Сила двух начал

Мэри, ранее договорившись с Кэт, хотела встретиться с ней назавтра, но ей помешало резко наступившее недомогание – тошнота навалила разом, вызвав рвоту, ее рвало не один раз – словно бы она отравилась чем-то. На время волшебница потеряла ориентацию в пространстве и во времени и еле осознавала, что лежит на своей кровати. Вскоре, правда, ей стало легче, но это явление было очень кратковременным – уже через полчаса Мэри вновь рвало, на этот раз – кровью, ведь ее желудок был абсолютно пуст. Она сама не осознала, как скоро упала в обморок, но хорошо запомнила момент, когда пришла в себя – те ласковые слова, ту нежность в глазах Северуса, что привел ее в сознание. Он, не задавая вопросов, принес волшебнице немного овсянки и она, видя заботу юноши, рассказала ему о том, что ее мучает и почему, прибавив, что зелья не помогут. Северус, выслушав Мэри с предельным вниманием, безо всяких слов вышел из комнаты, оставив ее одну – и волшебница, опасаясь, что тошнота может вернуться, весь этот день провела в своей комнате. Отправила письмо Кэт с извинениями о невозможности встретиться, затем забылась тревожным сном, из которого ее уже поздним вечером выдернула вновь вернувшаяся тошнота. В минуту Мэри вывернуло наизнанку, а затем она, сделав попытку дойти до кровати, с которой поднялась ранее в попытке спуститься в кухню, вновь упала на пол, залив его льющейся изо рта беспрестанно кровью. Уход в бессознательность был ее единственным спасением, но не стал им – волшебница, так и не лишившись чувств, ощутила чьи-то нежные руки, что подняли ее и перенесли на кровать. Голос, что с заботой спрашивал о ее самочувствии, был голосом Северуса – но Мэри ничего не ответила, ведь просто не могла сделать это. Но, ощутив плеснувшие на ее лицо из палочки Снегга струи освежающе-прохладной воды, чуть оклемалась – и безропотно выпила то зелье, что влил ей в рот Северус. Эффект, что последовал незамедлительно, одновременно и обрадовал волшебницу, и удивил – тошнота ушла полностью, наконец, оставив ее в покое. — Как же я благодарна тебе, Северус!— воскликнула Мэри. И, через секунду осознав, что именно только что сделала, в ужасе прикрыла рот ладонью. — Не беспокойтесь, госпожа,— успокоил ее Снегг,— я позаботился о том, чтобы эта сыворотка никоим образом не повлияла на вашего ребенка. Краски тут же вернулись на лицо Мэри, а губы смогли изогнуться в некоем подобии улыбки. Она могла не волноваться теперь – если Северус смог продлить срок годности противоядия от приступов, то уж здесь-то он точно знал, что делает. — Значит, сыворотка эта может полностью избавить от тошноты?— спросила волшебница радостно,— как часто ее принимать? — Раз в три дня, не чаще,— ответил Снегг,— всего один глоток. Если принимать больше или участить число приемов, станет еще хуже. Нет-нет,— добавил он, видя попытку Мэри встать с кровати,— сейчас вам лучше всего будет остаться в кровати – скоро вас потянет в сон. Голос Северуса, вначале такой четкий, стал совсем тихим и неразборчивым – и последние его слова о том, что он побудет рядом, волшебница и вовсе не услышала, уходя во власть сновидений... Громкие голоса разбудили Мэри посреди ночи – совсем рядом с ней кто-то спорил: — Ты вылечил ее? Значит, она рассказала тебе о ребенке?— различила волшебница холодный голос Волан-де-Морта. — Да, рассказала, вчера утром,— подтвердил Северус,— а что в этом такого секретного? Мэри прерывисто вздохнула, прерывая невольно разговор волшебников – оба, и Северус, и Морган, в момент повернулись к ней, выразив свои чувства по-разному: на лице Северуса появилась улыбка облегчения, лицо же Волан-де-Морта вообще не изменилось. — Как вы себя чувствуете, госпожа?— спросил Северус с заботой, подойдя к ее кровати. — Хорошо, и даже очень. Пожалуй, теперь я в полном порядке. Мэри, присев на кровати, с наслаждением потянулась, собираясь выразить Снеггу свою благодарность. — Благодарить не нужно,— опередил ее Северус,— не забудьте, когда именно нужно принимать сыворотку. Он направился к двери, но успел сделать лишь два шага, когда был остановлен повелительным голосом Волан-де-Морта: — Задержись, Северус – у меня возник один вопрос к тебе. Мне показалось, или ты действительно сидел здесь, у кровати Мэри, лишь для того, чтобы, дождавшись ее пробуждения, спросить о ее самочувствии? Северус даже рта раскрыть не успел – за него ответила Мэри: — Конечно, лишь для этого – он ведь должен был убедиться, что все со мной в порядке и его сыворотка не повлияла на меня отрицательно. Волан-де-Морт язвительно усмехнулся в ответ: — То, что ты защищаешь его, Мэри, говорит против тебя – и теперь я уверен в том, что Северус задержался у тебя лишь для того, чтобы в очередной раз переспать с тобой – скажи, сколько ты уже позволяла ему брать тебя? Наверняка не единожды. Наверное, и ребенок твой – от него, а не от меня. Волшебница, ощутив волну обжигающего ее внутренности гнева, переходящего в ярость, мгновенно взвилась на ноги – и уже через секунду держала Волан-де-Морта под прицелом своей волшебной палочки, шипя ему в лицо: — Не смей оскорблять меня, ты! Иначе сильно пожалеешь об этом! — Значит, я был прав?— спросил маг невозмутимо, заставив Мэри побелеть от гнева,— неудивительно, что это так – ведь ты сама говорила, что любишь молодых Пожирателей смерти. Неужели ты спала с каждым из тех, кого обучала? Эти слова, оскорбившие и вконец разозлившие волшебницу, наполнили ее существо жаждой мести – за желание Волан-де-Морта показать ее развратницей перед Северусом. Палочка ее со свистом рассекла воздух – и маг, не успев защититься, отлетел к стене, а Мэри, сжав пальцы на его шее уже секунду спустя, прорычала: — Я научу тебя такту, Волан-де-Морт! И заставлю взять те слова назад! И она, не медля ни секунды, вновь взмахнула волшебной палочкой, но проклятие, что должно было поразить Волан-де-Морта, лишь оставило в стене небольшую дыру – маг, секундой ранее разжав хватку Мэри, переместился к окну, и теперь атаковал волшебницу в свою очередь сразу тремя лучами. Но она словно бы и не заметила их – в гневе взмахнув волшебной палочкой, Мэри отразила эти лучи на Волан-де-Морта, добавив к ним свои три. Морган успел избежать первых заклинаний, но попал под один из тех лучей, что образовался из тройного заклинания волшебницы. Палочка его тут же отлетела в сторону, оказавшись в руке Мэри, волшебница же, вновь взмахнув палочкой, отбросила Волан-де-Морта к той стене, что была рядом с дверью — дверь тут же открылась. — Выметайся,— произнесла Мэри с убийственным холодом, глядя безо всякого страха в полыхающие злобным огнем глаза Волан-де-Морта,— и даже не пытайся вновь придти сюда – поверь, честь свою я защитить сумею, и не посмотрю, что ты мой повелитель. И она в заключение швырнула палочку Волан-де-Морта в коридор, вынудив его, тем самым, покинуть комнату в ярости. Но вернуться он не смог – Мэри защитила свою комнату мощным запирающим заклинанием. И лишь теперь, после этой стычки, она смогла успокоиться и вспомнила о том, что Северус все еще в комнате. Весь его вид – до крайности ошеломленный, сказал ей о том, что она слегка переборщила, разозлившись и позволив гневу владеть ее существом. Но жалеть о том, что только что сделала, волшебница и не думала – Волан-де-Морт, подумав, что ему сойдет с рук оскорблять ее, очень сильно просчитался, и получил свое. — Госпожа, вы...— Северус, попытавшись что-то сказать, замолк на середине фразы, подбирая слова,— ваша мощь... она потрясающая! Я слышал, насколько вы сильны, но открытая демонстрация... Он, вконец бросив попытки построить логично связанное предложение, выразил все то, что чувствовал сейчас одним лишь взглядом – полным восхищения. Мэри невольно поразилась тому, что Северус словно бы и не слышал слов Волан-де-Морта о его связи с ней – и, разумеется, лишь порадовалась этому. — Ты достигнешь моего уровня, если постараешься,— сказала она Северусу с улыбкой, отчего тот в неверии расширил глаза,— да-да, это так – ты ведь тоже очень талантлив. С минуту Северус молчал, затем, пронзив Мэри странно настороженным взглядом, поинтересовался несмело: — Вы, наверное, теперь хотите, чтобы я поклялся, что никому не скажу о ссоре, что произошла у вас с повелителем? Волшебница равнодушно пожала плечами. — Вовсе нет – все равно это, так или иначе, выплывет наружу. Мои отношения с Морганом всегда, насколько я помню, были одной из главных тем для разговоров у Пожирателей – вначале моей карьеры Пожирательницы их удивляло, как мне сходит с рук то, что для всех было наказуемо, теперь же они перемывают каждую нашу ссору, гадая о ее причинах. Мне на все это наплевать – поэтому я оставляю тебе право решить, станешь ли ты сплетничать о том, что только что увидел, или же нет. Но вне зависимости от того, какое из двух решений ты примешь, я извиняюсь – за те оскорбления, что нанес тебе Морган в пылу своей злости. Даже не знаю, что вдруг на него нашло – прежде он себе не позволял подобного, хоть и говорил, что ревнует меня ко всякому, кто посмотрит хоть раз в мою сторону. Теперь же... я нескоро смогу простить его за эти резкие слова. — Не стоит извинений, госпожа, я все понимаю,— произнес Северус поспешно, и добавил чуть нерешительно,— но не могу понять одного – неужели вы и правда любите Темного Лорда? Мэри, не ощутив желания оставить этот вопрос без ответа, прислушалась к себе, после чего чуть задумчиво кивнула. — Да, люблю – как ни странно бы это не звучало. И, не смотря ни на что, рада, что именно он вновь подарил мне шанс родить ребенка. — И вы говорите это после всего того, что он вам сказал?— удивился Снегг,— тогда любовь к повелителю у вас, видимо, велика. Волшебница чуть слышно усмехнулась, чувствуя, что Северус не понимает ее. Но объяснять ему причины возникновения любви к Моргану не собиралась, и решительно выпроводила Северуса за дверь, после чего легла досматривать сны... — Ну, давай, рассказывай свою новость,— произнесла Кэт нетерпеливо, когда Мэри, придя к ней на следующий день, намекнула о своей новости одним таинственным видом, и несколькими интригующими фразами,— а то я сейчас сгорю от нетерпения. Волшебница, хитро улыбнувшись, сказала небрежно: — Новостью это вряд ли назовешь – лишь небольшое известие, к счастью, радостное. Кажется, твоя мечта обрести крестника скоро воплотиться в жизнь – ведь я, как и ты... — Беременна?!— выдохнула Кэт, в изумлении округлив глаза,— Вот так радость, Мэри! Поздравляю! Она заключила уже откровенно счастливо улыбающуюся волшебницу в горячие объятия, отчего Мэри произнесла с легким недоумением: — Даже удивительно, что ты так радуешься этому – больше, чем я. — А ты ожидала, что я буду тебе завидовать, что ли?— откликнулась Кэт, смеясь,— да моим самым большим желанием было видеть тебя, Мэри, именно такой – беспредельно счастливой, знать, что и ты станешь матерью, сможешь воспитывать своего ребенка... Кстати, тебе известно, девочка или мальчик это будет? — Пока нет – малышу пока что только два месяца исполнилось. Но я безмерно благодарна его отцу, что приложил все усилия для того, чтобы я смогла вновь забеременеть. — И кто же стал им?— спросила Кэт, глядя в глаза Мэри – пристально и цепко,— ведь не Кристиан же – он, насколько я знаю, умер еще три месяца назад. Неужели ты связалась с убийцей своего любимого? Волшебница потрясенно расширила глаза – Кэт почти угадала то, что было даже предположить сложно! И теперь она должна будет все рассказать Кэт. — Ты почти угадала, Кэт – но Кристиана убила я, а не кто-то из Пожирателей,— произнесла Мэри со вздохом. И, увидев полный величайшего изумления взгляд Кэт, выложила ей тут же всю правду о своей глупости, что повлекла за собой не одну смерть – рассказала, не думая о последствиях. — Никогда не подумала бы о тебе, как об убийце,— проронила Кэт тихо, глядя на Мэри так, словно она чем-то очень сильно разочаровала ее,— не подумала бы, что ты способна на убийство лучшего друга, любимого... Я, видимо, ошиблась, посчитав тебя за жертву обстоятельств. Волшебница виновато опустила глаза, ощущая на щеках краску стыда, а в душе - разъедающие волны раскаяния... — Но, пожалуй, я могу понять тебя – ведь не жажда убийства и не месть руководили тобою тогда,— продолжила Кэт через пару мгновений, и голос ее был полон теплоты, отчего Мэри подняла взгляд, говорящий об удивлении, на подругу.— Порою, плата за нарушение клятв дружбы и есть смерть, Тэдди же явно повезло, что его убила именно ты – а не Пожиратели, что, без сомнения, попытали бы его перед этим, и, возможно, выпытали бы нечто важное для себя. Так Тэдди сохранил честь, сохранил свое лицо. А Кристиан – смерть для него от твоей руки была вроде подарка, что он принял, едва ты решилась взять на свою душу груз вины за убийство. Поэтому... я не могу осуждать тебя, ведь понимаю, что сделала бы на твоем месте то же самое. Тебе, наверное, нелегко было пережить все это? — Неделя апатии – не слишком большая мука,— пожала плечами Мэри,— но горечь свершения этих злодеяний будет в моем сердце долго, растравляя одну из тех ран, что оно получило в последнее время. — Да, боль приступов,— понимающе кивнула Кэт и прибавила с легким недоумением,— но ты, несмотря на все это, не забыла о том, что являешься женщиной, и решилась пойти на близость с кем-то еще. Неужели вернулась к тому, кто должен был стать отцом того, не родившегося ребенка? Мэри была так поражена тем, что Кэт, сама не зная этого, попала в точку, едва смогла кивнуть и выдавить: — Да, все так... Но если ты угадала это, может, скажешь, кто это? Кэт, чуть улыбнувшись, покачала головой: — Нет, конечно – правда, могу предположить, что это – один из Пожирателей. Это так? — Ну... не совсем. Вообще-то, это Волан-де-Морт. Мэри, говоря это, ожидала ужаса от подруги – но она лишь мрачно кивнула, протянув: — Так значит, та легенда была правдой... Легенда о том, что потомки родов Слизерина и Гриффиндора сойдутся через столетия, и у них родится... — Тебе известно?— перебила Кэт Мэри пораженно,— известно о легенде? Но как...? — Мне о ней Джек рассказал – он ведь в Отделе Тайн работает,— пояснила Кэт и рассказала, что не так давно, около года назад, была обновлена запись одного из старых пророчеств – что была для всех легендой, но для Джека Мейнджена стала запоминающейся настолько, что он пересказал ее содержание Кэт. Оно почти полностью повторяло то, что Мэри прочла когда-то на пергаменте, спрятанном в Медальоне Златогривого Единорога – правда, было чуть короче, без некоторых деталей. Но концовка была довольно четкая – дочь Наследников единственная будет способна остановить распространение тьмы по свету, сплотив всех волшебников для битвы со злом. — И, готова поспорить, тот медальон, коим ты владеешь, совсем скоро обретет свою истинную хозяйку,— закончила Кэт, глядя на Мэри пронзительно,— ты ведь хочешь этого? Так же, как матерью стать, желаешь? Волшебница в неуверенности покачала головой. — Не знаю, Кэт, порою – да. А иногда... иногда я осознаю, что мне хочется лишь матерью стать – матерью обычного ребенка, что не будет обладать сверхъестественными способностями... — Боишься закончить, как Селина?