Дверь напротив.

-Конечно, все в порядке, — Гилберт говорил в трубку уверенно, но в то же время на долю опасливо оглядывался, — Я обещал тебе его не трогать, верно? А когда ты придешь? Ох, — вздохнул шумно, чуть опустив голову, — Ясно-ясно. Что? Да… Я тоже скучаю, Наташа. Я бы пришел сам, будь возможность… Да, скоро будет, ты права. Ладно, удачи тебе. Пруссак повесил трубку. Улыбался, пожалуй, впервые за это время по-настоящему счастливо. Настроение не могло омрачить даже присутствие Брагинского в доме, наверное. С момента, как Наташа ушла, прошло уже три дня, и прошло относительно спокойно. Спустился вниз, в гостиную. Иван просил не беспокоить ближайшие полчаса, к нему приехал босс, и они что-то решали в его комнате. Услышав, как они выходят, Пруссия быстро зашел на кухню — почему-то совсем не горел желанием встречаться с начальством России, так что тихо постоял за углом, пока Брагинский не захлопнул дверь. -У тебя все в порядке? – Гилберт вышел к Ивану, всем своим видом демонстрируя безразличие, но интересуясь из вежливости. -У нас, — русский повернулся к нему, улыбаясь, — Не забывай, с недавнего времени все проблемы касаются и тебя тоже, и далеко не в последнюю очередь. -Ладно-ладно – у нас! – ничего серьезного не случилось? -Как знать, — Брагинский пожал плечами. Пруссия едва ли не зарычал от злости, за что был удостоен милой улыбки со стороны русского, но более на ту тему он ничего не сказал. -Ты говорил с Наташей, верно? И как ее дела? -Она сказала, что задержится, — Гилберт опустил взгляд, — Но обещала разобраться со всем как можно скорее. -На сколько? Когда планирует зайти? -Может, в конце следующей недели, — пруссак опустил взгляд. -Не расстраивайся. Я могу пообещать тебе, что скучать не будешь. Русский не стал скрывать удовольствия, дружелюбно оскалившись, когда Пруссия едва не вспыхнул, а щеки его залились румянцем. -Иди к черту, идиот! – альбинос тряхнул головой, хмуря брови, — Почему ты еще здесь? Неужели совсем никаких дел или пьянок на сегодня не запланировано? -Абсолютно никаких, — Брагинский пропустил остроту мимо ушей, торжествующе улыбаясь, — Поэтому сегодняшний день могу посвятить только тебе, Калининград. -У меня слов нет, что бы описать, как я рад, — Пруссия закатил глаза, — Не стоило так обо мне беспокоиться. -Что же ты. Мне не сложно, и если я могу чем-то порадовать своего… -Можешь-можешь! Умри, пожалуйста, — Гилберт передразнил наигранно-приторный тон Ивана, ухмыльнувшись. -Считай, что твое чувство юмора я оценил. Ужинать будешь? -Это вопрос с подвохом? Пусть будет да. -Значит, пошли готовить. Видишь, как ужасно, когда в доме нет девушки, — Иван усмехнулся. Гилберт фыркнул, но возражать не стал, послушно последовав за русским на кухню. Хотя, после минут десяти попыток чем-то помочь, нарочито с чувством проваленных, Гилберт был удостоен разрешения просто посидеть на стуле рядом и наблюдать. Тот же разобрался со всем довольно быстро, было заметно, что без Наташи он возился на кухне уже достаточно, чтобы делать все быстро и играючи. Пруссия, в который раз подтверждая поговорку о том, что за занятым делом человеком можно смотреть без временных ограничений, и не подумал уйти, едва покачиваясь, на данный момент сам был занят исключительно расшатыванием ножек стула. -Скоро уже? – Гилберт, вконец обнаглев, эдак вежливо поинтересовался, отклонившись назад и поймав равновесие на двух ножках. Русский картинно развернулся, поставив пред ним на стол доску и тарелку овощей. -Если сможешь хотя бы порезать, будет скорее. Брагинский снова развернулся к плите, на которой в кастрюле что-то бурлило, убавил газ. -Руками мне резать, что ли? – пруссак соизволил вернуть стул в надлежащее положение, подтянув к себе доску. Послышался короткий