Сила двух начал

Следующие две недели Мэри свыкалась с тем, что она теперь не должна слишком нервничать и перенапрягаться. И если второе ей удавалось довольно легко – и на работе, и в обучении Люциуса Малфоя, то с первым было намного сложнее – чересчур вспыльчивая, несдержанная порой, Мэри легко забывала о совете Джейн, вспоминая лишь тогда, когда успокаивалась, и тут же мучалась, опасаясь за своего ребенка. Но никаких эксцессов, ей на радость, не возникло, и постепенно Мэри пришла к выводу, что слова Джейн Келленберг к ней не относятся, и совсем забыла о них. Но не забывала о своем старом друге и новом знакомом – Брэдли, прислав на следующий день после их встречи, письмо с извинениями, теперь постоянно переписывался с ней, намекая то и дело, на повторение встречи, но Мэри, загруженная работой по уши, каждый раз отвечала вежливым отказом, предлагая перенести встречу на другой день. С Кристианом же было совсем по-другому – тот, отправив ей за две недели одно письмо, этим и ограничился – видимо был так же занят, как и Мэри, и ей, желающей еще раз встретиться с ним, оставалось лишь ждать подходящего момента, отправив письмо Кристиану с просьбой написать, когда он освободится. Она надеялась, что это случится поскорее, но эта ее надежда никак не хотела воплощаться в жизнь, оставаясь лишь мечтой. Вот и сейчас, на очередной тренировке с Люциусом Малфоем, она, отрешившись от действительности, думает об одном – поскорее бы увидеть Кристиана, вновь получить возможность говорить с ним... — Госпожа, что с вами?— возвратил ее в реальность голос Люциуса, полный недоумения. — Ничего, просто задумалась,— ответила она,— попробуй еще раз. Сегодня, двадцать первого июня, она обучает Малфоя Проклятию Подвластия – обязательному навыку для каждого Пожирателя смерти, которого, к ее удивлению, у Люциуса еще пока не было, и дело почти не двигается, что уже не нравится Мэри. Она видит искаженное усилием лицо своего ученика, что бледным пятном светится в полумраке комнаты – смеркалось, но Мэри отчего-то не захотела зажигать светильники. Брошенные в воздух, и, казалось бы, не имеющие никакой силы слова – и пришедшая внезапно вместе со странной слабостью тошнота заставляет ее склонить голову, борясь с приступами рвоты. Последующее затем сильное головокружение вконец добивает ее, сбивая с ног... Но падает она не на пол, а на кровать, что все это время была прямо за ней (поначалу обучая будущих Пожирателей смерти в Зале Собраний, Мэри, утомленная переходами оттуда в свою спальню в полностью обессилевшем состоянии, в конце концов, изменила место тренировок, перенеся его в свою комнату). — Вам стало плохо?— подлетает к ней Люциус, в беспокойстве блестя глазами,— я могу чем-то... — Оставь меня,— прервала речь юноши Мэри, чувствуя, что больше с тошнотой не справляется,— это приказ. А про себя понадеялась, что Люциус не станет спорить с ней. — Хорошо, госпожа Моран,— слышит она в ответ, и, едва дверь за Люциусом закрывается, наконец, позволяет себе не бороться больше против себя же. Долгие и неприятные минуты... Но тошнота полностью не уходит, хотя желудок ее уже пуст – да что же это такое? Слабость накатывает все сильнее и сильнее, отнимая силы на возможность хоть о чем-то думать, неся с собой забвение... ... Ночь вступила в свои права часа два назад, когда луна приняла эстафету у солнца. Временами ночное светило скрывалось за тучами, что предвещали скорый приход грозы. Свежий воздух проникал в комнату Мэри через приоткрытое окно, и от него постепенно стало прохладно. Лежащая в кровати волшебница закуталась в одеяло плотнее, чувствуя сквозь сон произошедшую перемену. Ей снилось, будто она сидит в своем старом доме и кормит сидящего у нее на коленях малыша. Рядом – ее мама, говорящая о чем-то с улыбкой, о чем-то, что и в ее сердце вселяет радость. Тут же, но чуть поодаль, был занят какими-то бумагами Кристиан, казалось, полностью ушедший в них. Вот прозвучала особо радостная, наполненная каким-то тайным, но понятным им всем, смыслом фраза Хелен, и Кристиан, услышав ее, тут же поднимает голову, встречаясь глазами с Мэри. Неизбывная в них нежность, любовь к ней дарят ей ни с чем несравнимые ощущения – несравнимые, но взаимные, понятные ему... ...Ее сон оборвался внезапно, от одной неясной угрозы, что возникла в воздухе как напряжение и безмолвность, что царили сейчас за окном – предвестницы скорой грозы. Чье-то незримое присутствие заставило Мэри открыть глаза, чтобы убедиться в своей догадке – ее ночной гость — Волан-де-Морт, и то, как он смотрит на нее – сочащимся угрозой багровым взором, уже не может означать ничего хорошего. — Доброй ночи, Мэри,— начал он, улыбнувшись улыбкой, от которой волшебницу бросило в дрожь – настолько жуткой она была,— или, быть может, доброго утра, как посмотреть... Он замолчал, видимо, желая, чтобы Мэри спросила, зачем он здесь – но не получил того, что хотел. Волшебница, не понаслышке знающая о привычках и тонах Волан-де-Морта, сразу поняла, что говорить что-либо сейчас будет верхом глупости. Мягкий голос, вежливые слова – уж лучше бы слышать обыкновенные его холодно — презрительные фразы. — Ты, должно быть, задаешься вопросом, что именно мне вдруг понадобилось от тебя посреди ночи? – вновь заговорил Волан-де-Морт, присаживаясь на край кровати Мэри,— и даже более того – догадываешься об этом? Волшебница неопределенно пожала плечами, вновь предоставляя Волан-де-Морту слово. — Неужели я не прав? Или же ты, Мэри, просто не хочешь выражать свои мысли вслух? Что ж, вижу, это действительно так. Тогда я введу тебя в курс сложившейся проблемы. Разговор пойдет об уроках с Люциусом Малфоем – с чего это вдруг ты прекратила сегодняшнюю тренировку в самом начале? Проблемы со здоровьем? Так тщательно скрываемая ярость, наконец, при последних словах Темного Лорда проявилась в полную силу, неся в себе ту самую угрозу, что почувствовала Мэри сразу по пробуждению, и угроза эта, мурашками страха прокатившись вдоль позвоночника, тут же наполнила все ее существо, вытеснив все прочие чувства. Эта парализующая сила мешает ответить на поставленный вопрос, ответить так, как подобает – сделать то, чего ждет от нее Волан-де-Морт, от которого Мэри хочет быть сейчас как можно дальше. И он, видя, что волшебница не в состоянии говорить, удовлетворенно ухмыляется, и сам отвечает на свой вопрос: — Вижу, я угадал. Но... Мэри, преврати монолог в беседу, расскажи, что именно произошло. Иначе я потрачу остаток ночи на высказывание различных предположений, а это занимает так много времени... А время мне дорого. Очень дорого... Проигнорировать такое, очевидное и прямое, приглашение на откровенность, Мэри просто не могла, выдавив через силу: — Просто съела что-то не то, вот и пришлось проваляться здесь до самой ночи. Волан-де-Морт просверлил ее подозрительным взглядом, хмыкнув негромко. — Ну-ну. Что ж, очень жаль, если так. Но я позволю себе усомниться в твоих словах – со стороны это странное недомогание больше походило на последствие некоего проклятия, или, что более вероятно, болезни. Не твоя ли это случаем Болезнь «Милосердных» проявилась? — Разумеется, нет,— фыркнула Мэри в совершенно искреннем возмущении,— я же говорю, это было... Она не договорила, наткнувшись на пылающий яростью, чуть ли не осязаемой, взгляд Волан-де-Морта, что словно приковал ее к месту, заставив язык онеметь. Значит, он понял... — Мэри, ты же знаешь, как я ложь не люблю слышать,— произнес Волан-де-Морт негромко, но голос его был для Мэри хуже удара хлыста,— и что мне потом делать приходится, чтобы предотвратить повторную ложь. Разве сложно было сказать, что виной всему – ребенок, что ты сейчас вынашиваешь? Я бы понял тебя, и, возможно, простил. Но теперь... — Что – теперь?— словно эхом повторила Мэри, еле ворочая языком,— неужели, ты... — Теперь я, пожалуй, все-таки воплощу свою угрозу в жизнь – решение о судьбе ребенка. Помнишь его? Волшебница вся похолодела, не в силах даже кивнуть, слова вырвались сами собой: — Забрать у меня его сразу после рождения, отдать другим...? Волан-де-Морт, хищно улыбнувшись, покачал головой, зародив этим в душе Мэри еще больший страх, чем тот, что уже властвовал над ней: — Нет, Мэри, не это, другое, для меня гораздо более выгодное. Ты же помнишь, от чего зависят мои поступки? Я руководствуюсь той выгодой, что стремлюсь получить, и хочу, чтобы она была максимальной. Так вот... Здесь выгоднее для меня убить твоего ребенка, и чем раньше – тем лучше. Я мог бы попытаться прямо сейчас, но, вспоминая мой недавний провал в достижении этой цели, было бы глупо с моей стороны повторять его. Так что он умрет сразу после своего рождения, или в тот момент, когда ты, Мэри, будешь безоружна. И я буду ждать его с нетерпением. Сказав эти, ужаснувшие Мэри слова, Волан-де-Морт без промедления вышел в коридор, оставив волшебницу один на один с глухим и беспросветным отчаянием. И почему она даже возразить не смогла, сказать хоть что-нибудь? Почему не отстояла свое право стать матерью? Ведь ей уже один раз это удалось. Но как он понял, что она солгала? Ведь ее умение защититься от чужого вторжения уже стало идеальным... Или же нет? Может, Волан-де-Морту было просто выгоднее внушить ей, что это ее умение, окклюменция, способно защитить ее даже от него? Так глупо... Ведь он, все-таки, ее учитель, и вообще опытнее и старше ее вполовину. К тому же, всегда мог навязать ей свою волю, почти заставляя делать то, что совершать ей нисколько не хотелось. Он принудил ее убить того юного волшебника, одного из первых ее учеников. И то, что это же не произошло еще раз – лишь везение, не более. Если бы не медальон... Медальон! Мэри, похолодев на мгновение от мысли, что медальона нет на ее шее, с облегчением вздохнула, проверив, и убедившись, что ошиблась. Громадное облегчение согрело ее душу, но тут же было вытеснено новым приступом страха: что же ей теперь делать? Как спастись? И возможно ли это вообще? Постоянно быть настороже, в громадном нервном напряжении, оглядываясь через плечо, не спать ночами, надеяться из раза в раз на защиту медальона... Она быстро сломается от подобного, и, возможно, под угрозой окажется и ее жизнь, ведь она собственными руками загубит себя... Сколько так, во власти воистину черных мыслей, Мэри просидела, она не знала, но, придя, наконец, в себя, заметила, что небо за окном сильно посветлело – утро уже заменило ночь. Мысль об этом, о зарождении нового дня, стала вроде слабого лучика надежды для нее, что каким-то образом достал до самого сердца волшебницы, неся с собой спокойствие и веру в лучшее. «Что будет, то будет»,— успела подумать Мэри, прежде чем глаза ее, до этого бессонные, в усталости закрылись, и она провалилась в сон... Весь следующий день она проспала – проснулась только на закате, отдохнувшая, с более позитивными, чем те, что владели ею ранее, эмоциями в душе. Лучик оптимизма через тьму внутри ее души теперь осветлял ее ближайшее будущее – и она точно знала, что ей делать. Теперь она понимала, что вчерашние слова Волан-де-Морта о намерении убить ее ребенка вскоре – лишь способ запугать ее. Но она не поддастся страху, не даст его задумке претвориться в жизнь. Ее решимость подверглась серьезному испытанию, едва тошнота, что мучила ее вчера, вернулась вновь. «Да что же это такое?— думала Мэри в отчаянии, вновь чувствуя себя опустошенной — может, стоит пойти обследоваться у Джейн? А вдруг с ее ребенком что-то не в порядке?» Но сил на намеченное абсолютно не было – пришедшая вслед за тошнотой слабость так подкосила Мэри, что волшебница едва нашла силы, чтобы появиться назавтра в министерстве – взять отгул. Она понимала, что длясь вот уже два дня, недомогание так и будет мучить ее изо дня в день, и теперь ей стоит постоянно находиться в своей комнате, в кровати. То же посоветовала и Джейн Келленберг, когда Мэри появилась у нее в больнице. От целительницы волшебница узнала, что слабость и тошнота в этот период – абсолютно нормальное явление, и вскоре пройдет, но для этого нужно выполнять необходимые условия – поменьше двигаться, не перенапрягаться. Мэри отнеслась к этим словам со всей серьезностью, и выполняла предписания, следующие две недели в точности – до тех пор, пока ее самочувствие не улучшилось – и произошло это как раз накануне дня рождения Брэдли, 4 июля. Все эти две недели волшебник буквально закидывал Мэри письмами с пожеланиями скорейшего выздоровления – она получала по письму в день; и, разумеется, очень обрадовался, когда оно все-таки настало. Из его писем Мэри так же узнала, что он очень загружен работой, и едва находит свободное время для отдыха. Совсем иначе было у нее – целыми днями волшебница лежала в кровати, в одиночестве, читая книги, или просто отдыхая, предавалась разнообразным мыслям о том, каким будет ее ребенок, когда родится. Разумеется, уроков с Люциусом не было, да и вообще за две недели в комнате Мэри не появился, к ее радости, ни один Пожиратель смерти, так же, как и Волан-де-Морт. Утром третьего июля Мэри в первый раз проснулась, чувствуя себя неплохо – настолько, что решила прогуляться до той комнаты, где обитатели особняка варили и хранили зелья – нужно было закончить очередное зелье, спасающее ее от Болезни Милосердных. Совершенно не удивившись при виде безлюдного коридора, Мэри быстром шагом дошла до лестницы, и, спустившись, вошла в комнату зелий. Некоторая мрачноватость, что царила здесь, подвигла волшебницу зажечь несколько свечей, и уже через мгновение работа закипела, завершившись через час. Нужно было возвращаться в свою комнату, и по дороге туда Мэри так сильно задумалась, что не заметила вышедшего из-за угла неожиданно Люциуса Малфоя. — Осторожнее, госпожа!