— чуть улыбнулась Кэт одними уголками губ. — Нет, конечно. По правде говоря, я должна была умереть еще два месяца назад, но все еще жива и даже собираюсь рожать ребенка. Кэт улыбнулась еще шире, сказав одобрительно: — Ну и правильно. Если бы я услышала от кого-то, что ты, Мэри, после зловещих пророчеств о своей собственной смерти опустила бы руки и перестала бороться, я бы сказала этому человеку, что он никогда не знал тебя. Если те страдания, что принесли тебе приступы, не смогли сломить твою волю, то обычные, чрезмерно пессимистичные слова – тем более. Но теперь, узнав о том, кто отец твоего ребенка, я хочу узнать – что тебя с ним соединило? Что позволило тебе забеременеть от него? Мэри увидела невооруженным взглядом, что ответ ее нужен Кэт – взгляд волшебницы сейчас горел странным огнем и был непривычно взволнованным. Но она и не подумала игнорировать вопрос Кэт, и ответила, чувствуя, что возможность высказаться поможет ей: — Наверное, это все-таки страсть – ведь я, еще не зная, что являюсь потомком Гриффиндора, решила, будучи лишь ученицей Волан-де-Морта, переспать с ним – так сильны были те чары, коими он меня околдовал, пытаясь овладеть мною. Но не только из-за чар – стоило ему начать ласкать меня, как мой разум тут же отключался, а все тело начинало гореть в таком диком огне похоти и вожделения, что уже я сама хотела, чтобы он меня взял – что он и делал, и не один раз. Мы провели вместе одну ночь, вторую... затем Волан-де-Морт сказал, что больше не хочет спать со мной – ведь у него так много дел, а на утоление той похоти, что сжигала его, едва он меня обнаженной видел, иногда уходили целые ночи. Я пережила это, смирилась, но втайне знала, что Волан-де-Морт не сможет обойтись без меня — поэтому была лишь рада, когда через пару месяцев мы по обоюдному желанию вновь оказались в одной постели. Так начались наши отношения, что прервались благодаря жестокости Волан-де-Морта, и моей уступчивости, повиновению его приказам – он велел мне убить неспособного к обучению ученика, что я и сделала, воспользовавшись заколдованным зеркалом. И пожалела об этом уже на следующий день – но повернуть время вспять, исправить допущенную ошибку уже не могла. В результате порвала с Волан-де-Мортом, что стал мне противен, и вновь сошлась с ним лишь спустя шесть лет. Но теперь, помимо страсти, была и любовь – поэтому, наверное, наши отношения длились чуть дольше, чем до этого – три года. Но все опять рухнуло, едва Волан-де-Морт узнал, что я жду от него ребенка – детей он хотел меньше всего. Стал настаивать на аборте…. Я решительно отказалась, сумела защититься от его гнева с помощью медальона... Тогда он сказал, что мой ребенок останется со мной. Но параллельно предпринимал все возможные попытки, добиваясь того, чтобы тот ребенок не родился – и одна из этих попыток удалась. В результате произошел выкидыш, а, вдобавок к этому мне сообщили, что стать матерью я уже никогда не смогу. От этих ужасных вестей я ушла в глубокую депрессию – хуже, чем тогда, мне не было ни в одном из приступов. Хотела даже на самоубийство пойти – но от этого меня оградил Волан-де-Морт, посадив в темницы. Через месяц я пришла в себя, жизнь продолжалась... Но уже без ночей с Волан-де-Мортом – его после всего я ненавидела и проклинала. В это время мне очень помог придти в себя Кристиан – он был хорошим другом. Поддержал и медальон – он словно забирал у меня горестные воспоминания, даря взамен облегчение. После этого я думала, что между мной и Волан-де-Мортом больше ничего и никогда не будет, но та череда приступов, что потрясла мою душу в последний год, открыла для меня тот факт, что любовь к Волан-де-Морту во мне еще жива. А в тот день, когда я вернулась от тебя, Волан-де-Морт подкараулил меня у того озерца, что помогло мне придти в себя после убийства друга и любимого. Последствием этого стала ночь, что я провела с ним – ночь, в которую я убедилась в силе своей любви к Волан-де-Морту. — И теперь ты уже не сомневаешься в том, стоит ли вам вновь быть вместе,— добавила Кэт, заметив, что долгое повествование немного утомило Мэри,— поэтому-то, из-за твоей любви к Волан-де-Морту, ты и получила шанс стать матерью. Если бы его породила одна лишь страсть – тогда, верно, ребенок этот стал бы воплощением зла, копией отца. Но, к счастью, это не так, а, значит, твой малыш станет таким, как ты – добрым и справедливым. Мэри робко улыбнулась – она сама и не могла надеяться на это. Но была очень благодарна Кэт за все те добрые слова, что она сказала ей только что. Машинально глянула в сторону окна, вспомнив о времени – за ним уже сгущались сумерки. — Мне уже пора,— засуетилась она, встав с дивана,— я сейчас в особняке быть должна. Кэт с пониманием кивнула и проводила волшебницу до двери. — Сообщи мне, девочка у тебя родится, или мальчик, как только узнаешь,— сказала Кэт на прощание, обнимая Мэри,— и приходи ко мне в любое время, я спасу тебя от депрессии, если она вдруг тебя поразит. Волшебница мягко улыбнулась, благодаря Кэт без слов, и, выйдя за порог дома подруги, трансгрессировала в особняк. Оказавшись в своей комнате, Мэри расположилась в кресле у огня с книгой в руках – но прочесть успела лишь строчку, через минуту задумавшись, осмысливая сегодняшний разговор с Кэт. Она сегодня услышала такое, за что любой волшебник без раздумий проклял бы ее, сдал мракоборцам... но не стала даже обвинять ее, Мэри, а выразила свое сочувствие, сказала, что может ее понять... Совсем не этого ожидала Мэри, и теперь она точно знала, что Кэт – ее настоящая подруга и никогда не предаст… Следующий месяц Мэри почти все время была в своей комнате, иногда отлучаясь на прогулки по Безмолвному лесу – и теперь в душе ее была полная гармония, а раздражение и злость ушли полностью. Как она думала, произошло это по большей части из-за того, что за месяц этот она ни разу не встретила — ни в коридорах особняка, ни уж тем более в своей комнате, Волан-де-Морта – тот, видимо, не желал рисковать или же просто был чем-то занят. Но волшебница была этому лишь рада – и теперь из всех обитателей особняка виделась лишь с Северусом, что продолжал приходить к ней для тренировки Чар Исцеления. Чары эти, к его и Мэри удовольствию, получались у него все лучше и лучше – но идеального результата, без шрамов, до сих пор не было. Впрочем, теперь Северус не хотел торопить события, каждый день выкладывался по полной программе, упорно желая достигнуть своей цели. — У тебя почти получилось!— произнесла Мэри радостно, видя явный успех Северуса – на том месте, где еще недавно на запястье ее ученика была длинная рана, сейчас виднелся лишь еле заметный шрам,— еще пара попыток – и тебя ждет успех! Урок проходил 23 декабря, и время подходило к девяти вечера. — Не сегодня, госпожа,— выдохнул Снегг в ответ с усталостью в голосе,— сейчас я слишком слаб, а завтра... — А завтра меня целый день не будет в особняке – нужно будет в больницу на обследование зайти,— произнесла Мэри с радостью в голосе,— но вечером я смогу уделить тебе час-другой. А теперь отдыхай. Северус, благодарно улыбнувшись, кивнул ей на прощание, покинув комнату волшебницы. Мэри же незамедлительно забралась под теплое одеяло, предвкушая завтрашний визит к Джейн. Завтра она узнает, мальчик или девочка родится у нее от Волан-де-Морта... В том сне, что Мэри увидела в эту ночь, было много образов – но ни один не запомнился ей с четкостью. Затем все образы словно растаяли в туманной дымке, секунда – и волшебница видит силуэт шестилетней девочки, что смотрит на нее таким взглядом, что сразу становится ясно – она – ее дочь. Как же прекрасно просто видеть ее дорогой лик... Ощущать ее любовь, тепло, нежность... ... Мэри шла по тропам Безмолвного леса, ощущая, что ее существо как никогда полно упоительной радостью, перетекающей в безграничное счастье – и все от той новости, что она узнала сегодня от Джейн. У нее будет девочка... Дочь... А значит – Хозяйка Медальона Златогривого Единорога, Марго Мордес. Уже не надо над именем для малышки думать... Задумавшись, Мэри не заметила, как наступил вечер – подошло время очередной тренировки с Северусом. Что ж, чтобы не опоздать, лучше трансгрессировать... Волшебница тут же реализовала эту мелькнувшую в ее сознании юркой змейкой мысль – и оказалась в своей комнате, что принимала щедрые лучи заходящего солнца. Сверясь с часами, Мэри поняла, что немного поспешила, но, как оказалось уже через минуту, не зря – Северус появился сегодня раньше, чем обычно, и глаза его горели твердой решимостью, наконец, овладеть искусством применения Исцеляющих Чар. И, как это ни странно, Северус доказал, что упорство порой, творит чудеса – тем, что залечил рану на своей руке за 15 секунд, не оставив даже шрама. Мэри удовлетворенно улыбнулась, радуясь успеху ученика, похвалила за усердие: — Хорошая работа, Северус, это и есть тот идеальный результат, к которому ты шел весь месяц. Но успех твой может стать разовым – и следующие удачно завершенные попытки залечить свои собственные раны докажут, что ты действительно освоил эти чары. Северус, с готовностью кивнув, вновь взмахнул волшебной палочкой, открывая первую попытку, что стала удачной для него. Вторая, третья, четвертая – идеальный результат, остался лишь раз... Не смотря на сомнения Мэри в силах Северуса, он не подкачал, залечив и в пятый раз рану на своей руке. — Вот теперь я чувствую – умение это надежно закреплено, и ты владеешь им в совершенстве. Это делает честь и тебе, как умелому ученику, и мне, как терпимому педагогу. И, так как теперь мы с тобой вновь на равных. Не откажешься от бокала отборной медовухи от меня – нужно отметить столь знаменательное событие. ... Ей снилось, что она вновь бродит по знакомым до боли тропам Безмолвного леса, что был окружен мягкими летними сумерками. Вроде бы все в порядке, вокруг ни шороха, ни движения, но на душе ее почему-то тяжело – что-то, как тяжелый булыжник, давит на нее, заставляя оглядеться по сторонам. И откуда только это беспокойство беспричинное взялось? Мэри нашла ответ на этот вопрос, только когда полностью проснулась – та высокая фигура, что стояла рядом с ее кроватью, сразу же все объяснила. И почему это она именно сегодня забыла о защите? Вот незадача... Тем более что особой злости на Волан-де-Морта у нее уже нет... — Хорошо, что ты не кидаешься на меня снова с волшебной палочкой наперевес,— ухмыльнулся маг, сбрасывая небрежным движением рук дорожный плащ, что только что был на его плечах,— значит, твоя злость на меня успела уйти без следа. Волшебница села в кровати, натянув одеяло на тело чуть ли не до шеи (с тех пор, как Волан-де-Морт вновь стал ее любовником, она привыкла спать нагишом, зная, что пижаму одевать абсолютно бесполезно, и на время ссоры с Морганом от этой привычки не сумела избавиться). Пронзила Волан-де-Морта, что застыл на одном месте, задумчивым взглядом… — Думаешь, я уже простила тебе те оскорбления?— спросила она холодным тоном,— как бы ни так. — Значит, пришло время мне извиниться,— произнес Волан-де-Морт, неторопливо раздеваясь – словно показывая твердость своих намерений по отношению к Мэри,— надеюсь, ты не будешь против того, что извинение будет не в словесной форме? Волшебница лишь фыркнула, но непроизвольно ощутила сладкую дрожь по всему телу, что поднялась волной от низа ее живота – ей было прекрасно известно, чем именно Волан-де-Морт собрался вымаливать ее прощение, и она уже предвкушала то наслаждение, что ее ожидало совсем скоро. Волан-де-Морт, сверкнув багрецом глаз, осторожно присел на кровать рядом с ней, потянул неторопливо за край одеяла... Мэри сделала вид, что не хочет расстаться с одеялом и потянула его на себя... Маг удвоил усилия, она – тоже... Чтобы с невинным видом отпустить одеяло, когда Волан-де-Морт в очередной раз с силой дернул за его край. В результате он оказался на полу, спеленатый одеялом, а волшебница получила прекрасную возможность вдоволь похохотать. — Я не люблю, когда смеются надо мной,— сообщил Волан-де-Морт ей как бы между прочим, но в глазах его появился огонь злости,— и за то, что ты нарушила это негласное правило, тебя ждет наказание. Мэри уловила в голосе мага некую насмешку и, вместо того, чтобы вооружиться, с блаженством потянулась, постаравшись показать при этом Волан-де-Морту те места своего тела, что были самыми излюбленными для всех мужчин. Похотливый огонь в глазах Моргана сказал ей, что она добилась успеха, и, чтобы закрепить его, волшебница приглашающим жестом похлопала по простыни рядом с собой. И даже удивиться не успела стремительности Волан-де-Морта, что уже через секунду сжав ее в объятиях, целовал ее в губы – да так страстно и неистово, что Мэри сразу же забыла все обиды. Она ощутила, как Волан-де-Морт перевернул ее на спину, как его руки жадно сжали ее груди, заставляя почки сосков набухнуть и затвердеть – первая волна наслаждения прошла по ее телу, но это было лишь начало... Обласкав обе груди волшебницы руками, маг впился в один из сосков нетерпеливым поцелуем – а руки его меж тем скользили по ее бедрам и животу, неторопливо и уверенно приближаясь к промежности. Пальцы одной из рук Волан-де-Морта искушающе медленно провели по складкам кожи меж ног Мэри, что были к этому моменту совершенно мокрыми от возбуждения – волшебница издала протяжный стон, почувствовав сильнейшую волну похоти. Что перешла в необузданное желание, едва искусные в ласках пальцы коснулись небольшого комочка плоти возле ее лона, тут же начав ласкать его... Волшебница выгнулась всем телом от блаженства, простонав требовательно: «Еще!», и Волан-де-Морт не заставил себя ждать – лаская чувствительный бугорок быстрыми движениями пальцев, он покрыл поцелуями живот Мэри, и все это заставило влагалище волшебницы еще сильнее истекать соком вожделения. Мэри, горя всем телом в лихорадке страсти от этих ласк, простонала что-то невнятное, но ее просьба оказалась довольно ясной для того, кто сейчас доставлял ей непередаваемое блаженство – и вот один из пальцев устремился в ее лоно, погружаясь так далеко, как только можно... В то время как все остальные ласкали маленький комочек плоти у лона Мэри, а вторая рука и язык Волан-де-Морта – ее груди, повергая волшебницу во все новые волны неги и наслаждения. Но вот маг вновь слился с Мэри в долгом и страстном поцелуе, лаская ее грудь и лоно, вот жадные пальцы заменяются на столь же жадную, до предела возбужденную плоть, устремляясь вглубь тела волшебницы. Начало совокупления, мерные движения, и требовательно-страстные стоны Мэри словно приказывают Волан-де-Морту ускорить ритм, что он и делает, двигаясь в такт с ней. Почти выходит из ее сочащегося соком вожделения лона, достигает предела его, входя обратно... И – все быстрее и быстрее, и к стонам Мэри, уже – исступленным и неистовым, присоединяются стоны наслаждения Волан-де-Мота, что предвкушает блаженство... То блаженство, что опутывает волшебницу уже в следующий миг, отчего она как можно сильнее прижимается к телу Волан-де-Морта, что сливается с ней до конца, получая свое заслуженное наслаждение... — Это все более чем искупит мою вину – как думаешь?— поинтересовался Волан-де-Морт у Мэри, едва оторвался от ее губ в благодарном поцелуе. — Да, более чем,— выдохнула волшебница и тут же добавила, глядя в чуть угасшие глаза Волан-де-Морта,— но ты не думай, что я удовлетворена... — И когда это ты стала такой голодной?— недоуменно протянул маг,— такое качество лишь мне было характерно... — Было – верное слово,— отозвалась Мэри чуть насмешливо, пройдясь по щеке Волан-де-Морта ласковыми пальцами,— но – к сожалению или к счастью, положение вещей поменялось. Так что тебе сегодня придется хорошо постараться, чтобы удовлетворить меня полностью, выжать из меня все соки... — Хочешь сказать, у меня не получится? — Возможно – но тот факт, что для нас еще львиная доля ночи, тебе будет на руку. И, прерывая столь затянувшийся диалог, волшебница впилась в губы Волан-де-Морта неистовым поцелуем, провоцируя своего любовника на очередное соитие во имя блаженства... — Ну, Мэри, еще будешь говорить о том, что я не смогу тебя удовлетворить?— протянул Волан-де-Морт с вежливым интересом, едва очередное совокупление было завершено – совокупление, после которого волшебница была, наконец, вымотана полностью. Поэтому в отрицании помотала головой, желая лишь одного сейчас – отдыха. К ее счастью, Волан-де-Морт желал того же – поцеловав ее в висок, он растянулся рядом с ней на помятых простынях – было уже утро, и кровать Мэри после всего того, что вытворяла она с магом, была похожа на нечто среднее между постелью тяжелобольного человека и ночлежкой диких животных. Волшебница почти провалилась в сон, когда вспомнила ту весть, что так хотела поведать Волан-де-Морту – о том, что у них будет девочка. — Дочь?— мгновенно оживился маг, выйдя из полудремы,— это точно? Мэри кивнула, не удержав радостную улыбку. — Это значит, что она... — Скорее всего — Марго, да,— произнесла волшебница, улыбнувшись многозначительно. А Волан-де-Морт уже что-то обдумывал, прищурив багровые глаза. — Просчитываешь варианты?— поинтересовалась Мэри, наблюдая за магом.— Все «за» и «против» по поводу рождения дочери? — Какие у меня могут быть «за»?— вежливо поинтересовался Волан-де-Морт. Мэри изобразила задумчивое колебание. — Ну, не знаю. К примеру, то, что ее могущество станет гораздо больше даже твоего могущества, едва Марго исполнится 17. — И это, по твоему, «за»?— отозвался с жутким сарказмом Волан-де-Морт,— я бы скорее к графе «против», такой «плюс» отнес. Чтобы дочь была сильнее отца... Мне это не нравится – может дойти до того, что она меня убьет без разговоров. — Это если она будет твоей копией,— возразила Мэри,— но мне кажется, что Марго, скорее всего, станет такой как я – а значит, вряд ли вообще захочет убивать. — Тогда все будет еще хуже,— отозвался Волан-де-Морт мрачно,— Марго не погнушается встать на сторону моих врагов, поднять восстание... И реализует попутно все свои таланты – мне во вред. Против столь сильного аргумента волшебнице было нечего возразить, она ждала, что Волан-де-Морт опять заговорит о том, что Марго должна умереть, но маг удивил ее, сказав совсем иное: — Я знаю, ты хочешь стать матерью. Хочешь, чтобы твой медальон обрел истинную хозяйку... Я не стану мешать всему этому, не буду пытаться убить этого ребенка. Да-да, ты не ослышалась,— подтвердил он, видя изумленный взгляд Мэри,— этот ребенок родится, и я не буду препятствовать этому. — Что это ты вдруг стал таким добрым?— подозрительно нахмурилась волшебница, неверяще глядя на Волан-де-Морта,— неужели... — Нет, то, что произошло между нами сегодня, тут не причем,— покачал головой маг, опровергая предложение Мэри, что та даже не успела завершить.— Просто теперь я уверен в том, что Марго родится именно назло мне, и чем больше я буду пытаться прикончить ее, тем выше станут ее шансы на выживание и рождение. — А, так ты думаешь, что после этих твоих слов я расслаблюсь, предоставив тебе возможность застать меня врасплох? Чтобы лишиться ребенка вновь и заодно умереть? — Умереть?