смешок, Россия взял нож и, не желая утруждать себя поворотами, аккуратно кинул за спину. Ответом послужил короткий вздох, Гилберт, нервно посмеиваясь, глядел на нож, красиво и точно воткнувшийся в центр доски, в паре сантиметров от его ладони. -Ты когда-нибудь думаешь, прежде чем делать?! – Пруссия запоздало одернул руки, переведя взгляд на широкую спину русского, — Ты ведь точно знал, что попадешь? -Ох, ты и правда еще живой? – в голосе России вкупе преобладали искреннее удивление и наивность, — Здорово. Нет, я не знал. «Больной, больной, он и правда больной…» — Гилберт улыбался, разве что уголки губ дергались совсем нервно. Решив, что лучше действительно не перечить тому более, выдернул ножик из доски, приступив к отведенному ему занятию. Чуть позже поинтересовался уже действительно с опаской: -Мне бы тарелку… Куда все это… С улыбкой абсолютного победителя, Брагинский больше не стал проверять свою меткость, а просто поставил тарелку пред пруссаком, вернувшись к плите снял кастрюлю, слив из нее воду. Сам он, кстати, одет был сейчас совсем по-домашнему, сверху спортивная, разве что немного потертая майка, штаны чуть темней и очень широкие. Даже соизволил снять свой любимый шарф, что Пруссия отметил с удивлением. Хотя, скорей русский просто не хотел его пачкать за подобными занятиями. Пока Гилберт уже безропотно, пусть и нарочно медленно и демонстрируя всем своим видом крайнее неудовольствие, продолжал нарезать салат, периодически пытаясь как минимум обжечь спину русского взглядом, тот уже успел перенести кастрюлю на другой кухонный стол, достать с полки толкушку, занявшись приготовлением картофельного пюре. Гилберту искренне раньше казалось, что русский будет послабей его брата – теперь же, наблюдая за ним, он мысленно отметил, что Брагинский не только не уступает Германии в рельефности как минимум рук и спины, а, вероятно, даже напротив. По крайней мере, до этого разглядеть его без привычной шинели не было такой хорошей возможности, а теперь… Гилберт коротко вскрикнул скорей от неожиданности, когда нож пришелся по пальцу. -Бог мой! Ты способен что-нибудь делать без кривляний? – русский повернулся к Пруссии, который с неподдельным изумлением смотрел на набухающие капли крови. -Я сейчас не нарочно, — пробурчал, кладя нож, — Я засмот…Задумался немного. -На что на кухне можно было так засмотреться? – русский фыркнул, проигнорировав то, как быстро Гилберт исправился, указал на руку, — Покажи. -Царапина, никаких проблем, — пруссак отрицательно мотнул головой, пряча ладонь. -Я сказал – покажи, — Россия сказал спокойно, но от его интонации Пруссия и сам похолодел, протягивая руку. Ладонь России оказалась неожиданно теплой, когда тот мягко взял за запястье. -И правда, ничего серьезного…За йодом сходить? – Брагинский неожиданно сменил интонацию, удивленно переспросив, — Подожди. Разве не эта рука…тогда? -У меня все заживает быстро, — Пруссия одернул руку, хмурясь, — Уже не болит. Не надо йода, переживу. Россия легко доставал до него, перегибаясь через стол. Через мгновения, как Гилберт высвободил ладонь, он поднял руку вверх, легко прихватив его за подбородок и внимательно заглядывая в алые глаза. -Настолько быстро? Я должен извиниться. Тогда это было лишним. -Эй! – в глазах альбиноса плескалось недоумение, да и щеки быстро стали схожими с ними цвета, — Что нашло на тебя? Я сказал, все в порядке! Русский коротко усмехнулся, не отпуская, ничем не обозначив на лице, сколь приятно было лицезреть румянец на щеках этого обычно излишне наглого юноши. Еще несколько секунд – убрал руку, изогнув губы улыбкой, категорично не сулящей ничего хорошего, но проговорил ласково, повернувшись снова к столу. -Отлично. Я надеюсь, что со всем остальным тоже порядок? -Позовешь