— воскликнул он, еле избежав столкновения с волшебницей. — Куда это ты так сильно торопишься?— спросила она, пронзив Люциуса возмущенным взглядом,— или я такая незаметная? — Не думал, что с вами здесь пересекусь – вы же, вроде бы, все время в своей комнате проводите. — И что? Неужели выйти уже нельзя? Люциус от одного только тона Мэри – презрительно-холодного, торопливо покачал головой, смутившись. — Почему же, нет. Простите, я должен идти... Волшебница равнодушно пожала плечами – она уже торопливо направлялась к своей комнате, даже не удосужившись попрощаться с Люциусом. Но пройдя пять шагов, вновь почувствовала сильную слабость, и, ничего не видя перед собой из-за той тьмы перед глазами, что появилась так внезапно, без чувств упала на пол... Очнулась Мэри в своей комнате – в привычном положении, на кровати, а в ногах ее расположился Люциус, что настороженно смотрел на нее, словно ожидал повторения обморока. — Долго я в обмороке была?— спросила Мэри, пытаясь сесть. Люциус тут же помешал ей это сделать, легким движением руки возвращая ее в лежачее положение. — Минут пять, не больше. И теперь мне очень интересно, как вашему ученику – что за недуг вас поразил, что мешает нашим тренировкам? — Я думала, тебе, как и остальным Пожирателям смерти, это известно. Что, нет? Как же все-таки скрытен Морган... Ну, раз он не захотел посвящать ни тебя, ни кого-либо другого в тонкости моей нежданной болезни, значит, так нужно, и я тем более не буду делать этого. — Неужели это ваша болезнь так проявляется?— спросил Люциус недоумевающее, словно не заметив холода в голосе Мэри. — Нет, это не болезнь. Фактически я здорова, просто... слушай, это не твоего ума дело, понял? Если будешь и дальше давить на меня, получишь мое новоизобретенное проклятие – а оно, поверь, хуже пыточного. Так что мой тебе совет – оставь меня одну. Люциус, было, собрался спорить, но, взглянув на ожесточенное лицо Мэри, и ясно уяснив, что она не шутит, торопливо кивнул, и уже через десять секунд его не было в комнате. Волшебница тяжело вздохнула, осторожно присев на кровати – она прислушивалась к себе в ожидании возвращения слабости, но та, к ее счастью, ушла без возврата. Так что Мэри, надеясь, что за весь этот день ее самочувствие не ухудшится, отправилась в Министерство магии – не было смысла сидеть в особняке без дела, когда можно было работать в поте лица, что она и делала весь день. И лишь к вечеру встретилась с Брэдли – тот зашел к ней, видимо, прослышав, что Мэри вновь на своем рабочем месте. — Так что же было с тобой?— спросил он первым делом, присаживаясь на предложенный волшебницей стул. — Всего лишь последствия беременности – обычная вещь,— бросила Мэри в ответ небрежно,— надеюсь, что эти обмороки больше не повторятся. — Знаешь, а ты очень вовремя выздоровела,— заметил Брэдли, как-то внезапно просияв лицом,— может быть, угадаешь, почему? Мэри сделала вид, будто задумалась, разумеется, зная, куда клонит Брэдли. — Наверное... слушай, у тебя же завтра день рождения! Да уж, действительно – я выздоровела очень вовремя. — Тогда жду тебя завтра после работы у себя, договорились? — Хорошо, я думаю, что могла бы... — Отпроситься у главы отдела пораньше?— ухмыльнулся Брэдли, чуть приподняв брови в удивлении,— ты же только сегодня вернулась! Может быть, тебя и отпустят, но представь, сколько ты потом будешь вынуждена разгребать! Мэри была вынуждена согласиться – ведь весь этот день только и слышала о том, как ей нужно будет стараться, что бы сделать все в срок. — А кто будет еще кроме меня? — Пара человек, моих сотрудников. Кристиан, наверное. Мэри улыбнулась – вот она и встретится со своим новым знакомым! Неужели! Улыбка ее была, видимо, слегка не к месту – Брэдли подозрительно нахмурился, спросив: — Что это тебя так обрадовала возможность увидеть Кристиана? Он, что, так сильно приглянулся тебе? Мэри с минуту помедлила, прежде чем ответить – думала, как выразить Брэдли то, что чувствует к Кристиану. — Да, он очень симпатичен и обаятелен – надо сказать, подобного ему я еще не встречала. Но мне охота просто побеседовать с ним еще раз, вот и все – ты же не думаешь, что, будучи замужем и ожидая ребенка от своего любимого, я вдруг захочу переспать с кем-то, кто мне почти незнаком, даже если это очень привлекательный мужчина? Брэдли удовлетворенно ухмыльнулся, спросив к изумлению Мэри секунд через десять: — А как насчет старого знакомого, бывшего однокурсника? Глаза Брэдли блеснули в признаке владеющей им сейчас похоти, что заставило Мэри отпрянуть, опасаясь оказаться в объятиях того, к кому испытывала лишь дружеские чувства. Она была слишком хорошо знакома с тем, на что толкает это чувство мужчин, и то, что еще до сих пор не была изнасилована кем-то из страстно желающих ее тела – лишь необычайное везение. — То же касается и тебя, Брэдли – или ты думаешь, что я, подобно тебе, испытываю к тебе еще со школьной поры нежные чувства? Это далеко не так, поверь. Я же сказала, что люблю своего мужа, сказала, что вскоре рожу ему ребенка – зачем ты говоришь после всего этого, что хочешь меня? Это не просто неуважение ко мне – ты забываешь о той дружбе, что до сих пор была между нами, пытаешься разрушить ее, идя за своими низменными желаниями. Поверь – не ты первый, кто хочет переспать со мной, смотрит так, словно в следующую секунду пойдет на насилие, если я не отвечу ему взаимностью, поэтому... если ты все-таки решишься на это, знай – я остановлю тебя и покараю, как покарала тех, кто имел глупость обращаться со мной как с бездушной куклой. Она говорила так серьезно и холодно, что на лице Бредли проступило недоумение: — Мэри, ты что? Я просто спросил, но не настаивал... Поверь, как ни сильна моя страсть к тебе, я никогда не пойду на такое – изнасиловать тебя... Я уважаю тебя, твои чувства, и раз ты любишь своего мужа... что ж... тогда я больше не буду приставать к тебе с подобными вопросами. До завтра, Мэри. Мэри едва кивнула в ответ – она вспоминала Руквуда, в чьих глазах был тот же огонь вожделения при попытке изнасиловать ее, порывистую страсть Мальсибера и его железные объятия... не думала она, что еще и Брэдли может захотеть близости с ней. Хорошо хоть, что он может взять себя в руки, и поклялся остаться другом ей... Задумавшись, она совершенно забыла про время – уже час, как она должна была быть в особняке. Торопливая трансгрессия, и вот она уже в обители Волан-де-Морта, направляется в свою комнату в надежде, что ее там никто не ждет. О нет... — Не рада видеть меня?— спросил маг, поднимаясь из кресла, в котором сидел до этого,— или настроение плохое? — Не делай вид, что тебя заботит мое состояние,— сказала Мэри резко, глядя в глаза Волан-де-Морту с ненавистью,— ты пришел, чтобы в очередной раз изнасиловать меня, ну так чего же ты ждешь? Или же я ошибаюсь, и цель твоего прихода совершенно другая? — Что это с тобой, Мэри?— спросил Темный Лорд удивленно, застыв на месте,— не припомню, чтобы ты раньше говорила так грубо. — А как еще ты прикажешь мне говорить с тобой? С тем, кто всего лишь хочет владеть мной, как вещью, и приходит в мою комнату только для этого, почти насилуя каждый раз? То, что тебе необъяснимым образом удается передать мне свою страсть, еще не говорит о том, что я люблю тебя, и позволю тебе и дальше навязывать свою волю. Но... сегодня можешь делать со мной, что хочешь – я стерплю любую боль и позволю тебе изнасиловать меня столько раз, сколько тебе будет нужно для полного удовлетворения своей похоти, не оказывая при этом сопротивления. Она, говоря это, от души наслаждалась замешательством Волан-де-Морта – одновременно покорность и грубость в ее речи ввели его в легкий ступор. — Вообще-то у меня и в мыслях не было насиловать тебя сегодня,— сказал он своим холодным голосом,— но я удивлен тем, что ты уже не говоришь, что любишь меня, как когда-то. — Что ж, извини – прозрела, вспомнила о тех случаях с Руквудом и Мальсибером и поняла, что ты ничем от них не отличаешься – просто у тебя достаточно мастерства, чтобы передать мне свои желания. А ведь Мальсибер предупреждал меня насчет тебя – и теперь я вижу, что его слова, к моему несчастью, все же сбылись. Я вот уже четыре года всего лишь твоя жертва, привыкшая к тому, что принадлежу тебе, и считаю это нормальным. То, как ты постоянно берешь меня недопустимо в тех отношениях, когда партнеры дарят друг другу свою любовь, без насилия – но откуда мне знать это? Я знала только отношения, построенные на подчинении мужчине – что Мальсиберу, что тебе. Особенно тебе – к Мальсиберу я еще ощущала что-то вроде симпатии, поэтому-то и пошла тогда на близость с ним. С тобой же... Мэри горько покачала головой – опустошенность навалилась на нее, в горле застыл ком, мешая ей говорить и дальше. Но она все же продолжила, горя отчаянным желанием высказать Волан-де-Морту все, что накопилось в ее душе и теперь рвалось наружу: — Сегодня, когда один мой старый друг сказал, подобно многим другим, одним своим похотливым взглядом, что хочет меня, я отказала ему, сказав, что люблю тебя, и жду ребенка. И тут же осознала, что солгала – я никогда не любила тебя, просто хотела вновь испытать то блаженство, что ты дарил мне, так или иначе. Помнишь те наши первые ночи? Тогда я ощущала, что что-то значу для тебя, чувствовала себя любимой и желанной. Но почти сразу, даже не заметив этого, стала лишь объектом утоления твоей похоти, при этом по-прежнему испытывая во время совокупления с тобой неземное блаженство. И твои слова о желании убить ребенка – нашего ребенка, ясно сказали мне, кто я для тебя – всего лишь та, что способна пробудить в тебе звериную страсть, та, что единственная может позволить тебе изнасиловать себя в любое время, когда ты этого захочешь, даже, если я этого не хочу. И теперь я точно знаю, что больше не хочу быть твоей слугой в постели. И твоей правой рукой, соответственно, тоже – ведь эти два понятия одно и то же? Волан-де-Морт выслушал эту тираду, даже не переменившись в лице – но Мэри чувствовала исходящую от него угрозу. — Как-то странно, что ты так резко прозрела – что ж, тем лучше. У меня есть к тебе одно предложение, которое ты не сможешь не принять. — Говори,— почти приказала ему Мэри, глядя, как маг подходит к ней все ближе – его взгляд, в глубине которого застыла ярость, теперь пронзал ее глаза. — Ты сейчас упомянула того ребенка, что сейчас вынашиваешь от меня – того, кто так мешает твоим урокам с Люциусом. И я подумал... что сохраню ему жизнь, и позволю родиться, если ты и дальше будешь спать со мной. Подобно тому, как ты не переживешь смерть этого ребенка, я не вынесу разлуки с тобой – слишком много я получаю от тебя, и кем-то заменить тебя, если ты порвешь со мной, не смогу. Поэтому-то я когда-то пошел на это – очаровывал тебя долго и терпеливо, твердо уверившись в мысли, что должен владеть тобою с тех пор, как увидел тебя вместе со всеми моими подчиненными волею случая обнаженной. Ты даже представить себе не можешь, каких трудов и усилий мне стоило сдержать в узде свою похоть, что мучительно усиливалась при твоем присутствии. Когда я спал, то видел, как мы отдаемся друг другу – и эти сны еще больше растравляли мне душу. А наяву, во время наших тренировок, я вновь видел тебя обнаженной – и мысли о том, что я владею тобой, сильно ослабляли меня, позволяя тебе одерживать надо мной победу. Поэтому-то я и поручал сначала Руквуду, а затем Мальсиберу обучать тебя – боялся, что сорвусь, что если скажу о своих желаниях тебе прямо, ты отвергнешь меня — ведь мое обезображенное лицо не способно было вселить симпатию в твое сердце. Этого бы я не перенес, и точно попытался бы взять тебя силой, навсегда потеряв возможность сделать тебя своей любовницей. А при мысли, что тобой владеет один из моих слуг, Мальсибер, я