часть. Все остальное я, разумеется, если ты не против этого, сохраню в секрете. — Если только дело не касается меня,— произнесла Мэри чуть напряженно. Но, увидев улыбку Руквуда, вновь расслабилась. — Что ты, сейчас повелитель вряд ли будет говорить о тебе, как о каком-то предмете – видимо, твое мастерство и впрямь так велико. Так что ты больше не услышишь ни от кого из нас интимных намеков. «Знал бы Руквуд, какое именно мастерство позволило Волан-де-Морту думать обо мне как о человеке, имеющем свои права и свободы,— подумала Мэри, идя рядом с Руквудом уже в полнейшей тишине.— Впрочем, он вряд ли, подобно Мальсиберу, будет распространяться о том, что смог все-таки соблазнить меня на роль его любовницы». Вскоре она, утомившись долгой ходьбой, направилась к особняку, а Пожиратель, отделившись от нее, незамедлительно трансгрессировал. Вернувшись в комнату, Мэри некоторое время пыталась угадать, с кем же ей придется тренировать последний навык, но напряженные, хоть и недолгие, раздумья, быстро навеяли на нее сон, с которым она даже не попыталась бороться, уплывая на его блаженных водах в неопределенность... Ласковые, будто от дуновения ветра, прикосновение нежных рук разбудили ее, дав Мэри знать, что Волан-де-Морт пришел к ней в обещанный час. — Солнце-то еще не село,— протянула она ворчливым голосом, досадуя, что маг разбудил ее – сквозь полуприкрытые веки ей чудились отблески розового марева. — Это светильник, его свет ты приняла за закатные лучи. Сам закат отгорел больше получаса назад,— возразил ей насмешливый голос, побуждая ее открыть глаза, что Мэри и сделала, увидев прямо перед своим лицом совсем близко довольное, лучащееся улыбкой, лицо Волан-де-Морта. — Обязательно было будить меня? Ведь этот день – выходной для меня,— заметила волшебница, потягиваясь блаженно. — А разве близость двух людей можно назвать трудом?— удивился Волан-де-Морт, буквально поедая Мэри глазами,— это ведь наслаждение, не так ли? Волшебница согласно кивнула, испытывая некоторую неловкость от взгляда, коим Волан-де-Морт, казалось, раздевал ее. От него все ее тело сладко заныло, пробудилось желание, но она, тем не менее, отодвинулась как можно дальше к стене, едва Волан-де-Морт попытался приблизиться к ней. — Вчера ты буквально заставляла меня пойти на близость с тобой, сегодня же – будешь оказывать сопротивление? Или тебе нравится, когда тебя берут силой? — Вовсе нет,— гневно воскликнула Мэри, все еще ухитряясь держаться от Волан-де-Морта на расстоянии, но, зная, что подобное не сможет продолжаться слишком долго,— просто мне кажется, что сегодня ты готов буквально растерзать меня от страсти, вот и … — Стремишься отодвинуть пугающий тебя момент?— ухмыльнулся маг понимающе, и, незаметно для Мэри оказался так близко от нее, что смог, наконец, заключить ее в жаркие объятия, не оставляя волшебнице ни желания, ни возможности вырваться. Мэри ощутила жадные прикосновения бесстыдных рук, что мгновенно сорвали с нее пижаму и стали с невиданной страстью ласкать ее тело, добираясь до самых укромных мест. Мгновенно пришедшая нега разлилась по каждой клеточке ее тела, обещая скорое блаженство, и, в попытке ускорить его приход, волшебница неистово принялась срывать с Волан-де-Морта одежду, чтобы мгновением позже слиться с ним в единое целое. Целуя мага, Мэри вместе с ним двигалась всем телом в едином ритме, заставляя кровать скрипеть, и к этому звуку время от времени присоединялись ее протяжные стоны и глухие вскрики. Под конец она, чувствуя приближение невиданного блаженства, в попытке еще больше усилить его, забилась под Волан-де-Мортом с такой силой, словно он пытал ее, и, чувствуя, как накатывает волна наслаждения, громко и протяжно застонала, не в силах сдержаться. Но все же ей казалось, что это – не предел, и ее желание, казалось бы, только что удовлетворенное, снова разгорелось с еще большей силой, заставив ее вновь прильнуть к разгоряченному телу Волан-де-Морта, и возобновить дикие движения похоти всем телом, вырывая из мага приглушенные стоны, невероятно возбуждающие ее. Одна волна блаженства за другой сотрясала их разгоряченные тела, что, казалось, навеки слились в единое целое в попытке продлить блаженство. Но их хватило всего на одну ночь – усталость под конец дала о себе знать, и Мэри, чувствуя, что еще чуть-чуть, и она погибнет под напором вновь сотрясающего ее тело блаженства, откатилась на край кровати, мечтая об отдыхе. В какой-то миг ее мозг озарила вспышка случайно возникшей мысли о том, что, возможно, Волан-де-Морт желает продолжения, но нет – он с чрезвычайно счастливым видом растянулся по всей ширине кровати, оставив волшебнице один лишь край в два раза меньше того, что ей требовался. Мэри, мгновенно возмутившись такой наглостью, со всей силы двинула кулаком в бок начинающего засыпать мага, спровоцировав его на короткую битву, что закончилась ее бесславным поражением – держа ее так, что еще одно движение, и она полетит на пол, Волан-де-Морт язвительно прошипел: — Попытка бунта карается ранним пробуждением. Так что еще одна выходка, подобная этой – и ты сегодня вообще спать не будешь. Мэри удивленно подняла брови, посмотрев на Волан-де-Морта с вежливым изумлением, и, вцепившись в одеяло, с силой рванула его на себя. Одновременно с этим она перекувыркнулась через Волан-де-Морта, что теперь оказался на ее месте, столь незавидном. — Так что же теперь полагается мне за эту невинную шалость?