меня, когда все приготовишь, — на выдохе прошипел пруссак, нарочито сильно громыхнув тарелкой и быстро выскакивая с кухни, не дав возможности тому ответить. Ужин и остаток дня он, стараясь уравновесить недавнее совсем неестественное для него радушие по отношению к русскому, провел с наигранно-безразличной маской на лице и с категоричным игнорированием всего сказанного Брагинским. Было всего около девяти вечера. Уже по полюбившейся привычке занял ванну, некоторое время стоя под прохладными струями. А заживает все на нем действительно быстро – он успел отметить, что на теле уже совсем не видны следы. Мягко ступил на полотенце, выключив воду, другим вытирая белые волосы. Россия должен был остаться еще внизу, разбираться в гостиной. Страха не было совсем – даже несмотря на странные перепады настроения, Гилберт уже признал русского не столь уж неадекватным. Успел снова чертыхнуться – он не помнил, с каких пор стал таким рассеянным, но в этот раз сменная одежда так же осталась в комнате. Сложенная аккуратно на кровати, нарочито приготовленная. Это было даже забавно. Злобно фырча и обернувшись в полотенце, босиком он быстро выскочил в коридор, благополучно добрался до комнаты. Дверь в комнату напротив была чуть приоткрыта – разве он был уверен, что услышал бы, если бы Брагинский прошел к себе. Зашел в свою комнату, не оборачиваясь, с шумом захлопнул дверь, подойдя к кровати. Лицо отразило непритворное удивление, выражение лица человека, который уже готов сказать – «Но я же точно помню!». Взглядом обвел все рядом, пытаясь убедить себя, что все-таки доставал. Окончательно разозлившись на самого себя, открыл верхнюю полку комода, намереваясь уже точно достать спальную одежду. -Калининград, неужели у меня дома настолько плохо топят, что ты так кутаешься на ночь? От неожиданности Пруссия дернул за ручку так, что целиком вытащил полку комода, которая жалобно загремела об пол. Развернулся, изумленно и раздраженно глядя на мило улыбающегося Ивана. Дверь никто не открывал. -Ты тут прятался?! Ты вообще соображаешь, что делать можно, а что обычная нравственность не должна позволять? – Гилберт зашипел, максимально нахмурив брови, чуть ли не свело лицевые мышцы, — Отдай. -Прятался? То, что ты проскочил мимо меня, даже задев дверью, не значит, что я прятался, — русский развел руками, — И уж не тебе говорить о нравственности. Хотя, тебе пока ничего не остается? -Ради всего святого, просто отдай мне одежду и уйди отсюда, — раздраженно выдохнул пруссак, подходя, — Ты не пил? Брагинский тихо рассмеялся, чуть наклонившись, легко дунул в лицо Гилберта. Тот удивленно моргнул, запоздало поняв, что это служило ответом. Нет, спиртным даже не пахло, дыхание было на удивление приятным и почему-то очень теплым. Сегодня он уже замечал, что Россия и правда совсем теплый. Русский протянул ему спальные штаны, чему-то усмехнувшись. -Кхем…Отлично. А теперь можешь идти, я устал… -Ты спал до десяти, ничего не делал весь день, и устал к девяти?— Брагинский рассмеялся от души, — Идем ко мне. Сегодня ты спишь со мной. Он произнес это еще со смехом, Гилберт сначала даже не мог подумать, что это серьезно. Но перекрестившись взглядом с русским, он окончательно перестал понимать ход его мыслей. -Не неси чушь, — пруссак усмехнулся, отходя к кровати, — Эти дни прошли относительно неплохо, не порть впечатления о них своим весьма своеобразным юмором. -Относительно? Я старался угодить тебе, Калининград. Я не шучу. Просто пойдем. -Просто пойдем?! Альбинос не верил своим ушам, оцепенело протянул руки, дабы взять-таки одежду. Потянул, озлобленно встречая насмешливый взгляд русского. -Я хочу быть с тобой сегодня. Не волнуйся, я буду аккуратней, чем тогда… Гилберт взвыл, выдернув-таки штаны из его