* * *
На другой день следовало получить деньги на миссию. По неизменному правилу выдавали их строго накануне, а не за два-три дня, потому что преступникам нельзя доверять, и потому что во всех деревнях шиноби делали так же. Обычно деньги выдавал лидер «Рассвета». Это значило, что надо явиться в его кабинет на последнем этаже громоздкого и эффектного сооружения, представлявшего из себя полую статую Гневного Будды. Статуя стояла прямо на городских «высотах», под вечным проливным дождем — и многие полагали, что лидер обосновался там не из удобства, а сугубо из статусных полномочий, чтобы давить легендарным авторитетом местных жителей. Что находилось в толще статуи, никто не знал — внутри ездил ободранный железный лифт, сквозь окошко его двери всегда виднелись ярусы уходящих вверх или вниз стальных тросов. Может, в средних отсеках у лидера что-то лежало, ждало своего часа. Склады оружия или взрывчатки. Тайные лаборатории по генным экспериментам. Кабинет его располагался в «Голове». Из «грудного отсека» с основной смотровой площадкой, общей комнатой и пробитыми по всему периметру окнами туда шла короткая лестница. Внизу сооружения находился поминальный храм, так что вход для членов организации располагался сзади, и выглядел он так же неприглядно, как и назывался. Все члены «Рассвета» предпочитали Убежище на окраине города. Оно было, может, более мрачным, но хотя бы твердо стояло на земле. Там было удобно коротать пасмурные дни и долгие ночи, там не было скрипучего лифта, грязных водостоков, проводов и скорбных местных. Но субординация есть субординация. Таким образом, Итачи остался в Убежище, а Кисамэ пошел — хотелось понять, что теперь к чему после вчерашнего. Миновал ржавый забор с выломанным звеном и ступил в сорняки, прикрывавшие зад Будды. Тут и там среди травы валялись большие осколки камней — прежняя голова Гневного Будды, взорванная и сбитая в последней войне авиацией союзных сил Пяти Продвинутых Деревень. Некоторые части еще сохранили краску, но большинство смотрело в небо серыми сколами. На одном из них спиной к забору сидел Хидан. Вид у Хидана был хмурый, плащ застегнут наглухо, коса привалена к груди рукояткой, под косой красная лужа. Кисамэ внутренне метнулся назад, вперед, вбок и под землю, однако на душе уже разлилась приятная слабость и пьяным теплом ударила в ноги. Он замер. Перебросил Самехаду для верности на другое плечо. — Че надо нах? — мутно спросил Хидан. Все вопросы типа «так ты живой?» и «ты не обиделся, что я тебя не закопал?» были нелепы. Поэтому Кисамэ вразвалку подошел и сказал «Привет». Хидан хмыкнул. Это было празднично и хорошо. — Погода дрянь, — сказал Кисамэ, оскалив акульи зубы. — Чего сидеть под дождем? — Я спросил, че те надо нах? — вперился в него наглыми глазами Хидан. По его переносице и скулам катились дождевые капли. — Мне надо, — кивнул Кисамэ, и добавил уверенно: — Нах. — Ты чето не понял? — склонил голову к плечу Хидан. — Есть такое, — снова кивнул Кисамэ и надвинулся корпусом. — Хочу как нормальные люди. — Чего-чего ты мать твою хочешь?!.. — трагически изогнул брови Хидан, отчего сразу стал очень комичным. — Как нормальные люди, — накрыл его колено пятерней Кисамэ. — Еще раз. — Оппа. Ты разве не к ебучему боссу намылился? — И к нему тоже. Но это по работе… А надо… потренироваться. — Охуительно поешь, чел, — сообщил Хидан. — Когда? — давил Кисамэ. — Ты шибко свободен что ли? — Хидан уперся рукой в плечо Кисамэ, поскольку того не то штормило, не то заваливало, не то просто — чтоб обозначить согласие. — До завтра свободен. — А чего твой чахотка-кун? — Дома спит. — Спит? — не поверил Хидан. — Спит, — сжал пятерню Кисамэ. — Охереть, — убрал его руку Хидан. — Пиздуй наверх. — Значит, вечером? — поймал его взгляд Кисамэ. — Поглядим, с чем вывалится мой баблосос, — потер шею Хидан. — не раскатывай губу сильно. Никто сука не свободен в этой жизни.* * *
И вот, выйдя от Лидера с расчетной суммой, инструкциями и ликованием в сердце, Кисамэ в коридоре «грудного отдела» столкнулся с Какудзу. Это значило, что у Какудзу тут есть дела помимо босса. Поскольку Хидан давно ждал напарника внизу, не имея понятия, где финансист на самом деле. У делового, независимого Какудзу есть свои тайны. Но есть в его жизни еще одна тайна, о которой Какудзу не догадывается. А Кисамэ знает! Это делало его самого бесконечно более значительным, сильным и независимым. Поэтому Кисамэ остановился в коридоре, ухмыльнулся и всем своим видом продемонстрировал превосходство. Какудзу застыл, подумал минуту и сказал: — Напарник Итачи Учиха… Интересно, как далеко там у вас зашло. Хотя вроде нормальные люди. Это было ни с чем несообразно, и еще вчера вызвало бы драку на месте поперек регламента. Никто не смеет лезть в чужую душевную жизнь с оскорбительными прогнозами! Но сегодня эта несообразность была иронична. Вчерашний день постарел. — Это не твое дело, — еще сильней ощерился Кисамэ. Все у них с Итачи скоро будет как у людей, в отличие от некоторых. — Выкладывай сам или катись, — нагнул голову Какудзу. — У меня нет времени на болтовню. — Твой напарник не так глуп, — добил его Кисамэ, внимательно следя за реакцией. — Не повезло. — О чем это ты?.. — напрягся Какудзу. — Итачи-сан пока не говорит, — свернул в безопасное русло Кисамэ. — Но спасибо. Какудзу пропустил довольного Кисамэ и, казалось, застыл столбом. Потом впереди раскрылась дверь, и Какудзу скрылся в ней. Он думал быстро отчитаться Лидеру за сделки последних дней — но просчитался. Когда он вышел на улицу, Хидана не было. Тупой подонок, конечно, не осилил ждать его три часа под дождем.* * *