— спросила Мэри с лукавой улыбкой, чтобы покатиться в попытке побороть Волан-де-Морта, по кровати, отчаянно борясь. Борьба, что становилась с каждым мгновением все горячей, закончилась еще одним удачно завершенным половым актом, после которого Волан-де-Морт, совершенно обессиленный, тотчас провалился в сон столь глубокий, что Мэри, как ни пыталась, так и не смогла разбудить его, после потраченных зря усилий уподобившись своему любовнику… Проснувшись на следующее утро, Мэри удивилась, что Волан-де-Морт все еще спит глубоким сном младенца – по ее расчетам, его давно должен был и след простыть. Сначала она хотела разбудить его, но, подумав, заключила, что это ей ни к чему, и, одевшись, вышла на традиционную прогулку в Безмолвный лес. Тот встретил ее утренней прохладой и туманом, что стелился по земле, создавая впечатление размытых дождем облаков. С блаженной улыбкой вспоминая каждую мелочь восхитительной ночи, Мэри неспеша побрела по таким родным для нее тропам, мечтая, чтобы вечер наступил как можно быстрее. Но вот положенное время прогулки истекло, и она возвращается в особняк, горя желанием узнать, кто же на этот раз станет ее учителем. От нетерпения она шла так быстро, что порог зала пересекла чуть раньше, чем требовалось. Недоуменно оглянувшись в безлюдном помещении, Мэри решила, что Волан-де-Морт по-прежнему спит в ее комнате, и решила пойти и разбудить его, но, только подойдя к дверям вновь, увидела вошедшего в зал Волан-де-Морта. — Твой последний учитель,— произнес он с усмешкой, кивая в сторону пришедшего с ним Мальсибера. С минуту Мэри стояла точно громом пораженная, не в силах сказать хоть что-то, затем, придя, наконец, в себя лишь кивнула не слишком обрадованному новой должностью Пожирателю. — Чему же он будет учить меня?— поинтересовалась волшебница несколько натянуто. — Чарам Исцеления,— последовал ответ от Волан-де-Морта. — Какие условия тренировок? Как и с Руквудом? — Нет, обычные. Время тренировок, как и количество часов, вы определяете самостоятельно, на все про все вам – две недели. С учетом того, как быстро ты освоила легилименцию, тебе этого хватит. Дней через семь я проверю, как ты продвигаешься, так что будь готова. И Волан-де-Морт, пронзив Мэри многозначительным взглядом, без промедления вышел из Зала Собраний, оставив после себя звенящую тишину. — Ну, что ж, приступайте к моему обучению, учитель,— обратилась к Мальсиберу волшебница, не без презрения произнеся последнее слово, и пронзая Пожирателя ледяным взглядом. — Мы уже на «вы»?— попытался улыбнуться маг. — Удивлен? А нечему – такое обращение ты вполне заслужил. — Мэри, я же не просил у повелителя… — Я так и поняла, он назначил тебя моим учителем просто из вредности,— кивнула Мэри, и тут же добавила,— но я не разлюблю его из-за этой мелочи – ведь он понимает в любви гораздо больше, чем ты. По лицу Мальсибера пробежала судорога боли. — Значит, теперь он твой защитник?— произнес Пожиратель натянуто. Мэри холодно подняла брови: — А что, это тебя так шокирует? У каждого свои вкусы и, признаюсь, уж теперь-то я о своем решении точно не пожалею. Ну что, мы так и будем говорить о моей личной жизни, или ты, наконец, скажешь мне что-то касающееся уроков? Мальсибер судорожно мотнул головой и только спустя минуту заговорил: — Суть Чар Исцеления проста – залечить рану или порез с помощью особых магических формул. Вот, смотри. Он закатал рукав мантии, и, размахнувшись, резанул неизвестно откуда взятым небольшим, но острым ножиком по запястью. Фонтаном брызнула кровь, Мальсибер же, не обращая на этот досадный факт много внимания, забормотал неизвестные Мэри слова, и на ее глазах порез затянулся, не оставив за собой ровно никакого шрама. — Запомнила необходимые слова?— поинтересовался он, пряча ножик в складки мантии. — Не совсем, повтори еще раз. Мальсибер скороговоркой выпалил заклинание, и, заслужив от Мэри гневный взгляд, был вынужден повторить еще раз – медленно и раздельно. — Хорошо. Теперь попробуй залечить рану, что я себе нанесу. Вновь сверкнула сталь, брызнула алая струя…Мэри, замешкавшись, произнесла необходимые слова, но так ничего и не добилась, вынудив Мальсибера вновь самостоятельно лечить свою рану. — Давай попробуем еще раз,— вздохнул Пожиратель, вновь занося нож над рукой. На сей раз Мэри была готова, но у нее опять ничего не вышло – казалось, от ее слов кровь пошла только сильнее. Она пыталась снова и снова, без толку взмахивая волшебной палочкой, снова и снова пуская кровь Мальсиберу. Тот не говорил ей слов упрека, но от одного только взгляда Мальсибера волшебница чувствовала себя безнадежной и неумелой, зря тешащей себя пустыми надеждами. — Неужели эти чары так уж необходимо мне освоить?