Нормальные люди

Итачи Учиха с детства отличался хладнокровием и отлично владел собой. Он происходил из знаменитого клана, который, как говорили, ведет свой род от караса-тенгу, страшных демонов в обличье ворона. В своем клане он считался «гением», имел выдающиеся способности и волю к их планомерному развитию. Никогда иная любовь, кроме родственной, не трогала его сердца. Итачи жил разумом и весьма тем гордился. Его ненависть была столь же холодной, последовательной и методичной, как и его стратегические расчеты. За эти способности он сильно выдвинулся на родине. Так сильно, что до сих пор не мог там появиться неузнанным. Однако где бы он ни находился — Итачи всегда был образцом культуры и хорошего вкуса. Он отлично понимал, что сброд, с которым он вынужден якшаться, не годится в подметки его семье, и даже последнему корзинщику его клана. Но у него не было выбора. Лучшее, что он мог сделать — это молчать и держать при себе свои мысли, чувства, желания и привычки. В надежде, что грязь не налипнет. Неудивительно, что в «Рассвете» Итачи был на особом счету. Он обладал редким вымирающим геномом, был послушен и вежлив, никогда не убивал без причины или прямого приказа, избегал конфликтов, и был на голову выше остальных по манере держать себя. Он не вязался с женщинами, не посещал злачные места, имел утонченную внешность, прекрасно владел большим арсеналом боевых приемов, мог скопировать любую технику за считанное время, и мужественно сносил все испытания жизни наемника. Для «Рассвета» это было отличное приобретение, которое бросало приятную тень на всех прочих. Словно рядом цветет изысканная вишня. Так что, несмотря на молодость Итачи, прочие поневоле обращались к нему с почтительной прибавкой «-сан». Это было очень удобно. Страшный на лицо громила из Скрытого Тумана, кровавой деревни самых диких традиций — которого определили Итачи в напарники — быстро перестал вызывать беспокойство. Теперь это был ручной управляемый слуга, ловивший каждое слово Итачи, словно драгоценность. Итачи совершенно не интересовала его болтовня, полная предрассудков, сельских суеверий и социальных драм. Его интересовало только удобство и сработанность их группы. Итачи был умней и способней напарника, поэтому рассчитал наилучшие модели стратегии по последним наработкам своей передовой деревни. Это ничего ему не стоило — он и прежде занимался этим, будучи капитаном карательного отряда АНБУ. За несколько месяцев успешной совместной работы Итачи добился высоких результатов: теперь он мог регулировать настроение напарника одним взглядом или даже со спины, просто поведя лопатками. Итачи понимал, что нездоровое обожание, которое он вызывает, требует постоянной концентрации на контроле, чтобы нигде не прорвался пар. Но это был доступный максимум. Кроме того, его техника была на порядок сильней техники Кисамэ. Так что если пар прорвется — всегда можно применить ее. Находясь в привилегированном положении, Итачи Учиха постепенно смирился с обстоятельствами текущей жизни, старая боль притупилась, потому что — как бы там ни было — свое новое положение он заработал сам, своим трудом, талантом и самодисциплиной. Это не отменяло предательства, продажности прежнего руководства, убийства отца и матери, смерти друзей и всех нанесенных ран. Но это значило, что он еще не конченый человек. Потому что рядом с ним был тот, кто совершенно точно ценил его сильнее, чем сакэ и данго. …Обладая хорошими аналитическими способностями, Итачи Учиха быстро определил, кто есть кто в организации «Рассвет». По какому принципу составлены пары. Как выглядит пирамида власти, кто в самом низу. Какой реакции ждать от каждого «коллеги». Что будет наилучшим для каждого из них, и что неприемлемо. Он мог бы консультировать Пейна, но это значило бы отдаться душой «Рассвету» — притону для отморозков, презренной конторе, ниже которой падать некуда. Доктрина Пейна — об очищении болью — вызывала у Итачи зубовный скрежет. Потому что в конце концов она упиралась в существование его родной деревни. Итачи был согласен мириться с «Рассветом» лишь до тех пор, пока Пейн обходит его деревню стороной. Таким образом, со всеми членами «Рассвета» Итачи хранил вежливый нейтралитет. Ему не нравились эти люди, их страстишки, цели и принципы, однако ежедневная тренировка воли помогала не показывать этого. Так было до того момента, пока в организации не появился Хидан.