рук, оскалившись, заговорил излишне громко, словно считая, что чем громче он будет говорить, тем лучше русский поймет. -Ты ничего не понимаешь?! Проблема не в аккуратности, и не в том, чего ты там хочешь! Просто ничего этого не хочу я, и если я согласен здесь находиться, то только при условии, что ты будешь обитать за своей дверью, а я за своей, понятно?! Пересекаясь только в случае необходимости…и…и… Пруссак сбился, не находя нужных слов, окончательно спасовав перед улыбающимся все довольней с каждым его словом Иваном. -Почему ты ставишь мне условия? -Я… -Принадлежишь мне. Целиком и полностью. Обязанный слушаться меня, и у меня совсем нет нужды тебя о чем-то просить, — совсем холодно, издеваясь, русский отчетливо проговорил, — Верней, тебе нет нужды отказывать – или лучше сказать, что нет права? -Да что же с тобой такое, — Пруссия отрицательно замотал головой, отступая, — Почему ты не можешь говорить всегда, что думаешь?! Почему ты ведешь себя так?! Я уже хотел поверить, что с головой твоей все нормально! -Что думаю? – Иван неподдельно изумился, — Я всегда все делаю искренне. -Значит, тебе надо лечиться, — Гилберт отвернулся. Русский не двигался с места, словно и не собираясь подходить. А может, он и правда сейчас развернется и уйдет. Перепады интонаций, выражений и поведения – пруссак совсем не понимал, что ждать от него дальше. Брагинский развел руками, проговорив: -Думай обо мне, что хочешь. У тебя еще будет много времени узнать. А сейчас я приказываю тебе пойти со мной, если не хочешь, что бы я ненароком тебе навредил. Пруссия вздрогнул от отвращения, повернувшись и встав так, словно был готов драться. Совсем забыв, что на самом из одежды сейчас только полотенце – штаны были отправлены куда-то на кровать. -Убирайся отсюда. Сходи в бар, налакайся, тебе привычно. Но не… Брагинский уверенным шагом подошел, Пруссия уже замахнулся, широко распахнув глаза, захлебнувшись словами и сорвавшись просто на истеричный вопль, когда удар был вовремя блокирован, а русский до боли стиснул запястье, завернув так, что двинуться было почти невозможно. Замах с левой — Иван наклонился, уворачиваясь, отчего пруссак зашипел от боли, прогнувшись, что бы не так ломило руку. -Ублюдок, нет! – Гилберт задрожал от злобы и страха, хватка оказалась неожиданно сильной, — Нет, нет! Шаг вперед – Брагинский отпустил его руку, но Пруссия толкнулся ногами о край кровати, вскрикнув, не удержал равновесие, откинувшись на спину. Россия смерил его скучающим взглядом, не тронувшись более с места. -Может, хватит ломать комедию? Мне это не интересно. Тебе очень нравится устраивать такие представления? А полотенце чудесным образом даже не сползло, что Гилберт обнаружил, когда невольно потянул руки его оправить. Русский уперся одним коленом в кровать, наклоняясь к нему, наигранно-устало вздохнув, когда пруссак, зашипев, резко оттолкнулся ногами, отползая к другой стороне кровати. -Будешь убегать? Мой милый Калининград, мне не хочется это продолжать. Оставь свои замашки. Ты можешь решить лишь, останемся ли мы здесь, или пойдем ко мне. Гилберт шумно вздохнул, нервно усмехнувшись. -Пожалуй, вся дрянь должна происходить именно у тебя, ты ведь ждешь этого ответа? -Да, я ждал похожего, — русский улыбнулся, поднялся, подходя к нему с другой стороны кровати и протягивая руку, — А еще ты согласишься идти ко мне, потому что понадеешься убежать, верно? Попробуй. Я не против. Только не веди себя, как ребенок. Все не так уж ужасно. -Дашь мне попытку убежать? – пруссак грустно усмехнулся, самому стало смешно со своего положения, — Ты больной на голову. Совсем. -Вставай уже. Гилберт, не отводя взгляд от ухмыляющегося Ивана, аккуратно опустил ноги по другую сторону, слез с кровати. Взгляд обоих на