***
Покой, безмятежность окутывает Трандуила, укрывает мягким шелком, и он медленно плывет по этим серым волнам, вне времени, вне боли, вне пространства. Вокруг царят серебристые сумерки, полные тишины и спокойствия. Король погружается в них, блаженно окунается всем существом. Но в светлой тьме, на миг разрывая колышущееся умиротворение, неожиданно звучит голос, доселе неслыханный, властный, строгий и преисполненный горечи: - Ты все же оказался в моих владениях, несчастный заложник великой любви и соперничества могущественнейших Айнур. Как жаль…***
Куда ни глянь, гоблины бегут, теснимые со всех сторон воспрянувшими духом объединенными войсками. Орлы сбрасывают варгов со скал, острыми когтями и клювами прореживают уродливую темную массу, явившийся Беорн раскидывает мерзких тварей, словно щепки. Воодушевившись, эльфы, люди и гномы гонят визжащих гоблинов прочь из усеянной телами долины. Постепенно, словно во сне, слуха Леголаса, все так же застывшего у тела отца, достигают звуки продолжающегося сражения. И следующим звуком, который он слышит, становится отчаянный, исступленный, рвущий сердце на части крик: - ТРАНДУИЛ! НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!! Возникнув из ниоткуда, Астиль падает на колени рядом с безжизненным телом короля и на миг замирает, вглядываясь. А потом бережно укладывает его к себе на колени, одной рукой, одновременно поддерживая, осторожно обнимает за плечи. Светловолосая голова безвольно откидывается на сгиб ее локтя, склоняясь к обтянутому черной тканью плечу. Другой рукой она невесомо убирает упавшие на меловое лицо серебристые волосы, стирает еще не засохшую темную кровь, бесконечно ласково скользит пальцами по бледному лбу, спускаясь к вискам и скулам, гладит холодную щеку. Горячие слезы мгновенно остывают, стекая по окровавленным доспехам. Она смотрит, смотрит, словно не веря, ничего больше не замечая, не отводя мокрых глаз от неподвижного, спокойного лица лесного короля. Она будто баюкает Трандуила, мягко укачивая его. Наклоняется ближе, целует в бескровные губы. А потом вдруг обнимает его еще крепче, прижимая к себе обеими руками, и, закидывая голову, страшным, диким криком невыносимого страдания бессильно кричит в холодное закатное небо. Этот крик выворачивает оцепеневшую душу Леголаса наизнанку. Безмолвный, потрясенный свидетель горя потери, затмившего его собственное, он пораженно замечает, как от почти незаметных пятен крови отца на ее непривычно черном платье по ткани растекается ослепительное сияние, возвращая ее одежде белый цвет. Она снова опускает голову и зарывается лицом в волосы лесного короля, все также неподвижно покоящегося в ее объятиях. - Он погиб из-за меня, - при виде этой немой муки принц внезапно обретает дар речи. – Он спасал меня, Астиль. Она поднимает на него взгляд, видимо, впервые осознав, что на каменистом уступе, совсем рядом, есть кто-то еще. Но новое открытие, похоже, причиняет только новую боль. - Леголас… - ее голос звучит глухо и как-то безжизненно, а лицо кажется почти таким же белым, как и у короля. – Я так перед тобой виновата. Я так виновата перед ним, - она явно старается сдержать горестный вой, рвущийся из самого сердца, прижимаясь щекой к холодному лбу Трандуила. – Я так виновата перед вами! В случившемся только моя вина, только моя, моя… Наследник в глубине души понимает, что она права, но не в силах, глядя на Астиль, беспомощно обнимающую тело отца, обвинить ее в чем-либо. Беспредельное раскаяние перекрывает все, что он мог бы поставить ей в упрек. - Я не имею права даже просить у тебя прощения, мой мальчик, - он замечает в ее глазах непролитые слезы, но она больше не плачет, и Леголас видит написанную на ее побелевшем лице отчаянную решимость. – Я могу только попытаться его заслужить. - Иди сюда, - она осторожно передает ему Трандуила, - Ближе, вот так... - рука в кровавых разводах на миг безвольно загребает землю, и этого мига хватает, чтобы у Леголаса снова выступили слезы. Он вдруг вспоминает, как когда-то голова отца точно так же лежала на его плече, но только тогда на лице короля не было этой смертельной бледности. Астиль встает и отходит, останавливаясь чуть поодаль, там, где пологий склон неожиданно обрывается острым выступом. Становится лицом к двум фигурам, на миг сравнявшимся в неподвижности. И застывает сама. Ее лицо принимает совершенно отсутствующее выражение. И принц, когда-то читавший о Валар, понимает, что тот самый их мысленный разговор, удивительный