* * *

Никогда, даже в запале боя, Итачи не переживал подобного. Он никогда бы не поверил, что другой человек может вызвать в нем такую животную, слепую ярость. Ярость без всякой рациональной причины, горячую, почти не подвластную контролю, которая вспыхивает от малой спички и начинает жрать великую степь вместе со всеми ее травами, стадами и постройками. Его трясло от незнакомого чувства, горели щеки и губы, пересыхало горло, словно в лицо пришел катон. И да, теперь он точно знал, что означают слова: «Тебе не хватает ненависти!» Потому что до этого момента ее действительно не хватало. Хидан ни в чем не был Итачи соперником. Он был примитивен, нахален, громок и бестактен, не владел сложными дзюцу и умел только махать косой. От него издали несло тестостероном, распальцовками, влюбленными шлюхами, хамством, проблемами с дисциплиной, жестокостью и кровью. Он был наивен, что для наемника опасно. Хидан был типичным отбросом общества, которых полно на городском дне, где они формируют банды, нападают на женщин и детей, делают хвастливые наколки и косноязычно воют о своем превосходстве. У них нет ума для достижения поставленной цели, им ничто не дорого, они не обучаемы, и даже как пушечное мясо не оправдывают себя. Дабы завершить картину, таким нужна дикая, человеконенавистническая Идея — для оправдания своего ничтожного существования. Разумеется, чужая — потому что сами они породить ее не способны. У Хидана такая Идея была. И относился он к ней некритично. Конечно, было ясно, что Пейн нуждается в людях. У Хидана было достоинство: он умел убивать. Кроме того, он не требовал денег за работу. К тому же Пейн поступил верно: приставил к Хидану самого сильного и жестокого члена организации, который к тому же был в три раза старше. Который убивал таких, как Хидан, пачками, и троих угробил уже при Итачи. Итачи сделал бы точно так же. Потому что нужно пройти тест. Итачи был уверен, что Хидан не задержится. Но время шло, а ничего подобного не происходило. Чувство сильной ярости было для Итачи новым. Обычно он начинал испытывать неприязнь лишь после того, как человек себя проявит. Имело значение, как тот ведет себя, как выглядит, как говорит и как отзывается об окружающих. Каков его статус и ранг. Ненависть — более мощное чувство, и для нее необходим Поступок. Даже серия поступков, методика поведения. Ненависть Итачи была разумна, выстрадана и подкреплена тщательными наблюдениями. Поэтому, столкнувшись с сильным новым чувством, Итачи начал анализировать. Без понимания проблемы он чувствовал себя уязвимым и беззащитным. Когда он испытал первый спазм? Когда увидел Хидана? Что он подумал, впервые посмотрев на него? …Что он молод, силен и привлекателен, не полумерок, как крикливый Дейдара. Что в нем есть грация хищника. Что с таким человеком можно сблизиться, потому что они одного возраста. И что у него необычный цвет волос. Волосы Хидана были седыми, как у того, другого, из Конохи. У того, кого Итачи тоже ненавидел всем сердцем. Настолько, что часто задавал себе вопрос: помнит ли его тот человек? Помнит по АНБУ, или помнит только из-за брата? Помнит лишь потому, что Итачи — преступный родич его ученика?.. Или все-таки их связывает нечто большее? …Нехорошие, лишние мысли. Они не имеют к Хидану прямого отношения. Хотя трудно обманывать себя: глаза Хидана отливали красным, и это возвращало Итачи в Коноху. Но причина ярости была не в ней. Может быть, все началось с приветствия. С того уничтожающего взгляда, которым Хидан смерил Итачи с ног до головы, сплюнул, расплылся в ухмылке и отвернулся. С большого пальца Дейдары, одобрительно поднятого вверх, словно эта выходка пришлась ему по душе, и он не может сдержаться, показывает это вновь прибывшему. Жалкие люди всегда стремятся сбиться в стаю за спинами тех, кого не в состоянии понять. С ужасного акцента Хидана, его куцых бранных слов. С того, как он назвал Итачи «чувак». С его самодовольного: «Не мельтеши, чел». С того, что Итачи четко и бесповоротно осознал: друзьями они никогда не станут. Итачи привык, что даже в среде преступников к нему относятся уважительно или хотя бы безразлично. Никто не обращается к нему первым, кроме Лидера и напарника. Никто не прерывает его действий тупыми и обидными замечаниями просто от нечего делать. Никто никогда не смел называть его «чахотка-кун». У Итачи сохранилось чувство собственного достоинства, и топтать его было опасно. Попытки восстановить статус-кво результата не дали: Хидан щурил наглые глаза, лыбился, полностью переходил на вальяжную брань, каждое слово в которой обесценивало Итачи как человека, как члена общества, как представителя определенного социального слоя и как мужчину. Даже уникальная техника Итачи была в устах Хидана унизительной, потому что называлась «сраные месячные» или «ебучий ролик». Итачи спрашивал себя, что будет с его репутацией, если он отрубит Хидану ногу или сожжет его катоном. Придется ли объясняться с Какудзу. И отчего сам Какудзу до сих пор терпит это быдло рядом с собой. Дело осложнялось тем, что скопировать технику Хидана Итачи не мог. Она была основана на киндзюцу и включала в себя ритуальное посвящение, которого у Итачи не было. Конечно, Хидан в свою очередь тоже не мог достать Итачи, но в устах Хидана это звучало так, словно Итачи трус и неженка, к тому же полный бездарь, безбожник и зря коптит небо. Итачи страдал. С каждым днем он становился все молчаливей и печальней, вызывая у напарника приступы вины. А поскольку напарник Итачи испытывал к Хидану симпатию — вина его была реальной, и в ней Итачи находил малое утешение.