едва удерживался, чтобы не пустить в него Убивающее проклятие – так сильно я ревновал тебя к нему. Я специально добивался того, чтобы он был как можно дальше от тебя, и, разумеется, сразу согласился отменить его защиту – ведь знал, что вскоре займу его место. Так и случилось – ты, под действием моих чар, сама предложила мне переспать с тобой, и промедлил я только потому, что хотел, чтобы ты знала, как больно желать чего-то и не получить этого. Так же я заставил тебя страдать, когда говорил, что больше не хочу спать с тобой – время, которое ты провела без меня, помня о моих ласках, должно было усилить твои чувства ко мне, и это произошло. Пойми, Мэри – ты значишь для меня даже больше, чем кто-то может значить для меня в этой жизни, больше, чем любой из моих слуг. Теперь ты знаешь все, и можешь решить, как поступить дальше. Мэри в некоем ступоре все молчала и молчала, продлевая установившуюся тишину – слова Волан-де-Морта ошеломили ее. Но одна только мысль о том, что ее ребенок не будет подвержен опасности со стороны своего отца, положила конец ее размышлениям. — Я согласна,— без колебаний, с необычайной твердостью в голосе сказала Мэри, и Волан-де-Морт довольно улыбнулся, кивнув: — Иного я от тебя, как от матери, не ожидал. Ты приняла правильное решение, и не пожалеешь об этом. Сегодня ты впервые покинула особняк – значит, готова продолжить уроки с Люциусом? Мэри кивнула. — Да, но только не завтра – завтра я должна буду после работы заскочить к одному из сотрудников, задержусь допоздна. — Хорошо. Но ночью я все равно буду ждать тебя здесь – так что даже не думай изменить мне с этим своим сотрудником или с кем-то еще. Поняла? Мэри оскорблено вспыхнула – такое отношение к себе она стерпеть не могла. — Что, вновь считаешь меня за развратницу? Совершенно безосновательно, поверь – не все волшебники такие же безнравственные, как ты. К тому же... зная, что ты будешь владеть мною, страстно терзать целую ночь, с моей стороны будет самоубийством спать перед этим еще с кем-то. Волан-де-Морт удовлетворенно ухмыльнулся: — Вот и хорошо. Отдыхай, Мэри – я дам тебе еще один день на обдумывание моих слов. И, больше ни на секунду не задерживаясь в комнате Мэри, Темный Лорд оставил волшебницу наедине со своими мыслями. Она думала над тем, что сказал ей только что ее любовник – то, что она хотела знать давным-давно. Значит, она была не права – Волан-де-Морт так сильно привязался к ней, что даже согласился на рождение нежеланного ребенка взамен на возможность и дальше иметь ее каждую ночь. Если бы не тот случай, после которого буквально все Пожиратели вместе с Волан-де-Мортом увидели ее обнаженной, ничего этого бы не было. Она была бы свободна, как ветер, и не ждала бы ребенка... Нет, о чем о чем, а об этом она точно никогда не пожалеет – за возможность стать матерью она была готова хоть каждую ночь терпеть грубый натиск Волан-де-Морта, что страстно, безудержно и неистово совокуплялся с ней, была согласна даже быть изнасилованной им, и не раз. Фактически, он и так насиловал ее при каждой встрече, так что ей не привыкать. Она стерпит все, и станет матерью, и останется безвольной жертвой, которую даже не спрашивают согласия на близость, а просто имеют. Имеют так, как хотят – грубо, жадно, беспощадно, словно вещь, буквально пытая при этом. Эти горькие мысли вызвали не менее горькие слезы – во что она превратилась? Осталось только позволить всем и каждому в особняке изнасиловать себя, и не раз – и тогда уж точно опускаться ниже ее уровня будет некуда. Все эти годы она продавала себя, свое тело только за уверенность в том, что ее не убьют – и кому? Настоящему чудовищу, убийце, темному магу с черной душой и мыслями, но чьи ласки абсолютно лишали ее воли. А кем станет ее малыш при таком-то отце? Вряд ли такой же, как она – тогда, возможно, все эти жертвы зря и стоит отказаться от ребенка? Нет, эти мысли – лишь результат внезапно открывшейся ее глазам жестокой правды, не более... Вот так, в сонме черных мыслей о своем прошлом и будущем, Мэри и уснула, и сон, что владел ее разумом, не был ей утешением... ... – Ну что же, Брэдли, теперь настало время выпить за то, чтобы твое одиночество вскоре было нарушено и заменилось на компанию симпатичной волшебницы! – сказала Мэри, поднимая кубок одновременно с Кристианом – Брэдли взглянул на нее с благодарностью, приложившись к своему кубку. Вот уже два часа они втроем (остальные приглашенные, сославшись на большую занятость, уже ушли), отмечали день рождения Брэдли, и, к радости Мэри, Брэдли вел себя, как и в день первой их встречи после долгой разлуки – ничем не показывал свою к ней страсть. Кинув быстрый взгляд на часы – они показывали пол одиннадцатого, Мэри поднялась из-за стола, что к этому времени изрядно опустел. — Ну что ж, мне пора, так что извините... — Пожалуйста, Мэри, посиди еще немного,— взмолился Брэдли, посмотрев на волшебницу с такой мольбой, что ей не оставалось ничего, кроме как кивнуть в ответ,— ведь мы с тобой так редко видимся, даже поговорить некогда. — Ну, хорошо, тогда... скажи мне, у тебя, случаем, книги о родословной рода Гриффиндора нет? Брэдли в некотором изумлении покачал головой, но тут заговорил Кристиан: — Рода Гриффиндора? Зачем она тебе? — Так она у тебя есть?— воскликнула Мэри радостно, буквально поедая удивленного Кристиана недоверчиво-восторженным взглядом,— мне она нужна, и как можно быстрее! Я там ищу последних потомков рода Гриффиндора. Просто интересно, вот и все. — Не сказал бы, что это просто интерес,— покачал головой Кристиан,— ощущение такое, словно от того, узнаешь ты это, или нет, зависит твоя жизнь. Мэри весело рассмеялась: — О чем это ты? Это далеко не так, поверь. Просто если я чем-то сильно увлечена, я всегда себя так веду – создается впечатление, что сложилась ситуация жизненной важности. — Да, это уж точно,— вклинился в беседу Мэри и Кристиана Брэдли,— помню несколько таких случаев – Мэри словно горела тогда в невидимом огне. Кристиан понимающе улыбнулся: — А, вот оно что... Ясно. Нет, я лишь слышал от одного знакомого о книге, называющейся: «Древние роды и их потомки». Могу постараться достать, если хочешь. — Пожалуйста, Кристиан, я буду очень благодарна тебе. — А пока что выпьем еще по одной...— начал Брэдли, но тут же замолк – бутылка с медовухой была уже пуста,— придется сходить за новой бутылкой. — Тебе помочь?— спросил Кристиан с опаской. — Нет, что ты, я быстро,— заверил его Брэдли, обменявшись с Кристианом взглядом, содержание которого так и осталось загадкой для Мэри. — А твоему ребенку не повредит такое количество спиртного?— обратился Кристиан к Мэри, едва Брэдли вышел,— я бы на твоем месте задумался, прежде чем пить вообще, тем более столько. — А я много выпила?— спросила волшебница с легким недоумением. — Два бокала. По-моему, это много. — Значит, следующий будет последним – ведь это медовуха, а не огненный виски. — До огненного виски тебя вообще допускать нельзя,— сказал Кристиан сурово. Мэри покачала головой: — Я его и так не люблю. Но ты сейчас так сказал это... в общем, если бы ты был моим мужем, я бы себя пленницей ощущала. — Видно, твоему мужу все равно, что будет с ребенком,— ответил Кристиан, заставив Мэри побледнеть,— и не очень-то важно, чтобы ты была здоровой. Даже возникает сомнение, любит ли он тебя. — Нет,— с горечью произнесла Мэри, заставив Кристиана ужаснуться,— ко мне он лишь страсть испытывает, и совершенно не хочет, чтобы я рожала этого ребенка. — Почему тогда ты с ним? Почему не уйдешь от него? Он, что, держит тебя возле себя силой? — Нет, но я люблю его, и... — Мэри,— мягко сказал Кристиан, заставив волшебницу поднять на него взгляд,— ну зачем ты лжешь? Видно же, что ты его не любишь – почему же живешь с ним? Из-за ребенка? Боишься, что не сможешь вырастить его одна? — Он сказал, что убьет малыша, если я уйду от него,— выпалила Мэри, тут же ужаснувшись – такая злость появилась во взгляде Кристиана,— я не переживу потери ребенка, так что лучше уж буду и дальше жить с ним. — Ты не должна и дальше оставаться с тем, кто не хочет появления своего ребенка на свет,— заявил Кристиан твердо,— прошу, Мэри, уходи от него – это просто мерзавец, и жизнь с ним станет для тебя сущим адом, тем более, когда родится ребенок. — Я не могу – он найдет меня везде, и убьет вместе с теми, кто приютит меня. Тебе лучше не лезть – это не твое дело. Я уже привыкла, поверь, и это – моя жизнь. — Но ведь это безумие!— продолжал увещевать ее Кристиан,— жить с кем-то, постоянно опасаясь за свою жизнь... Уйди от него, укройся у меня... — Я же только что сказала – он убьет тех, кто приютит меня!— сорвалась Мэри на крик,— хватит уже и моих страданий, ощущать вину за твою смерть я не хочу. Пожалуйста, Кристиан, не терзай меня больше своими словами жалости, я тебя очень прошу. Кристиан, все еще желая спорить, пронзил Мэри непонимающим взглядом – а волшебница, вновь опустив голову, попыталась успокоиться, вспомнив о том, что волноваться ей сейчас не стоит. Появление Брэдли разрядило обстановку – тот появился с подносом, на котором стояло три бокала. — Что это ты так кричала? – спросил Брэдли у Мэри с ходу, ставя поднос на стол,— я даже испугался, все ли с тобой в порядке. — Ничего. Просто... вышла из себя,— сказала волшебница тоном, не допускающим возражений,— мне не стоило столько пить – если я сильно напиваюсь, становлюсь буйной. — Еще один бокал, и мы проводим тебя до дома. Мэри передернула плечами, промолчав – лишь пригубила медовуху в бокале, выслушав очередной тост от Кристиана, на чье лицо так и не вернулось полностью былое радостное выражение. Странное ощущение как от резкого опьянения овладело всем ее существом, слабость и головокружение пришли разом, и Мэри без сознания повалилась на стол... ...В себя она приходила мучительно долго – как-то странно, рывками, осознавая поразившую ее обстановку и свое положение в ней – она была в спальне Брэдли, прикрученная к стулу веревками, что сильно врезались в кожу – в некоторых местах она онемела. Комната была пуста, и лишь едва различимые голоса слышались из зала – но вот тихий скрип возвестил Мэри, что сюда идет, по меньшей мере, один человек. Минутой позже в комнату вошли двое — Брэдли и Кристиан. — Что это за глупые шутки?— спросила волшебница у них, переводя с одного сосредоточенного лица взгляд на другое,— зачем вы меня связали? Неужели ты, Кристиан... — Нет, это не из-за твоих слов о муже,— покачал в ответ головой волшебник,— повод совершенно иной. Брэдли, ожесточившись в лице, шагнул к Мэри, и, освободив от веревок ее левую руку, задрал рукав мантии до локтя. — Метки нет,— сказал он, обращаясь к Кристиану – тот в задумчивости нахмурился: — Уверен? Тогда может мы ошиблись? — Это после донесения-то? А как же Нидри? Хочешь сказать, его заколдовал кто-то другой? — Возможно, и так. Ведь метка – верный признак Пожирателя смерти, а у твоей подруги ее нет. — С чего вы взяли, что я служу Волан-де-Морту?— спросила Мэри холодно, едва прогнав из сердца ужас. — Нам доложили, что некоторые твои сотрудники и подчиненные ведут себя несколько странно – и подумали, что за этим стоишь ты. Пытались проследить тебя до твоего дома, но всякий раз оказывались посреди пустой поляны. Неужели твой дом в лесу? — Разумеется, нет, просто я умею запутывать следы,— пожала плечами Мэри, вздохнув с облегчением про себя – защита особняка сбоев не давала.— Ну, раз вы убедились, что я... — Не торопись с суждениями, Мэри, мы еще не все опробовали. Она в недоумении нахмурилась – что еще задумали эти двое? Видимо, что-то нехорошее – ухмылка Брэдли ясно говорила, что ее ничего приятного не ждет. Вот он достал свою палочку, что тут же нацелил на нее... — Подожди, Брэдли – подумай о последствиях,— остановил его Кристиан, с беспокойством покосившись на Мэри,— если наши подозрения не оправдаются, она будет мстить нам – ведь после этого жизнь ее ребенка, возможно... — Успокойся, Кристиан, я беру на себя всю ответственность,— перебил его Брэдли, ухмыльнувшись,— ведь уверен почти на все сто, что прав. Мэри даже не успела сказать что-то – ее мозг уже подвергся штурму, что она выдержала, чуть не проникнув в сознание Брэдли. — Крепкий орешек,— прошипел Брэдли, в ярости сверкнув глазами,— попробуй сам. И вновь сила чужого сознания пытается сломать ее – ну уж нет! От мгновенно пришедшей злости Мэри так сильно отразила атаку Кристиана, что тот с воплем боли схватился за голову. — Что, не повезло? Значит, придется применить кое-что посильнее. Круцио! Тут же пронзившая каждую клеточку ее тела боль заставила Мэри исступленно кричать – Кристиан, поморщившись, отвернулся, но все это волшебница не видела – она билась в судорогах боли, отчаянно желая, чтобы пытка прекратилась, стараясь не думать, выживет ли ее ребенок после этого. — Ну что? Готова признаться?