— восклицала Мэри в отчаянии после двух часов безуспешных попыток,— можно подумать, меня готовят не для поприща Пожирательницы смерти, а на работу целителя! — Думаешь, мне приятно постоянно вскрывать себе вены?— отвечал гневно Мальсибер, чье лицо к этому времени стало совершенно белым,— я бы с удовольствием разрешил тебе пускать себе самой кровь, уверен, это было бы лучше, но твой Покровитель не намерен подвергать тебя опасности лишний раз. Ты должна порадоваться – видимо, он сильно дорожит тобой, раз так заботится о тебе – сегодня, перед уроком, он прямым текстом сказал мне, что со мной станет, если ты хоть раз попытаешься тренироваться на самой себе. В голосе его прозвучала такая злость, что Мэри невольно стало не по себе. — Возможно, тебе и хорошо с ним в постели – пока. Рано или поздно из-за какой-нибудь мелочи, ты с ним расплюешься так же, как совсем недавно — со мной. И ладно, если вы оба больше не захотите иметь друг с другом никаких отношений теснее официальных, но если вдруг ты одна захочешь порвать с ним, то не сможешь. Повелитель, разумеется, не захочет снимать свою защиту, даже если ты будешь его слезно умолять об этом, и заставит тебя терпеть его домогательства, насилуя снова и снова. А ты даже не будешь иметь права помешать ему на пути утоления его страстей — ведь все еще будешь находиться под его защитой, уже бессмысленной. От всего услышанного Мэри вдруг ощутила такую слабость, словно слова Пожирателя были пророческими, но, тут же придя в себя, язвительно сказала: — Какая поистине захватывающая история! Тебе бы, Мальсибер, не Пожирателем смерти быть, а книги писать, с такой-то фантазией! И главное – сколько заботы! Но не беспокойся – у меня найдутся доводы, чтобы заставить Волан-де-Морта отменить свою защиту в случае чего. Так что прекрати пускать мне пыль в глаза и лучше позволь мне попытаться снова исцелить твою очередную рану. Мальсибер мрачно кивнул, и они продолжили. Больше до конца тренировки он не промолвил ни слова, лишь буркнул: «До завтра», без промедления покинув Зал Собраний. Мэри была этому только рада – пессимистические заявления Мальсибера надоели ей до жути, ничуть не поднимая настроение, а лишь понижая его. Без своего очередного учителя она тренироваться не решилась, впрочем, не потому, что не хотела, чтобы Мальсибер подвергся пыткам — просто знала, что умрет от потери крови, если не сможет залечить рану полностью. Поэтому она отправилась в очередную прогулку по тропам Безмолвного леса, поневоле думая о том, что сгоряча сказал ей Мальсибер. Разумеется, его слова были вызваны лишь гневом, но в них была определенная доля правды. Мэри, говоря, что найдет, чем разубедить Волан-де-Морта, имела в виду Медальон Златогривого Единорога, что с некоторых пор обеспечивал ей довольно неплохую защиту, но ведь могло случиться и так, что он не сможет защитить ее и все, что она услышала недавно от Мальсибера, станет правдой. Мэри тут же приказала себе не думать об этом, точно зная, что ни к чему хорошему такие мысли привести не смогут, и, уже едва различая дорогу под ногами, отправилась назад, в особняк. Тому, что эту ночь она провела в одиночестве, предаваясь сну, скорее обрадовало ее, чем огорчило – она еще злилась на Волан-де-Морта за то, что он назначил ее учителем именно Мальсибера. Видимо, Волан-де-Морт был так занят, что даже не мог помыслить об отдыхе, пропадая где-то даже в ночное время… Мэри надеялась, что хоть немного продвинется завтра, но ожидаемого ею успеха не последовало, что ее необычайно огорчило. Хорошо хоть Мальсибер, вымученно улыбаясь, ничего не говорил ей. И она вновь пыталась сделать то, что по ее мнению, было недоступным для нее, бормотала вконец опротивевшие слова, не имеющие никакого эффекта. Проходили дни, целая неделя тренировок, неделя впустую потраченного времени…. И Мэри, наконец, решилась на то, что не сделала бы еще день назад – попыталась залечить рану, нанесенную самой себе. Сильная боль, правда, несравнимая с болью от Пыточного проклятия, заковала ее запястье, введя в оцепенение на минуту. Очнувшись от транса, волшебница скороговоркой произнесла заклинание, вложив в него всю свою надежду, но никакого эффекта не последовало — кровь продолжала литься, не имея совершенно никакого желания останавливаться. Новые попытки, такие же бесплодные… она уже не чувствовала руки, на все тело накатывала странная слабость, отнимающая свободу действий. Страх смерти пронзил Мэри подобно коварному ножу в спину, и, отчаянно взмахнув палочкой в последней попытке остановить ручей крови, волшебница одним напевом произнесла магические формулы, всем сердцем желая, чтобы на этот раз они возымели эффект. И – вот чудо! – кровь, только что с силой вытекавшая из ее вен, тут же, повинуясь ее словам, остановилась, и края раны зарубцевались, оставив после себя лишь длинный шрам. Оглядев свою руку так, словно ей только что удалось избежать потери конечности, Мэри радостно улыбнулась, поднимаясь на ноги, но тут же чуть было не упала от накатившей вновь в одно мгновение слабости – отчасти она наступила от зрелища большой лужи крови на полу. Волшебница только подняла палочку, собираясь убрать лужу крови, как дверь неожиданно отворилась, и на пороге появился Волан-де-Морт. — Ну, как дела...?