миг устремился в сторону двери, каждый оценил расстояние и возможность другого быть первым. Разве что одному было довольно перегородить путь, а другому нужно бы еще успеть ее открыть. Фыркнув, пруссак неожиданно сорвался с места, сам не понял, как успел вцепиться в ручку двери, распахнув ее и неслабо попав по столь же быстро среагировавшему Ивану. В коридоре повернулся, собираясь так же быстро броситься по направлению к лестнице – почти прыжком начал движение, оказавшись пойманным в таком же положении, так и не коснувшись ногами пола, беспорядочно заколотил руками по воздуху и по самому России. Тот зашипел от пары совсем метких ударов. Руки ему не требовались, чтобы разобраться с дверной ручкой – Гилберт вспомнил, что дверь уже была открыта, словно специально на случай такого варианта развития событий, лишая любых возможностей освободиться. Пол под ногами он ощутил сразу, едва они переступили порог его комнаты – глядя с искренним интересом, русский отпустил его, захлопнув дверь. Гилберт отступил на пару шагов, оглядевшись – потом уже запоздало понял, отчего Брагинский вздумал пустить. Щелкнул дверной замок, Россия демонстративно покрутил на пальце ключ. -На чем мы остановились? Ах, да, не смотри на окно. Во-первых, не думаю, что ты сможешь удачно приземлиться, и, разумеется, не советовал бы тебе проверять силу заряда твоего ожерелья. Ключ русский отправил в карман брюк, улыбаясь. Пруссия обошел кресло, дабы между ними находилось хоть что-то. Губы самого кривила уже нервная улыбка, от абсурдности заведенной Брагинским игры едва ли не пробивало на истеричный смех. Россия, уже с преобладающим интересом в глазах подошел, медленно обходя, тихим смешком откликнувшись на то, как альбинос так же кругом обошел кресло, сохраняя неизменную дистанцию. -Если хочешь выйти отсюда – как минимум тебе нужно забрать мой ключ, тебе не кажется? Здесь мало места, чтобы играть в догонялки. Кресло оказалось с грохотом опрокинуто, лишившись прикрытия, пруссак метнулся в сторону, сразу же оказавшись заключенным в крепкие объятия. Или, верней, просто захват, на данный момент. Ногами успел сбить со столика вазу, когда, подвывая, попытался попасть по коленям русского. О ту он и спотыкнулся, на пол повалились оба, что дало повод Гилберту хотя бы развернуться лицом, пихаясь, кусаясь и царапая широкие плечи. Ивана ситуация только веселила, он нарочно давал возможность тому снова вырваться, что бы через несколько шагов схватить, снова слушая возмущенное шипение и немецкие ругательства. Когда уже собирался швырнуть того на кровать, решив, что довольно позабавился – Пруссия крутанулся неожиданно сильно, пихнувшись ногами так, что спиной на простыни повалился именно Брагинский, так и не отпустив его и увлекая следом. Воспользовавшись положением, Пруссия навалился, с силой надавив локтем на шею русского. Глаза Брагинского расширились изумленно, он с силой сжал плечи альбиноса, сначала уверенно собираясь отшвырнуть его в сторону – разве что хватило пересечься своим взглядом с его, на долю затравленным и слишком болезненным. Русский развел руки в стороны, широко улыбнувшись. -Ну же, давай. Чего тебе медлить? Ключ от ошейника так же в моей комнате. Дави сильней, ищи и беги отсюда…Неужели это для тебя сложно? -Ублюдок, — Гилберт прижал на долю сильней, довольствовавшись совсем хриплыми и тяжело дающимися вздохами Брагинского, — Я ненавижу тебя, слышишь?! Ты не боишься, что я так и сделаю? -Нет. Потому, что при желании он легко мог скинуть с себя пруссака. Потому, что он в принципе не мог его бояться…Потому, что через мгновения Гилберт закрыл лицо руками, мелко задрожав. За ладонями он не видел, как Иван наблюдал за его тихой истерикой со схожей болью в глазах, лишь покорно упал в его