— повторил Волан-де-Морт в изумлении,— что-то не слышал, чтобы женщины умирали после выкидыша. Скорее уж, после родов. — Дело не в выкидыше как таковом,— покачала головой Мэри,— просто... придет последний приступ, чтобы забрать мою жизнь с точностью до процента. Маг неверяще хмыкнул: — Что же он тогда тебя не прикончил до этого? У твоей болезни, по-моему, было достаточно много времени, чтобы оборвать твою жизнь ранее. — Это не так,— возразила Мэри,— я почти уверена, что появление Марго заставило медальон работать в полную силу – а значит он, защищая свою, пусть даже не родившуюся хозяйку, защищает и меня – одновременно не позволяя болезни проявиться. Но все изменится, когда Марго родится – медальон перейдет к ней, и приступ может придти уже на второй день после родов, закончив мою жизнь. — Вот видишь, и у тебя теперь есть причина для того, чтобы убить в чреве собственного ребенка,— произнес Волан-де-Морт так, словно они сейчас говорили не о своем ребенке, а о некоей бесполезной вещи,— быть может, подумаешь над этим? — Да иди ты к химерам, Морган!— воскликнула волшебница, негодуя,— и думать над подобной глупостью я не буду – лучше уж к голосу своего разума прислушаюсь, чем к тебе! Маг в ответ лишь плечами пожал – и поднялся с кровати, одеваясь. — Уже уходишь?— потянулась волшебница всем телом, изящно изогнувшись, словно приглашала Волан-де-Морта продолжить. Тот, глянув на нее вспыхнувшим голодным багровым огнем взглядом, тут же отвел взгляд – видимо, ему было нужно позарез уйти. — Что, даже на прощание не поцелуешь?— надула губки Мэри, глядя на него с укором. Тот не устоял, и, в миг, оказавшись вновь рядом с Мэри, прижал ее к себе, страстно целуя в губы. А едва оторвался от ее губ, так сразу же покинул ее комнату – волшебница, поразившись такой стремительности, хотела встать с кровати, но поняла, что не спала этой ночью ни минуты и, едва укрывшись одеялом, провалилась в безмятежный сон... На следующий день – 26 декабря, Мэри навестила Кэт, чтобы рассказать ей, что у нее тоже будет дочь. Кэт восприняла это известие с большой радостью – ведь она могла понять Мэри. Далее разговор перешел на различные мелочи, важные во время беременности, волшебницы описывали друг другу свои тревоги и радости, перемежая длинные фразы о собственном здоровье и здоровье ребенка шутками и веселым смехом в виде их следствия. А когда Мэри собралась уходить, пришел Джек – муж Кэт, и вместе с женой быстро уговорил волшебницу остаться у них на ночь. В результате оставшийся вечер они провели в свое удовольствие – лакомились фирменными блюдами Джека и вдоволь веселились, рассказывая различные забавные истории. Вспомнили о времени только заполночь, и единодушно решили лечь спать. Кэт и Джек поднялись к себе в спальню, Мэри же устроилась на диване в гостиной, где ей постелила подруга. Утомившись за день, она уснула, мгновенно погрузившись в сон, который плавно перенес ее в следующий день, словно по течению спокойной и полноводной реки… — Мне как-то неловко оттого, что я постоянно прихожу к вам, навязываю свою компанию, а вы с Джеком, наверное, вовсе этого не хотите,— говорила Мэри во время завтрака с Кэт, едва притронувшись к угощениям и чаю,— как бы я хотела пригласить вас к себе... Но это, к сожалению, невозможно – Волан-де-Морт не относится к ряду гостеприимных людей и единственное приветствие, что можно услышать от него в таком случае – Смертельное проклятье. — Разве я говорила тебе что-то о том, что ты мешаешь нам с Джеком?— спросила Кэт с укоризной,— и уж тем более ты никогда не услышишь от меня слов недовольства тем, что я вряд ли смогу стать когда-либо твоим гостем. Я принимаю твое окружение и твой образ жизни как должное, и не хочу слышать в дальнейшем подобные слова от тебя. Кэт просверлила Мэри чрезвычайно серьезным взглядом, будто говоря, что иначе заколдует ее так, что она вообще говорить не сможет – и именно это заставило волшебницу промолчать. Вскоре после этого Мэри отправилась в особняк, пообещав Кэт, что в ближайшие дни зайдет к ней еще. И очень удивилась, увидев в своей комнате Волан-де-Морта, что поджидал ее в кресле у огня. — Если бы ты явилась минут на пять позже – получила бы наказание,— сказал маг с холодом в голосе,— ждать кого-то, тем более – полчаса, я не люблю и не желаю. — Не знала, что понадоблюсь тебе так скоро, Морган,— скривила губы в насмешливой ухмылке Мэри,— ты ведь сам говорил, что этой ночью, да и днем тоже будешь сильно занят – вот я и решила свою подругу навестить. — Планы изменились,— коротко бросил Волан-де-Морт в ответ,— вчера вечером были пойманы Джон и Розье – они выполняли мое поручение и умудрились попасть к мракоборцам. Так что теперь я больше не могу рисковать своими людьми, и должен обеспечить тем из них, кто выполняет важные задания, хорошую защиту. — Защиту, значит,— протянула Мэри задумчиво, начиная догадываться, к чему клонит Морган,— которую им дарую я? Хочешь мой медальон и его силу снова в своих целях использовать? — Ты же не хочешь, чтобы твои труды пропали даром – ведь не для того ты обучала Люциуса, Снегга, и других, чтобы их жизнь закончилась в Азкабане, где им вряд ли пригодятся полученные умения, как Джону,— произнес Волан-де-Морт многозначительно.— Поэтому-то и в твоих тоже интересах помочь своим соратникам, защищая их на случай непредвиденной опасности. Или ты думаешь иначе? Волшебница покачала в отрицании головой – ей было слишком понятно, что если вчерашний случай поимки Пожирателей повторится, а если она никак не сможет и главное – не захочет этому помешать, то, тем самым, возьмет на себя большую вину. — Хорошо, я согласна защищать Пожирателей,— сказала Мэри твердо, глянув на Моргана в упор, лицо которого озарилось торжествующей ухмылкой,— но только на три месяца, не больше. — Идет,— не стал спорить Волан-де-Морт,— начнешь прямо сейчас – навестишь с Люциусом и Долоховым одного волшебника. Мэри кивнула, спросив уточняюще: — Значит, я лишь прикрывать их должна? — Не только. Поможешь им по мере надобности в переговорах с Майклом Трумэном – он должен стать моим сторонником. Твои соратники будут ждать тебя у входных дверей особняка. Кивнув вновь – в знак того, что все поняла, Мэри покинула свою комнату вслед за Морганом, и спустя минуту оказалась на улице, ощущая с каждым вдохом свежий морозный воздух. Люциуса и Долохова еще не было, и волшебница минут пять просто стояла на крыльце, у парадной двери, глядя на заснеженную поляну и темнеющие невдалеке деревья. — Идем, Мэри, — отвлек ее от созерцания местных красот Люциус, что явился вместе с Долоховым из особняка. Оба Пожирателя протянули Мэри руки. Она, взяв их за руки, повернулась вместе с Пожирателями на каблуке, перемещаясь на окраину небольшой деревеньки. Мэри, никогда ранее не бывавшая здесь, наспех оглядевшись, устремилась за Люциусом и Долоховым – те целенаправленно шли вперед, по протоптанной в глубоком снеге тропинке. И вскоре стояли у входной двери крайнего из домов, что мало отличался от соседних. Быстрый взмах палочки Долохова – и входная дверь послушно отворилась, предоставляя ему и Люциусу с Мэри войти в дом. Затемненная прихожая, за ней – пустая гостиная, обстановка которой свидетельствовала о достатке хозяина дома. Люциус и Долохов, особо не церемонясь и явно чувствуя себя как дома, развели огонь в мраморном камине и с удобством устроились в креслах. Волшебница же, остановив взгляд на книжных шкафах, тут же подошла к ним, принявшись просматривать корешки фолиантов – обычных и тисненых золотом (соблазн найти какую-нибудь ценную книгу был для Мэри всегда велик, и она не смогла побороть этот соблазн и сейчас). — Неужели ты все еще ищешь для себя какую-то редкую книгу, как делала это когда-то?— недоуменно протянул Люциус, наблюдая за ней с легким удивлением,— или же та цель у тебя перешла в манию, от которой ты так и не смогла избавиться? — Вовсе нет,— ответила Мэри ровным голосом,— просто пытаюсь не терять времени зря, пока мы ждем хозяина дома. На это возразить было, как будто, нечего и она продолжила свое занятие, чтобы, окончив просмотр домашней библиотеки Майкла Трумэна, опуститься в одно из свободных кресел у камина. И тут же, буквально через несколько мгновений, в гостиной появился хозяин дома – чуть полноватый мужчина преклонных лет, в красиво расшитой праздничной темно-синей мантии. Особого удивления присутствие Пожирателей смерти в его доме у волшебника не вызвало – наоборот: чуть улыбнувшись, он достаточно вежливо обратился к Мэри: — Чем я обязан вашему приходу? — Не уверена, что вам и в самом деле нужен ответ на этот вопрос, мистер Трумэн – ведь вы уже догадались, каков он будет,— ответила волшебница с легкой улыбкой. — Но я могу и ошибаться,— возразил ей хозяин дома,— поэтому... хочу, чтобы вы сами разубедили меня в этом, укрепили меня в правильности моих мыслей. А в начале... мне бы хотелось узнать ваши имена. Пожиратели по очереди представились, и Мистер Трумэн глянул вопросительно на Мэри, ожидая ответа на свой первый вопрос. Но ответил ему Люциус: — Мы пришли к вам предложить сотрудничество – что приведет к нашему всеобщему благополучию. — Сотрудничество, значит...,— задумчиво протянул хозяин дома,— что же оно в себя будет включать? С обеих сторон? — От вас не потребуется ничего невыполнимого – всего лишь некоторая своевременно предоставленная нам информация,— заверил его Долохов,— сведения о ваших сотрудниках и тому подобное... С нашей стороны – ваша полная неприкосновенность. — В случае же вашего отказа, мистер Трумэн, спокойная жизнь для вас закончится,— добавила Мэри с нотами угрозы в голосе,— и вам придется либо подчиниться нашей воле, либо умереть или сойти с ума от пыток, в которых мы, уж поверьте, мастера. Майкл, к удивлению волшебницы, улыбнулся, услышав ее последнюю фразу. — Вы лично будете пытать меня, миссис Моран?— обратился он к ней лукаво,— если это так, то пытка покажется мне блаженством. Мэри чуть улыбнулась, спросив тут же: — А теперь серьезно, мистер Трумэн. Вы согласны принять наше предложение? Хозяин дома чуть помедлил с ответом – словно растягивая время, с улыбкой хозяина положения переводя взгляд на уставившихся на него Пожирателей. Театральная пауза длилась пару томительных минут, затем мистер Трумэн пожал плечами и развел руками, как бы говоря: «А почему бы и нет?», отчего на лицах его гостей появились довольные ухмылки. — Мы знали, что можем рассчитывать на вас,— произнес Люциус, переглянувшись с Мэри и Долоховым,— уверен, вы не пожалеете о своем выборе. Мистер Трумэн вежливо улыбнулся, но во взгляде его промелькнуло что-то такое, что заставило волшебницу насторожиться: как будто хозяин дома, все время прикрывающий лицо маской, на мгновение снял ее, и открылось совершенно другое лицо, не имеющее ничего общего с первым. На краткий миг Мэри захотелось выкрикнуть какое-то предупреждение, что оградило бы ее соратников от беды, но этот миг прошел, оставив после себя лишь легкое беспокойство. Пока она разбиралась со своими чувствами и мыслями, Пожиратели успели вытянуть из мистера Трумэна кое-какую важную им информацию, и теперь поднимались на ноги, собираясь уходить. Мэри тоже покинула свое кресло, направившись к выходу из дома – по пути лучезарно улыбнувшись мистеру Трумэну. — Хорошая работа, Мэри,— сказал Люциус с одобрением, когда они втроем уже шли по коридорам особняка Волан-де-Морта,— наверное, он согласился с нами сотрудничать только из-за твоих слов о пытках. — Значит, в некоторых случаях обаяние бьет на поражение лучше, чем Темная магия. Особенно в смысле подчинения – оно здесь основано на чисто добровольном решении волшебника. — Смотри, как бы тебе не пострадать от этого,— предупредил ее Люциус,— а то ведь можешь стать жертвой одного из своих поклонников. Мэри лишь фыркнула в ответ, направляясь к своей комнате уже в одиночестве (Люциус и Долохов только что скрылись за дверьми Зала Собраний). Она не особо хотела видеть сейчас Волан-де-Морта и даже обрадовалась тому, что ее комната была пуста – предоставлялся неплохой шанс отдохнуть, и волшебница тут же им воспользовалась, погрузившись в сон... Следующие десять дней Мэри привыкала к своей новой работе – оказание помощи Пожирателям смерти и обеспечение их защиты. Вначале тревожащие ее мысли о том, что, возможно, ход беременности из-за ее каждодневных мотаний по различным жилищам волшебников, чуть изменится, быстро испарились – никаких необычных и неприятных симптомов Мэри не чувствовала – может, потому, что до сих пор пила то зелье, что приготовил ей Северус от тошноты. Но быстро наступающую усталость зелье это не могло предотвратить и волшебнице с каждым днем становилось все труднее вести себя как всегда при посещении домов волшебников в компании Пожирателей смерти. Седьмого января Мэри сопровождала Беллатрису и Эйвери, что получили задание разобраться с одной волшебницей. В обязанности ее на сей раз входило лишь создание Черной метки – в то время как ее соратники пытали свою жертву, желая выяснить у нее нечто важное Волан-де-Морту. Мэри же, как это бывало и раньше, не была посвящена в курс дела, поэтому, как только пытки начались, она вышла на крыльцо дома, предварительно сделав саму себя невидимой. Но сделала она это в большей степени потому, что после сентябрьских событий она не могла больше смотреть на пытки – сознанием она словно бы возвращалась к тому дню, когда погибли Тэдди и Кристиан, вновь видела их укоризненные лица... И тогда ее душу переполняла невыносимым грузом вина – и Мэри хотелось в такие минуты лишь смерти, как избавления от душевных мук. То же было и сейчас – и лишь тот жар, что овладел ее телом вмиг, оторвал волшебницу от тяжелых и мрачных мыслей, буквально напомнив о ребенке. То, что на улице было страшно холодно, Мэри не заметила только из-за того, что медальон согревал ее тело, делая это большей частью из-за ребенка, что она вынашивала — из-за Марго, что должна была стать истинной хозяйкой Медальона Златогривого Единорога. Волшебница знала, что теперь, с каждым днем, сила медальона будет все увеличиваться – и достигнет своего максимума, когда Марго родится. В тот день, когда ее дочь станет полноправной Хозяйкой Медальона Златогривого Единорога... Появление Беллатрисы, что торжествующе ухмылялась, и Эйвери заставило Мэри вернуться в действительность полностью – сотворить Черную метку, чтобы затем переместиться в особняк – непосредственно в свою комнату. Туда, где уже ждал ее в кресле у огня Волан-де-Морт. Желая разрядки, Мэри тут же повлекла его к кровати – чтобы хотя бы часов на пять, а то и больше, забыть обо всем, кроме своей любви к Моргану и ее выражении в физическом и духовном плане... ... Успокоилась она лишь наутро – когда полностью вымоталась и была способна лишь лежать, крепко прижавшись к Волан-де-Морту. Тот, утомленный ее порывистой страстностью и чрезмерной требовательностью в эту ночь, уже засыпал, когда Мэри произнесла тихо: — Морган, я... хотела бы попросить тебя кое о чем... Можешь выслушать меня? Волан-де-Морт, чуть приподнявшись на локте, устремил на Мэри взгляд своих багровых глаз – выжидающий и поощряющий ее продолжить начатую фразу. Что волшебница и сделала, неотрывно глядя в глаза мага: — Я хочу знать, что Марго будет в хороших руках после моей смерти – ты можешь пообещать мне, что не оставишь свою дочь на произвол судьбы когда меня не станет? — Каким же это, интересно, образом?