и никому более не подвластный, сейчас у него перед глазами. Я не знаю, как Эру допустил это. Не знаю, почему. Но пусть это останется на твоей совести, Манвэ. Ты струсил. Ты не поверил моему обещанию. И я ненавижу тебя, ненавижу всей душой, ненавижу, слышишь?! Но не осуждаю… Эта сила принесла столько зла. Ты боялся новых страданий Арды. Но не понял, что их боялась и я. Я сама этого не понимала. Но, защищая свою любовь, все равно защищаешь место, где она существует. Но ты не знаешь этого. Ведь Варду защищать не нужно. Я не желала этой силы. Я не стремилась стать сильнее тебя. Но это было необходимостью. Ты всегда об этом помнил. Но убеждал себя в обратном. Мелькор обрек меня на это. Ты не понимаешь, чем грозит обладание подобной силой. Я не знаю, что ты теперь с ней будешь делать. Ты хотел меня ее лишить. Но почему так? За что, Манвэ? Я старалась обратить ее во благо. И ты сам знаешь, что это получилось. Но я владею тем, что тебе неподвластно. Ты боялся, что я уподоблюсь Мелькору. Но ты не видишь сути. Намо мудрее тебя. Он чувствует каждую душу. Он понимает других лучше, чем они сами. Ты слишком занят сохранением Арды. Но как ты мог допустить возвращение Саурона?! Я долго и успешно боролась со злом, посеянным Падшим Валой. Это зло невозможно искоренить, но уменьшить его влияние не было такой уж невыполнимой задачей. Его лучший ученик вернулся не для того, чтобы любоваться Средиземьем. А ты воспользовался его замыслом, чтобы осуществить свои давние планы. Где твоя дальновидность, Манвэ? Ты оставляешь Арду без единственной настоящей защиты. О, ты знаешь мое решение наперед. Как бы я ни защищала этот мир, без Трандуила для меня он ничего не значит. Пусть будет так. Я презираю тебя. Но ты победил. Получай свою награду. Ты получишь ее в двойном размере. Моя сила стала единой с силой Мелькора, слилась с ней. И отдавая все целиком, я привяжу себя к этому телу. Валяй, Повелитель Арды. Ты обезвредишь самого могущественного своего врага. Который никогда твоим врагом не был. Проиграла не я, а ты. Я отдаю свою силу в обмен на душу Трандуила. Теперь давай, объясни это Эру. Только он может дать тебе право воскресить. А потом иди и посмотри в глаза Владыке Судеб. Может быть только тогда ты хоть немного поймешь, что натворил. Я жду. Но я не доверяю тебе. Как только ты получишь разрешение, мы с Намо заключим договор. И только в тот миг, когда Трандуил вернется, сила Мелькора вместе с моей будет в твоем распоряжении. Леголас не слышит ни звука, но почти физически ощущает ее речь. Он видит, как на несколько бесконечных минут или часов, он не сказал бы наверняка, ее глаза снова останавливаются на лице лесного короля, вновь наполняясь болью вперемешку с... облегчением? Он порывается что-то сказать, но она останавливает его властным движением руки. И наследник не смеет противиться. А она опять замирает, и наследник чувствует, как в сгустившемся воздухе зреет что-то великое, неведомое ему прежде. - Астиль? - Намо? - Мне очень жаль, что так вышло. - Я сама виновата. - Я все равно горжусь тобой, знай это. Готова? - На счет "три". - Раз... - Два... - Три! Принц, усилием воли отняв руку, обнимающую отца, протирает глаза, думая, что ему мерещится происходящее. Она разводит руки, повернув ладони к небу. А что начинается потом, Леголас никогда бы не взялся описать словами, если бы его когда-нибудь об этом спросили. Словно светящиеся снежинки отрываются от ее светлой фигуры. Но эти снежинки золотые. Лишь изредка мелькают серебряные. И летят они вверх, медленно сплетаясь в переливающийся шар у нее над головой. Их становится все больше, она почти исчезает в этом мерцающем потоке. Шар, поначалу полупрозрачный, теперь кажется отлитым из золота с серебряными крапинками. Неожиданно сверкающие хлопья перестают стремиться в небо, а наполненная ими сфера вспыхивает огнем. А в следующую секунду резко сжимается, покрываясь льдом. Астиль вздрагивает, ее фигура на мгновенье резко выделяется на фоне стремительно темнеющего неба. И наконец золотой сгусток над ней взрывается ослепительным сиянием, заполняющим все вокруг. Когда к Леголасу возвращается зрение, он видит, как Астиль тяжело опускается на ближайший камень. Она прекрасна, как и прежде, но того, что наполняло ее изнутри льдистым огнем, больше нет, и принц чувствует это. Он боялся увидеть ее потухшей, но ее волосы все так же отливают золотом, и глаза, хоть и безмерно усталые, все так же полны бездонным теплом. Его разрывает от желания