Кисамэ энергично съехал на лифте, хотя интуиция подсказывала ему: он делает это зря. Он не знал, будет ли Хидан свободен вечером, потому что это зависело от Лидера, а Лидер обсуждает это с Какудзу прямо сейчас. Но торчать рядом с Хиданом в хлябях, на глазах у возможных свидетелей, внезапно стало ключевым. Хотя бы и в неопределенности. На улице никого не было. Лужа под камнем стала бледно-розовой. Кисамэ поднялся наверх в общую комнату, в надежде, что Хидан там. Даже полный идиот догадается, что ждать под крышей, поближе к источнику информации, лучше. В комнате у окна сидел печальный Дейдара. Его подростковая фигура скрючилась, как у детдомовской шпаны, влажные волосы почти высохли, что говорило: сидит он так не менее получаса. В дальнем углу комнаты расположился кукольник Сасори. Он утрамбовывал иглы разной величины в узкий затейливый пенал, чем-то напоминавший кость. Трудно было рассмотреть, да Кисамэ никогда особо таким не интересовался. В комнате висела тяжелая атмосфера разыгравшейся трагедии — причем словно бы разыгралась она уже давно, а примирения с ней нет до сих пор. Дейдара поднял голову к стеклу, хотя за ним не было ничего интересного. От Сасори шли давящие волны правоты. Словом, было плохо. — Какудзу-сан не заходил? — спросил Кисамэ, хотя отлично знал, где тот находится. — Недавно вышел, — ответил Сасори. — А где все? — Других не видели, — без эмоций сообщил Сасори. — Зецу на разведке, — бесцветно отозвался Дейдара, и провел пальцем по стеклу. — Какая разница, да. — А Какудзу-сан зайдет еще, не знаете? — Иди к Лидеру, если так сдался, — пожал плечами Дейдара, — в засаду, да. — То есть он не зайдет? — Отстань, да? — Какудзу выбивает себе другого Хвостатого, — защелкнул Сасори свой таинственный предмет и посмотрел на него с торца, ища изъяны. — Как было правильно замечено, в Скрытом Песке им делать нечего. Это не их уровень сложности. — Сложно для Какудзу? — не поверил Кисамэ. — Для этого Хидана, — отложил игрушку Сасори. — Ему песчаную сферу разве что грязью с земли закидывать. Тут нужны техники другого класса. — А кто там, в Песке? — Господин Сасори хочет сказать, — зло ответил Дейдара, — что он никого не пустит в свою дурацкую Суну, да. Потому что там его бабка, да, колодец и мазанка. И теперь мне драться с каким-то больным мальчишкой. Словно нет противника как у нормальных людей, да. — Как и в искусстве, — назидательно сказал Сасори, — ты не смыслишь в людях. Ты дилетант. — Я понимаю побольше вашего, да! И не надо меня брать на слабо своим Песком! — Суна — самая большая, засушливая, негодная и до недавнего времени самая мощная Деревня, — монотонно продолжал Сасори. — Чтобы добиться там цели, нужна армия. Моя информация совершенно точна. Наш противник — их Каге. Тебе это недоступно, как я понимаю. Я убивал Каге, когда тебя еще не было в проекте. А Какудзу, слышал, оплошал. — Ты Какудзу, что ли, пожалел? — вскинулся со смехом Дейдара. — Или просто заколебала родная деревня? — Какудзу там чужак и не летает, — снова занял руки Сасори. — Он знает, что не справится один. А напарник его не справится по определению. А мне нужны новые тела. Неиспорченные. — Так бы и сказал — хочешь в куклах видеть всю свою родню, да. — Это не твое дело. У меня будут одни инструкции, у тебя другие. — Я бы оставил от твоей Суны пыльное место! — развернулся Дейдара. — Небо в алмазах было бы, да. — Пыльное место останется от тебя, — равнодушно отозвался Сасори, — если не повзрослеешь. Впрочем, мне все равно. — Я не хочу взрослеть! — крикнул Дейдара, сжав кулаки. — Я хочу видеть и делать Красоту! Смерть красива, когда мгновенна, да! Когда это взрыв! А не тухлые трупы, да, еще разговаривать их научи и читай им лекции, да. — Красота — это нечто вечное, — поднял на Дейдару свои остановившиеся, не мигающие глаза Сасори. — Ты не вечен. Поэтому не мешай мне работать. — Я бы устроил тебя в качестве куклы, да? — Ты раздражаешь. — Я все равно все сделаю по-моему! Кисамэ незаметно вышел, слыша из-за дверей выкрики и безжизненные паузы. Интересно, как на деле распределятся биджю среди ниндзя-отступников. Коноха — родная деревня Итачи. Видимо, есть закономерность. А если так, то Шестихвостый Слизень из деревни Скрытого Тумана — это его, Кисамэ, добыча. В будущем.