— начал, было, он, но тут же осекся, увидев красноречивую лужу на полу, густо отсвечивающую красным, и мертвенно-бледное лицо Мэри, что направляла палочку на ковер в попытке стереть вытекшую из ее вен кровь. — Так вот, значит, как ты тренируешься – увечишь себя?— произнес он тоном обличителя,— и так каждый день? — Вовсе нет, я попробовала тренироваться на себе лишь один раз, сегодня!— возразила Мэри с нотками страха в голосе,— стой, ты же не хочешь… Но маг ее уже не слушал – видимо, все для себя прояснив, он стремительно шел по коридору с твердым намерением покарать невиновного в происшедшем Мальсибера. Мэри, еще не пришедшая в себя после тренировки, смогла нагнать его лишь у дверей Зала Собраний, и, с силой повернув его к себе лицом, произнесла: — Послушай меня, пожалуйста! Не наказывай за мой опрометчивый поступок Мальсибера, он не виноват, я сама решила так тренироваться, уверенная в своих силах… — Значит, у тебя уже получалось залечить рану с Мальсибером?— поинтересовался Волан-де-Морт незамедлительно, пронзая волшебницу пристальным взглядом. — Нет, поэтому-то я и решила попробовать на себе…. Куда ты, стой! Отчаянно вцепившись обеими руками в мантию Волан-де-Морта, Мэри заставила его вновь повернуться к ней. — Ну, послушай же ты меня! Мальсибер предупреждал, говорил мне, чтобы я даже не думала тренироваться в одиночестве, но с ним у меня ничего не выходило, поэтому-то я и решилась на это! — Значит, стоит наказать его только за то, что он оказался плохим учителем,— сказал маг твердо, сбрасывая руки Мэри и продолжая свой путь. — Ну, причем тут он? Это я – неспособная ученица, раз не смогла достичь цели за неделю тренировок! Тебе стоит наказать меня, а не его! Мэри в нерешительности остановилась, не зная, какие еще аргументы ей могут помочь, но ничего больше и не требовалось – вновь остановившись, Волан-де-Морт посмотрел в ее глаза долгим взглядом, как бы пытаясь понять, шутит она или нет. — Он действительно так дорог тебе, что ты согласилась бы перенести пытки, полагающиеся ему?— спросил он тихо, не отводя взгляда. — Он мне не дорог,— возразила Мэри решительно,— и все же я не хочу знать, что кто-то испытал пытки из-за меня. — Что ж, ради тебя я пощажу его,— произнес маг, изумив волшебницу донельзя, и, бросив на нее косой взгляд, вновь стремительно зашагал по коридору, завернув за угол. А Мэри, успокоенная, направилась в свою комнату, зная, что хоть немного, но продвинулась в освоении очередного навыка, а так же то, что Мальсиберу завтра придется удивиться, когда он с первой же ее попытки увидит столь долгожданный результат. Войдя в комнату, она по-быстрому стерла кровь на полу, и, не раздеваясь, рухнула на кровать, без промедления заснув. Назавтра, как Мэри и ожидала, ее успехи стали значительными – сцена почти мгновенного исцеления раны ею стала для Мальсибера столь неожиданной, что он, подавившись словами насмешек, уже приготовленных заранее, просто стоял несколько минут, не в силах что-либо вымолвить. — Что ж, когда-то это должно было произойти,— сказал он, наконец, справившись со своими чувствами,— теперь дело пойдет намного быстрее. И действительно – сперва залеченные с оставшимися знаками истязания – шрамами, раны под воздействием слов Мэри с каждой новой попыткой исцелялись все быстрее и лучше, и под конец дня ей несколько раз удалось залечить рану полностью, не оставив на ее месте даже шрамов. — Поздравляю, Мэри, теперь ты действительно овладела Исцеляющими Чарами,— сказал Мальсибер, с показной торжественностью пожимая руку волшебницы, заставив волшебницу весело рассмеяться. — Мальсибер, прекрати,— произнесла Мэри укоризненно,— в этом нет ничего сенсационного, ты же мне не премию какую-то даешь. — Что, слишком много чести было бы? — Да уж. Начать с того, что подобное и не случилось бы никогда. Что ж, большое тебе спасибо, Мальсибер, за прекрасное обучение и предоставление на неделю своей собственной руки в мое неограниченное пользование,— произнесла Мэри церемонно. И, кивнув Мальсиберу в знак прощания, покинула Зал Собраний. Вопреки обыкновению, идти в Безмолвный лес на очередную прогулку ей не захотелось – и это притом, что погода стояла отличная, хоть и слегка морозная. Так что она решила вернуться в свою комнату, и засесть за очередную книгу, что недавно, среди прочих, приобрела в Косой Аллее. Впрочем, ей не удалось прочесть даже страницы – ее одиночество очень скоро нарушил Волан-де-Морт, что зашел в ее комнату для проверки владения Исцеляющими чарами. — Будешь показывать на себе?