— донесся до нее сквозь боль голос Брэдли. Почти готовая сказать: «Да», Мэри передумала – если она выдержит это, то докажет, что невиновна, если же признается, ее сгноят в Азкабане – тех преступлений, что она совершила, хватит на пожизненное заключение с дементорами. Вот и кричала все сильнее, ощущая, как воля ее уходит по мере того, как возрастает боль. Она достигает неимоверной силы, и Мэри уже не способна кричать – лишь хрипы вырываются из ее губ, а голова буквально разрывается на куски... — Попробуй еще раз,— произнес голос Брэдли рядом с ней – и атака чужой воли, почти поразившая Мэри, заставила ее поднять голову, отражая натиск. — Да, видно, сломать ее будет не так-то просто,— протянул Брэдли, смерив волшебницу ненавидящим взглядом,— есть, что скрывать, видимо. Тогда... посторожи ее минуты две, Кристиан, хорошо? Я сейчас вернусь. Даже не способная предположить, что еще задумал Брэдли, Мэри подняла взгляд, что застилали льющиеся слезы, спросив с отчаянием в голосе у Кристиана, в чьих глазах светилась жалость: — Неужели он думает, что я действительно Пожирательница смерти? И готов запытать меня до смерти, чтобы выяснить, так ли это? Вот идиот! Он же убьет моего малыша! На лице Кристиана отразилось страдание. — Ты готова поклясться, что это не так? Дать клятву, что не прикладывала руку к происшествиям в Министерстве? — Да, конечно!— заверила Мэри его поспешно, — пожалуйста, освободи меня! Кристиан колебался с минуту – наконец он, глянув в сторону двери, решительным движением волшебной палочки разрезал веревки, опутывающие Мэри. — Спасибо!— поблагодарила волшебница Кристиана, улыбнувшись ему,— но мне бы еще палочку свою получить... Кивнув, Кристиан протянул Мэри ее волшебную палочку. Со стороны лестницы послышались шаги... Волшебник устремил взгляд туда и не заметил заклинания волшебницы, что заставило его упасть на пол без сознания. А Мэри уже держала под прицелом своей волшебной палочки дверь, что распахнулась секунду спустя. Вошел Брэдли, застывший на пороге от неожиданности. — Как ты... — Круцио!— выкрикнула Мэри, не теряя времени – волшебник уклониться не успел, и упал на пол, корчась от боли. Жар жажды мести от вида его мук лишь разгорелся – а в голове сами собой возникли слова нового проклятия... Мэри с силой крутанула волшебную палочку, и вокруг Брэдли образовалась чуть заметная сфера, в которой волшебник и поднялся к потолку – навстречу кольцу огня. Вот огненное кольцо и сфера соединились – и комнату огласили дикие крики горящего живьем в адском огне Брэдли. Он корчился в судорогах боли, и сквозь его вопли ясно слышались проклятия ей, его мучителю, а она лишь смеялась все громче и громче, наслаждаясь местью. — Эти мучения достались тебе только из-за того, что вместе со мной ты пытал невинного ребенка,— говорила волшебница, вновь взмахивая палочкой – с потолка на Брэдли обрушился поток ледяной воды, ненадолго остановивший его мучения,— я не прощу тебе этого и убью, перед этим попытав, как ты меня. Она перевернула Брэдли лицом вниз – чтобы волшебник мог увидеть свою судьбу – из пола комнаты торчали сверкающие холодным серебром ледяные пики. — Нет... прошу тебя...— прошептал он еле слышно, в ужасе округлив глаза,— я же твой старый друг... В ответ Мэри лишь расхохоталась безумным, истеричным смехом. — Да неужели! А я тебя, знаешь ли, за своего злейшего врага приняла – ведь только такой человек способен пытать беззащитную женщину, зная, что она беременна и не имея особой уверенности в ее вине. Будь ты незнаком со мной, я бы просто стерла тебе память, но лучше уж убью – чтобы ты и впредь не мешался у меня под ногами. Брэдли, было, открыл рот, но теперь из него вырвались душераздирающие крики – Мэри вновь опустила на него кольцо огня. Еще два раза она чередовала воду и огонь – и затем, когда пики были уже в метр высотой, решительно опустила Брэдли на их острия. Раздался леденящий душу, безумный вопль – во все стороны брызнула кровь, глаза несчастного мужчины полезли из орбит, он задергался в жутких конвульсиях... — Мэри, стой!! Что ты делаешь?!!— донесся до нее полный ужаса голос Кристиана – он уже мчался к ней, пытаясь обезоружить на ходу. Ему это не удалось – Мэри отскочила в сторону, сказав: — Бесполезно, Кристиан, ему уже не помочь. Кристиан неверяще расширил глаза, подойдя к висящему на остриях пик Брэдли – тоненькая струйка крови текла по его подбородку, из открытого рта доносились еле слышные хрипы. Он явно пытался что-то сказать, но не смог, уже через минуту закатив глаза. Одновременно с этим все его тело застыло, прекратились конвульсии – смерть наступила быстро, прекратив мучения Брэдли. — Как... как ты смогла придумать и осуществить такое? Брэдли был прав насчет тебя – ты прислужница Волан-де-Морта!— выкрикнул Кристиан, вновь повернувшись к Мэри. Она в ответ лишь устало покачала головой, опуская палочку. — Нет, Кристиан – я лишь защищала себя и жизнь своего ребенка. Я мстила за боль невинного младенца тому, кто забыл об этом крошечном существе, возможно, из-за этих пыток я могу навсегда потерять его... Мэри прервалась – нежданная, появившаяся внезапно боль в сердце заставила ее опуститься на пол, приложив руку к груди. Ну вот, очередной приступ... — Что с тобой?— спросил Кристиан обеспокоено,— что-то с ребенком? — Вроде нет, всего лишь приступ... Кристиан, пожалуйста – принеси мою сумку из зала. Волшебник, поймав полный боли и мольбы взгляд Мэри, тут же сорвался с места, помчавшись вниз. Мэри же, в попытке превозмочь все усиливающуюся боль в сердце, попробовала встать, но новые, более сильные уколы боли заставили ее вновь рухнуть на пол... Вот дьявол... Хорошо, что она всегда носит с собой противоядие... — Вот, держи,— протянул ей уже через минуту ее сумку Кристиан. Мэри, торопливо встряхнув ее, нашла колбочку с зельем, и, вынув пробку, залпом выпила его, с облегчением улыбнувшись. — Порядок. Спасибо за помощь, Кристиан, если бы не ты... Она в удивлении воззрилась на волшебника, что держал ее под прицелом своей волшебной палочки – лицо у него было серьезное. — Не думай, что если я помог тебе спастись от приступа, теперь отпущу тебя – после того, что ты сделала... — Что, прости? Что я сделала? Оглянись, Кристиан, и скажи – видишь ли ты тело Брэдли? Кристиан, нахмурившись, повернулся, и тут же с губ его сорвалось проклятие – на том месте, где до этого лежал Брэдли, теперь лишь блестели небольшие лужицы воды, окрашенные красным – было похоже, что на ковер пролили вино или что-то в этом духе. А в следующую секунду и они исчезли – теперь ковер был абсолютно чист. — Когда ты успела? — Причем тут я?— удивилась Мэри, поднимаясь на ноги,— это все входит в проклятие, названное мною заклинанием «Двух стихий» — совершенно не оставляет следов. Первое испытание. Кристиан посмотрел на нее с таким непередаваемым ужасом и одновременно отвращением в глазах, что ей стало невольно не по себе. — Ты – чудовище,— сказал он презрительно,— теперь я не сомневаюсь, что ты пособница Волан-де-Морта, такое жуткое заклинание никто не способен придумать, кроме Пожирателя смерти. Я упрячу тебя в Азкабан, где ты сгниешь вместе со своим отродьем – ребенком одного из твоих пособников. Мэри в ответ лишь рассмеялась, глядя на Кристиана, как на безумца. — Что ты, Кристиан, мелко ходишь – это ребенок не Пожирателя смерти, как ты, в принципе, правильно подумал, а самого Волан-де-Морта. Да-да,— кивнула она, наслаждаясь ужасом в глазах Кристиана, его замешательством,— именно он – мой муж, отец, что не желает рождения своего ребенка. Он держит меня при себе, обещая, что не убьет моего ребенка, пока я с ним, и, разумеется, убьет вместе с малышом, если я надумаю сбежать. Поэтому-то я, являясь Пожирательницей смерти, не имею метки – она просто не нужна, ведь я постоянно нахожусь рядом с Волан-де-Мортом. — Почему?— только и сказал Кристиан, все еще не в силах побороть возникший от слов Мэри ужас,— почему ты с ним? Неужели только хочешь спокойно жить, не быть под угрозой смерти? — Вовсе нет,— покачала Мэри головой,— меня привлекают Темные искусства, и все, что с ними связано – поэтому-то я когда-то согласилась стать ученицей Волан-де-Морта и сейчас служу ему. Ну а насчет того, почему он стал моим мужем и до сих пор является им... тут все просто – он всего лишь умеет показать свои чувства так, что я принимаю их за свои. К тому же его ласки... испытывая их, я просто не могу сдержаться. Я знаю, что он меня не любит, а просто использует – и в постели, и в качестве подчиненной, выполняющей разнообразные поручения – он мне сам это говорил, и не раз. Но мне хватает одного жара его страсти, так что я даже не требую от него любви. По крайней мере, он не лжет мне в своей страсти, а больше мне не нужно. — Зачем ты все это мне сказала? Надеешься, что я тебя пойму и буду покрывать? — Нет,— покачала Мэри головой в отрицании,— все равно сейчас ты это забудешь. И, прежде чем Кристиан смог поднять палочку, Мэри околдовала его проклятием Забвения – совершенно без чувств волшебник рухнул на пол, и она получила великолепную возможность наполнить его память ложными воспоминаниями. Затем она расколдовала Кристиана, проверяя, вышло ли у нее задуманное. — Мэри? Ты в порядке? А где Брэдли?— спросил волшебник, садясь и потирая макушку. — Получил то, что заслужил – смерть от самого себя же. Он пытался проклясть меня каким-то жутким заклинанием, от которого умирают в страшных мучениях, но я отразила это заклинание на него, так что... тела его даже не осталось после этого. Мэри опустила голову, сделав вид, что сожалеет о смерти Брэдли. — Он был не прав, пытая меня ни за что – я точно знаю, что Альфред вызывает у вас больше сомнений, чем я – так что, тебе, Кристиан, стоит проверить его. Согласно кивнув, Кристиан поднялся на ноги. — Прости за те страдания, Мэри – я не был до конца уверен в ошибочности суждений Брэдли. — Я не держу на тебя зла – и очень буду благодарна, если происшедшее здесь останется между нами. — Хорошо, Мэри. И насчет книги... постараюсь добыть ее как можно раньше, но вряд ли быстрее месяца. Вместе они прибрались в доме, вышли на порог... Было уже полдвенадцатого ночи – небо, усыпанное звездами, так заворожило Мэри, что Кристиану пришлось окликать ее по имени, чтобы она очнулась. — Спокойной ночи,— произнесли оба разом, синхронно повернувшись – и в следующую секунду Мэри стояла возле особняка, кажущегося абсолютно нежилым – ни одного освещенного окна. Стараясь не думать о том, что с ней сделает Волан-де-Морт, ожидающий ее прихода почти час, волшебница торопливым шагом шла по коридорам особняка – и облегченно вздохнула, войдя в совершенно пустую комнату. «Либо его еще не было, либо он просто не стал ждать меня»,— подумала Мэри, погружаясь в благостный сон... Ей снилось, что она вновь в одной постели с Мальсибером – тот, даже не пытаясь слиться с ней в единое целое, страстно ласкал ее тело. Все те места, что нуждались в ласке больше всего – отяжелевшую от желания грудь, живот, спину, бедра, ягодицы... И, разумеется, ее естество, каждое прикосновение к которому заставляло Мэри извиваться все сильнее и сильнее, стонать все громче, изгибаться навстречу рукам Мальсибера, моля его, наконец, овладеть ею. Но эта ее просьба как будто и не была услышана Мальсибером – он, по-прежнему держась на расстоянии от нее, все пытал и пытал ее ласками, вырывая из ее груди протяжные стоны. В какой-то момент Мэри показалось, что черты Мальсибера заменились на черты Волан-де-Морта, и вот уже две пары рук ласкают ее еще с большей нежностью и страстью, повергая в невиданное блаженство, большее, что волшебница испытывает в конце полового акта... Она просыпается, и понимает, что один Волан-де-Морт ласкает ее грудь, переходя от сводов к соскам, другой рукой скользя по ягодицам и бедрам, то и дело, добираясь до ее естества. Блеск его глаз, абсолютная реальность происходящего говорит Мэри, что это — уже не сон, и что Мальсибера в этой комнате точно нет. — Давно ты здесь?