***
– Прямо впереди – лорд Ранвар, советник по внутренней экономике. Он родственник губернатора и всегда поддерживал ее отца, но сейчас – один из первейших представителей оппозиции. – Почему я не мог на пиктах их всех рассмотреть? – спросил Нортон, прижимаясь спиной к колонне и раздраженно озираясь. – Потому что я хочу показать вас миру, арбитр. Миру, который будет чрезвычайно в вас заинтересован прямо с этого момента. Я хочу сказать, с этого дня вы будете самым известным арбитром на планете. Нортон раздраженно покосился на него: – Вы приводите меня сюда, чтобы вызвать интерес знати. Что простой арбитр делает на этом вечере, если не следит за порядком, а шляется по залу, грохоча оружием? Наверное, он расследует что-нибудь. Послушайте, да это же тот парень из Бруо, который уже два года ковыряется в дерьме, что он здесь забыл?.. Неужто копает под кого-нибудь из нас? А потом на выходе чей-нибудь ассасин стреляет мне в голову. – А вы весьма точно копируете акцент дохарской знати, – усмехнулся Дитрих. – Правда, они не станут употреблять слово «дерьмо», скорее, скажут «инцидент»… Боитесь выстрелов в голову? – Разве что в упор, – Нортон рассеянно коснулся рукой шлема. – В целом, вы правы. Эти люди редко чувствуют страх, Эстерман. А он очень полезен. Кто, как не мы, заставит их бояться? – Ну, если это вынудит террористов сделать ошибку и выдать себя, я готов рискнуть головой. Так что там про советника Ранвара? Он был сторонником семьи Остра, а потом вдруг переметнулся в оппозицию? – У него личные счеты с губернатором-регентом, – охотно продолжил Дитрих. – Он мог бы стать опекуном Мелиссы Остры, но упустил свой шанс. Впрочем, личные счеты не мешают ему, как видите, пить на этом приеме. Кстати, вы тоже можете это делать. – Что делать? – рассеянно переспросил Нортон, провожая взглядом спину лорда Ранвара. – Пить. Держитесь спокойнее, Эстерман. Я сказал, что эти люди редко чувствуют страх? Я неправильно выразился, они редко его испытывают. А вот чужой страх чувствуют моментально. – Я не боюсь. Он не мог выбросить из головы Кильян. Он не стал рассказывать о ней Дитриху, зато постоянно ждал щелчка вокса – а специалист Кильян все не торопилась с ним связаться. Ему вдруг казалось, что он то видит ее с пустым взглядом, раскачивающейся и напевающей под нос, то – подхваченной неведомой колдовской силой, мучительно очищающей ее разум. Нортона не удивляла роскошь. Здесь было невероятно красиво, спорить не о чем. Позолоченная лепка залов, огромные зеркала, аквилы и иконы из бирюзы. Барельефы Великих Братьев на колоннах повторяли канонические изображения на Стене, и при взгляде на них Нортон возвращался на место трагедии. Скелеты домов. Темные пятна гари. Но люди здесь пили, танцевали и блистали… Блистали. Правильное слово. Блеск ослеплял, не давал сосредоточиться ни на одном лице. Дитрих рассказывал о посетителях вечера с дотошностью, тоном знатока, и Нортон не сомневался, что он действительно знал подноготную каждого министра и советника, присутствовавшего здесь. Но в голове Нортона оставался только хаос имен и постоянные уточнения: «этот лорд принадлежит оппозиции, но», «министр финансов поддерживает Маленькую Королеву, но…» Возникало ощущение, что все присутствующие, все они вместе, могли быть участниками заговора. Или же никто из них. – Добрый вечер, арбитр-сеньорис Дитрих, – прервал его мысли мелодичный женский голос. Взгляд Нортона остановился сначала на невысоких сапогах из мягкой кожи, потом поднялся выше: узкие брюки и корсет, приталенный сюртук с кожаными вставками, бирюза… Бирюза – это цвет губернаторского дома, отметил он. Наконец, он встретился взглядом с обладательницей всего этого наряда. Круглолицая девушка с короткими волосами, в которых блестели драгоценные камни. – Познакомите меня с вашим товарищем? – Арбитр Нортон Эстерман, перед