объятия, когда русский легко потянул на себя за плечи. Теплые пальцы заботливо прошлись по чуть влажным щекам, вытирая слезы. Россия вздохнул шумно, затем просто крепко обняв Гилберта, безвольно закрывшего глаза и положившего голову ему на грудь. Словно бы успокоился в сильных объятиях, но скоро прошипел со злостью и легкой дрожью в голосе: -Делай все, что хочешь…Только быстро. И позволь мне уйти сразу же. -Калининград..? -Просто заткнись, и делай. Я не сдаюсь, я лишь хочу, чтобы ты просто скорей оставил меня. Брагинский приподнялся, осторожно уложив Пруссию на спину. Тот не открывал глаз, разве уголки губ подрагивали, он еще сам не смог взять себя в руки после недавнего выплеска эмоций. Россия наклонился, ласково докасаясь губами век и чуть влажных ресниц, губы изгибала легкая полуулыбка. -Да. Ведь сдался ты много раньше. От таких слов больно. Пруссия стиснул зубы, но уже не стал больше ничего отвечать. Брагинский встал, выключив свет. Пока глаза не привыкли к темноте, Гилберт не мог различить даже очертания предметов вокруг. И что странно – либо русский так точно помнил расположение предметов, либо привыкал правда быстро – пруссак слышал, как тот ровным шагом подошел, на пол с мягким шелестом упала какая-то одежда, следом что-то гулко стукнуло. Вероятно, ключ…? -Тебе будет удобней, если я пока сниму ошейник? -Оставь. Иван снова склонился над ним, мягко коснувшись губ и пытаясь поцеловать. Разве здесь реакция была как и в первый раз – Гилберт стиснул зубы со всех сил, коротко выдохнув, едва Россия чуть отстранился: -Только без этого. Меня тошнит от твоих переигранных нежностей. -Я уже говорил тебе, что всегда делаю все искренне, — пруссаку показалось, что он видит, как он улыбается, — И ты сам велел мне делать все, что я хочу. Ошейник правда мешал, как минимум России, когда он снова хотел поцеловать его шею. Впрочем, здесь он решил «пойти навстречу», если в такой ситуации вообще можно было бы воспринять его действия как уступки. Чуть выше – языком настойчиво и умело лаская ушную раковину, заставил Пруссию повернуть голову, целуя нежную кожу чуть ниже скул, где не закрывал ошейник. Гилберт иногда вздрагивал, дыхание предательски тяжелело. Все было приятно, но совсем медленно и осторожно. Руки на сей раз были свободны, и от этого только хуже – стараясь не выказать своего волнения, он не знал, за что уцепиться пальцами, нервно теребил простыни или просто скреб по ним ногтями, старательно жмурясь. Русский уже просто беспорядочно целовал его плечи, ключицы, влажные от его языка они отзывались ноющей прохладой, пока он снова не уделял внимание своими горячими и излишне настойчивыми губами. Тогда было много алкоголя, были зашкаливающие эмоции. Тогда было много чего, чем можно было бы оправдать свою слабость. Сейчас же осталась неправдоподобная и какая-то безмерная нежность в обращении, это должно было быть противно – Гилберт был почти изумлен не менее сильной реакции тела, когда от одних лишь поцелуев бросило в жар. Русский переместил поцелуи ниже, Пруссия тихо замычал, когда тот совсем ласково прикусил зубами напряженный сосок и сразу же отстранился на миг, опаляя горячим дыханием, поинтересовался: -Здесь нравится больше, да? -Мне вообще не может это нравиться, — пруссак ответил голосом неожиданно твердым, — Я просил тебя сделать все быстро. Не тяни. -Неужели, — альбинос почти кожей ощутил беззвучный смех Ивана, — Я уже сказал тебе, что думаю о твоей манере ставить условия. Придержи при себе…И попробуй научиться врать. У тебя не получается. Гилберт не ответил, стиснув зубы, когда Иван, усмехнувшись, решил получить ответ на свой вопрос опытом. Невольно дернулся, когда от ловкого языка стало чуть щекотно, но следом громко ахнул, когда собственное тело