— шепчет она, чувствуя, что желание, владевшее ею еще во сне, толкает ее на немедленную близость с Волан-де-Мортом. — Минут пятнадцать,— следует ответ, и волшебница едва сдерживает стон – руки Волан-де-Морта настолько нежно касаются всех тех точек, что требуют сейчас ласки, что она уже извивается от дикой похоти, сквозь стоны моля мага, чтобы он, наконец, взял ее. Но ее любовник не спешит – если бы не горящие огнем страсти глаза, можно было бы подумать, что он вовсе не хочет сегодня совокупляться с ней. Только медленно пытает ее ласками, видимо, желая возбудить до такой степени, когда ею овладеет та же страсть, что сейчас испытывает он. — Вчера ты упомянула, что первые наши ночи много значат для тебя, и я уверился в мысли, что вполне смогу возбуждать тебя, как тогда, до такой степени, что ты сама будешь молить меня взять тебя – по крайней мере, в этом случае ты точно не будешь более чувствовать себя жертвой. Слова Волан-де-Морта перекрывает громче крика стон Мэри – желание, ставшее животным, делает ее безумной. Она кидается на мага, не видя его довольной усмешки, целуя его так страстно, как может – и уже в конце поцелуя чувствует свое с ним долгожданное единение. Он, буквально придавив ее тяжестью своего тела, не ускоряя темп, неторопливо и даже как-то холодно берет ее, стонущую в преддверии блаженства все громче, как бы показывая ей, возбужденной донельзя, что он-то может удержать свою страсть в узде. Но не этого хочет Мэри сейчас – нарушая установленные Волан-де-Мортом правила, она так сильно подается навстречу ему, что чувствует боль, будто достающую до сердца. И это ее телодвижение, вскрик боли пробуждает в маге страстного любовника – теперь его движения порывисты и неистовы, руки жадны и грубы, но все же по-прежнему ласкают, а не пытают ее. Последняя минута, проходящая в страстных и конвульсивных движениях двух тел, терзаемых похотью, и громкий, полный блаженства, стон Мэри завершает половой акт, за которым следует неизменный отдых. — Знаешь, за такое блаженство я бы продала душу дьяволу,— шепчет Мэри, сквозь пелену в глазах глядя на Волан-де-Морта,— ты просто мастер в ласках, и любая женщина на моем месте не устояла бы, чувствуя их. — Любая?— переспрашивает он, глядя на нее с долей недоумения,— мне не нужен никто, кроме тебя, Мэри – ты же прекрасно знаешь. Что же насчет души... Ты и так уже отдала ее мне, как и свое тело, идя за своими низменными желаниями, что все-таки оказались сильнее желания стать могущественнее, чем ты сейчас. Но вряд ли бы убила кого-то за возможность переспать со мной – не так ли? — Странно, что ты сказал это именно сейчас – ведь меньше трех часов назад я покончила, и довольно хладнокровно, со своим старым другом, что пытал меня, пытаясь выбить признание в подчинении тебе. — Что?— переспросил Волан-де-Морт, ожесточившись в лице,— тебя подозревали? Мэри, кивнув, рассказала то, что произошло в доме Брэдли, опустив разговоры за столом – в конце повествования у Волан-де-Морта был такой злой взгляд, что она сочла за лучшее отодвинуться от него, даже зная, что ярость эта не направлена на нее. — А тот второй? Ты уверена, что заколдовала его достаточно хорошо? — Да, разумеется – я бы не стала так рисковать. Его убивать не было надобности – ведь он даже не пытал меня, как Брэдли. — Хорошее оправдание себе нашла – сказать, что просто отразила вражеское заклинание...,— Волан-де-Морт покачал головой,— и это еще после приступа... Но хорошо, что ты не ошиблась в расчетах, придумывая то заклинание, и тело твоего сотрудника исчезло. Значит, пока волноваться не о чем. Правда... тебя совесть не замучает, ведь ты отправила в Азкабан невиновного. — Это просто еще один мой поклонник,— равнодушно пожала плечами Мэри,— он нам больше не нужен, да и сообщить ничего не сможет, особенно после моих чар. — Ну, ладно. Тогда я спокоен,— заключил Волан-де-Морт, вновь занявшись грудью Мэри – то нежно ласкал ее, то дразнил кончиками пальцев соски, что затвердели, выдавая ту похоть, что вновь овладела всем существом волшебницы. Она, прерывисто вздохнув, направила одну из рук Волан-де-Морта к низу живота – сейчас именно там ласка была нужнее всего. И он, следуя желаниям Мэри, неторопливо доводил ее до состояния сильнейшего возбуждения – его пальцы двигались то страстно и быстро, то медленно и нежно, заставляя ее отвечать взаимностью, не сдерживая страстных стонов. Вот волна страсти, достающая почти до горла, заставляет Мэри изогнуться дугой, негромкий вскрик срывается с ее губ – Волан-де-Морт вновь стал единым с ней, вновь неспешными движениями своего тела доводя ее до блаженного изнеможения. Стремясь достигнуть еще большего, Мэри впилась страстным поцелуем в губы своего любовника, одновременно подстегивая и себя, и его – движения его тела стали резкими и порывистыми, неся ей некоторую боль – неизменную спутницу каждого полового акта с Волан-де-Мортом. Но Мэри даже не вскрикнула, уже привыкнув к ней – лишь еще крепче прижалась к Волан-де-Морту, что как раз в этот момент слился с ней до предела, застонав от блаженства. Волшебница вторила ему, и ее стон – громкий и протяжный, вновь стал окончанием очередного совокупления – удовлетворение, как всегда, пришло к ним одновременно, поражая синхронностью. — А теперь скажи – разве тебе не было со мной хорошо?— спросил Волан-де-Морт, глядя в глаза Мэри своим, чуть угасшим взглядом. — Это было просто чудесно,— прошептала волшебница, нежно поцеловав Волан-де-Морта в губы,— если каждая ночь с тобой будет такой, я больше никогда не заикнусь о том, что для тебя лишь жертва. Сейчас я бы поверила, что любима тобою, если бы ты вдруг сказал это. — Не хочу лгать тебе, поэтому... нет. Я хочу лишь владеть тобою, единственный из многих желающих этого, и убью любого, кто с этой минуты посмеет посягнуть на твою честь – ты должна остаться моей и только моей. Мэри даже не возразила ему на это – усталость от пыток и совокупления с Волан-де-Мортом дала о себе знать, глаза закрылись сами собой... Волан-де-Морт, было, начав вновь ласкать ее, увидел, что она спит, и, поцеловав ее на прощание, через минуту вышел из комнаты, дав ей возможность отдохнуть... ...На следующий день она заколдовала Альфреда, заполнив его память ложными воспоминаниями, и уже через два часа его схватили мракоборцы, среди которых был и Кристиан. — Ты нам очень помогла, Мэри,— говорил он с теплой улыбкой,— спасибо тебе. Я постараюсь отблагодарить тебя как должно той книгой – когда она будет у тебя, ты сможешь взять ее себе. — Правда?— переспросила Мэри восторженно, в порыве чувств обнимая Кристиана,— вот спасибо! Я буду так благодарна тебе! Скажи, что ждет Альфреда? — Суд, и заключение в Азкабане – пожизненное,— сурово сказал Кристиан, ужаснув Мэри,— то же, что и других пособников Волан-де-Морта. Мы их всех, так или иначе, поймаем, вот увидишь. Волшебница выдавила из себя радостную улыбку, пытаясь скрыть свои истинные чувства, среди которых уж точно не было радости. К счастью, Кристиан спешил, и не обратил особого внимания на выражение лица Мэри. С этого дня она стала более осторожной в поручении своим подчиненным, находящимся под проклятием Подвластия, каких-либо заданий, что продолжал давать ей Волан-де-Морт, так что больше разговоров о своей причастности к Пожирателям смерти больше не слышала. Ее уроки с Люциусом продолжились, он очень быстро учился всем новым навыкам, но за следующий месяц смог освоить лишь половину всех необходимых умений. За это время от Кристиана не было никаких новостей, связанных с книгой – он говорил, что его знакомый уехал куда-то за границу и вернется нескоро. Это очень огорчало Мэри, ведь она очень сильно хотела получить книгу, которая прояснила бы для нее имена последних потомков из рода Гриффиндора. «Ясно, что фамилия у них должна быть другая,— думала Мэри порой, сидя вечером у камина,— так что, если я так и не найду ту книгу, то не смогу никак разыскать их». Волан-де-Морту, что вновь стал пропадать на день-два, о своем стремлении Мэри не говорила – он бы ее не понял, да и, наверное, счел бы это все лишь глупой забавой. В одну из ночей, которую Мэри коротала с Волан-де-Мортом, точнее, уже под утро, когда усталость давала о себе знать, Темный Лорд неожиданно обратился к ней: — Мэри, насколько я знаю, уже все в особняке осведомлены, что ты называешь меня иначе, чем остальные, делая на этом основании соответствующие выводы... — Тебя заботят чужие суждения?— в недоумении подняла брови волшебница. — Нет, не это, а возможность использовать твое нежелание называть меня по тому имени, что я выбрал себе. С сегодняшнего дня я наложу на это имя Выборочный Запрет, и, если кто-то кроме тебя назовет его, то умрет. — Каким же образом ты сделаешь это? — Встань и постой минуту спокойно. Мэри выполнила эту просьбу, предварительно закутавшись в простыню – зная Волан-де-Морта, она не хотела лишний раз возбуждать его своим обнаженным телом. Секунду спустя ее окутала иссине-серебристая дымка, что через пару мгновений рассеялась. — И что? Теперь, если кто-то назовет тебя «Морганом» кроме меня, умрет?— спросила Мэри, вновь опускаясь на кровать. — Именно. Так что с этого дня будь осторожна, называя меня «Морганом» – разумеется, все Пожиратели смерти предупреждены и не будут меня так называть. Этот запрет рассеется, только если ты вдруг умрешь, не раньше. — Надеюсь, это произойдет нескоро,— хмуро произнесла волшебница, и, заметив недоуменный взгляд Волан-де-Морта, добавила,— да, я же не говорила тебе... я могу умереть очень рано из-за моей болезни – с последним, одиннадцатым, приступом. — А сколько их у тебя уже было? — Четыре. — Значит, повода для беспокойства нет,— резюмировал Волан-де-Морт, одним своим взглядом говоря Мэри, что вновь хочет ее. — Не смотри на меня так,— отодвинулась она от мага, глядя в его сверкающие похотливым огнем глаза,— все равно я не скажу: «Да». — Думаешь, мне нужно твое согласие?— холодно спросил Волан-де-Морт, без промедления кидаясь на Мэри. Она успела вскочить, пробежала два шага... но он все равно настиг ее, прижав к полу,— в крайнем случае, таком, как сейчас, я могу и изнасиловать тебя вновь разок. Ты, главное, расслабься, и получай удовольствие... Он был вынужден замолчать – Мэри, возмущенная этими словами, извернувшись, освободила руку, отвесив ему пощечину. — Да успокойся ты!— увещевал маг волшебницу, выворачивая ей руки – она дергалась так сильно, что все его движения получались слишком резкими, причиняя ей боль. Попытка утихомирить ее поцелуем ничего не дала – больно укусив Волан-де-Морта за язык, Мэри, блестя глазами, выкрикнула: — Я же сказала, что не хочу! Что такого непонятного? И не смей трогать меня! — Что, нельзя?— ухмыльнулся Волан-де-Морт, лаская тело Мэри – руки его дошли до ее груди,— а вот так? Она, было, вновь замахнувшись для удара, безвольно опустила руки – овладевшее ею от бесстыдных прикосновений Волан-де-Морта желание заставило ее и саму страстно ласкать его тело, принять его без сопротивления, с нетерпением, отбив желание выпускать из своих объятий. — Хоть бы слез с меня, что ли,— прошептала меня, чувствуя, как блаженство, владеющее ею, все возрастает и возрастает,— или позволил на кровать лечь. — Ты сама выбрала место,— равнодушно бросил Волан-де-Морт, до боли сжимая плечи Мэри,— так что не вини меня в том, что оно тебе не нравится. А к моему весу тебе стоило давным-давно привыкнуть – ведь положение наше за все это время ничуть не изменилось. И даже не мечтай попасть на мое место. — Хватит болтать,— прервала его Мэри нетерпеливо, впившись в губы мага неистовым поцелуем,— лучше постарайся удовлетворить меня до обморочного состояния – иначе следующего раза точно не будет. — Как скажешь,— не стал с ней спорить Волан-де-Морт, вновь лаская все те точки ее тела, до которых мог сейчас дотянуться, одновременно с этим не прерывая своего с ней единения,— для меня это – не проблема. И Мэри уже через пять минут точно знала, что Волан-де-Морт не лжет – настолько сильное блаженство овладело ею, повергая в беспамятство... ...Очнулась она довольно-таки быстро, и тут же вскочила, чувствуя, как жадные пальцы пытаются снять с нее медальон. Отбежала к двери, прижав серебристый кружок к груди, ошеломленно посмотрев на Волан-де-Морта, что ухмылялся, глядя на нее. — Что ты задумал?