— спросил маг недоуменно,— что ж, я не против этого. Мэри продемонстрировала блестящее знание Исцеляющих чар, идеально залечив длинную рану на своей руке, после которой не осталось даже шрама, но на Волан-де-Морта ее успех не произвел ровно никакого впечатления — коротко кивнув волшебнице, он собрался покинуть ее комнату, но был остановлен ее негодующим возгласом: — Ты, что же, приходил только для того, что бы проверить, насколько хорошо я знаю Исцеляющие чары? — Ждала чего-то большего?— протянул маг в ответ, обернувшись,— не думаю, что я – именно тот, кто может дать тебе желаемое. Раз ты так печешься о Мальсибере, то пусть он, а не я, будет твоим Покровителем. — После всего того, что произошло между ним и мной?— воскликнула Мэри гневно,— ни за что! Он мне отвратителен, понимаешь? А вот ты – нет, и я не хочу, чтобы та связь, что установилась между нами недавно, разрушилась. Волан-де-Морт, застыв на месте, пронзил ее пристальным взглядом, и, покачав головой, тихо сказал: — Твое решение может измениться. Я смогу поверить в твои слова безоговорочно, если услышу от тебя это вновь несколько месяцев спустя. А пока тебе лучше держаться от меня подальше. И он, не слушая возражений, вышел в коридор, плотно затворив за собой дверь. Мэри, горестно вздохнув, опустилась вновь на кровать со смесью опустошенности и оглушенности — наверное, если бы Волан-де-Морт попытался изнасиловать ее, хуже бы ей не стало, чем теперь – от этого его странного отказа от близости с ней. Волшебница чувствовала, что она ему не безразлична. И, видимо, именно мысль о том, что она скорее способна полюбить такого, как Мальсибер – молодого, привлекательного, чем его, ужасающего всех своим обезображенным лицом, каждая черточка которого была искажена, могла заставить Волан-де-Морта держаться от нее подальше. И даже слова Мэри о том, что ей не нужен никто, кроме него, не могли заставить Темного Лорда поверить в искренность ее чувств. А, может, он просто хотел извести ее. Если бы она так не защищала Мальсибера…. Но, хоть он и попортил ей в прошлом немало крови, особой ненависти к нему Мэри, почему-то, не испытывала, и не могла допустить, что бы Волан-де-Морт пытал Мальсибера за ее вину…. От всех этих мрачных, угнетающих ее мыслей Мэри сделалось так плохо, как не бывало еще никогда, но не успела она предпринять какую-либо попытку облегчить свое состояние, как организм ее, не спрашивая у волшебницы разрешения, разрешил эту проблему, погрузив ее в тяжелый сон. Он стал для нее чуть ли не кошмаром, совершенно не придав Мэри сил, но, к своему счастью, она не запомнила его содержание и, проснувшись, помнила о нем только, что в нем был Волан-де-Морт. Назавтра Мэри думала только о том, что теперь привычное течение жизни прервется и ей придется вновь привыкать к чему-то новому – теперь, когда она станет Пожирательницей смерти, к постоянному выполнению разнообразных поручений Волан-де-Морта. Но сначала она должна была держать экзамен, что проходил в присутствии всех Пожирателей смерти традиционно после полного обучения волшебника Темной магии в виде дуэли с Волан-де-Мортом – исход этой дуэли говорил о мастерстве новичка. Именно об этом ей поведал Нотт, когда пересекся с ней в Безмолвном лесу на очередной прогулке. — В эту дуэль будет входить использование всех тех умений, что стали тебе подвластны после трех месяцев обучения,— говорил Нотт, неспешно шагая рядом с Мэри,— разумеется, никто не ждет от тебя победы – полной и безоговорочной – над повелителем, но умелое отражение его атак уже скажет, что силы повелителя не были потрачены впустую. — Пожалуй, я не буду спрашивать, что меня ожидает в случае проигрыша,— сказала Мэри, и с улыбкой добавила,— ведь лучше Мальсибера никто из Пожирателей смерти мне не сможет описать пытки, коим я подвергнусь. — Неужели тебе настолько дорог тот, кто так бессовестно пользовался твоими чувствами?— изумился Нотт,— ты что, несмотря на это продолжаешь любить его? Раз говоришь о нем не со злостью, а с улыбкой? Мэри тут же помрачнела: — Вовсе нет, но, как бы плохо Мальсибер со мной не обошелся, я смогла остановить его прежде, чем он стал моим врагом, и смогла простить его. В конце концов, когда-то он меня защищал. — Да, защищал,— кивнул Нотт,— но неужели ты думаешь, что он делал это из-за жалости или любви к тебе? Нет, Мэри, идя на это, он прекрасно знал, что ты, в свою очередь, попытаешься ответить ему взаимностью, и обеспечишь ему свою защиту. Волшебница слышала жестокие, но правдивые слова Нотта, но особой горечи они ей не причиняли – после того воспоминания Руквуда они служили лишь еще одним доказательством истинной сущности Мальсибера, не более. — Наши с ним отношения начались иллюзиями,— проронила Мэри тихо,— я полагала, что он стал их жертвой, но ей на самом деле с самого начала была я. И, как только