— поинтересовался Волан-де-Морт с изрядной долей иронии в голосе,— что, я должен постоянно носиться с ней? Прикрываясь ею от Непростительных проклятий и прочих чар? — Вот именно. Видишь, теперь и ты нашел выгоду для себя в рождении Марго,— подхватила Мэри, в приступе веселья блеснув глазами. Затем, мгновенно посерьезнев, добавила,— вообще-то, я говорила не о такой, непосредственной и постоянной заботе. Мне нужно знать лишь то, что ты Марго не убьешь и подыщешь ей заботливых родителей, что смогут воспитать малышку так, как подобает. Пожалуйста, Морган, пообещай мне – как в благодарность за то, что я для тебя сделала и делаю сейчас. Сейчас Мэри почти умоляла Волан-де-Морта исполнить ее просьбу – и ее старания не прошли даром: лицо мага, всегда ожесточенное, чуть смягчилось, он сказал негромко: — Обещаю – я не убью Марго, и на произвол судьбы не оставлю. Но сделаю это не только для того, чтобы отблагодарить тебя за хорошую работу. Еще и потому, что Марго – часть меня… Волан-де-Морт хотел сказать что-то еще, но Мэри уже неистово целовала его в губы – от безумной радости и осознания, что Марго и после ее смерти будет жить, и жить хорошо. — Спасибо, Морган,— прошептала она, едва смогла говорить,— спасибо... И, выразив всю свою благодарность Волан-де-Морту, волшебница смогла со спокойной душой уснуть – крепко обняв отца своей дочери, что сейчас был дорог ей, как никогда... Постепенно, день за днем, январь перетек в февраль – необычно вьюжный по меркам Лондона. И город, и его окрестности засыпало снегом так, что небольшие домики почти полностью скрылись под пушистыми сверкающими на солнце сугробами. Около трех недель было невероятно холодно и все дома в деревнях отапливались с особым усердием их владельцами – и особняк Волан-де-Морта в том числе. Мэри в это время совершенно перестала выходить на улицу, даже на небольшую традиционную прогулку – лишь добираясь до очередного дома одного из нужных на данный момент Волан-де-Морту волшебников, она находилась на свежем воздухе. Теперь работы для нее стало больше и она в день, бывало, по несколько раз навещала тех волшебников, что неизменно становились подчиненными Волан-де-Морта – и частенько действовала в одиночку, достигая успеха из раза в раз. Бывало, что даже часть ночи была у нее занята очередной вылазкой, и тогда волшебница отсыпалась лишь днем, отказываясь все чаще и чаще от подобных вылазок. Но и ночью для нее не было покоя – все те сны, что приходили к Мэри по ночам, были неизменно с Тэдди и Кристианом – и одни лишь их лица, печальные и скорбные, порою, причиняли ей боль. Но постепенно в лицах этих появилось что-то другое – и теперь ушедшие по ее вине волшебники словно манили Мэри за собой, в иные миры. Поэтому-то волшебница и начала всерьез задумываться о том, на что оставляет свою дочь – ждет ли ее благополучное и счастливое будущее или же Марго будет страдать так же, как и она, Мэри? Исполнит ли Волан-де-Морт данное обещание, или же с обычным хладнокровием убьет свою дочь так же, как убил до этого многих волшебников? Ответов на эти вопросы Мэри не могла ни получить, ни найти – а ведь теперь ей нужна была твердая уверенность – в том, что Марго вырастет не подобием Волан-де-Морта, а именно ее дочерью, и будет похожа на нее. А, чтобы подобное могло осуществиться, воспитанием Марго должна была заняться та пара, что смогла бы воспитать ее как свою дочь – и здесь Мейнджены подходили больше всего. Но, даже понимая это, Мэри никак не могла поговорить с Кэт о волнующей ее проблеме – потому, прежде всего, что опасалась за жизнь подруги, ее мужа и их дочери. Ведь Волан-де-Морт, узнав, где его дочь, не погнушается уничтожить не только счастье Мейндженов, но и полностью вырезать их семью из волшебного сообщества – а такого Мэри не пожелала бы Кэт и Джеку никогда. Потому-то у нее не хватало духа начать разговор об этом, когда она была у Мейндженов – в глубине души волшебница чувствовала, что требование ее сродни безумному и что на подобное никто не в силах согласится. Кэт, разумеется, видела состояние Мэри и догадывалась, что волшебницу тяготит что-то, но никаких вопросов сама не задавала. Просто смотрела на Мэри своим обычным внимательно-изучающим взглядом, словно пыталась без слов понять, что творится у нее на душе. В один из дней середины февраля Кэт и Мэри говорили о том, сколько в первые, и последующие месяцы после рождения девочек у них обеих будет и хлопот, и радостей. Мэри, представив неожиданно четко, как она сама бы нянчила свою дочурку, если бы не болезнь со всеми вытекающими из нее последствиями, неожиданно и для себя, и для Кэт расплакалась. Слезы из глаз лились из-за чувства несправедливости – почему именно теперь, когда у нее появился шанс родить ребенка, после родов она должна будет покинуть Марго навсегда? Горечь от осознания этого факта не проходила очень долго – до тех пор, пока Мэри не почувствовала, что слез больше нет. Только тогда она заметила, что Кэт обнимает ее, утешая без слов. Заметив, что волшебница больше не плачет, Кэт разомкнула объятия, взглянув в ее глаза. — Прости, что не смогла сдержаться,— всхлипнула Мэри, стирая слезы ладонью,— просто... та радость, что ждет каждую женщину с рождением ребенка, недолго будет со мной, так же недолго, как я смогу побыть со своей малышкой. И все из-за моей болезни, что теперь уж точно погубит меня... — До этого ты говорила мне, что не можешь иметь детей, теперь же – завела разговор о своей смерти. Неужели чьи-то слова могут отнять у тебя надежду на лучшее? Мэри покачала головой, отстаивая свое: — Тут другое. После чуда в виде известия о вторичной беременности я уже почти не обращаю внимания на роковые заявления от кого бы то ни было. Но сейчас... Понимаешь, Кэт, я нашла подтверждение этих слов в себе – мое сердце будет стучать совсем недолго, и сейчас оно все еще работает только потому, что Медальон Златогривого Единорога защищает Марго, а значит, и меня тоже — и делает это так, как не защищал ранее. Если бы не это, приступ, ставший последним, прикончил бы меня еще в сентябре – октябре. Так что это все – не просто слова. Я знаю, что будет все именно так – и не иначе. Я умру, оставив Марго на произвол судьбы, и воспитать ее сможет только... — Волан-де-Морт?— продолжила Кэт с легким сомнением в голосе, чуть сузив глаза. — Да, уж он-то сможет,— тяжело вздохнула Мэри в ответ,— признаться, я рада, что дети ему никогда не были нужны – если бы он захотел бы вдруг заняться воспитанием своего ребенка, то ребенок этот вырос бы в таком случае полным подобием своего отца, если не хуже. И это обычный малыш, без всяких... экстраординарных способностей. Мэри многозначительно посмотрела на Кэт, что поняла ее, как всегда, без слов – поняла, что волшебница сейчас говорила о медальоне. — Марго же – совершенно другой случай,— продолжила Мэри, помолчав с минуту,— Ты можешь понять меня, Кэт, ведь тебе известна легенда. Создательница Медальона Златогривого Единорога была волшебницей с довольно-таки уникальными способностями, и ее судьба была тяжела. Судьба, что повториться у ее преемницы – единственной полноправной Хозяйки Медальона Златогривого Единорога. Настоящая мать ее покинет почти сразу после рождения, но отец... хоть Волан-де-Морт и обещал мне, что сможет обеспечить Марго хорошее воспитание, я сомневаюсь в том, что приемные родители Марго будут человечней, чем ее настоящий отец. Поэтому-то будет гораздо лучше, и для Марго в том числе, если воспитывать ее будет тот, кто по-настоящему способен сделать это так, как подобает. — Я, стало быть?— продолжила Кэт за Мэри невозмутимо – так, словно бы знала уже давным-давно замысел волшебницы.— Ты просишь меня заняться тем, что не сможешь сделать сама, видя в этом единственно правильный выход из того положения, в которое попала? — Не прошу – спрашиваю. Возьмешь ли ты на себя это бремя, не устрашишься ли трудностей, что могут возникнуть в случае твоего согласия... Кэт не дала Мэри договорить – взяв волшебницу за руку, немигающим взглядом своих темно-серых глаз глянув в глубину ее глаз, она произнесла тихим, но твердым голосом: — Клянусь, что Марго будет дочерью мне – и я воспитаю ее так, как буду воспитывать собственное дитя, огражу от всех бед и горестей, что будут встречаться ей на жизненном пути. Я сделаю это, помня ту цену, что ты, Мэри, заплатила за возможность стать матерью – во имя твоих страданий и нашей дружбы, что не уйдет с твоей смертью. — Спасибо, Кэт,— произнесла Мэри в ответ одновременно с дрожью и теплотой в голосе,— я и не надеялась на то, что ты согласишься... Она, всхлипнув, замолчала, опустив взгляд – одновременно и облегчение, и радость, переполнив ее душу, лишили волшебницу возможности говорить. Но слова уже были не нужны – Кэт и так поняла все то, что Мэри хотела сказать, поняла по ее сияющим от благодарности глазам... Больше волшебницы эту тему в дальнейшем не затрагивали, и Мэри, приходя к Кэт в гости, общалась с ней так же, как и раньше – словно впереди у нее, как и у Кэт, долгая и наполненная счастьем жизнь. Возможно, причиной этому стала та надежда, что появилась в сердце Мэри после этого разговора с Кэт – надежда на то, что болезнь, несмотря на прогнозы Джейн, не проявится. Так или иначе, жизнь продолжалась, Мэри по-прежнему выполняла ту работу, что поручил ей Волан-де-Морт, каждый день, почти не замечая течения времени. Так, необычайно быстро, подошел к концу февраль, и у волшебницы выдался свободный от выполнения заданий день. И как раз в этот день Пожирателям смерти посчастливилось поймать двух волшебников из Ордена Феникса, что боролся против Волан-де-Морта и его слуг. В это время Волан-де-Морта в особняке не оказалось, и пленников поместили в одну из темниц. Мэри, что успела мельком увидеть лица плененных, что показались ей смутно знакомыми, тут же выяснила имена пленников, и, услышав «Лили Эванс» и «Джеймс Поттер», поняла, что видела своих недавних учеников, гриффиндорцев – что теперь были обречены на смерть. Мысль об этом ужаснула Мэри – и волшебница, рьяно желая помочь своим недавним ученикам, спешно принялась обдумывать план их спасения. Но части, что должны были составить его, не вязались в единое целое – и в итоге саму Мэри ждало суровое наказание. Волшебница едва успела подумать о том, что станет ее наказанием в таком случае – уже в следующую секунду удача неожиданно улыбнулась ей. Пожиратель смерти, что охранял плененных волшебников, был срочно вызван Волан-де-Мортом, и Мэри, единственная из оставшихся в особняке Пожирателей смерти, взялась за охрану волшебников. Точнее, сделала вид, что охраняет их, и, подождав пять минут, вошла в темницу. Неподвижно сидящие у дальней стены секундой ранее, пленники вмиг вскочили на ноги. Высокий юноша с сильно встрепанными волосами черного цвета, чьи вмиг сузившиеся коричневые глаза блестели гневом за стеклами круглых очков, закрыл собой девушку с длинными рыжими волосами, чьи пронзительные зеленые глаза смотрели с явным страхом. Мэри шагнула к ним, и в ту же секунду на лицах пленников появилось выражение презрения и отвращения — оттого, наверное, волшебница еле узнала в них своих недавних учеников. — Я...,— начала Мэри, делая шаг вперед. — Пришли пытать нас?— спросил юноша с вызовом. Мэри удивилась – неужели ее не узнали? — Да нет же. Напротив – я хочу выпустить вас отсюда. Пленники посмотрели на нее, как на безумную. — Смеетесь? Вы же – Пожирательница смерти! — И та, что учила вас защите от Темных сил. Мэри ожидала, что пленники после этого заявления поверят ей, но нет: — И как только Дамблдор допустил вас к преподаванию в Хогвартсе?— воскликнула Лили Эванс с нескрываемым отвращением в голосе,— из-за вас и вам подобным погибают невинные люди! Она хотела сказать что-то еще, но Мэри не дала ей продолжить, протянув Лили и Джеймсу их волшебные палочки. Волшебники взяли их после минуты колебаний и уже без промедления вышли вслед за Мэри из темницы. Но благодарность свою выразили не улыбками и словами признательности, а колючими лучами Смертельных проклятий. Мэри предусмотрела это – и, сотворив Защиту Медальона Единорога, обернулась к волшебникам, успев увидеть, как их проклятия растворяются в ее защите. Та не выдержала, разрушившись тут же, но ее присутствия больше не требовалось – Лили и Джеймс так удивились неуязвимости Мэри, что тут же растеряли весь боевой пыл, просто глядя на нее с неверием и ошеломлением во взглядах. — Ничего другого я от вас, в принципе, не ожидала,— произнесла Мэри, воспользовавшись заминкой,— но это все бесполезно против меня, поверьте. Конечно, повторная попытка увенчается успехом, но так вы сделаете себе лишь хуже – без моей помощи вам отсюда не выбраться. Вход в особняк зачарован на Пожирателей смерти, а другого хода отсюда, по крайней мере, для вас, нет. — А для вас?— спросила Лили ровным голосом, в котором не было ни гнева, ни презрения,— как вы можете спасти нас отсюда? — С помощью трансгрессии. — Мы и сами владеем этим навыком достаточно хорошо,— сказал Джеймс, решительно поднимая палочку. — Но не настолько, чтобы преодолеть антитрансгрессионную защиту, что установлена в каждой комнате особняка, в том числе, и здесь, в темницах,— возразила Мэри,— я же смогу сделать это, поэтому... Она не договорила – Джеймс, видимо, решив проверить на себе ее слова, крутнулся на месте, но, разумеется, переместиться не смог, тут же сжав виски руками. — Можете валять дурака и дальше, но я посоветую вам поторопиться,— произнесла Мэри негромко, глядя на Джеймса в упор,– скоро здесь будут Пожиратели смерти, что, в отличие от меня, не склонны к жалости. Эти слова смогли убедить Лили и Джеймса – волшебники кивнули. И, крепко сжав пальцы Мэри в своих руках, переместились вместе с ней. Лес с огненными крабами уже спустя минуту предстал перед ними, но Мэри увидела его как сквозь туманную завесу – трансгрессия, как она и думала, не прошла для нее бесследно. И теперь к головокружению прибавилась еще и все усиливающаяся тошнота. — Вы в порядке?— услышала она голос Лили, что был полон участия. — Да, в полном,— улыбнулась Мэри в ответ, через силу,— Вам нужно поторопиться, да и мне, пожалуй, лучше в особняк вернуться. Джеймс в согласии кивнул, а Лили крепко обняла немного опешившую от такого Мэри. — Спасибо вам огромное, миссис Моран! Но не будет лучше ли вам пойти с нами? Мы бы смогли укрыть вас от кары Волан-де-Морта... — Нет, я не могу пойти с вами,— покачала волшебница головой в ответ,— не беспокойтесь за меня – я смогу оправдаться. В глазах и Лили, и Джеймса ясно читалось сомнение, но спорить с Мэри волшебники не стали – и уже через минуту их на поляне больше не было. Мэри трансгрессировала тут же, попав в по-прежнему пустынный коридор подземелий. Теперь ей требовалось придумать подходящее оправдание себе, но сделать это она не успела, потеряв сознание от слабости. Мэри очнулась оттого, что кто-то бил ее по щекам. Как она выяснила, открыв глаза, это был Люциус – и одно лицо его, чересчур серьезное, уже вселило тревогу в сердце Мэри. — Надеюсь, у вас есть чем оправдаться,— сказал он, помогая ей встать. Волшебница даже рта раскрыть не успела – тесный коридор вмиг заполнился Пожирателями смерти, что смотрели на нее, как на прокаженную, выкрикивая обвинения в ее адрес. Мэри, услышав, что они только что обшарили окрестности особняка и не нашли ни следа беглецов, поспешно произнесла: — Я не знаю, где пленники, честно! Они сбежали, пока я в обмороке была... — Точнее, пока ты симулировала обморок,— прервал ее высокий и до жути холодный голос Волан-де-Морта, что уже стоял напротив Мэри, пронзая ее уничтожающим взглядом,— чтобы дать пленникам сбежать. — Симулировала?— возмутилась Мэри,— я хотела, чтобы они сбежали? Зачем? Я этих двоих первый раз в жизни видела! Стала бы я ради них рисковать! Ее голос прозвучал довольно-таки убедительно, но Волан-де-Морт не привык доверять всего лишь словам – и Мэри пришлось приложить все свои силы для того, чтобы ее окклюменция именно сейчас стала сильнее легилименции мага. И, к ее счастью, так и случилось – Волан-де-Морт поверил ей, или сделал вид, что поверил, спросив более мягким тоном: — Тогда куда же делись пленники? Трансгрессировать они точно не могли. — А вы особняк обшаривали? Возможно, они просто где-то спрятались, и... Волан-де-Морт не дал Мэри закончить, отдав приказ своим слугам немедленно обшарить особняк. Волшебница, было, вздохнула с облегчением, но радовалась она рано: Волан-де-Морт, приблизившись к ней почти вплотную, произнес: — Как бы там ни было все на самом деле, мне не верится, что без твоего участия – пусть даже и невольного, обошелся побег пленников. А ведь мои слуги приложили много сил для того, чтобы поймать их, и теперь, когда они ускользнули от меня, я накажу тебя. Волан-де-Морт кивнул в сторону темницы, в которой еще полчаса назад находились Лили и Джеймс. Мэри, поняв без труда намек мага, побледнела, спросив с ужасом: — Хочешь сказать, я в темницу эту должна сесть добровольно? — Это для тебя наилучший выход. Ты ведь не хочешь сразиться со мной и проиграть? — Не думаю, что проиграю именно я,— откликнулась Мэри с презрением в голосе,— в последний раз, когда мы с тобой сошлись в дуэли, победила я. Волан-де-Морт в ответ усмехнулся: — Тогда была твоя правота, и я просто позволил тебе одержать верх надо мной, застигнутый врасплох. Сейчас же я не буду играть по-честному, и заставлю тебя подчиниться моей воле. Мэри язвительно хмыкнула в ответ, выхватив волшебную палочку. Но Волан-де-Морт как будто и не собирался нападать на нее – лишь взглянул горящим взглядом в ее глаза. Волшебница непонимающе нахмурилась, попыталась отвести взгляд... но не успела – в тот же миг глаза Волан-де-Морта вспыхнули адским огнем, и одновременно с этим Мэри ощутила дрожь в медальоне – взбунтовалась заключенная в нем часть души Моргана. Медальону потребовалось лишь несколько секунд для того, чтобы приструнить бунтовщицу, но этого времени Волан-де-Морту вполне хватило – он, обезоружив Мэри, втолкнул ее в тесную темницу. — Теперь эта камера станет для тебя новой личной комнатой,— произнес Волан-де-Морт с удовлетворением.— Желаю приятного времяпрепровождения. И он захлопнул дверь темницы – прежде, чем Мэри сделала хотя бы шаг к ней. Она проиграла... Осознав это, она в неожиданном бессилии опустилась на земляной пол, подумав, что не могло быть по-другому. Но медальон хотя бы с ней... Этой мысли Мэри хватило для того, чтобы воспрять духом – но уже через минуту ею завладело чувство безнадежности, что росло с каждым мгновением, становясь все сильнее и сильнее. Скоро Пожиратели смерти обнаружат, что пленников нет в особняке и тогда... О том, что с ней сделают, когда поймут, что она солгала, волшебница старалась не думать, но знала точно, что теперешнее положение покажется ей сахаром. Но она не жалела о том, что помогла Лили и Джеймсу спастись от расправы Волан-де-Морта и знала, что, будь у нее возможность вновь спасти своих бывших учеников, она бы не упустила ее. Поступить иначе значило бы поддаться малодушию, предать саму себя. Ход мыслей Мэри прервал глухой скрежет – открылась дверь, что вела в подземелье. Сердце волшебницы забилось с утроенной силой, норовя выпрыгнуть из груди, в предчувствии чего-то страшного. И предчувствие это оправдалось, едва дверь темницы открылась, и в нее зашли разозленные Пожиратели смерти с Волан-де-Мортом во главе. — Повтори еще раз свою версию происшедшего,— приказал Волан-де-Морт Мэри стальным голосом,— только на этот раз постарайся говорить правду. — Эйвери, охраняющий пленников, поручил их охрану мне, получив от тебя приказ — явиться немедленно,— начала она, глядя на Волан-де-Морта в упор,— и получилось так, что едва я открыла дверь темницы по просьбе пленников, упала в обморок. Само собой, пленники не стали приводить меня в сознание и сбежали, воспользовавшись ситуацией. — Испарились, наверное?