— спросила она возмущенно,— зачем тебе мой медальон понадобился? — Тебе это знать незачем – просто одолжи мне его на день, и получишь уже завтра вечером. — Даже не мечтай! Он принадлежит мне, и тебе я его не отдам! Тем более, не зная, для чего он вообще тебе понадобился. Все внутри Мэри буквально кипело от гнева – она даже вооружилась, заставив Волан-де-Морта хмыкнуть: — Расслабься, Мэри, я не буду отбирать у тебя его... — Ну конечно, ври дальше! Да на твоем лице так и видно, что ты хочешь заполучить его! Сверкнув глазами в гневе, Волан-де-Морт поднялся на ноги, делая шаг к волшебнице – и едва успел увернуться от проклятия, что она пустила в него. — Значит, дуэль? Но вначале нужно сравнять силы – прикройся, Мэри. Волан-де-Морт, подобрав простынь с пола, кинул ее в руки Мэри. Волшебница проигнорировала этот его жест – простынь пролетела мимо, опустившись у ее ног. — Мешает моя нагота? Что ж, сожалею – могу только посоветовать тебе взять себя в руки. Но именно это сравняет наши силы, что изначально неравны. Волан-де-Морт, поняв, что споры ни к чему не приведут, пожал плечами, вооружаясь. С минуту он стоял неподвижно, словно не имел ни малейшего желания нападать на Мэри, затем неуловимо быстро взмахнул волшебной палочкой, послав в волшебницу целый сноп лучей, что она отразила, сотворив из воздуха щит. Но еще одно, последовавшее затем, проклятье, настигло ее, заставив рухнуть на колени, обезоружив. Но вставать на ноги Мэри не спешила – дождавшись, когда Волан-де-Морт подойдет поближе, она с невиданной быстротой вскочила, вырвав из его руки волшебную палочку, что тут же полетела в дальний угол. Но, как оказалось, этого-то Волан-де-Морт и ждал – после непродолжительной борьбы повалив Мэри на пол, он придавил ее своим телом, выкрутив ее правую руку и перевернув волшебницу на живот. Она закричала от боли, чувствуя, что он уселся на нее сверху и пытается снять медальон одной рукой с ее шеи, благоразумно не касаясь самого медальона. Гнев необычайной силы поднялся с глубин души Мэри – она, яростно зарычав, дернулась так сильно, что Волан-де-Морт потерял равновесие, дав ей шанс подняться на ноги вновь, уже с волшебной палочкой в руке. Проклятие, просвистевшее мимо, заставило его пересмотреть требования Мэри: — Хорошо, я расскажу тебе, зачем мне понадобился медальон. Только прикройся, наконец, я тебя очень прошу. Прозвучавшая в голосе Волан-де-Морта мольба, непривычная для слуха Мэри, заставила ее выполнить его просьбу – и она, закутавшись вновь в простыню, присела на кровать, приготовившись со всем возможным вниманием слушать Волан-де-Морта, в чьих глазах уже не было огня вожделения. — Для начала хочу спросить – тебе известно значение слова «Крестраж»? — Крестраж?— переспросила Мэри, нахмурившись,— вроде бы это предмет, хранящий часть заключенной в нем чьей-то души. А что? Неужели ты... Ответом на ее незаконченный вопрос стал кивок Волан-де-Морта. — Да, и уже довольно давно. С тех пор я создал четыре крестража... — Четыре?!— ужаснулась Мэри, округлив глаза,— так много? — Из задуманных семи. Волшебница в потрясенном изумлении, недоверчиво покачала головой, словно отказываясь принять слова мага. — Это нереально... Еще никто до сих пор... — Ну, значит я стану первым,— произнес Волан-де-Морт равнодушно,— и, так как не каждый предмет может стать крестражем для очередной части моей души, поиски такой вещи занимают очень много времени. Признаюсь, с тех пор, как я увидел твой медальон, я был уверен, что и он, в конце концов, станет одним из моих крестражей, залогом моего бессмертия. И вот вчера я понял, что медлить с его сотворением и дальше не стоит – так что отдай мне медальон. — Нет,— только и сказала Мэри, глядя в полыхнувшие гневным багрецом глаза Волан-де-Морта, с решимостью,— ты только уничтожишь его, не добившись своего. — С чего ты взяла это? — Этот медальон уже крестраж,— пояснила Мэри,— я же тебе рассказывала его историю, ты должен это помнить. За исключением убийства своего дедушки, что было одновременно и способом защиты, и последствием чувства мести, Марго не сделала ничего предосудительного, поэтому ее душа чиста. Твоя же... многочисленные убийства привели к такому уродству твою душу, что я даже мысли не допускаю о том, что медальон может вместить ее часть. Но если это все-таки произойдет... тогда медальон уничтожит часть твоей души, или наоборот, она уничтожит медальон, но это маловероятно. Разве тебе хочется так рисковать? Мэри говорила эти слова, и чувствовала, что Волан-де-Морт словно и не слышит их – в его глазах полыхало такое пламя алчности, что ей стало страшно находиться рядом с ним. — А ты предположи, что возможен и третий вариант – две совершенно разные части душ все-таки уживутся вместе – уживаемся же мы с тобой, в конце концов? — Слишком мал шанс,— в отрицании покачала головой Мэри, вскочив на ноги – Волан-де-Морт, внезапно рванувшись вперед, вырвал из ее руки волшебную палочку, швырнув в сторону камина, а после предпринял несколько попыток отобрать медальон, загоняя постепенно Мэри в угол. — Этот медальон – идеальный крестраж,— говорил маг, подходя к ней все ближе и ближе,— его защита сохранит часть моей души в неприкосновенности. — Отберешь у меня медальон, и запечатаешь часть своей души внутри него, воспользовавшись моей смертью?— воскликнула Мэри, спиной ощущая дверь – отступать больше некуда, палочка ее была слишком далеко. Волан-де-Морт тихо рассмеялся, покачав головой: — Я уже наметил очередную жертву, и это точно не ты. Так что можешь безо всякой опаски отдать мне медальон. Или ты боишься, что станешь слишком беззащитной без него? — Да, и это тоже,— не смогла не согласиться с магом Мэри,— но ты в любом случае не должен даже касаться его. Волан-де-Морт лишь усмехнулся, вновь протягивая руки к шее Мэри – волшебница, мгновенно решившись, сорвала с себя простынь, швырнув ее в лицо опешившего мага. Отскочила к кровати... и попала, как в тиски, в железные объятия Волан-де-Морта. — Ну же... не будь такой упрямой,— шипел он, борясь с Мэри – она, используя все возможные способы, с яростью отбивалась, не давая Волан-де-Морту даже шанса прикоснуться к медальону. Они покатились по кровати... резкий звук пощечины – и Волан-де-Морт, схватившись за обожженную ударом волшебницы щеку, откатился в сторону, шипя сквозь зубы проклятия. Мэри воспользовалась паузой — сотворила Защиту Медальона Единорога. Едва видимая сфера появилась спустя секунду, заставив Волан-де-Морта с криком боли отпрянуть в сторону. — Теперь, как бы ты не хотел, уже не достанешь меня,— провозгласила волшебница, не скрывая торжества в голосе,— моя защита идеальна, и уже не один раз спасала меня. Злость, что испытывал сейчас Волан-де-Морт, была почти осязаемой – Мэри перепугалась не на шутку, даже зная, что он ее достать никак не сможет. Все лицо Темного Лорда превратилось в жуткую маску, глаза горели тем редким дьявольским огнем, что лишал волшебницу воли. Но уже через секунду он, смягчив немного выражение лица, равнодушно пожал плечами. — Что ж, придется мне подождать немного, пока ты не станешь более покладистой. И, пронзив Мэри напоследок пристальным взглядом, Волан-де-Морт, на скорую руку одевшись, покинул комнату. Волшебница, переводя дух, рассеяла только созданную защиту, присаживаясь на кровать – реальная угроза от Волан-де-Морта, что он нес сейчас, перепугала ее до смерти. Кто бы мог подумать, что он захочет отобрать у нее медальон? Нет, это Мэри не могла бы вообразить и в кошмарном сне. Тем более с той целью, во имя которой Волан-де-Морт сегодня боролся с ней. А при мысли, что он осуществит свое намерение, все-таки отобрав ее медальон, она чувствовала, как сердцем ее овладевает отчаяние. Почувствовав каждой клеточкой холод, Мэри оделась, параллельно думая, что же ей делать дальше – постоянно защищаться с помощью медальона? Нет, это невозможно – медальон не сможет обеспечивать ей защиту по целым дням, и скоро выдохнется. Тогда она точно останется беззащитной, и, вдобавок к этому, часть души Волан-де-Морта уничтожит медальон, у которого будет слишком мало сил для борьбы с чужеродным элементом. Что же ей делать? Резкая боль в животе отвлекла Мэри от горестных мыслей – она встала, чувствуя, как ее внутренности внезапно скрутило. «Немедленно переместиться в больницу...»,— пронеслось у нее в голове, и волшебница осуществила это желание, сразу после этого упав в обморок... ...— Вы уверены? — Абсолютно. Результаты не оставляют никаких сомнений. Я сама скажу ей. Надеюсь, у нее достанет сил пережить эту весть. Мэри сквозь пелену в сознании услышала негромкий стук закрывшейся двери, пара секунд тишины – и чей-то очень знакомый голос позвал ее по имени: — Мэри! Ты слышишь меня? Открой глаза! Она так и сделала, постепенно привыкая к яркому свету – лицо волшебницы, что склонилась над ней, тут же озарилось улыбкой. — Хорошо, что очнулась. Ничего не болит? Мэри покачала головой, садясь и оглядываясь. Она была в небольшой комнатке, где кроме нее была лишь Джейн Келленберг. Белого цвета голые стены, минимум мебели – все ясно, она в больнице. — Признаюсь, я очень перепугалась, когда мне сообщили, что нашли волшебницу, лежащую в одном из коридоров без сознания. Сразу стало ясно, что этот обморок – не простой, и я немедленно провела обследование. И теперь ты должна выслушать меня очень внимательно – мои следующие слова не порадуют тебя. — О чем ты, Джейн?— спросила Мэри, в предчувствии чего-то ужасного,— что-то не так с моим ребенком? Сам вид целительницы ясно сказал ей, что она угадала, вселив в ее сердце ужас. — К сожалению, да. Как это ни трагично, но твой ребенок... он... в общем, погиб в результате выкидыша. Мы не смогли ничего сделать – было слишком поздно. В голосе целительницы ясно слышалось сожаление, но Мэри не было до него никакого дела – в смертном ужасе обхватив голову руками, она с силой замотала головой, крича с надрывом: — Нет! Я не верю в это! Это неправда! Это просто ложь... Ее крик сорвался в рыдания – полные отчаяния и боли, скорби по ребенку, ушедшему навеки... Мэри, плача навзрыд, чувствовала утешающие объятия Джейн, но они заставляли ее лить еще больше слез. Это невозможно... она так радовалась, когда узнала, что беременна, так хотела стать матерью... За что ей это? Неужели за то убийство? Но она была вынуждена защититься сама, защитить свое дитя... В болезненном, почти уничтожающем ее потоке отчаяния волшебница принялась рвать на голове волосы, но была тут же остановлена руками Джейн. — Ты должна принять эту весть, как бы больно тебе ни было. Поверь, жизнь не закончилась, Мэри, и в ней еще будут счастливые моменты. Волшебница горестно помотала головой, словно говоря, что не верит Джейн, но, тем не менее, успокоилась. Целительница отстранилась, пытаясь оценить состояние Мэри – все ее лицо превратилось в маску боли и страдания, из глаз тоненькими ручейками все еще текли слезы... но она больше не кричала и не рыдала, и уже это порадовало Джейн. Несколько минут спустя Мэри успокоилась окончательно – подняв голову, она спросила у Джейн тихим голосом: — Не знаешь, из-за чего это произошло? — Сильные эмоциональные переживания. Страх или гнев, быть может – и то, и другое вместе. — Ясно. Мэри, отстранившись от Джейн, поднялась с кровати, и обратилась к целительнице, заметив, что на ней пижама: — Отдай мне мою одежду, пожалуйста. — Я не уверена, что тебе стоит прямо сейчас вернуться к себе домой,— ответила ей с тревогой в голосе Джейн,— ты еще слишком слаба. — Я не хочу больше оставаться здесь,— заявила Мэри непререкаемым тоном, блеснув сталью в глазах,— дай мне уйти. — Хорошо,— вздохнула Джейн,— но вначале ты должна узнать еще кое-что. Сядь, пожалуйста. Мэри из одного упрямства осталась стоять, скрестив руки на груди. Целительница вздохнула еще раз, тяжело — так, словно ей доводилось переживать то, что чувствовала сейчас волшебница. — Видимо, оттого, что ты страдаешь Болезнью Милосердных, ты, после выкидыша, навсегда лишилась возможности когда-либо забеременеть вновь. Мне очень жаль, Мэри, но это правда. Сильное потрясение, смешанное с ужасом, что испытала Мэри, услышав эту кошмарную весть, заставило мир вокруг нее померкнуть, а ее – без чувств упасть на пол. ... — Мэри! Мэри! С величайшей неохотой она открыла глаза, чувствуя, как кто-то бьет ее по щекам – лицо Джейн, по-прежнему наполненное скорбью пополам с беспокойством, тут же напомнило ей все только что сказанное целительницей. Опустошение, разом навалившееся на нее, ужас, овладевший ее сердцем, отсутствие желания жить и дальше... И все же Мэри спросила, просто чтобы быть уверенной, пересилив себя: — Это точно? Ты абсолютно уверена в том, что мне не стать матерью? — Да, Мэри. На девяносто девять процентов, если тебя это утешит. Мэри горестно покачала головой, едва сдерживая новые слезы. Она не была уверена, что сможет пережить услышанные страшные вести, но могла сказать совершенно точно, что еще одна подобная этим двум новость, и смысла жить для нее не станет. Словно находясь в некоем трансе, волшебница встала с кровати, направившись к двери. — Ты точно не останешься? Мэри ничего не ответила, вновь повернувшись к Джейн в надежде получить свою одежду. — Нужна будет помощь – заходи в любое время,— говорила Джейн, пока Мэри облачалась в мантию. Закончив с этим, волшебница протянула руку за волшебной палочкой, подняв взгляд, до этого опущенный, на Джейн – странное, отчужденное выражение, застывшее на лице Мэри словно маска, изрядно напугало Джейн. — Береги себя, Мэри,— сказала Джейн на прощание, обняв Мэри. Волшебница, отстранившись от нее, коротко кивнула, и вышла из комнаты, унося с собой свое горе и скорбь... ... Мэри, все еще чувствуя себя неким подобием статуи, стояла у открытого окна, и слезы, льющиеся из ее глаз, смывали крупные капли дождя, что попадали на ее лицо и мантию. Раскачивающиеся от резких порывов ветра кроны деревьев, косые струи дождя... эта картина хоть отчасти отвлекала Мэри от того мрака ужасных новостей, что она сейчас чувствовала в своем сердце. Потерян такой желанный ребенок, возможность стать матерью тоже – для чего ей жить? Учить Пожирателей смерти – единственное, что ей теперь остается, кроме как все той же роли любовницы Волан-де-Морта – роли, что теперь была ненавистна ей. Остается лишь один вопрос – что делать с медальоном, если уж и осуществлять намерение уйти из жизни? Только передать истинной владелице – а для этого ей нужна книга о потомках Гриффиндора... Негромкий стук закрывшейся за нежданным гостем двери отвлек Мэри от раздумий. Но волшебница и не подумала поприветствовать вошедшего волшебника – так и осталась стоять на месте. Вот на плечо ее легла рука, что повернула ее лицом к гостю, и Мэри, подняв взгляд, поняла, что это Волан-де-Морт так некстати пришел к ней. — Что тебе нужно?