вероломно с особым удовольствием погрузилось в совсем сладкую истому от ласк такого рода. Ладони опустил на плечи Брагинского, судорожно сжимая, еще сам не понимая, желает ли он его отстранить, или напротив, прижаться тесней. Он уже не понимал, сколько продолжалось подобное – русский словно нарочно не делал ничего более, словно игнорируя то, как альбиноса уже било крупной дрожью, как будто желая проверить, сколько тот продержится без просьбы о чем-то большем. Ждать же ему пришлось относительно недолго, вконец изведшись от слишком раздразнивающих действий русского, пруссак раздраженно и сбивчиво прошептал, облизывая губы: -Ч-черт…Прекращай это, слышишь…?! Брагинский приподнялся, хищно и широко улыбнувшись, склонил голову вбок, изображая удивление. -Интересно. Может, тебе стоит еще научиться просить вежливо? Теплая ладонь русского опустилась на уже совсем твердый член Пруссии, на что тот откликнулся прерывистым вздохом, не сказав ничего более. Рукой Иван стал с той же осторожностью и медлительностью ласкать пульсирующий уже болезненным напряжением орган, наблюдая, как альбинос уже, наплевав на все, извивается и жалобно постанывает. В какой-то момент по всему телу его прошла сильная судорога, но Брагинский сразу прекратил свои действия, наклоняясь и урча на ухо: -Теперь скажи, что хочешь меня. Тогда я позволю тебе кончить, хорошо? Пруссак широко распахнул глаза, уже собираясь что-то сказать – русский возобновил движение рукой, разгоряченное тело отозвалось сразу же, предвкушая скорую разрядку от такого темпа. От следующей остановки в схожий момент альбиноса всего ломануло судорогой, он тихо вскрикнул, изогнувшись и зажмурив глаза. Русский покачал головой. -Неужели так сложно? Давай же. Я всего лишь хочу услышать. Теперь к движениям руки добавились влажные поцелуи – Пруссия повернул голову, и сии ласки переместились на весьма чувствительные уши, выбивая из того последнее самообладание. Когда Брагинский уже просто убрал руку в третий раз, самозабвенно продолжив изучать языком нежную кожу за ухом, альбинос застонал в голос, желая уже только избавиться от изводящего его тело напряжения. Россия на миг поднялся, Гилберт не видел, что он делает, да и ему было все равно. Только через мгновения он прикоснулся к нему пальцами сзади, влажными и чуть прохладными от смазки. Мелко вздрагивая и не открывая глаз, Пруссия развел ноги, чтобы тому было удобней. Ведь он хотел, что бы все закончилось как можно быстрей…? На сей раз Иван был действительно предельно осторожен, так что боли от подготовки не было совсем. Даже совсем легкой, за которую Гилберту можно было бы уцепиться, что бы отвлечься на долю от срывающих к чертям все морали, гордость и принципы ощущений, которые охватили его целиком, едва русский начал двигать рукой, растягивая его уже чуть грубее. -Скажешь? -…хочу…тебя, — хриплый шепот, он сам словно не понимал, что действительно это говорит. -Назови меня по имени, и повтори. -Ваня… — Пруссия неожиданно распахнул глаза, глядя в внимательные и выжидающие глаза русского, — Ваня… Сказать более ничего не получилось – Россия, коротко усмехнувшись, решил довольствоваться этим. Еще нескольких ритмичных движений хватило, что бы Пруссия бурно кончил, закричав в голос. Затем безвольно замер, словно совсем уже без сил, мелко дрожа от испытанного. Разве что отдохнувший за последние дни, сам он был все еще не удовлетворен. Русский осторожно подхватил его под колени, заставив приподнять бедра, мягко толкнулся в уже подготовленное и расслабленное тело. Гилберт, успев попробовать выругать себя за свою слабость, сразу же позволил себе следующую – руки он сомкнул за широкой спиной русского, прижимаясь к его весьма мощному торсу. Мелькнула мысль, что сейчас, пожалуй, в