— ехидно вставил Долохов, переглянувшись с остальными Пожирателями,— ведь иначе они бы вновь были здесь, в темницах. — Они, должно быть, по сети летучего пороха переместились,— отозвалась Мэри свысока,— или портал создали. — Возможно,— не стал отрицать ее предположения Волан-де-Морт,— тем более, если ты загодя предупредила их о том, что пройти через парадный вход для них равносильно самоубийству. Волшебница лишь фыркнула в ответ, возразив: — Если бы я и вправду хотела бы помочь пленникам сбежать, то поступила бы иначе... — То есть трансгрессировала вместе с ними в безопасное место, и, вернувшись сюда, изобразила обморок,— прервал Волан-де-Морт Мэри на полуслове,— признай, что так и было, Мэри, хватит уже лжи. — Твое предположение безумно,— отрезала волшебница, в гневе сверкнув глазами,— возможно, у меня и был бы шанс перенести пленников в безопасное место – но в таком случае ты, Морган, меня больше не увидел бы – ведь обратно в особняк я трансгрессировать не смогла бы, даже если бы сильно захотела. Сам знаешь, что возможности моего медальона ограничены. — И именно поэтому ты и потеряла сознание,— произнес один из Пожирателей, на что остальные откликнулись согласными выкриками. Мэри на выпад этот ничего не возразила, одарив Пожирателей смерти полным презрения взглядом – ведь все здесь решали вовсе не они, а Волан-де-Морт. И он сейчас пронзал глаза волшебницы ледяным взглядом экзекутора, пытаясь без помощи слов добиться от нее правды. Но не смог – ведь Мэри просто не могла допустить подобного, приложив к борьбе с разумом Волан-де-Морта все свои силы. — Пусть даже не намеренно, ты дала пленникам сбежать, так что наказание я не отменю,— произнес Волан-де-Морт жестко, отведя взгляд от глаз Мэри,— нужно вытравить из тебя излишнее милосердие, которого и быть-то не должно. Сказав это, маг вышел из темницы Мэри, захлопнув за собой дверь. Волшебница вновь оказалась в одиночестве, что обещало затянуться надолго, окруженная со всех сторон холодным и сырым воздухом и отчаянием. Никаких шансов выбраться отсюда, разумеется, не было – ведь Мэри даже дверь темницы не могла отпереть, не говоря о том, чтобы вывести из строя охранника. Ей осталось лишь бессмысленное и пустое прозябание в ожидании какого-нибудь чуда, благодаря которому она выберется отсюда... Следующие несколько дней прошли, как во сне – в темнице, где сидела Мэри, окна не было, и она не могла точно сказать, сколько именно времени прошло со дня ее заключения сюда. Большую часть времени волшебница спала – сон был единственным лекарством от пробирающего до костей холода, который Медальон Златогривого Единорога мог теперь прогонять не постоянно, а лишь время от времени. А просыпаясь, Мэри неизменно обнаруживала под дверью еду – вначале хлеб и вода, потом жуткое варево вроде супа, состоящее из одних бобов, которое она просто терпеть не могла. Но есть была вынуждена, чтобы не остаться голодной. Так проходило время до середины февраля – и все изменилось, когда Мэри навестил Пожиратель смерти, которого она бессознательно хотела видеть больше всего – Северус Снегг. Он пришел не просто так, а с подносом вкуснейшей еды, на которую волшебница тут же и набросилась. — Я бы пришел и раньше, но ваша темница хорошо охраняется, а мне рисковать не хотелось,— говорил Северус, принимая у нее уже пустой поднос. — А сейчас ты не рискуешь?— спросила Мэри. — Рискую, но не сильно,— пожал плечами Северус в ответ,— но это того стоит – ведь вы спасли тех, кто учился вместе со мной семь лет. Сделали то, что не смог бы сделать я... В голосе Пожирателя прозвучала такая теплота и благодарность, словно Мэри недавно спасла ему жизнь, а в глазах стояли слезы... Но плакать Северус не стал, просто обнял волшебницу порывисто, говоря без слов, насколько сильно он благодарен ей. Хотел было сказать еще кое-что, но, услышав тихий шорох за дверью, произнес совсем другое: — Я вынужден идти, госпожа – я оглушил вашего охранника, и скоро он очнется. Постараюсь придти к вам вновь как можно скорее. Мэри понимающе и благодарно кивнула, улыбнувшись, и Северус, захватив пустой поднос, вышел из темницы, закрыв за собой дверь. Но волшебнице казалось, что какая-то частичка его осталась с ней и после его ухода – и поэтому на душе ее было то спокойствие, которого она лишилась с момента заточения. Появилась надежда – на то, что ее заключение не будет таким долгим, как ей казалось до сегодняшнего дня... Надежда эта подверглась сомнению очень скоро – шли дни, а Волан-де-Морт все не хотел выпускать ее. Прошли две недели, затем – еще три... Но, несмотря на это, Мэри не впускала в сердце отчаяние, и продолжала надеяться на лучшее. Все это время, по разу – двум в неделю, ее навещал Северус, неизменно появляясь с подносом еды. И, конечно же, сообщал Мэри последние новости из жизни обитателей особняка – что пленников, сбежавших по ее воле, все еще ищут, правда, без особого успеха. У него же волшебница узнавала течение времени, и после очередного посещения Северуса с грустью думала о том, что сегодня – уже 6 апреля, и если ее в ближайший месяц не отпустят, то рождение Мэгги – дочери Кэт и Джека, она пропустит. Здесь все зависело от Волан-де-Морта, а ему явно было выгодно, чтобы она оставалась в своей темнице как можно дольше. Может, он надеется, что его ребенок тогда родится настолько слабым, что вообще не выживет? Но, как бы там ни было, это была лишь догадка Мэри – ведь ее навещал лишь Северус, а он, разумеется, не мог спросить прямо у Волан-де-Морта, когда же он собирается выпустить ее из темниц. В особенно мрачных думах Мэри была самая страшная мысль о том, что и рожать она в темницах будет. В таком случае она не могла ручаться ни за здоровье своей малышки, ни за то, что сможет выжить после родов. Но после каждого посещения Северуса волшебница убеждала себя в том, что так не произойдет – ведь столь тотальная неудача преследовала ее очень редко. И, видимо, поэтому удача отвернулась от Мэри восьмого апреля, когда Северуса, выходящего из ее камеры, заметили вошедшие неожиданно в подземелья Пожиратели. Много времени для того, что бы добиться от Снегга правды им не понадобилось, но они не узнали, что Северус навещал пленницу тайно больше месяца – тот остановился на одном, сегодняшнем, разе, мужественно перетерпев всю боль, что причиняли Пыточные проклятия. Видимо, Пожиратели поняли, что дальнейшие пытки ни к чему не приведут, и бросили Северуса, что был в полуобморочном состоянии, в темницу в некотором отдалении от той, в которой была заключена Мэри. Так волшебница потеряла своего последнего заступника и стала жертвой мук совести – крики Северуса долго звучали в ее ушах. Но, несмотря на все это, в тот же день сбылось именно то желание, что было самым заветным для Мэри сейчас – ее навестил Волан-де-Морт. — Знаешь, Мэри, сегодняшний случай заставил меня пересмотреть свои взгляды на вопрос твоего заключения в темницах. Еще вчера я хотел отпустить тебя дней через пять – теперь же, думаю, еще три недели заключения пойдут тебе на пользу. — Хочешь сгноить меня здесь?!— воскликнула Мэри гневно,— думаешь, что нашел способ избавиться от двух проблем сразу? — Верно. Вряд ли этот способ будет настолько действенен, как ты говоришь, но именно благодаря нему ты не сможешь еще долгое время вмешиваться в те дела, что тебя совершенно не касаются. К тому же, насколько я знаю, ты всегда любила одиночество – есть время насладиться им сполна. Злорадно ухмыльнувшись, Волан-де-Морт покинул тесную камеру. Мэри просто не смогла ничего возразить – впервые все аргументы куда-то пропали – должно быть, оттого, что ее душу наполнила сосущая пустота безнадежности, а глаза – горькие слезы безысходности. Сейчас она действительно находилась в беспроглядной, кромешной тьме, которую слабый, еле теплившийся в ее душе лучик надежды разогнать никак не мог. Недолгое время в мозгу волшебницы была единственная мысль – о самоубийстве, но мысль эта была неисполнима, ведь ее сил не хватило бы даже на то, чтобы разбить голову в кровь о каменные стены темницы. И, поняв это, она уже не возвращалась к подобным мыслям. Ее сознание теперь было занято лишь надеждой на то, что Волан-де-Морт, возможно, отпустит ее пораньше. На то, что роль Северуса займет кто-то другой, надеяться, разумеется, не приходилось – после его разоблачения Мэри охраняли еще сильнее, к тому же, у остальных Пожирателей смерти не было стимула помогать ей. Наоборот – некоторые из них были ярыми врагами волшебницы, и лишь радовались, зная, что она в темницах. От постоянного ожидания скорого высвобождения время для Мэри шло даже медленнее, чем до этого, и до долгожданного завтрака, как ей показалось, прошло не меньше дня. Но едва она взглянула на то, что ей выдали за еду, ей тут же стало плохо: некая жуткая смесь не пойми из чего, источающая чрезвычайно мерзкий запах и больше походящая на помои. По сравнению с этим «блюдом» каждодневный суп из бобов был теперь мечтой для волшебницы и поистине королевским обедом. Несмотря на голод, что с каждой минутой все увеличивался, Мэри даже не притронулась к этому кошмарному вареву, и оно весь остаток дня простояло в углу, наполняя ее маленькую темницу, в которой до этого пахло плесенью, жутким смрадом. Вскоре, от жуткого смрада и мучительного голода, волшебница потеряла сознание. Очнулась она как будто совершенно в другой темнице – здесь было теплее и к тому же, не чувствовалось смрада. Через силу добравшись до двери (она совсем ослабела в последний день), Мэри обнаружила там вполне сносную еду – воду и хлеб с миской овсянки. Немедленно сметя все это, она подумала, что, должно быть, Волан-де-Морт, все же, сжалился над ней и не стал совсем уж морить голодом. Теперь, когда она была более или менее сыта, волшебница смогла спокойно уснуть, чтобы восстановить потерянные силы, уже не обращая внимания на отсутствие какого-либо ложа – ее постелью вот уже второй месяц служил лишь каменный пол. И снова бессмысленно проходили дни, становясь медленной пыткой для Мэри – чувство вины за заключение в темницы Северуса отнюдь не было облегчением для волшебницы, заставляя ее раз за разом скрываться от этих мыслей за рассуждениями о том, какой же сегодня день. Эти рассуждения неизбежно приводили к тому, что Мэри засыпала, но сны не давали ей облегчения, становясь все чаще и чаще кошмарами. Там она умирала раз за разом, наблюдала уничтожение медальона или смерть Марго. Были в этих снах порой и Кэт с Джеком, и тогда горечь от их смерти оставалась с Мэри даже во время бодрствования. Вскоре сон и явь для волшебницы совершенно смешались, и Мэри постоянно думала, почему она еще жива и жива ли она еще на самом деле. Постепенно и прошлое стало для волшебницы чем-то наподобие давно прочитанной легенды, что поросла прахом и пылью времен. Тихо сойти с ума Мэри не дало необычное волнение в медальоне – неизвестно, чувствовал ли он, что происходит с ней, но, тем не менее, напомнил о себе, а значит, и о том, что происходило с ней сейчас, о том, что бороться с собой и своими страхами ей нужно ради Марго. Мэри внимала на этот раз своему помощнику и защитнику лишь наполовину – и в тот благодатный день, когда ее, наконец, отпустили, она даже не смогла до конца понять весь смысл случившегося, а просто, оказавшись в своей комнате, мгновенно уснула. Этот ее сон ощутимо отличался от предыдущих, он нес Мэри умиротворение вместо тревоги, что в последнее время стало для нее постоянным чувством. Пробуждение для волшебницы стало вроде избавления, она, наконец, смогла почувствовать себя тем, кем являлась все это время – будущей матерью. Она вовсе не забывала о Марго в дни заключения в темницах, просто тогда ей не верилось, что Марго после всего этого родится здоровым ребенком, что не зачахнет через пару дней. Сейчас же, находясь в здравом рассудке, Мэри могла с уверенностью сказать, что все ее недавние страхи не перейдут в реальность, и останутся лишь в подсознании, чтобы позже уйти совсем. О том, что нужно срочно навестить Кэт (вдруг она уже пропустила знаменательное рождение Мэгги), Мэри вспомнила, только когда проснулась на следующее утро, хоть это и было для нее важнее всего остального. Не совсем всего, конечно – ведь волшебной палочки у нее до сих пор не было. Так волшебница чуть ли не весь особняк обшарила, пока не узнала у одного из проходящих мимо нее Пожирателей смерти, что Волан-де-Морт сейчас в Зале Собраний. Разумеется, Мэри тут же помчалась туда, и, влетев в Зал Собраний, увидела Волан-де-Морта, что сидел за столом и о чем-то едва слышно разговаривал с Рудольфусом. Громкий стук захлопнувшейся за ее спиной двери заставил их обоих повернуться к Мэри, разом замолчать. — Где твои манеры, Мэри?— холодно поинтересовался у волшебницы Волан-де-Морт,— прежде, чем входить, нужно постучаться. Тем более, если тебя никто не звал. Мэри сделала вид, что не услышала ровно ни одного слова, спокойно поинтересовавшись у Волан-де-Морта: — Я знаю, что у тебя, Морган, моя волшебная палочка. Верни мне ее, она мне нужна. Маг пронзил Мэри недовольно-злобным взглядом. — Хочешь сказать, что я просто обязан отдать тебе волшебную палочку, невзирая на то, что ты сделаешь после? Невзирая на твою любовь лезть не в свои дела? Как бы ни так. Ты получишь свое оружие, лишь поклявшись, что не станешь вмешиваться в то, что тебя совершенно не касается. Волшебница, недолго думая, поклялась, но Волан-де-Морту этого было явно мало, и он продолжил: — И поклянись в том, что больше порог особняка не переступишь. И не думай говорить, что тебе необходимо гулять по здешнему лесу – теперь для тебя будет роскошью подобное времяпрепровождение. Мэри презрительно фыркнула в ответ: — Я и не хотела говорить об этом – лишь о том, что мне необходимо посетить целителя. — Обойдешься,— отрезал Волан-де-Морт,— раньше нужно было о себе думать, теперь же за тебя это буду делать я. Так вот, я считаю, что до рождения дочери ты должна будешь находиться в своей комнате – заметь, не в темнице! – и ни в коем случае не пересекать порога особняка ни на минуту. Попытка сбежать приравнивается к самоубийству – тебя обязательно найдут, и на этот раз из темниц ты больше не выйдешь. — Значит, у меня теперь даже меньше прав, чем у всех твоих слуг?— возмутилась Мэри,— и все из-за глупой случайности? Волан-де-Морт зловеще и одновременно довольно ухмыльнулся. — Подобные случайности стали происходить довольно часто, и все по твоей, Мэри, вине. Пусть я и не могу поймать тебя на лжи – это может говорить о том, что ты научилась довольно виртуозно скрывать свои мысли от меня, с моей стороны будет непоправимой ошибкой вновь предоставить тебе свободу действий. А ошибки, как известно, легче предотвратить, чем исправить. Так что, боюсь, придется твоим друзьям подождать. Последнее замечание Волан-де-Морта наполнило сердце волшебницы липким ужасом, маг незамедлительно подтвердил свои слова неким пергаментом, что на проверку оказался письмом от Кэт – даже на расстоянии трех шагов Мэри различила ее подпись – символ из букв: К и М. — Мне это письмо ничего не сказало,— говорил Волан-де-Морт, сверля волшебницу тяжелым взглядом,— но ты-то знаешь, от кого оно. Маг протянул пергамент Мэри, и она быстрым взглядом пробежалась по строчкам. Письмо было отправлено месяц назад и почти ничего важного не сообщало – лишь то, что Кэт очень хотела видеть ее у себя и вскользь – о проблемах с ребенком, из-за чего Кэт была вынуждена пройти обследование. Порадовавшись тому обстоятельству, что Кэт никогда не пишет свое имя полностью, Мэри вновь подняла взгляд на Волан-де-Морта, что ожидал ответа от нее. — Конечно, знаю, но тебе-то это зачем? — Она о тебе так беспокоится, вот я и подумал, почему бы не поместить вас обеих в одну камеру – все веселей. Тем более что положение у вас одинаковое,— недобро ухмыльнулся Волан-де-Морт,— будете говорить друг другу слова утешения. — Не будем,— отрезала Мэри зло,— ты не добьешься от меня имени волшебницы, что прислала это письмо – ее счастье ты разрушить не сможешь. — Посмотрим, как ты после пыток заговоришь,— произнес Волан-де-Морт, взмахивая волшебной палочкой. Красноватый луч заклинания тут же метнулся к Мэри, но она была к этому готова – Защита Медальона Единорога, мгновенно появившись, отразила Пыточное проклятие, как и следующие. Постепенно защита эта стала лишь толще от тщетных усилий Волан-де-Морта достать волшебницу, постоянно подпитываясь энергией все новых заклинаний Моргана и Рудольфуса, что присоединился к своему повелителю после минуты замешательства. Вот Волан-де-Морт, озлобившись вконец, пальнул в Мэри черной стрелой-заклятием, что заставило сердце волшебницы нервно вздрогнуть – но и это проклятие, «Аура смерти», не пробило ее защиту. Теперь Волан-де-Морту осталось лишь применить к ней смертельное проклятие. Но делать этого он не стал, сказав лишь следующее: — Давай заключим соглашение: я не буду трогать твою подругу, ты же останешься в особняке. И извлек из складок мантии палочку Мэри, протягивая ее волшебнице. — Хорошо,— кивнула Мэри согласно,— Но позволь мне всего лишь раз навестить свою подругу – должна же она знать, что именно было со мной в последнее время, и что я не смогу посещать ее два месяца. — Ты получишь это право, когда принесешь клятву. Волшебница, приблизившись к Темному Лорду, сплела свою руку с его, говоря надлежащие слова. Вот клятвы принесены и Мэри, отстранившись от Волан-де-Морта, прячет свою волшебную палочку за пазуху. — Даю тебе три часа,— произнес Волан-де-Морт, кинув быстрый взгляд на часы, что показывали сейчас полвосьмого вечера,— не больше. Так что поспеши – время идет. Мэри последовала совету мага, трансгрессировав прямо из Зала Собраний. Но не к дому Кэт, как обычно, а в лес с огненными крабами – на всякий случай. И ее предосторожность не оказалась излишней — спустя минуту рядом с Мэри возник Рудольфус, с волшебной палочкой наизготовку. Глухая чащоба вместо ожидаемой деревни удивила Пожирателя, дав возможность волшебнице обезоружить его. — Думал, я настолько глупа, что сама приведу тебя к дому своей подруги?