— спросила она безжизненно, совершенно бесстрастно глядя в глаза мага,— если что-то не срочное, то прошу – оставь меня одну, мне сейчас не до тебя. — Что с тобой, Мэри?— спросил Волан-де-Морт с недоумением,— тебе словно сообщили, что ты скоро умрешь. — Я предпочла бы услышать именно это, а не те слова, что мне сказали на самом деле. Наш ребенок, рождению которого ты так противился, погиб сегодня в результате выкидыша. — В самом деле?— переспросил Волан-де-Морт недоверчиво. Мэри горько усмехнулась, кивнув: — Да, к сожалению – так шутить я не люблю и не умею. Но это еще не все – вдобавок к этому мне сообщили, что стать матерью я уже никогда не смогу. Еще одно твое желание сбылось... Мэри, не выдержав, зарыдала, закрыв лицо руками – как бы она не хотела остаться спокойной, горечь тех слов, что ей пришлось сейчас сказать, заставила почувствовать себя жалкой, беспомощной и слабой. Волан-де-Морт попытался успокоить ее, заключив в объятия, но она с воплем ярости оттолкнула его, выкрикнув: — Можешь не трудиться утешать меня, это все равно не поможет! Я же знаю, что тебе абсолютно наплевать на то, что со мной будет!! Я тебя ненавижу!! Ненавижу!!! Только ты виноват во всем этом!!! Будь ты проклят!!! Мэри, сорвавшись на визг, обессилено опустилась на пол, закрыв лицо руками – слезы вновь полились ручьем, а в сознании билась одна-единственная мысль – только бы он хоть один раз в жизни проявил уважение к ней, и оставил ее в одиночестве, позволив выплеснуть всю накопившуюся в душе боль. Но нет – Волан-де-Морт, подняв ее с пола, перенес на кровать, присев рядом. — Мэри, выслушай меня. Как только я выговорюсь, то сразу же оставлю тебя в покое. Не буду говорить, что меня огорчили те вести, что теперь так сильно терзают тебя – это была бы явная ложь, и ты поняла бы это, едва услышала мои слова. Но ты не права, думая, что твои слезы и страдания, тем более, столь явные, совершенно не трогают меня – если бы это было не так, я бы не утешал тебя сейчас, а насмехался, делая твою боль еще сильнее. Твои слова о ненависти сильно задели меня – настолько искренни были. Но я знаю, что ты сказала мне это только под властью владеющей тобой сейчас горечи от потери ребенка, и на самом деле... Слова Волан-де-Морта прервал издевательский смех Мэри – она больше не плакала, и в глазах ее, что она подняла на мага, зародился некий сумасшедший блеск. — Эти слова – выражение единственного искренне испытываемого к тебе мною чувства, Волан-де-Морт, потому что если бы не ты и твои попытки овладеть моим медальоном, нежеланный для тебя ребенок все же родился бы, неся с собой проблемы большие, чем те, что возникли у тебя сейчас. И я хочу отплатить тебе той же монетой – с этого дня любая твоя попытка вновь изнасиловать меня, тем более удавшаяся, закончится моим самоубийством – я больше не хочу, чтобы ты и дальше спал со мной. Я бросаю тебя, ведь занятия любовью с этого дня навсегда потеряли смысл для меня, тем более с тобой. Теперь ты доволен? Или тебе этого мало? Огонь, полыхнувший в глазах Волан-де-Морта, ясно сказал Мэри, что этого вполне достаточно. — Ты не посмеешь... я все равно заставлю тебя... у тебя не хватит решимости... Волшебница вновь расхохоталась, наслаждаясь замешательством мага, его злобой. — Только попробуй, и навсегда потеряешь возможность дальше использовать меня! Поверь, все станет именно так, мне больше нечего ждать от жизни... Волан-де-Морт выругался сквозь зубы – рука его дернулась, пытаясь достать волшебную палочку... — Давай, чего же ты ждешь? Нападай, я не буду сопротивляться! Но в конце, что бы ты ни сделал, я все равно убью себя, как и обещала. Так что все, что тебе теперь остается – смириться, и, наконец, оставить меня в покое. Волан-де-Морт гневно блеснул глазами, но так ничего и не предпринял, дав Мэри повод желчно усмехнуться: — Ах, да, тебе же медальон мой нужен... Что ж, это твое желание я выполню – и хочу, чтобы этот медальон уничтожил часть твоей насквозь гнилой души! Выкрикнув эти гневные слова Волан-де-Морту в лицо, Мэри сорвала со своей шеи медальон, кинув на кровать. Маг, к ее удивлению, даже не посмотрел в сторону столь желанной недавно вещи – проведя пальцами по щеке Мэри, он пораженно покачал головой: — Даже не знаю, откуда в тебе столько ненависти и ярости – не припомню, чтобы ты раньше так говорила со мной – словно я у тебя в подчинении, а не наоборот. — Значит, есть повод наказать меня,— равнодушно пожала плечами волшебница,— попытать хорошенько. Возможно, даже убить – в зависимости от того, насколько сильно я только что насолила тебе. Хочешь – действуй, я не окажу сопротивления. Можешь даже изнасиловать меня пару раз, если хочешь, а уж потом убить, или осуществить ту давнюю задумку, отдав на растерзание своим слугам – мне все равно, больших страданий, чем те, что терзают меня сейчас, я все равно не испытаю. Взглянув на Волан-де-Морта в последний раз, со злостью и презрением во взгляде, Мэри поднялась с кровати, вновь подойдя к окну. — Мэри,— прошептал волшебнице на ухо Волан-де-Морт, приблизившись к ней вплотную,— ну зачем ты так? Твоя боль пройдет, обещаю, и я сделаю все, чтобы это произошло как можно быстрее. Он, следуя своим словам, обнял Мэри за талию, утягивая ее вновь в сторону кровати – она не сопротивлялась, глядя абсолютно безжизненным взглядом перед собой, не ощущая ничего от страстных ласк Волан-де-Морта – даже намека на похоть. Безропотно позволила раздеть себя, повалить на кровать, даже не вскрикнула, когда Волан-де-Морт слился с ней в одно целое. Мысль о том, что ее насилуют даже не оскорбила ее, как это было бы раньше – Мэри просто ничего не почувствовала, по-прежнему не двигая ни одной мышцей в попытке помочь или помешать Волан-де-Морту. Взглянула абсолютно бесстрастным взглядом в его, сверкавшие огнем похоти, глаза, заставив его применить всю свою силу, до предела сливаясь с ней. Появилась обычная боль, но страдания, терзающие ее душу, были настолько сильны, что Мэри как будто и не заметила ее, по-прежнему изображая из себя безжизненную куклу. Волан-де-Морт в попытке добиться от нее хоть какого-нибудь отклика, принялся истязать ее тело грубыми и жадными руками, но это ни к чему не привело – волшебница все так же равнодушно и апатично смотрела в его вспыхнувшие бессильной злостью глаза, даже не пытаясь отвести взгляд. Тогда он, не зная, что еще предпринять, ударил ее по щеке – никакой реакции. Пробовал еще и еще – удары так и сыпались на Мэри, но она лишь улыбалась, не показывая, что ей больно. Это вывело Волан-де-Морта из себя окончательно – он, наконец, слез с нее, и, перехватив за талию, швырнул волшебницу на пол с невиданной силой – она почувствовала сильную боль в руке от ушиба. И тут же ощутила, как каждую клеточку ее тела пронзила боль от Пыточного проклятия – эта боль была так велика, что Мэри не сдержала крика, наконец, удовлетворив желание Волан-де-Морта, что еще больше увеличил ее терзания. Вот все ее тело скрутили конвульсии боли, заставляя ее кричать все сильнее и сильнее, боль достигла пугающего пика... и исчезла, позволив ей перевести дух. — Ну что, теперь ты довольна?!— кричал Волан-де-Морт, вновь пытая ее,— скажи, довольна, или нет, Мэри?! Ты ведь хотела именно этого! Хотела мучительной смерти от пыток! Мэри, перестав срывать горло в криках боли, только покачала головой: — Нет, я лишь говорила, что это все для меня – ничто, по сравнению с той болью, что я чувствую в своем сердце. Сколько бы ты не пытал меня, большей боли, чем та боль, ты мне причинить не сможешь. Ну, а теперь прикончи меня – не стоит и дальше продлевать мои мучения. — Даже не мечтай – это желание я не исполню, как бы ты не хотела смерти. С этого дня я заключаю тебя в темницу – до тех пор, пока ты не придешь в себя, и разум вновь не вернется к тебе. — Темница, так темница, мне все равно,— откликнулась волшебница равнодушно, садясь и потирая ноющую руку,— после всего того, что ты со мной уже сделал, это будет облегчением для меня. — А для меня гарантией того, что ты не покончишь с собой,— сказал Волан-де-Морт, поднимая Мэри на ноги,— одевайся, и иди за мной. Выполнив оба приказа Волан-де-Морта, волшебница очутилась в подземелье – маг грубо впихнул ее в самую последнюю темницу. — Привыкай к комфорту этих апартаментов – ты здесь задержишься надолго,— сказал он напоследок с усмешкой, захлопнув дверь. Мэри с горестным стоном опустилась на холодный земляной пол, привыкая к темноте – ни в одной из здешних темниц не было окон. И думала о том, как круто изменилось течение ее жизни. Еще вчера она была успешной служащей Министерства, по совместительству – Пожирательницей смерти, любовницей Волан-де-Морта и матерью его будущего ребенка, своенравной и гордой волшебницей, мстящей за любое примененное к себе насилие. А теперь она бесправная заключенная, навсегда потерявшая возможность когда-либо родить ребенка, оставшаяся без медальона и волшебной палочки, которую изнасиловали и пытали – так, словно она в чем-то провинилась. Впрочем, так оно и было – никто не мог разговаривать так с Волан-де-Мортом – как говорила она только что, но Мэри не жалела о том, что высказалась. Она жалела только о том, что рассказала Волан-де-Морту о своем намерении убить себя, ведь здесь она никак не смогла бы осуществить задуманное, даже расшибить голову в кровь. Теперь ее заботил лишь один вопрос – будет ли уничтожена часть души Волан-де-Морта при его попытке создать из медальона крестраж. Как бы ей хотелось, что бы так и произошло... С этого дня Мэри получила возможность узнать, как чувствуют себя пленники Волан-де-Морта – это было кошмарно. Долгое время ее вообще не кормили, а, когда она почти потеряла сознание от голода и слабости, к ней зашел охранник, оставив миску жидким бульоном, в котором плавали переваренные листья капусты. Волшебница, несмотря на сильный голод, даже не прикоснулась к этому кошмарному вареву начинающего повара, демонстративно вылив возле двери содержимое плошки. После она не раз пожалела об этом – чувство голода становилось все мучительнее, а утолить его было нечем. Больше не в состоянии быть в столь жестокой для нее реальности, Мэри потеряла сознание и, когда с большим усилием пришла в себя, обнаружила у двери стакан воды и кусок хлеба. Волшебница наскоро смела эту еду, но чувство голода лишь усилилось – слишком мала была порция, чтобы можно было ей хоть немного наесться. Но пожаловаться на плохое меню она не могла – слишком ослабела даже для того, чтобы просто сидеть, поэтому постоянно теряла сознание, и не видела, как к ней кто-то заходил. Ее единственной едой стала вода и хлеб, благодаря которым Мэри сохраняла те малые крохи сил, что позволяли ей находиться в сознании. Но и ясность сознания вскоре была замутнена завладевшей ее телом от постоянного пребывания в холодной темнице лихорадкой — и теперь Мэри днями напролет металась в бреду, даже не мечтая о чьей-то помощи, и преследующие ее кошмары все больше и больше сводили волшебницу с ума. Она уже не знала, что именно ей снится – что она в темницах, или что ее вновь имеет Волан-де-Морт, передавая затем, как эстафетную палочку, своим подчиненным. Но в один из дней она услышала голоса, что звучали, как сквозь вату, вырвав ее из лихорадочного бреда: — Последняя из пленниц находится за этой дверью,— говорил чей-то смутно знакомый голос. — Так покажи мне ее, может, она красивее, чем те две,— откликнулся второй, незнакомый Мэри, грубее первого. — Она в сто раз красивее любой другой – мечта любого Пожирателя. Но, увы, недоступная – ведь непростая пленница. — Что, золотая она, что ли?