иллюзии развеялись, я поняла, что никаких нежных чувств между мной и Мальсибером никогда не было и быть не может. Даже Руквуд, как оказалось, намного сострадательнее, чем Мальсибер. По крайней мере, в своей ненависти Руквуд не лгал, как делал это Мальсибер, говоря о любви ко мне. Но я не хочу больше говорить об этом – расскажи о церемонии принятия статуса Пожирательницы смерти. Нотт лишь отрицательно покачал головой: — Я не могу, это не подлежит оглашению, ведь должно стать для тебя сюрпризом. Мэри еле сдержала так и рвущиеся наружу гневные слова обо всем, что касается ее любви к секретам, вслед за Ноттом идя к особняку. Сегодня, готовясь к экзамену и церемонии, она впервые за три месяца вновь облачилась в мантию – угольно-черную, полагающуюся каждому Пожирателю смерти. И, посмотрев на свое отражение в зеркале, была вынуждена признать, что эта одежда ей, безусловно, шла – длинная, развевающаяся при ходьбе и порывах ветра, она делала волшебницу старше своего истинного возраста, придавала ей солидность. Постепенно важность ситуации, всего этого дня, праздничного для нее, завладела духом Мэри, придав еще больше нетерпения. Но вот и девять часов, и она, пряча волшебную палочку в складки мантии, направляется в столь родной благодаря многочисленным тренировкам Зал Собраний, что сейчас максимально соответствовал своему названию. Здесь собралась вся та дюжина Пожирателей смерти, что была столь хорошо знакома волшебнице, плюс несколько незнакомых магов, что, представившись, присоединились к своим соратникам, стоящим полукругом в центре зала – длинный стол, обыкновенно стоящий на этом месте, был сдвинут к окнам, освободив место для дуэли. Мэри, в одиночестве стоя у той стены, что была рядом с дверью, обежала торопливым взглядом ряды облаченных в мантии волшебников, отыскивая Волан-де-Морта, но его не было видно. Впрочем, дуэль, как она думала вначале, должна была пройти не только с ним – перед Мэри уже стоял один из Пожирателей смерти, чье лицо скрывала маска, и говорил, что ей нужно будет сразиться с каждым находящимся в комнате, чтобы доказать свое мастерство. Вот он, сюрприз…. Но Мэри, внутренне готовая и не к такому, даже бровью не шевельнула, подняв волшебную палочку в знак готовности наподобие своего противника. Легкий поклон, и волшебница, самого начала взяв инициативу в свои руки, околдовала противника сгустком чистой энергии, что, окружив не готового к этому волшебника, заковал его единым коконом, который так и не смог перебороть ее противник. Отданная победительнице волшебная палочка в знак поражения, мелькнула снимаемая маска, и вот незнакомый прежде Мэри волшебник, коротко поклонившись, присоединяется к своим соратникам, а его заменяет другой. Он начинает чуть раньше волшебницы, но она, предугадав его замысел, блокирует его заклинание, и сотворяет иллюзию, под действием которой волшебник собственноручно отдает Мэри свою палочку, и снимает маску, после чего, поклонившись ей, отступает в строй, уступая место своему преемнику. Со всей возможной быстротой выполненная трансфигурация заклинания, и огненная змея, не отраженная вовремя, наносит поражение этому колдуну, чуть ли не сжигая его заживо. Ритуал снятия маски из-за ее отсутствия был нарушен, но волшебник, ничуть не обескураженный, протягивает свою волшебную палочку Мэри, попутно кланяясь ей. А волшебница уже околдовывает следующего, и ее волшебная палочка, непрерывно рассекая воздух, заставляет каждого нового противника Мэри склонять голову в почтительном поклоне, а куче отвоеванных палочек – знак ее силы и могущества, расти. Одна дуэль за другой, но она не чувствует усталости, только пьянящую ее радость от самих сражений и побед. Вот остается лишь трое вооруженных волшебников в этой комнате – те, что обучали Мэри – Нотт, Руквуд и Мальсибер. Руквуд, решив идти первым, после недолгого, но жаркого боя почти побеждает – она, обманутая его уловкой, еле успевает отразить его коварные чары, но ответ волшебницы – Множественное заклинание, выводит ее к победе, а Руквуда – к нокауту. Он, так же, как и его предшественники, почтительно кланяется довольно усмехающейся Мэри, и отдает ей свою палочку, уступая место Нотту. Тот играет по-честному, но с большим мастерством, удивляя волшебницу, но все же она не расслабляется, и вот уже и палочка Нотта в ее руке, а перед ней – тот, кто, пожалуй, из всех Пожирателей смерти вызывает в ней одновременно и нежность, и отвращение, и негодование, и злость – Мальсибер. Он бьется ни на жизнь, а на смерть, заставляя Мэри выкладываться на полную катушку – ни один из них не хочет проиграть. Точку в их яростном поединке ставит иллюзия волшебницы, от которой Мальсибер, придя в бешенство, теряет осторожность, и оказывается безоружен, так же, как и его соратники. Минута почтительного молчания, и из темноты зала выходит, пропускаемый расступившимися в стороны волшебниками, самый грозный противник Мэри — Волан-де-Морт, что до сих пор лишь