— прошипела Мэри, нацеливая в грудь Рудольфуса его же собственную волшебную палочку,— так вот, сейчас ты видишь, что жестоко просчитался, и тебе придется заплатить за это. Сказав это, она обездвижила Рудольфуса, и стерла ему память. И уже потом смогла со спокойной душой трансгрессировать к дому Кэт. Тот на первый взгляд показался Мэри пустующим, но вот парадная дверь отворилась, и на пороге дома показалась Кэт, что находилась уже на последнем месяце беременности. Лицо ее при виде Мэри озарилось радостной улыбкой, и вскоре волшебницы уже обнимались, обрадованные встречей. — Ну, рассказывай, какие это проблемы помешали тебе ответить на мое письмо, что не давало тебе из особняка выбраться?— спросила Кэт, когда она и Мэри устроились в гостиной,— что-то вроде домашнего ареста? Мэри кивнула, и рассказала Кэт обо всем, что происходило с ней два последних месяца. — Значит, медальон спас тебя от худшего?— заключила Кэт, встревожено глядя на Мэри,— и Волан-де-Морт так и не узнал ничего обо мне? — Он попытался всего раз, и так просто не отступит,— сказала Мэри,— поэтому-то я больше не должна появляться здесь, чтобы не подвергать тебя и Джека риску. Но переписываться, думаю, мы все же сможем. Кэт чуть печально улыбнулась, но спорить с Мэри не стала, вместо этого ответив на ранее заданный ею вопрос. — В начале апреля у меня была угроза выкидыша, пришлось две недели в больнице провести, под круглосуточным наблюдением. 16 числа целители, наблюдавшие меня, заявили, что все в порядке, но все же уговаривали меня остаться в больнице до родов. Меня это не устроило – ведь мне было необходимо за питомцами следить, поэтому я в тот же день вернулась домой. — Надеюсь, с того времени никаких осложнений больше не было,— произнесла Мэри с долей опаски. Волшебница опровергла ее страхи, покачав головой. — Нет, не было, так что мне не пришлось пожалеть о своем выборе. Помнится, я тогда думала, что мне крупно не повезло... Но, выслушав то, что происходило с тобой все это время, я понимаю, что мои проблемы на фоне твоих горестей – просто несущественная мелочь, и только. Даже странно, что здоровье твое после этого ничуть не ухудшилось. — Только не думай завидовать мне!— улыбнулась Мэри,— возможно, уже завтра мне станет так плохо, что я даже встать не смогу. Кэт в ответ укоризненно качнула головой: — Напрасно ты хочешь взбодрить меня этими словами, Мэри – ведь твои страдания, сама мысль о них причинит мне большую боль, чем мои собственные. Даже зная, что ничего другого Кэт не скажет, волшебница почувствовала поднимающуюся в груди теплоту от слов Кэт – от слов той, что была ей единственной подругой. И именно поэтому дальнейший ее разговор с Кэт был непринужденным и плавным – до тех пор, пока Мэри не увидела, что время ее почти истекло. — Мне пора,— тут же вскочила она на ноги, направляясь к двери,— надеюсь, что смогу навестить тебя вскоре. Кэт, поблагодарив Мэри за компанию, проводила ее до двери, после чего Мэри трансгрессировала к особняку. Уже идя по коридору второго этажа к своей комнате, волшебница вспомнила о кое-чем важном – о том, что Северус все еще находится в темницах. Стоит навестить его, пожалуй... Только подумав об этом, Мэри увидела, что к ней от Зала Собраний направляется Долохов, чье лицо, всегда ожесточенное, словно светилось сейчас злобным торжеством. — Повелитель хочет видеть тебя,— сказал он волшебнице,— советую поторопиться – сейчас он не в лучшем расположении духа. И, ничего больше не добавляя, Долохов направился по лестнице на первый этаж. Мэри же, чувствуя, как на мгновение ее сердце болезненно сжалось в страшном предчувствии, устремилась к Залу Собраний – зная, что противиться приказу Волан-де-Морту она не может. Но вот двустворчатые двери перед ней, она медленно повернула бронзовую ручку, вошла в просторный зал... На стук закрывшейся за спиной Мэри двери обернулись все те Пожиратели смерти, что стояли у окон – около двух дюжин. Лица их были напряженными и хмурыми, а каждая рука сжимала волшебную палочку. Они как будто ожидали нападения, и Мэри почему-то показалось, что именно она была для них врагом сейчас. Сухо треснуло сгораемое полено; волшебница повернулась, ожидая увидеть пустой стол, но нет – во главе стола сидел Волан-де-Морт, что словно бы и не присутствовал сейчас в зале: его багровые глаза невидяще уставились в стену, а в правой руке он бездумно крутил волшебную палочку. А совсем недалеко от него Мэри увидела с радостью, граничащей с удивлением, Северуса – тот на волшебницу не смотрел, подобно Темному Лорду углубившись в свои мысли. Выглядел Снегг так, словно бы провел лишь один день в темницах – его по обыкновению изжелта-бледное лицо не было ничем омрачено. Но вот он, словно очнувшись, перевел взгляд сначала на Пожирателей смерти, а затем – на Мэри, и в глубине его глаз на мгновение блеснуло непонятное, похожее на страх, выражение. — Присаживайся, Мэри, раз уж пришла – разговор будет долгим,— заговорил, наконец, Волан-де-Морт, заставив волшебницу вздрогнуть. Она приблизилась к длинному столу, села на одно из мест, выжидательно уставившись на Волан-де-Морта. Тот не спешил продолжать разговор, для начала приказав Пожирателям смерти сесть на свои места. И только когда все расселись, он продолжил: — Честно говоря, я не ожидал твоего возвращения – думал, что тот факт, что Рудольфус следил за тобой, мог подтолкнуть тебя к мысли о побеге. Или о вооруженном нападении на особняк... Но ты здесь, и одна – значит, все мои предположения были далеки от истины. И у тебя есть всего одна подруга – способная лишь на ведение пустых бесед и не более. — К чему все это, Морган?— озлобилась Мэри вмиг, выведенная из себя нелестной характеристикой Кэт,— говори по существу, что хотел. — Напомнить тебе, кто в особняке хозяин. И как следует расплачиваться тем, кто надумал обвести меня вокруг пальца. — За что же нужно расплатиться мне?— поинтересовалась Мэри, заранее зная ответ. — За содействие побегу двух пленников, разумеется,— подтвердил Волан-де-Морт, мгновенно ожесточившись в лице. Мэри изобразила недоумение: — Мне казалось, что два месяца, проведенные мною в темницах особняка, с лихвой окупили ту мою ошибку. — Да, но только если бы ты действительно не помогала пленникам бежать, что, я уверен, абсолютная ложь. — Допустим, это так. Как ты сможешь доказать, что я солгала? — Не я – он докажет,— кивнул Волан-де-Морт на Северуса, что в этот миг поднял на Мэри несчастный взгляд. «Еще один предатель»,— подумала волшебница с горечью, особо, впрочем, не удивляясь этому факту. Северус уже было открыл рот, собираясь сказать слова обличения, но Мэри, понимая, что другого выхода не остается, поднялась со своего стула и на весь зал произнесла: — Да, Морган, ты абсолютно прав – в том моем признании была ложь. Это я выпустила пленников самовольно, трансгрессировала вместе с ними – вот та правда, которую ты так хотел услышать. Теперь ты будешь пытать меня, разумеется, но прежде, чем ты сделаешь это, я скажу следующее: об этом поступке я нисколько не жалею, ведь те двое пленников были моими учениками меньше года назад и я просто не могла допустить, чтобы ты их прикончил. Ни логики, ни благоразумия в моем поступке, разумеется, не было, и я не жду, чтобы ты Морган, понял меня. Со всех сторон послышались гневные выкрики Пожирателей смерти, что обвиняли Мэри и требовали наказания, но все они стихли, едва Волан-де-Морт заговорил: — И ты думаешь, что после твоих слов о полном сознании и даже довольстве своим проступком, я отменю наказание? Мэри, уловив в голосе мага сарказм, мотнула головой, словно назойливую муху отгоняла: — Нет, я так не думала. И все эти слова я сказала только как объяснение своего поведения, а не как оправдание. Я знаю, что наказание за столь серьезный проступок будет весьма суровым. Но прежде, чем ты начнешь претворять свой замысел в жизнь, я спрошу: сможешь ли ты, Морган, после этого спокойно смотреть в глаза своей дочери и как ты объяснишь ей то, что пытал меня? — Смотреть в глаза той, что, возможно, уйдет из жизни вслед за тобой? — Ты обещал сохранить жизнь Марго,— тихо, но отчетливо произнесла Мэри,— ты дал мне слово. Ты имеешь полное право наказывать меня за побег пленников, но не смей мучить то дитя, что я вынашиваю – на нем нет моей вины. Но даже если мои слова тебя не остановят, это сделает медальон. — Не думаю, что твоя теперешняя защита устоит перед двумя дюжинами противников,— заметил Волан-де-Морт пренебрежительно. Мэри не стала отрицать предположения мага, но высказала свой последний аргумент: — Раз уж ты так жаждешь наказать меня, я скажу следующее: те два месяца, что я провела в темницах, послужили мне хорошим уроком – и наказанием в том числе. Разумеется, этого тебе не достаточно и ты готов чуть ли не убить меня, чтобы восстановить справедливость. Но, уверяю тебя, никакие пытки, даже заклинание «Двух Стихий», не причинят мне и не смогут причинить большей боли, чем та боль, что приходит в мое сердце при мысли о том, что мне суждено покинуть свою дочь сразу после ее рождения. Скорее всего, Марго никогда и не узнает о том, что я – ее настоящая мать. И всю жизнь будет считать своей матерью совершенно другую женщину, что даст Марго все то, что не смогу дать ей я. Высказавшись, Мэри опустила голову, словно та горечь, что прозвучала только что в ее словах, могла выразиться через слезы. Она не видела взглядов Пожирателей смерти, что были сейчас до единого направлены на нее, ожидая приговора. Но ждать пришлось долго: Волан-де-Морт не спешил с вынесением вердикта, тщательно обдумывая слова Мэри. — Аргументы, что ты привела только что, меня буквально поразили своей тяжестью и правотой. Особенно тот, что говорил о защите. Но ты не просишь пощады, ты требуешь понимания – требуешь так, словно понимание это ты чем-то заслужила. Я не буду бесцельно рассуждать о том, имеешь ли ты право на это, или же нет, просто скажу, что твой дар убеждения, что был с тобой всегда, не подвел тебя и на этот раз – наказания не будет. Мэри рывком подняла голову, устремив недоверчивый взгляд на Волан-де-Морта, но никаких признаков того, что он пошутил, не увидела: усмешка не искажала его губы, во взгляде не было угрозы. Странно, но все, без исключения Пожиратели смерти были солидарны с Волан-де-Мортом, ни один не стал спорить с решением своего господина. — Но это не значит, что я не буду наблюдать за тобой, Мэри,— добавил Волан-де-Морт прежде, чем кто-либо успел встать из-за стола,— слежка будет магической и тебе не удастся скрыться от нее. Так что я узнаю, если ты покинешь пределы особняка, так же, как и то, куда ты отправишься в надежде на защиту и помощь. Сейчас ты можешь вернуться в свою комнату и порадоваться удачному стечению обстоятельств. Маг кивнул в сторону двери, и Мэри без промедления покинула Зал. Только что она смогла убедить Волан-де-Морта в бессмысленности наказания, полагаясь в большинстве своем на удачу, и удача ее не подвела. И, тем не менее, ее не покидало странное ощущение – словно бы Волан-де-Морт сейчас лишь дал ей отсрочку и наказание за провинность обязательно последует, причем именно тогда, когда она не будет этого ожидать – что-то вроде предательского удара в спину. Как бы там ни было, следующие три недели жизнь Мэри протекала, словно спокойная река по равнине – тихо, неторопливо и безо всяких сюрпризов. Целыми днями волшебница сидела, по обыкновению, в своей комнате, убивая время за прочтением книг, думая о Марго – шел уже восьмой месяц беременности, совсем недолго оставалось до долгожданного момента родов…. К счастью, возле Мэри не было ни одного наблюдателя — магическое наблюдение, видимо, показалось Волан-де-Морту более выгодным. Жаль, что он не применил его еще во времена Надзора – тогда все было бы намного проще…. Но и теперь Мэри, как тогда, не могла выйти из особняка ни на минуту, что ей, само собой, совершенно не нравилось, но что поделать? По крайней мере, письма ей писать никто не запрещал, поэтому она обменивалась письмами с Кэт примерно раз-два в неделю. Правда, настоящие новости сообщала лишь Кэт – ее письма были настолько содержательными, что Мэри при написании очередного письма хотела разорвать ни в чем не повинный пергамент, что содержал лишь слова о том, что ее здоровье в норме и что у нее еще есть относительная свобода действий. Может быть, именно поэтому Кэт чуть ли не в каждом письме упрашивала ее перебраться из особняка к ней, но, получив несколько раз довольно резкие слова в ответ и тяжеловесные аргументы, больше не упоминала об этом. Но Мэри все равно знала, что Кэт больше всего хочет видеть ее в своем доме и очень жалела, что вынуждена огорчать подругу своим вынужденным отказом. В один из последних дней мая, чуть ли не теряя сознание от невыносимой духоты и жары, что стояла уже второй день, Мэри с удивлением наблюдала за тем, как в ее окно влетела сова – красивая неясыть, принадлежавшая Кэт. Взволнованно вскочив на ноги, волшебница ощутила предательскую дрожь в коленях, когда принялась отвязывать письмо от лапки совы. И все это время страшные мысли роились в ее голове – неужели что-то случилось с Кэт и ее ребенком? Ведь еще вчера она получила очередное письмо от подруги... Развязав путы, Мэри развернула пергамент, поспешно пробежалась по строчкам глазами... По мере продвижения чтения дыхание ее выравнивалось – никаких страшных вестей в письме не было. Вместо этого Кэт писала, что хочет видеть Мэри у себя как можно скорее – и не просто видеть, а что Мэри может перебираться в ее дом, сейчас – окруженный мощной защитой. Волшебница спрятала письмо за пазуху, переведя взгляд на окно – небо за ним уже темнело, покинутое совсем недавно освещающим его солнцем. Вечер явно перетекал в ночь... Возможно, это ее единственный шанс... Совершенно внезапно дверь комнаты со стуком распахнулась, и в комнате появился Северус Снегг. — Повелитель ждет вас в зале,— сообщил он Мэри, скользнув по сидящей на спинке стула сове безразличным взглядом. — Что же он хочет от меня?— поинтересовалась волшебница чуть напряженно, досадуя на то, что Волан-де-Морт именно сейчас захотел говорить с ней. Северус на вопрос Мэри не ответил, просто кивнув в сторону двери. Волшебница подчинилась, понимая, что и дальше оставаться в комнате глупо. Ладно, хоть она успела письмо от Кэт прочитать до прихода Снегга. Дойти до зала было делом нескольких секунд; войдя в просторную комнату, где было так же душно, как и везде, несмотря на раскрытые настежь окна, Мэри увидела хорошо знакомых ей Пожирателей смерти: Руквуда, Беллатрису и Яксли. Те поприветствовали волшебницу кивками, а Беллатриса наградила Мэри презрительным взглядом, который та ей отдала вдвойне. — Что ты хотел, Морган?— поинтересовалась Мэри непринужденно у Волан-де-Морта, что стоял неподалеку, у окна. — Помочь тебе развлечься,— пожал плечами маг, одним своим тоном дав Мэри понять, что развлечение ей очень не понравится,— каждодневное пустое сидение в своей комнате тебе, должно быть, уже наскучило, и я решил тебя ненадолго вернуть к прежней работе. — Если ты вдруг не заметил, напомню — я не в том состоянии, чтобы вновь выполнять даже самые простые твои приказы,— произнесла Мэри холодно,— у тебя ведь есть свободные люди, ну так и воспользуйся ими. — Мне угодно, чтобы сегодня действовала именно ты,— парировал Волан-де-Морт, надавив на последнее слово,— а эти Пожиратели – твоя охрана. Я решил немного поэкспериментировать, поменяв вас местами. Мэри в ответ презрительно фыркнула: — Значит, я уже в который раз стану подопытным кроликом, да? И это задание – и есть твое наказание? Хищная улыбка Волан-де-Морта не оставляла сомнений – все было именно так, как говорила волшебница. — Что же именно мне придется сделать, если не секрет? — Ничего особо сложного,— заверил ее Темный Лорд,— всего лишь напомнить одному заупрямившемуся волшебнику, что лорд Волан-де-Морт не дремлет. Мэри понимающе кивнула, осознав, что волшебник этот заслужил пытки. — Как я понимаю, ты с нами не отправишься?