— грубо хохотнул мужчина, и одновременно шаги за дверью стихли – видимо, волшебники остановились у ее темницы. — Нет, вполне живая, но какая! Знаешь, может, первую помощницу и одну из первых учениц Темного Лорда, Пожирательницу смерти без метки, Мэри Моран? — Слышал о ней, но лицом к лицу с ней не сталкивался. Знаю только, что по могуществу своему она чуть ли не наравне с повелителем. Неужели это она здесь сидит? — Именно,— подтвердил уже узнанный Мэри голос Руквуда,— не знаю, за что, но по приказу повелителя. И по его же приказу никто, кроме охранника, не может входить в ее темницу. — И ты не можешь нарушить этот запрет даже ради меня?— укоризненно спросил незнакомец,— ну же, открой дверь, я хоть посмотрю, что в ней такого, что все Пожиратели при одном слове о ней блаженно закатывают глаза. Посомневавшись с минуту, Руквуд произнес: — Хорошо, уговорил. Но помни – даже не смей и пальцем касаться ее. Она принадлежит Темному Лорду, а он жестоко карает всех тех, кто пытается посягнуть на то, что он провозгласил своей собственностью. — Интересное у него отношение к одной из лучших его последовательниц,— услышала Мэри сквозь скрип ключа в замке удивленный голос второго волшебника,— впрочем, он ведь не очень человечен, не так ли? Вопрос этот не подразумевал ответа, но всколыхнул в бесчувственной душе волшебницы какие-то прежние чувства. Скрипнула дверь, обитая железом, свет, с непривычки показавшийся слишком ярким, ударил в глаза поднявшейся на локтях Мэри... Две пары глаз уставились на нее, расширившись от изумления. — Она же худая, как скелет! Сколько она здесь уже сидит?— спросил спутник Руквуда – мужчина довольно приятной наружности с гладко зачесанными назад до плеч волосами и прищуренными темными глазами, одетый в обычную мантию Пожирателя смерти. Его глаза обежали лицо Мэри, фигуру, и в них блеснула ясно различимая жалость. — Почти месяц. Эй, что ты делаешь? Я же сказал тебе... — Тише,— прошипел незнакомец, что, было, шагнул вперед, но после слов Руквуда вновь повернулся к нему,— лучше дверь прикрой. Руквуд выполнил его просьбу, а незнакомый Мэри волшебник, между тем, подошел к ней, опустившись на корточки совсем рядом. Вот его рука, показавшаяся Мэри холодной, коснулась ее щеки... от неожиданности и возмущения она отпрянула, гневно сверкнув глазами. — У нее жар!— воскликнул волшебник, обратившись к Руквуду,— хорошо вы своих пленников содержите! К ней, что, вообще никто не заходит? — Не знаю, я лишь сегодня получил задание проверить всех заключенных – те, кто раньше сторожили их, теперь на заданиях. — Давно ты больна?— спросил незнакомец у Мэри. Та фыркнула презрительно в ответ: — Откуда мне знать? Я в темнице, а здесь никто пленникам не сообщает о течении времени. — А она с гонором,— одобрительно хмыкнул незнакомец, повернувшись к Руквуду. Тот согласно, отчасти хмуро, кивнул: — Да, это уж точно. — Пошли, Мэри, я провожу тебя до твоей комнаты,— обратился волшебник к Мэри, протянув руку, что она проигнорировала, едва сумев присесть,— что не так? Тебе, что, охота сидеть здесь? — Мне все равно, что со мной будет, так что вам лучше уйти,— сказала волшебница, холодно взглянув в глаза незнакомца, удивленного ее словами,— вряд ли Волан-де-Морту понравится, что кто-то без его разрешения зашел ко мне. — Будешь здесь сидеть и дальше – точно умрешь,— сказал незнакомец,— давай же, Мэри, не упрямься. — Если тебя так сильно заботит мое состояние, лучше найди Волан-де-Морта и сообщи ему, что у меня лихорадка. — Ну, уж нет – я вытащу тебя отсюда немедленно, и без твоего согласия. Незнакомец, схватив Мэри за руку, поднял ее на ноги. Но не успел повернуться к двери, как получил пощечину от волшебницы, вышедшей из себя, что тут же вырвала руку. — Не смей трогать меня,— отчеканила она со злостью. На это ушли все ее силы – Мэри, не удержавшись на ногах, упала на холодный пол, чувствуя, что всем телом завладевает сильная слабость... — Даже мучаясь от лихорадки, ты находишь силы постоять за себя,— услышала она холодный голос Волан-де-Морта – маг только что подошел к темнице,— и противишься недозволенному возвращению в свою комнату… Мэри, едва заметив, что Пожиратели в испуге замерли на месте, ответила Волан-де-Морту полным ненависти взглядом. — Это более всего доказывает, что пребывание в темнице вернуло тебе здравый рассудок,— продолжил маг, словно не заметив взгляда Мэри,— поэтому я обязан выпустить тебя. — Спасибо, но мне больше здесь нравится,— откликнулась волшебница желчно,— где еще я смогу ощутить незабываемо сильное чувство голода, валяться в лихорадке, сколько захочу без надежды на помощь и даже стать жертвой одного из твоих слуг? Волан-де-Морт, нехорошо ухмыльнувшись, парировал: — Ты сама не приняла ту пищу, что была предназначена для тебя – поэтому я решил не давать тебе никаких послаблений и кормить так же, как и других пленников. Так ты смогла оценить свободу, что была у тебя прежде и от которой столь опрометчиво отказалась. А жар лихорадки освободил твое сознание от неподобающих, мрачных мыслей, что едва не завели тебя в могилу. Что же касается Пожирателей…. Я заранее предупредил охранников, что в эту камеру они должны лишь носить еду – в остальное время ее дверь должна быть закрыта для всех без исключения. Мой приказ за все время твоего пребывания в темнице нарушил только Руквуд, и мне очень интересно услышать причину, которой он руководствовался. Ледяной голос Волан-де-Морта заставил Руквуда в страхе сжаться. — Я проверял самочувствие пленницы, повелитель,— отозвался он,— а Бенджамин просто составил мне компанию… — Ты нарушил приказ, Руквуд,— сказал Волан-де-Морт холодно, заставив Пожирателя замолчать,— но я не буду пытать ни тебя, ни того, кого ты впустил в темницу Мэри лишь потому, что она отказалась принять его помощь. А теперь оставьте нас. Пожиратели с явным облегчением ретировались из поля зрения Волан-де-Морта. Он же, неспешно подойдя к Мэри, присел возле нее, как Бенджамин несколько минут назад, глядя в глаза волшебницы пристальным взглядом. — Значит, ты все еще хочешь остаться здесь?— протянул он, после долгой паузы,— хочешь умереть от лихорадки? Мэри, горько усмехнувшись, покачала головой. — Нет, я хочу вновь оказаться в своей комнате – лучше уж я там свою смерть встречу, чем в темнице. — Что ж, так тому и быть,— произнес Волан-де-Морт, извлекая волшебную палочку из складок мантии. Мэри хотела, было, спросить, как она доберется до своей комнаты, но не успела – все окружающее вдруг померкло, и она потеряла сознание… Очнулась она в мягких объятиях одеяла и простыней, чувствуя, как кто-то поит ее противной на вкус микстурой. Мэри попыталась оттолкнуть его, но, едва прикоснувшись к чужой, почти ледяной, руке, поняла, что она принадлежит Волан-де-Морту. Это было для нее столь неожиданно, что волшебница сразу проглотила всю микстуру, тут же вскинув взгляд на мага, что сидел рядом на кровати, пристально глядя на нее. — Это зелье уменьшит жар лихорадки,— произнес он,— я исполнил твое желание лишь наполовину, принес тебя в твою комнату. Но здесь ты не умрешь, а получишь шанс вернуться к нормальной жизни. — Не думала, что ты будешь лечить меня сам,— протянула волшебница, чувствуя, как понемногу возвращаются силы,— опасался, что, если поручишь это какому-нибудь Пожирателю, он воспользуется шансом, чтобы изнасиловать меня? Волан-де-Морт негромко хмыкнул: — Вижу, тебе уже лучше, раз заботишься о своей чести. А ведь меньше месяца назад ты говорила, что она тебе уже не нужна – так же, как и жизнь. — Я не забыла свои чувства и слова, не думай,— прошипела Мэри с ненавистью,— та боль лишь притупилась, и не более того. Пребывание в темнице не заставило ее исчезнуть. А теперь, когда я вновь вижу тебя, причину моих страданий… Она не договорила, но вложила все недосказанное в полный ненависти и отвращения взгляд. — Ты могла предотвратить их, но, вместо этого, лишь усилила,— сказал Волан-де-Морт, в чьих глазах зародился багровый огонь злости,— мой замысел не причинил бы твоему медальону никакого вреда, и, если бы ты добровольно отдала его, получила бы через два дня. — А вместе с ним – часть твоей души, полной тьмы,— отозвалась волшебница с ядом в голосе,— уверена, что она причинила бы моему ребенку большой вред, и вполне могла бы уничтожить его. — Я так не думаю. Все же, медальон тебе достался не просто так. Сказав это, Волан-де-Морт протянул Мэри тяжелый фолиант, который она раньше никогда не видела. — Эта книга пришла тебе от некоего Кристиана Димитрова,— пояснил он, развеяв недоумение волшебницы, что заменилось на радость,— ты хотела узнать из нее кое-что важное, не так ли? Мэри не ответила – выхватив из рук мага фолиант, она приняла сидячее положение и принялась поспешно листать его. А когда нашла родословную рода Гриффиндора, то, к своему собственному изумлению увидела в последней строчке имя своей бабушки – Магдалены Моран. Это значит, что… — Я не меньше твоего был удивлен, узнав, что ты последняя из рода Гриффиндора,— прервал ее мысли голос Волан-де-Морта,— та единственная, что может обладать медальоном, и сумела найти его в Хогвартсе. Так что теперь я просто обязан вернуть его тебе. Мэри радостно улыбнулась, увидев дорогой ее сердцу медальон. Он был в ее руках через секунду, и снова дарил свое тепло. — Как давно он крестраж твоей души?— спросила волшебница, вешая его себе на шею. — Пару недель. Кстати, не удивляйся слишком, если медальон вдруг поведет себя странно – пару раз при мне он без причины накалялся и затем резко становился холодным. Его ведь и вправду не может носить никто, кроме тебя – все те, кто был удостоен чести получить его, тут же умирали в страшных муках. — Ты, что, использовал его как оружие?— воскликнула Мэри, сверкнув глазами,— сколько невинных жизней он погубил? — Они были такими же невинными, как и я,— отрезал Волан-де-Морт, без колебаний встретив взгляд волшебницы,— так что нет смысла говорить, будто их убийство стало жутким преступлением – они заслужили то, что получили. Мэри, зная, что здесь бесполезно спорить, прислушалась к себе, но недомогания, кроме еще не ушедшего до конца жара и слабости, к счастью, не почувствовала. — Но я-то точно не буду использовать его таким образом – только по прямому назначению. — Его прямое назначение – защищать твою дочь, а как он сможет сделать это, если этой дочери не будет? — Тогда мне послужит на благо, и только. Ты мог и не напоминать, что детей у меня не будет,— в голосе Мэри прозвучала холодная ярость, глаза блеснули,— и все благодаря тебе. — И ты выразишь мне благодарность в качестве мести? Мэри подтвердила его слова мрачным кивком. — Именно. Я не буду больше твоей любовницей. Этого мне вполне хватит. Так что можешь уже сейчас присматривать себе жертву из женщин в подземельях. Волан-де-Морт усмехнулся так недобро, что Мэри невольно стало не по себе. — Не будь столь наивной, Мэри – думаешь твое решение надолго? На месяц-два, максимум. — Да неужели? Ты будто забыл тот случай с одним из моих первых учеников – когда я по твоему приказу была вынуждена убить его, и после этого и слышать не хотела о возобновлении неофициальных отношений с тобой. Ведь до той поры, когда я вновь смогла переспать с тобой, прошло шесть лет, а не пара месяцев. Так что и не надейся запудрить мне мозги – своего решения я не переменю и за десять лет. Казалось, до Волан-де-Морта только теперь дошел весь смысл слов Мэри – перекошенное в ярости лицо со всей полнотой сказало волшебнице, что он чувствует сейчас. Но проклинать ее маг не стал – как-то сразу успокоившись, он покачал головой: — Еще неделю назад я плюнул бы на твои слова и попытался овладеть тобою силой. Но теперь... зная твое происхождение, что ты, по сути, равна мне по чистоте крови, я просто не могу вновь применять к тебе какое-то насилие, не могу перечить твоему желанию. Пусть будет так, как ты хочешь – с сегодняшнего дня ты больше не моя любовница, и можешь спать с кем угодно. Но это не значит, что ты перестанешь быть моей правой рукой. Обучать Люциуса ты уже не будешь – он два дня назад стал Пожирателем смерти. Но будут другие ученики – и ты, передавая им свои знания, сможешь хоть как-то сгладить свою боль – я загружу тебя так, что даже во сне ты будешь думать только об уроках. В глазах Мэри отразилось недоумение – но, тем не менее, она кивнула, показывая свою благодарность Волан-де-Морту, согласие с его словами. — А сейчас можешь отдыхать. Потребуются не меньше двух дней, чтобы вылечить тебя полностью. А после выйдешь на службу – твое начальство знает, что ты больна,— сказал Волан-де-Морт, поднимаясь на ноги.— Так же будешь обучать очередного новичка. И, возможно, вскоре получишь задание. Сказав, что хотел, Волан-де-Морт вышел, плотно затворив дверь за собой. А Мэри, отложив тяжелый фолиант в сторону, растянулась на кровати, в блаженстве закрыв глаза. А через несколько минут забылась сном…