наблюдал за борьбой волшебницы и Пожирателей смерти, а теперь решил собственноручно проверить ее умения. Она ощущает трепет, видя, как он подходит к ней – в развевающейся от быстрого шага мантии, черной, как его глаза, в которых постепенно загорается бешеное пламя, ухмыляясь своей обычной злорадной улыбкой. Мэри отвечает ему такой же ухмылкой, поднимая палочку, и синхронно с ним рассекает ею воздух, направляя на своего противника огненную змею. Она встречается с бешеным потоком воздуха, что превращает ее в огненный смерч, двигающийся прямо на Мэри. Вот он почти настиг ее, но тут же, подчиняясь повелительным словам волшебницы, возвращается к Волан-де-Морту роем остро заточенных ножей. Те оборачиваются невинным облаком, значение которого слишком знакомо Мэри – иллюзия. Не допустив ни минуты промедления, волшебница защищается от этого облака своим, и две субстанции цвета слегка размытого тумана, встретившись, сливаются, чтобы тут же исчезнуть. Волан-де-Морт медлит, как бы раздумывая, какие чары станут залогом его успеха – глаза мага уже горят адским огнем, и именно от них не отводит своего спокойного взгляда Мэри, произнося про себя очередное проклятие – проникновения в чужой разум. Сузившиеся в злобе багровые глаза, и воля волшебницы сталкивается с волей Волан-де-Морта. Мэри не удается проникнуть в его разум, но она продолжает давление, в свою очередь, не давая ему завладеть ее воспоминаниями… — Ничья,— провозглашает Волан-де-Морт, отводя взгляд от глаз Мэри. И как в ответ – громкие крики и поздравления в победе волшебницы, что уже улыбается чуть смущенной улыбкой, вновь обводя Пожирателей смерти взглядом. И тут же раздает все волшебные палочки их владельцам, после чего опускается на одно колено перед Волан-де-Мортом, смиренно склоняя голову. — Сегодня Мэри Моран, с честью выдержав дуэль с каждым находящимся здесь, и, тем самым, доказав свое высокое мастерство, удостаивается чести стать из ученицы Пожирательницей смерти – соратницей вам всем и подчиненной мне,— произнес Волан-де-Морт своим ясным, холодным голосом.— Начиная с завтрашнего дня, она должна будет доказать, что обучение пошло ей впрок. Оказать нам всем поддержку на пути осуществления наших общих целей, используя свои таланты нам во благо. И только сейчас я снимаю с Мэри свою защиту, что защищала ее два месяца – теперь она сама в состоянии позаботиться о себе и защититься в случае, если кто-то из вас решит, что превосходит ее силой и мастерством или способен заставить сделать то, что ей не по душе. Волан-де-Морт, замолчав, жестом позволил Мэри подняться, что она и сделала, незамедлительно в знак подчинения коротко поклонившись магу. Но вот их глаза встретились, и волшебнице на мгновение показалось, что они одни здесь – она видела лишь огненный взгляд того, кому отныне подчинялась безоговорочно, того, кто стал ей так дорог недавно, того, кто был к ней одновременно близко и далеко. Поборов неистовое желание заключить Волан-де-Морта в объятия, Мэри вновь склонила голову, но тут же подняла, ощутив, что маг больше не пронзает ее пристальным взглядом. Поздравив ее с принятием нового статуса, Пожиратели смерти один за другим покинули Зал Собраний. Мэри тоже хотела покинуть зал, считая его пустым, но, заметив, что Волан-де-Морт все еще здесь – сидит в кресле у камина, пронзая беснующееся пламя задумчивым взглядом, направилась к нему, остановившись за его спиной. — Так жаждешь моего общества, что готова просто стоять рядом, разделяя со мной тишину?— негромко произнес Волан-де-Морт, повернувшись в сторону подошедшей Мэри,— что ж, не буду прогонять тебя. Можешь остаться, только лучше тебе сесть, чтобы не маячить у меня перед глазами. Волшебница опустилась в рядом стоящее кресло, и устремила взгляд в огонь, радуясь самой этой минуте, безмолвной и долгой, что длилась, казалось, дольше часа. Она почти задремала, когда Волан-де-Морт, оторвавшись от своих дум, наконец, заговорил: — Я рад тому, что ты была подготовлена столь хорошо, что без усилий одолела почти всех – значит, время, потраченное на твое обучение, не прошло даром. — А что бы стало, если бы я нанесла поражение и тебе? Волан-де-Морт не ответил, лишь рассмеялся тихим смехом, от которого Мэри бросило в дрожь. — Что, нет такого волшебника, что был бы способен победить тебя?— спросила волшебница несколько недовольно, задетая таким пренебрежением. — Если он и есть, то это явно не ты. Твое мастерство, каким бы выдающимся оно ни было, ни в какое сравнение не идет с моим мастерством. Сегодня с тобой по-настоящему бились лишь трое – те, кто помимо меня обучали тебя. Я же уподобился всем остальным – сражался в полсилы, и единственное испытание, где приложил максимально много усилий – борьба с твоей волей. Только в этом ты равна мне. — Значит, я не достойна стать твоей подчиненной?