— уточнила она, высчитывая шансы на побег. — Разумеется, нет – Белла, Руквуд и Яксли прекрасно присмотрят за тобой и без меня. К тому же сейчас у меня есть дело важнее, чем забивать себе голову ерундой. Сказав это, Волан-де-Морт в последний раз пронзил Мэри своим багровым взглядом, и без промедления вышел из зала. Волшебница, в сопровождении Пожирателей смерти, последовала к парадному входу в особняк – в абсолютном молчании. — Попробуешь сбежать – сильно пожалеешь,— прошипела Беллатриса, едва они вышли за порог особняка. Мэри почувствовала, как пальцы Пожирательницы сжали с силой одно ее запястье, а пальцы Руквуда – другое, почувствовала, что перемещается... И тут же, буквально через мгновение, на нее накатили чувство тошноты и головокружение. Но железные хватки двух рук не дали Мэри упасть – и тут же поволокли волшебницу вперед, к крайнему из домов. Мэри поняла, что уже была в этом доме, как только переступила порог гостиной – глаз улавливал знакомые очертания предметов, говорящих о богатстве и высокой должности их обладателя. Книги, стоящие в книжных шкафах, мигом напомнили волшебнице о долгих поисках заветного фолианта о древних родах и их потомках, хотя и не были никоим образом связаны с этим домом. Сейчас гостиная освещалась тем огнем, что ревел в мраморном камине, но отсутствующий здесь хозяин появился из дальних комнат только, когда Яксли для смеха разбил одну из стоящих неподалеку на каминной полке вычурных ваз. — Кто дал вам право врываться в частный дом?— проревел он, внезапно возникнув в гостиной. Что-либо еще волшебник сделать не успел: три заклинания, объединившись попутно в одно, отбросили его назад, с силой приложив о стену. Мэри видела, как Майкл Трумэн, что был привлечен на сторону Пожирателей смерти отнюдь не без ее участия около четырех месяцев назад, безвольной куклой съехал по стене на пол, уже без сознания. Беллатриса призвала в свою руку его волшебную палочку и приказала Мэри привести хозяина дома в сознание. — Вы... снова здесь,— прошептал волшебник, едва пришел в себя — еле слышно, выпучив на Мэри глаза,— я рад, что вы пришли. Только вам я могу доверить ту информацию, что так требуют ваши соратники – вы поймете все правильно. Он протянул руку, и Мэри, не колеблясь, приняла ее, помогая волшебнику встать на ноги. Но благодарность за это последовала странная – волшебник неожиданно толкнул Мэри со всей силы на пол, одновременно с этим вырывая у нее волшебную палочку. Мэри упала, не устояв на ногах, но палочку не выпустила. С минуту она боролась с Майклом, пока тот не обмяк от луча одного из Пожирателей смерти. Мэри даже не успела поблагодарить своего спасителя – едва она поднялась на ноги, входная дверь, распахнувшись, слетела с петель, и в комнату влетели, атакуя Пожирателей, мракоборцы – около двух дюжин. Руквуд, Яксли и Белла, осознав невыгодность своего положения, тут же попрятались за кресла, оставив Мэри, что была в этот момент окружена Защитой Медальона Единорога, отбиваться в одиночестве. Казалось, мракоборцы уйдут, но нет – после секунды замешательства они, произнеся в один миг проклятие Разоружения, атаковали Мэри. Сверкнула яркая вспышка, что лишила мракоборцев на время способности видеть – и оттого они не успели вовремя защититься от своих же собственных заклинаний, что были отражены от защиты Мэри. Теперь у нее есть возможность сбежать... Только подумав об этом, она обнаружила, что вновь окружена – но на этот раз Пожирателями смерти, что были ее охраной. Но факт этот лишь развеселил волшебницу – и она, ухмыльнувшись своим соратникам, торопливо переместилась подальше отсюда, осуществляя давно задуманный побег. Запутав следы (с помощью парочки заклинаний), Мэри переместилась к дому Мейндженов. И очень удивилась, обнаружив, что на обычном месте возле леса как не бывало никакого дома – был лишь обычный луг, переходящий в стену леса. Мысль о том, что она ошиблась с ориентирами, волшебница отмела сразу же – даже та темнота, что царила вокруг, не могла скрыть знакомые Мэри места так, чтобы она их не узнала – ведь столько раз она вместе с Кэт здесь бродила... Тогда в чем дело? Волшебница подумала о самом худшем – о пожаре, полном уничтожении семьи Мейндженов вместе с домом... Но поняла, что все эти мысли – бред, едва осознала, что никаких следов разрушения нигде нет – все выглядело так, словно дома Мейндженов здесь никогда и не было. Неужели это Волан-де-Морт? Какое-нибудь его новоизобретенное проклятие? Подумав об этом, Мэри ощутила, что всем ее существом овладел панический, безотчетный страх – этот дом был ее надеждой, тем, ради чего она покинула особняк Волан-де-Морта. Неужели ее вновь ждут темницы? Словно оглушенная заклятием, волшебница стояла на одном месте, неподвижным и бессмысленным взглядом уставившись в одну точку, понимая краем сознания, что нужно убираться отсюда, и не решаясь сделать первый шаг. Впереди отчетливо сверкнула вспышка – через луг двигался человек, освещавший себе путь с помощью – Мэри чуть не подпрыгнула – волшебной палочки. Друг? Враг? Но, как бы то ни было, это волшебник, о чем в дополнение к волшебной палочке говорило его одеяние — длинная мантия. С замиранием сердца Мэри ждала, когда он (а она была уверена, что волшебник этот – мужчина) приблизится к ней. Вот луч из его палочки осветил траву под ногами Мэри, одновременно чуть не ослепив волшебницу... Волшебник понял свою ошибку – и уже через пару секунд Мэри узнала в нем Джека Мейнджена. — Джек?— спросила она удивленно-заторможенно,— а где Кэт? И что с вашим домом стало? Нападение...? — Объясню, когда увижу то письмо, что Кэт адресовала Мэри Моран сегодня,— перебил ее волшебник, кинув быстрый взгляд в сторону леса,— мне нужны гарантии, что под обликом Мэри не прячется Пожиратель. Итак, оно у тебя? Мэри кивнула, и тут же вручила Джеку то письмо, что сегодня так взволновало и обрадовало ее – попутно радуясь тому, что захватила его с собой. Несколько томительных секунд Джек вглядывался в строчки письма, затем лицо его вмиг просветлело от облегчения – видимо, теперь он мог ей верить. — Прости, что заставил тебя ждать,— сказал Джек, обнимая Мэри,— и за это тоже. — Не извиняйся, я все понимаю – осторожность на первом месте,— откликнулась волшебница. — Верно. Что ж, поторопимся – не стоит здесь задерживаться. Мэри, разумеется, была полностью согласна с Джеком и тут же двинулась за ним вперед, через поляну. И все-таки задала один из интересующих ее вопросов – хоть и понимала, что Джек, скорее всего не ответит: — Раз вы сделали свой дом невидимым для чужаков, как я смогу войти в него? — С помощью письма Кэт,— отозвался Джек, не поворачивая головы,— в нем есть разрешение на посещение дома. Но им воспользоваться можешь лишь ты. Если бы оно попало в руки Пожирателей, то сразу же самоуничтожилось. Мэри не смогла не оценить предусмотрительность Кэт – и уже через пару секунд увидела дом Мейндженов как подтверждение этой предусмотрительности. От неожиданности волшебница превратилась в подобие статуи, и лишь оклик Джека привел ее в себя – и Мэри, очнувшись, дошла до дома, чтобы вслед за Джеком войти в прихожую, а затем – в уютную, освещаемую огнем камина, гостиную. Здесь все было по-прежнему – довольно простая, но опрятная в своем виде обстановка, еле ощутимый аромат каких-то трав... Мэри, успев дойти до дивана, только подумала сесть, и тут же забыла об этом – увидев в проеме двери, ведущей вглубь дома, приветливо улыбающуюся Кэт. Преодолев то расстояние, что отделяло ее от Кэт, Мэри обняла подругу, говоря: — Как же я рада видеть тебя! И рассмеялась в голос с Кэт, что сказала те же самые слова вместе с ней. Отсмеявшись, Кэт сказала: — Я думала, мое письмо перехватили, и уже не ждала тебя... Почему так долго, Мэри? — Так получилось,— откликнулась Мэри, садясь на диван вместе с Кэт и Джеком,— меня задержал Волан-де-Морт... Она рассказала Мейндженам все то, что случилось с ней после получения письма от Кэт, и, едва произнесла последнее слово, ясно ощутила себя (уже в который раз) одновременно и жертвой, и объектом преследования – во взглядах Кэт и Джека были одновременно удивление, уважение и жалость. — Только зная о легенде можно поверить в то, что ты говоришь,— произнесла Кэт с нотой недоумения в голосе,— это все так невероятно... Но в любом случае – теперь тебе, Мэри, нужен отдых – поэтому давай-ка отложим разговоры до утра и отправимся спать. Волшебница ничего против этого не имела, и, устроившись на диване, где ей постелила подруга, мгновенно уснула, уже не тревожась ни о чем... ... Итак, особняк Волан-де-Морта покинут, ей больше никогда не придется выполнять приказы Моргана, и теперь она в полнейшей безопасности. Но спокойствия Мэри не ощущала, скорее, наоборот – со следующего дня ее беспрестанно преследовало неясное, но от этого ничуть не менее грозное ощущение опасности, постоянно появлялась мысль о том, что со дня на день ее безопасность закончится – с приходом в дом Мейндженов Пожирателей смерти. Разумеется, Кэт и Джек на слова опасения Мэри постоянно отвечали успокаивающими словами об идеальной защите, о том, что ее беспокойство напрасно. Но их слова действовали на волшебницу лишь отчасти – как будто Волан-де-Морт одними своими мыслями не давал Мэри жить спокойно. Но так казалось волшебнице лишь два дня. С рождением дочери Кэт – Мэгги, все страхи волшебницы превратились в дым. Мэгги родилась 27 мая, в полдень, после многочисленных усилий со стороны матери и Мэри (схватки начались с раннего утра), поразительно похожая на Джека – те же, но миниатюрные, черты лица, выдающиеся вперед скулы... но глаза были, как у Кэт – темно серые, почти черные. И теперь, глядя на сияющих счастьем Кэт и Джека, что ворковали над Мэгги, Мэри точно знала, что большей радости в жизни, чем рождение ребенка, и быть не может. Опять накатила тоска безнадежности – сколько она сама сможет побыть с Марго, Мэри было неизвестно. Возможно, Джейн Келленберг и могла дать ответ на этот вопрос, но волшебница все равно не могла с ней связаться – был риск попасть к Волан-де-Морту. И именно поэтому Мэри, как и Кэт, собиралась рожать в доме Мейндженов. А что будет после родов, покажет время... — Мэри! Что-то не так?— послышался мягкий женский голос, что принадлежал Кэт – волшебница, подойдя к Мэри, пристальным взглядом вглядывалась в ее глаза. — Нет, что ты,— откликнулась Мэри, соорудив беззаботную улыбку,— просто немного задумалась... — Ага, и губы себе тоже из-за задумчивости искусала? Фыркнув, Мэри непроизвольно мотнула головой, как бы говоря: «Сама все знаешь». Кэт чуть усмехнулась, и поспешила к своей дочери, что, проснувшись, требовала свой заслуженный завтрак. За следующие несколько дней тревоги Мэри чуть улеглись – чтобы вновь появиться с наступлением июня и приходом затяжных дождей. Теперь целыми днями волшебница сидела у пышущего огнем камина, и не видела из окна ничего, кроме косых струй дождя, что делали деревья окрестного леса еле видимыми, периодически разветвленные молнии вспарывали серо-черное небо, становясь предвестниками глухо рокочущего грома. И, глядя на все это, сидя в полнейшем одиночестве (Джек пропадал в Министерстве до позднего вечера, Кэт заботилась о своих питомцах, уделяя много времени дочери), Мэри невольно ощущала тоску — и скучала по той жизни, что она вела так долго. Она так привыкла к постоянной демонстрации темных чар – как на практике, в стычках с волшебниками, так и в обучении очередного ученика... Можно было даже сказать, что она скучала по особняку и его обитателям. Но воспоминания о том времени, что ей пришлось провести в темницах особняка, значительно уменьшало тоску Мэри по прежнему дому, так же, как и то, какая «теплая» встреча ее ждет по возвращении. Скучала ли она по Волан-де-Морту? Лишь иногда, когда воспоминания о проведенных с ним ночах затмевали все другие мысли. Но лицевая сторона медали слишком часто поворачивалась к Мэри изнанкой, и волшебница об этом забыть не смогла. Вот и сидела в полюбившемся ей кресле у огня, гадая, когда же родится Марго – с ее рождением все сомнения по поводу побега из особняка рассеются без следа. Параллельно она изо дня в день предлагала свою помощь Кэт в уходе за ее питомцами, но та неизменно отправляла Мэри обратно в дом, напоминая о недавнем, очень длительном, заключении в темницах, и первом, не родившемся, ребенке. И хотя Мэри была уверена, что с Марго никаких неприятных случайностей не произойдет, спорить с Кэт не решалась – в одном лишь ее взгляде было столько укоризны, что Мэри просто не могла высказать все свои аргументы вслух – словно стояла не перед подругой, а перед профессором Макгоногалл, выслушивая понукания после очередной каверзы. И, разумеется, сдавалась – уходила в дом, чтобы вновь предаться грезам о будущем. Но ее, и тем более Кэт и Джека относительное спокойствие было нарушено шестого июня – именно в этот день Мэгги серьезно заболела, и целители святого Мунго, обследовав ее, постановили: жгучая лихорадка, очень опасная болезнь, распространенная у детей до трех лет. Она требовала специального лечения, и Кэт вместе с Мэгги поместили в одну из палат больницы святого Мунго. Вначале целители говорили о двух днях лечения, затем – о неделе... Мэри все время узнавала новости непосредственно от Джека, постоянно изгоняла из своего разума дурные предчувствия. И 12 июня вздохнула с облегчением – Джек, придя в очередной раз домой после навещения Кэт и Мэгги, с улыбкой на посветлевшем лице сообщил ей, что Мэгги медленно, но верно идет на поправку. Мэри так и хотела пойти в больницу, повидать Кэт и крестницу, но ей пришлось довольствоваться лишь словами Джека о том, что малышка перестала постоянно плакать и вновь может нормально питаться – ведь появляться Мэри на людях теперь было равносильно самоубийству. Волшебница это, конечно же, понимала, но беспокоиться о Кэт и Мэгги перестать не могла, совершенно забыв про себя. И это было ошибкой с ее стороны – нежданные, но своевременные роды начались как раз в тот момент, когда угасал закат. Тогда, когда Мэри совершенно не была к этому готова. Рожать совершенно без помощи она и не думала, но знала, что на чью-либо выручку надеяться глупо – кроме Джека, что возвращался домой за полночь, никто не мог сегодня появиться в доме Мейндженов. И постаралась вложить в помощь Марго явиться на свет все свои силы, превозмогая резкую, все усиливающуюся, боль, чувствуя следующие одна за другой схватки... То, что Мэри совсем недавно помогала рожать Кэт, ей никак не пригодилось теперь — ведь она не знала, что чувствовала Кэт во время родов. И от той боли, что охватила все ее существо, вскоре ушла в бессознательность – уже не осознавая одновременно безнадежности и глупости своего положения… Отсутствие боли показалось ей странным, когда Мэри пришла в себя – и то, что ее кровать обступили, по меньшей мере, пятеро целителей, несказанно удивило волшебницу. — Мэри, не расслабляйся!— накинулась на нее Джейн Келленберг, подлетая откуда-то справа,— если не хочешь потерять и этого ребенка – напряги все силы! Последние слова были излишни – боль вновь вернулась, и Мэри знала лишь один способ прекратить ее. От усилий, что она прилагала с каждым мучительным и непроизвольным криком, по ее лицу градом катился пот, счет времени потерялся совершено... Вокруг суетились целители, говоря что-то, что Мэри уже не могла понять, теряя сознание... Как ей показалось, она еще не раз уходила в бессознательность, и, вынырнув вновь в область полного сознания, поняла, что роды сильно затянулись – и что нужно приложить все усилия именно сейчас. Из губ ее вырвался дикий, мучительный крик, и на место пронзающей ее живот боли пришло долгожданное облегчение – но больше не из-за этого, а от одного звука крика ее дочери, что приветствовала каждого, кто помог ей родиться. Уже через несколько минут малышка оказалась на руках Мэри, и волшебница, расцеловав свою долгожданную дочурку, с безграничной любовью вгляделась в ее личико, каждая черточка которого показалась Мэри копией черт лица Хелен, только в миниатюре – немного вздернутый носик, пухлые губки, сильно выдающиеся вперед скулы... И лишь совершенно непроницаемые черные глаза говорили, что ее отец – Волан-де-Морт. «Вряд ли Морган, увидев Марго, смог бы поднять на нее свою волшебную палочку»,— подумала Мэри несколько отстраненно, чувствуя, что сон, придя так своевременно, увлекает ее в блаженную неопределенность... Неясное чувство тревоги не дало ей спать слишком долго – едва проснувшись, Мэри подумала, что роды были лишь слишком реалистичным сном, вначале похожим на кошмар, затем – на сказку. Но та комната, в которой она находилась, лежа на немного жестковатой кровати, ясно сказала ей о реальности всего произошедшего ночью – палата, похожая на все палаты больниц, только без окон. Некоторое время Мэри пыталась понять, какое же сейчас время суток, но вскоре подошедшая Джейн все разъяснила, одновременно возвращая волшебнице крошку Марго, что мирно спала. — Я в полном порядке, только мысли немного путаются,— ответила Мэри на вопрос Джейн о ее самочувствии,— особенно непонятно, как я здесь оказалась. — Об этом позаботился Джек Мейнджен,— откликнулась Джейн,— он, обнаружив тебя в бессознательном состоянии, доставил тебя ко мне, сделав это со всеми полагающимися предосторожностями. Я попыталась привести тебя в сознание, но не преуспела, позвала всех целителей, что разбираются в принятии родов и знают обо всех сопутствующих сложностях... Вместе мы привели тебя в сознание, но ты еще четыре раза теряла сознание, и с каждым разом приходила в себя все сложнее. Это почти вынудило нас пойти на крайние меры – на прямую помощь в виде извлечения ребенка собственноручно. Но, к моей и остальных целителей радости, ты справилась сама, и твоя малышка появилась на свет с рассветом. — А что насчет Мэгги Мейнджен?