броситься к ней, но холодная тяжесть тела отца заставляет Леголаса остаться на месте. Она, похоже, угадывает его терзания, и, снова повелительно взмахнув рукой, шепчет, кивая на эльфийского короля: - Больно не только умирать... Держи крепче. Леголас не успевает спросить, почему. Отца словно подбрасывает у принца на руках, он резко вдыхает воздух с протяжным всхрипом, выгибаясь всем телом. И, замерев натянутой дугой на одно мгновенье, безвольной куклой снова обмякает в ставших судорожными объятиях сына. А Леголас, не веря глазам, прижимает непослушные дрожащие пальцы к жилке на беззащитно открывшейся шее отца. И чувствует пульс. Принца колотит, когда он поднимает взгляд и встречается глазами с Астиль. Он понимает, что она видит в его глазах все те вопросы, которые он хочет задать. Один из них - вопрос сроком давности в несколько столетий. Кто ты? Но только теперь еще один не менее важный вертится в ошарашенном сознании принца. Что же ты сделала, Астиль? Он не произносит этого вслух, но она и так все знает. И устало качает головой. - Прошу тебя, Леголас. Я все расскажу тебе... Расскажу вам обоим. Но не сейчас. Пожалуйста... Нам всем нужен отдых, - она на миг замолкает, словно прислушиваясь к самой себе. - Мне тоже... Я совсем не привыкла быть слабой...***
Вокруг Трандуила только тьма. Глухая, беспросветная. Медленно, очень медленно и неохотно возвращается изнуренное сознание. Он хочет открыть глаза и не может. Он ничего не видит и не слышит. Что происходит? Он ведь умер, разве нет? И вдруг, разметав и без того вяло текущие мысли, из тьмы приходит тепло другого тела, прижимающегося к его боку, и невесомая тяжесть мягких обнимающих рук. Вместе с этим неожиданно наваливается ощущение собственного тела. Он понимает, что на чем-то лежит. И что рядом, положив голову ему на грудь, лежит Астиль. Рядом. Он не видит ее, нет, но чувствует сердцем, знает, что никто не способен обнимать его так же, как она. Что за странный сон? Или он действительно умер, и это последняя награда перед вечностью в чертогах Мандоса? Как бы там ни было, просить ее остаться бессмысленно, и он изо всех сил хочет ей сказать то, что кажется ему сейчас самым важным. Пока она вновь не исчезла. Он пытается, но не может, губы словно онемели, с них не слетает ни звука. Но невыразимым, немыслимым усилием воли он складывает слова, которые до него самого доносятся будто сквозь толстый занавес. Каждый звук - борьба с отказывающимся подчиняться телом. Но он должен, должен! Пока она снова не ушла. - Я... всегда любил... только тебя... Он вдруг чувствует, как к его руке прижимаются ее губы. Она бесконечно нежно целует его руку, случайно касаясь ею своей щеки. И тогда Трандуил понимает, что она плачет. Почему? Почему она плачет? Ему хочется прижать ее к себе хотя бы на одно мгновенье, пока это чудесное видение не рассеялось. Но двинуть рукой невозможно, его словно придавливает к земле тяжкий груз. Он старается, прикладывает все усилия, ему так хочется ее обнять, хотя бы в этом удивительном сне. Он пытается, пытается, вдруг снова получится, но ничего не выходит. От злости и отчаяния совсем по-детски наворачиваются слезы, он чувствует, как они скатываются по щекам из-под сомкнутых век, оставляя мокрые дорожки. Он даже не может их вытереть. Ему стыдно за эту слабость, но ведь она, любимая, единственная, чудом появившись рядом, вот-вот снова растворится в этой непроглядной тьме, а он не может даже обнять ее. - Я знаю, знаю... - ее голос. Как давно он не слышал этот родной, мелодичный голос... Ему хочется благодарить все известные силы за то, что они позволили ему услышать его звучание перед безмолвной вечностью. - Жизнь моя, любовь моя... Я рядом, я останусь, останусь, слышишь? Все будет хорошо. Прости меня, прости... Нет, это уже предел самых смелых его мечтаний. Она говорит это... Говорит, кажется, читая его невысказанные мысли. Каждое слово - бальзам на его израненную душу. Она поцелуями стирает слезы, упрямо текущие по его щекам. Это не может быть правдой. Это почти больно. Он не может двинуться, не может ей ответить, не может обнять, так пусть эти мучения прекратятся. Он уже почти ждет, когда наваждение рассеется, но она наоборот почему-то льнет ближе, отчаянно прижимаясь к нему и обнимая так, словно боится причинить боль, бережно, успокаивающе, ласково. Это слишком прекрасно... Он улыбнулся бы, если мог. Но он не в силах этого сделать. И измученное сознание наконец великодушно оставляет лесного короля.