— спросила Мэри разочарованно,— зачем тогда ты довел до конца церемонию? — Довел, потому что большего, чем ты владеешь, тебе и не нужно,— ответил Волан-де-Морт спокойно,— всю свою силу я приберегу для врагов, ты же – не враг мне, а слуга. Будь иначе – ты бы стала моей союзницей. Но все те, кто сильнее меня – мои враги и все они рано или поздно погибнут, так что тебе следует порадоваться тому, что твой уровень мастерства лишь чуть выше среднего. Мэри при словах Волан-де-Морта, откровенно нелестных, ощутила себя неумелой волшебницей, но вслух свои мысли выражать не стала, промолчав. — Я не хочу разочаровывать тебя, но так же не хочу играть твоими чувствами, поэтому я скажу следующее – не трать время впустую, пытаясь склонить меня к близости с тобой, как это сделал я,— произнес Волан-де-Морт негромко, пронзая своим взглядом глаза волшебницы.— Я больше никогда не прикоснусь к твоему обнаженному телу и не доставлю тебе блаженство, как бы ты этого ни хотела. Те ночи с тобой стали лишь пробой, и, разочаровавшись, я решил порвать с тобой. — Разочаровавшись?— воскликнула Мэри гневно,— с какой это стати? Если судить по тому, как ты стонал, когда совокуплялся со мной, разочароваться ты не смог бы ни в коем случае. Я бы поверила в это, если бы ты провел со мной всего одну ночь, хотя бы. Но ведь это далеко не так – на следующий день ты хотел единения со мной так же, как я – в первую ночь. Так что придумай отговорку правдивее этой. — Мне это ни к чему – я перед слугами не намерен оправдываться,— произнес Волан-де-Морт жестко, отводя от волшебницы взгляд, полыхнувший огнем. — Значит, считаешь, что можешь лгать, лишая меня, тем самым, права на правду? — Права на правду? Такого права у тебя, как и у остальных моих подчиненных нет, и не было. Неужели уже забыла тот урок? Напомнить? — Можешь пытать меня сколько тебе угодно, все равно не заставишь отказаться от права на правду. По крайней мере, в отношении того, что непосредственно касается меня. Мэри посмотрела в горевшие яростным огнем глаза Волан-де-Морта с такой твердостью, что он был вынужден отвести взгляд. — Меня иногда очень удивляет твое упорство и настойчивость, да и смелости у тебя хоть отбавляй. Ну, раз уж ты готова ради правды на все – ты ее услышишь. Хоть ты и доставила мне непередаваемое блаженство неделю назад, это ничего не значит для меня — я все равно не полюбил тебя из-за этого. А без любви наши отношения не смогут продолжиться. Зная, что я не испытываю к тебе ничего, кроме страсти, ты не сможешь остаться со мной, а занятия любовью скоро надоедят и тебе. Мэри была готова к таким словам, но, слыша их, она непроизвольно ощутила себя отвергнутой. Волан-де-Морт был прав – ее не устроит лишь роль любовницы, и, осознав, что ей самой больше не хочется оставаться здесь, она стремительно поднялась на ноги, в едином порыве бросаясь вон из зала, на ходу утирая неудержимые слезы. Ей казалось, что это проявление слабости не видел никто, но нет – один из ее соратников заметил ее, бегущую со всех ног в свою комнату в расстроенных чувствах, и он же зашел к ней, в нерешительности остановившись на пороге. И Мэри не заметила его до тех пор, пока не подняла голову, стирая последние слезы. — Что тебе здесь нужно, Руквуд?— спросила она хриплым голосом, отворачиваясь,— неужели пришел посмеяться над моей слабостью? — Вовсе нет. Неужели ты забыла, как я помогал тебе во время тренировок? Уже тогда я проникся к тебе уважением и сочувствием, а сегодня подумал, что тебе просто необходима чья-то помощь. Руквуд осторожно присел на кровать рядом с ней, и совсем не дружеским жестом провел своей рукой по ее щеке, влажной от слез. Мэри непонимающе уставилась на него, вспомнив, как когда-то Волан-де-Морт точно так же осторожно и нежно прикасался своей, казалось, ледяной, рукой, к ее щеке, пытаясь очаровать ее. Но Руквуд просто жалел ее – и это заставило Мэри успокоиться. — Ты уже столько раз доказывала мне, что, несмотря на то, что ты – женщина, и по природе слабее нас, обладаешь прямо-таки стальным характером, железной волей и несгибаемой выдержкой, что я просто поражаюсь этому! Твоя единственная слабость, то, что губит тебя – чувства, значит, тебе нужно обрести над ними власть, чтобы не потерпеть поражение из-за них,— сказал Руквуд проникновенно, глядя прямо в глаза Мэри,— понимаешь, что я хочу сказать? Мэри согласно кивнула. — Да – то, что я должна стать статуей, не способной на любовь, жалость и прочие положительные эмоции. Следовательно, лишить себя всякой личной жизни. Но так же и то, что я должна держать в узде свою ненависть и злость – они могут погубить меня с легкостью, если затуманят мой разум. Хоть она и чувствовала горечь, говоря это, но голос ее был спокоен и безмятежен. Руквуд одобрительно улыбнулся: — Я рад, что ты меня поняла. Значит, с этого дня твоя еще больше возросшая сила станет лишь подтверждением и надежной опорой твоему железному характеру. Мэри с благодарностью взглянула на Руквуда, но тот, мгновенно поднявшись, оставил ей лишь смотреть в его спину, что вскоре скрылась за дверью ее комнаты.