сравнении с ним и без одежды, он выглядит совсем хрупким… Теперь удовольствие от движений пришло почти сразу, Россия уже помнил правильное положение, и Гилберт позволил себе совсем забыться в сильных руках, вскрикивая с каждым толчком и совсем нечаянно впиваясь неровно стриженными ногтями в его спину. Правда в один момент Россия неожиданно притормозил, зажав рот альбиноса рукой. Тот хотел уже возмущенно и похабно замычать, когда сам услышал торопливый стук каблучков в коридоре. Раздался стук в дверь, девичий голос тихо поинтересовался. -Ваня, ты здесь? Бога ради, прости, что я поздно…Босс велел забрать мне мои бумаги, я уже нашла что надо и уже ухожу… -Да, Наташа. Все в порядке, ты знаешь, что можешь приходить, когда тебе нужно, — Пруссия видел, как Россия улыбается, пусть и ему ровный голос изобразить было сложно. -Спасибо…Гилберт уже спит, да? Пруссия похолодел. Россия отнял руку от его рта, тот и сам уже понял, что следует молчать. В алых глазах снова мелькнул тот преотвратительный затравленный блеск. -Да. Он будет рад поговорить с тобой завтра. -Вы с ним ладите…?Хоть немного… Голос ее через дверь слышался приглушенным. Пруссак услышал тихий смешок русского, и следом сам чуть не закричал, когда тот продолжил двигаться, ровно отвечая: -Да. У нас все в порядке. За три дня мы пытались убить друг друга лишь дважды, — русский добавил шепотом, обращаясь к задыхающемуся от возбуждения под ним пруссаку, — Ведь дважды? -Ох, ребята…Ваня, будь с ним поласковей. Ему же тяжело… Гилберт зажал себе рот рукой, устроив одну ладонь поверх другой, стараясь держать себя в руках. Русский двигался быстро, Пруссия уже совсем перестал соображать и замычал через ладони, сразу же опомнившись от холодного голоса России. -Можешь поверить, сестра, я предельно с ним ласков. -Да…Можешь не говорить ему, что я заходила. Я обязательно позвоню вам завтра. Не скучайте. Россия буркнул под нос тихое и насмешливое «не будем», за дверью раздался удаляющийся стук каблучков. Гилберт разве что уже не понимал, ушла Наташа или нет, ему было плевать. Об этом тихо прошептал на ухо ему Россия, когда тот уже в любом случае не мог сдерживаться, громко застонав в голос и ослабшими руками притягивая к себе русского чуть ближе. Иван кончил чуть раньше, но ощущение горячего семени внутри позволило кончить Гилберту сразу вслед за ним. Брагинский попытался поцеловать его в губы – сейчас он не встретил сопротивления, но и ответа не было. Пруссия просто закрыл глаза, раскинув руки в стороны. -Я могу идти? – он поинтересовался тихо, хриплым голосом. Брагинский тихо вздохнул, отстраняясь. -Если ты хочешь. Можешь остаться. Гилберт усмехнулся, закрыв глаза. Идти куда-то не хотелось. Воспоминания о том, что минуты назад тут была Наташа, что он сам чуть не сдал и себя и Россию, были совсем размытыми, оттого и не тревожили. Лениво потянул за край скомканного в углу кровати одеяла. -Только потому…Мне лень. Я лишь хочу спать… Россия широко улыбнулся, подойдя к прикроватной тумбочке, кинул в альбиноса пачку салфеток. -Изволь тогда вытереться. Простыни все равно стирать, но не думаю, что тебе будет приятно так спать. Утро совсем раннее, за окном еще темно. Пруссия попытался вывернуться из крепких объятий – он сам не помнил, как оказался в них заключенным, но спать так было тепло и на удивление удобно. Россия что-то проворчал, прижимая его к себе крепче, но словно бы не проснулся. Да и Гил сам не понял, что его разбудило – совсем еще сонный, он шумно вздохнул, закатив глаза. «Черт с тобой сегодня, Брагинский. Я правда просто хочу спать…» Оставив попытки выбраться, он снова закрыл глаза. Время ведь было всего около пяти утра. Россия улыбнулся краешками губ, когда снова услышал мерное сопение спящего альбиноса.