— спросила Мэри, затаив дыхание,— каково ее состояние? — Она почти здорова, еще пара дней – и поправится полностью. Ты, Мэри, скорее всего, вместе с нею и Кэт выпишешься. И не тревожься о своей безопасности – Джек рассказал мне, что тебя ищут Пожиратели, так что я приняла все меры безопасности – в эту комнату никто кроме меня не зайдет, и никто из целителей из больницы не знает, что ты здесь. А те, кто помогали мне с твоими родами, уже забыли это. Мэри ощутила громадную благодарность к Джейн и не высказала ее лишь потому, что Марго, проснувшись, плачем потребовала, чтобы ее покормили. Кормление заняло минут двадцать – и уже под конец, опустив взгляд, волшебница заметила, что Марго своими крохотными ручками крепко сжала Медальон Златогривого Единорога. Тот ослепительно сиял всеми красками, словно освещенный яркими лучами солнца, явно чувствуя близость истинной хозяйки. Именно в этот момент Мэри почувствовала безграничное счастье – ведь сбылась ее заветная мечта. Поэтому даже не заметила, как Джейн вышла из комнаты, оставляя ее с Марго наедине. С этого дня течение времени для Мэри стало совсем другим, нежели прежде – ход его ускорился, и те два дня, что Мэри провела в больнице после родов, пролетели как один миг. Больше Марго у нее не забирали, и она каждую минуту своего дневного бодрствования наслаждалась близостью со своей крошкой, с безграничной любовью целуя ее до и после очередного кормления. Накануне возвращения к Мейндженам ее навестил Джек, сообщив, что назавтра она вместе с Кэт выпишется из больницы, затем к Мэри пришла Джейн – используя возможность поговорить с волшебницей в последний раз. — Пока ты лежала в беспамятстве, я провела последнее обследование, в попытке определить время прихода следующего, последнего приступа – и мне это удалось. Я сделала все, что от меня зависело, но лишь тебе, Мэри, решать, оставаться ли в неведении, что выбирают многие, или же быть во всеоружии относительно знания точного момента прихода своей смерти. Мэри и не думала и секунды, чтобы ответить: — Я хочу знать эту правду, Джейн. — Хорошо,— кивнула Джейн согласно,— я знала, что ты скажешь именно это. Ты не согласилась бы на неведение, верно? Мэри кивнула, и ненадолго перенеслась в прошлое: обещания Волан-де-Морта и Кэт, данные ей, в сути – забота о Марго... Даже не стояло вопроса, кого из них выбрать – преимущество, и уже давно, было у Кэт. И, разумеется, она не передумала, и хотя Мэри точно знала, что это так, все равно, чтобы быть стопроцентно уверенной в правильности своих мыслей, спросила как-то об этом у Кэт. И тут же поняла, что зря волновалась – один лишь взгляд Кэт говорил, что она от своих слов ни за что не откажется. Но теперь, зная это, Мэри могла подумать над тем, как обезопасить свою дочь от опасности со стороны Волан-де-Морта. Разумеется, она останется у Мейндженов, но этого было явно недостаточно – ведь Мэри нужны были стопроцентные, и отнюдь не временные, гарантии безопасности и Марго, и Мейндженов. И, зная теперь точную дату своей смерти, она точно знала, где и как встретит смерть – встретит так, чтобы обезопасить жизнь Марго. Составленный план Мэри сообщила Кэт, что пришла от него в ужас, но, подумав, признала, что он недурен, только тяжело осуществим. Так в курсе задуманного Мэри оказался Джек, и все было согласовано и укреплено. Но судьба, видимо, решила, что суетящиеся постоянно маги ей не указ и вмешалась в жизнь и замысел Мэри злым роком. И вот она стоит, держа на руках все еще теплое, но уже безжизненное тельце своей крошки, павшей волею судеб от той же напасти, что не оставляла Мэри всю ее жизнь – Болезнь Милосердных унесла жизнь невинного младенца. Отчего она не передала Марго медальон сразу? Чего испугалась? Он ведь принадлежит ей... Принадлежал до сегодняшнего дня... Осознание собственной беспомощности и никчемности теперь терзало Мэри хуже самых изощренных пыток, на слезы не хватало сил... Зная, что Медальон Златогривого Единорога может в любую минуту самоуничтожиться, убив заодно и ее тоже, волшебница даже не пыталась спасти то, что уже не имело для нее никакой ценности – свою собственную жизнь. Да и зачем? Судьба и так была слишком добра к ней, вот только она так и не поняла вовремя, чем это может закончиться. На ее плечо легла теплая ладонь – даже не оборачиваясь, Мэри поняла, что это Кэт пытается ее утешить, не используя бесполезные сейчас слова. — Я бесконечно благодарна вам всем за те жертвы, что принесли вы в помощь мне,— обратилась Мэри к присутствующим в комнате Мейндженам и трем целителям, среди которых была и Джейн Келленберг,— и докажу, что все ваши усилия не были напрасными. Все протесты, что раздались мгновением позже, были сметены решительными, прямо-таки стальными по своей твердости словами Мэри: — Спорить бесполезно – лишь мне одной нечего терять. У вас всех есть шанс спастись, так не упустите же его. Пол больничной палаты содрогнулся, дверь затряслась так, словно ее осаждали великаны. Джейн и Джек, было, кинулись к двери, но Мэри загородила им дорогу, одним выражением лица говоря, что лучше им сейчас уйти. Отправить Джейн было нелегко, и, убедив, наконец, упрямую целительницу в своей правоте, волшебница повернулась к Кэт и Джеку: — Хоть вы не спорьте со мной – мои часы и даже минуты сочтены, ваши же – нет. Мейнджены обреченно кивнули, по очереди обнимая Мэри. — Берегите друг друга. И Мэгги,— волшебница на мгновение остановила взгляд на малышке, что Кэт держала на руках – девочка, улыбнувшись, потянула к ней ручки,— теперь беда вас не коснется. Едва Мэри вновь очутилась в больнице, дверь не выдержала – разлетелась по всей комнате на щепки, вынудив ее спасаться от обломков дерева. Волшебница, отчаянно вскрикнув, попыталась трансгрессировать, но вместе с ней перенеслись и двое Пожирателей – злорадно скалившиеся в предвкушении приближающейся сцены кары изменницы. Пока Мэри, не выпуская по-прежнему из рук тельце дочери, попыталась защититься от атак одного из Пожирателей, второй, не теряя времени, за каких-то семь минут собрал на поляне, на которую они перенеслись, всех тех, кто был в больнице из слуг Волан-де-Морта. Сам Темный Лорд возник на поле боя последним из всех, и тут же подключился к повальному обстрелу Мэри, что закончился полным поражением для нее – волшебная палочка волшебницы, повинуясь тридцати обезоруживающих заклинаний, бесполезной деревяшкой взмыла в воздух, черной злой молнией Волан-де-Морта расщепленная на мельчайшие частички. Мэри проводила их равнодушным взглядом, словно ушедшая только что волшебная палочка была лишь бесполезным двойником ее настоящей помощницы в бою. — Кто бы мог подумать, что ты, Мэри, поступишь столь глупо – пойти в больницу святого Мунго, прекрасно зная, что я тебя ищу...,— протянул Волан-де-Морт, подойдя вплотную к Мэри – в его глазах было столько презрения, словно он разговаривал сейчас с грязнокровкой. Мэри ответила ему бесстрастным взглядом и абсолютно логичным объяснением: — Я поступила, как любая мать – пыталась спасти жизнь своему ребенку, и то, что тебе этого не понять, меня совершенно не волнует. — Так же, как и твоя собственная судьба?— дополнил Волан-де-Морт почти утвердительно,— и, кстати, медальон – он уже не существует? Мэри лишь усмехнулась в ответ, и, сорвав с шеи уже бесполезный амулет, с силой швырнула его под ноги Волан-де-Морту. Маг, было, нагнулся в попытке поднять его, но тот столб огня, что поднялся выше деревьев, значительно охладил его пыл – от медальона остались лишь искореженные останки, раскаленные добела. В рядах Пожирателей смерти пронеслись удивленные восклицания, а после всеобщее внимание вновь переключилось на Волан-де-Морта, что словно думал, как ему поступить дальше, и Мэри, стоящую перед ним в кольце врагов. — Ну и какая же кара подлежит мне, предательнице?— громко спросила Мэри сразу у всех присутствующих, дерзко и гордо – так, словно медальон все еще мог обеспечить ей абсолютную защиту, как в последнее время. И была наказана за свою смелость – одновременно два десятка красных лучей пронзили ее тело, заставив упасть на землю. Но корчиться в муках, к разочарованию Пожирателей смерти, Мэри не стала, презрительно смеясь им в лицо. Марго она по-прежнему крепко прижимала к груди, не давая осквернять ее тело. — Вы думаете, что сейчас мне боль причиняете?— кричала волшебница, смеясь все громче и громче, уже исступленно, с каким-то странным надрывом, глаза ее сумасшедше блестели,— вы думаете, я страдаю от ваших пыток? Вы глубоко ошибаетесь, если это и в самом деле так. И ты, Морган, и все твои слуги – вас постигнет еще худшая участь, несравнимая с долей истерзанной злобным недугом и потерей ребенка женщины – с моей долей. — Пустые слова и напрасные,— сплюнул Волан-де-Морт, поднимая палочку плавным движением руки – Мэри безвольной куклой взмыла в воздух, зависнув в метре над землей – ее длинные темно-каштановые волосы трепал злой ветер, но маска торжества не желала сходить с лица волшебницы – она откровенно издевалась над своим мучителем: — Может, воспользуешься моим коронным заклинанием? Оно уж точно причинит мне большую боль. Волан-де-Морт не замедлил воспользоваться столь заманчивым предложением, и огненный кокон через короткое мгновение окружил Мэри со всех сторон, прерывая ее издевательский смех – вместо него из ее уст вырывался дикий крик, что приносил наслаждение Волан-де-Морту и большинству Пожирателей смерти, которые сыпали одобрительными выкриками. Вмиг все тело Мэри стало единым сгустком всепоглощающей боли, но вскоре волшебница почувствовала, что тело ее словно больше ей и не принадлежит – боль постепенно становилась все меньше и меньше, осталось лишь ощущение безмерной усталости и отстраненной нереальности происходящего. И крик, и смех были теперь недоступны Мэри – она чувствовала, что ее голос словно украл кто-то – не получалось даже прохрипеть что-то бессвязное. Впрочем, совсем скоро волшебница с долей удивления заметила, что вновь может говорить – может только потому, что Волан-де-Морт наконец-то закончил истязать ее, удивившись ее равнодушию к происходящему с ней. Вот он, видимо решив, что Мэри уже почти мертва, со злобным торжеством занес волшебную палочку, собираясь покончить с ней раз и навсегда, но слова волшебницы остановили его: — Не торопись Убивающее проклятие применять, Морган. Еще минута, и ты станешь свидетелем моей естественной смерти — болезнь вот-вот убьет меня. Мэри по-прежнему говорила с насмешкой, но тот страх, что постепенно проникал в ее душу, звучал теперь и в ее голосе. Волан-де-Морт, услышав это, сузил глаза в неверии: — Хочешь сказать, что тебя сейчас убьет последний приступ? Именно в ближайшие секунды? В тот момент, когда я так хочу в последний раз насладиться твоими страданиями? — Да, все так, Морган. И я буду очень рада доставить тебе своей смертью удовольствие,— откликнулась Мэри, уже не улыбаясь – первые уколы боли, поразившие ее сердце, будто парализовали ее. Внезапно она с четкостью поняла, что лежит на земле и еще крепче прижала к своей груди тельце дочери, что вызвало у Пожирателей издевательские комментарии. — Дай хоть взглянуть на Марго – как-никак, я ее отец,— услышала Мэри холодный голос Волан-де-Морта. Его длинные пальцы попытались расцепить мертвую хватку волшебницы, но не преуспели – как раз в этот момент все ее тело скрутила внезапно пришедшая судорога, и Мэри очень четко поняла, что это – ее конец. Долгожданная смерть... Она уже ничего не видела и ничего не чувствовала – было лишь ощущение бесконечного полета куда-то вперед, стремительного полета. Сознание трезвое как никогда, страха больше нет – и теперь она, безымянная, стремится туда, где ее ждут, освобожденная от всех обязательств, но отнюдь не свободная. Вскоре она встретится с дорогими ей людьми... Все Пожиратели смерти пораженно молчали, слишком удивленные тем, что, казалось бы, почти бессмертная, много раз ускользающая от вездесущей смерти Мэри Моран, лучшая ученица Волан-де-Морта, все-таки погибла сейчас, и лежала, поверженная, у их ног. Но, несмотря на это, вовсе не сломленная, она встретила свою смерть достойно. Казалось, даже Темный Лорд потрясен – чтобы его жертва сама выбрала, и тем более, осуществила свою смерть? На это была способна лишь Мэри. И теперь даже те из Пожирателей, что при жизни ненавидели ее, чувствовали что-то вроде жалости к ней. Но никто из Пожирателей не испытывал такой боли и горечи от смерти Мэри, как Северус Снегг – ее последний ученик. Поэтому, когда все решали, что делать с телами Мэри и ее дочери, он вызвался собственноручно похоронить их именно здесь – там, где Мэри встретила свою смерть. Никто возражать не стал, и вскоре на поляне остались лишь два безжизненных тела, да Волан-де-Морт, с рассеянным вниманием наблюдающий за усилиями Снегга, что хотел создать для Мэри и ее дочери полноценную могилку. — Последняя дань?— спросил Волан-де-Морт у Снегга утвердительно. Тот не ответил – слишком был занят перемещением тел Марго и Мэри в только что созданную могилу. Когда это было сделано, волшебник собрал одним движением волшебной палочки останки палочки Мэри и ее медальона, опустив их на дно могилы – к ногам Мэри. Тяжело вздохнул, застыв каменным истуканом на краю могилы, рискуя свалиться в нее – слишком велико было желание запомнить лицо Мэри во всех подробностях. Минут десять Пожиратель пронзал ее взглядом, в котором читалась и боль, и горечь, и любовь, и в какой-то момент, не выдержав, решительно отвернулся к темнеющим невдалеке деревьям – вовсе не скрыть текущие по щекам слезы скорби, а больше не в силах видеть ее такой – безмятежно спящей. Нужно было завершить начатое – но за Северуса это сделал Волан-де-Морт: взмахнув волшебной палочкой, он водворил только что вырытую землю на место, одновременно пытаясь избавиться от непонятного чувства обманутого человека. Сегодня было слишком много случайностей, никогда раньше ему не везло так: покончить разом и с ненужным ребенком, и с его слишком своенравной матерью, которая все же успела уничтожить один из крестражей. Его настораживало странное поведение Мэри, свойственное лишь сошедшему с ума человеку – ведь еще месяц назад она была вполне вменяема... Решительно отбросив все мысли о Мэри Моран, Волан-де-Морт быстрым шагом направился в сторону леса, трансгрессировав на ходу. На поляне остался лишь Северус Снегг. Он в благоговейном молчании взирал на чуть возвышающийся над поверхностью земли холмик, что скрывал тела Мэри и ее дочери. Но и Северус здесь надолго не задержался – прошептав прощальные слова, он крутнулся на месте, мечтая так же легко забыть о происшедшем сегодня, как легко он мог уйти с этого места в давно ставший ему домом особняк Волан-де-Морта. Но он не единственный горевал при мысли об уходе Мэри из жизни – Кэт и Джек, так дорожившие ею еще недавно, сейчас сидели в своей гостиной в траурном молчании – хоть они не видели самой смерти Мэри, все же знали, когда она произойдет, и где, и мысленно были вместе с ней. Минуты длились и длились, так же, как и скорбное молчание, что в одну секунду, словно по некоему сигналу, нарушил Джек: — Теперь Мэри находится там, куда так хотела попасть – вместе со своей дочерью. Им там будет хорошо... Наверное, это не важно, но все же – хотелось бы знать, что Мэри хотя бы по-человечески похоронили... А не надругались после ее смерти над ее телом и телом малышки Марго... — Я уверена – Северус Снегг, ученик Мэри, оказал ей последние почести,— произнесла Кэт негромко, но твердо,— она говорила мне о нем – Северус очень помог ей в лечении от болезни Милосердных, хотел даже такое зелье изобрести, что вылечило бы Мэри полностью – как и тех, кто, подобно ей, страдает от этой болезни. После этих слов атмосфера, царящая в гостиной Мейндженов, немного изменилась – словно сюда на одно мгновение заглянула живая и невредимая Мэри, улыбаясь Джеку и Кэт своей открытой и радостной улыбкой. И они, больше не скованные грузом вины, что растаяло в одно мгновение, одновременно вздохнули с облегчением. Синхронно повернулись в сторону камина, где на каминной полке стояла совсем свежая фотография: женщина с глазами повидавшего виды человека и легкими морщинками у губ, говорящими о постоянной улыбчивости, бережно держала на руках спящего младенца, представляясь с ним единым целым. А через ворот ее свободной рубашки свисал Медальон Златогривого Единорога, что одновременно принадлежал и Мэри, и Марго. И пусть медальона больше не существует, а Мэри и Марго мертвы – Джек и Кэт знали, что никогда не забудут о них, и всегда будут помнить ту, что служа Волан-де-Морту, имела доброе, открытое сердце и милосердную душу...