вами хозяйка вечера, – черные глаза Дитриха смеялись. Нортон увидел протянутую руку, но не был уверен, что ему стоит сделать. Арбитры, не находящиеся при исполнении, целуют благородным леди руки? Пожимают? Он молча стукнул кулаком по нагруднику и постарался выглядеть как можно более агрессивно. – Акрия Сконта, – в ответ на его невежливость она невозмутимо улыбнулась. – Вас пригласил отец, не так ли? – Да, – ответил Дитрих. – Но он, видимо, занят? – Его вызвала губернатор Остра на срочный сеанс вокс-связи, – поделилась леди Сконта. – Если у вас срочное дело, я провожу вас в его кабинет, арбитры. – Было бы кстати, – к почти ужасу Нортона, Дитрих предложил дочери регента руку. Немыслимо, чтобы арбитр оказывал кому-либо большее внимание, чем… Чтобы… Эстерман покачал головой. Пока он сидел в Бруо, служба в Арбитрес До-Хара ничем не отличалась от службы в Лерне. Но стоило переступить порог столицы… Тут все было перевернуто с ног на голову. Едва они двинулись с места, как воздух в зале задрожал от мощного гула органа. Нортон невольно поднял голову, любуясь медными трубами под потолком. Чем-то орган напоминал морского зверя, простирающего украшенные щупальца на весь потолок. Далекие предки Сконты были мореплавателями, вспомнил он вдруг что-то из рассказов Дитриха. Очень давно. Тысячелетия назад. Он понял, что задержался, оглушенный и сбитый с толку. Гимн Императору-Защитнику в таком исполнении ему еще не приходилось слышать. В галерее, куда они вышли, звук разносился так же хорошо. И хотя орган и так играл оглушительно, его торжественное пение дублировалось из рассеянных по всему дворцу динамиков, замаскированных в головах статуй и розетках. Звук бил со всех сторон, вдыхая, Нортон вдыхал орган. Он понял, что его шаг стал пружинистым, почувствовал себя уверенней и расправил плечи. – Вот мы и пришли, – он едва услышал голос Акрии Сконты. Кольцом-печатью она открыла дверь в кабинет. – Отец? Игнорируя застывшую по обе стороны двери охрану в керамитовых нагрудниках, арбитры вошли следом за ней. Когда закрылась дверь, звук органа оборвался – в этой комнате было тихо. – Со мной арбитры Хунн Дитрих и Нортон Эстерман. Регент, стоявший спиной к ним, слегка повернул голову. Раньше Нортон видел его только на пикт-трансляциях и портретах, и на них лорд Сконта, невысокий седоватый мужчина среднего телосложения, не казался таким нервным. – Хунн? – уточнил радостный детский голос из вокс-аппарата перед регентом. – Мы… Мы давно не виделись, арбитр-сеньорис Дитрих, – тон изменился с первого же слова, но сохранил след эмоций. – Сожалею, ваше превосходительство. Нортон скосил на него взгляд, хотя в шлеме это было почти бесполезно. Но он все-таки увидел, что Дитрих улыбается. – Я видела вас на моем дне рождения. Но вы даже не подошли! – Маршал Ранес поручила мне важное дело, губернатор, и я не мог… Но я счастлив, что вы меня еще помните. – Вы должны как-нибудь зайти, – уверенно сказала она. – Я вас приглашаю. Когда вы будете свободны. – Конечно, губернатор, – тепло ответил арбитр-сеньорис. «Это тоже нормально?» – подумал Нортон раздраженно. – Дя… Лорд Сконта, я желаю вам приятного вечера, – теперь тон губернатора был нейтральным и ровным. – Да пребудет с вами Император. Вокс-трансляция прекратилась. Регент оттолкнулся ладонями от стола, оборачиваясь. Стало видно, что глаза его окружены темными синяками. Прямо под левым глазом по щеке будто стекало темное крупное родимое пятно, которое часто ретушировали на парадных изображениях. – Оставишь нас, Акрия? – он подождал, пока дочь уйдет. – А вы, значит, арбитр Эстерман? Нортон обратил внимание, что губернатор-регент старательно игнорирует Дитриха. Словно арбитр-сеньорис чем-то раздражает его настолько, что даже смотреть на него неприятно. О, Нортон разделял раздражение регента. – Да, лорд Сконта. – Арбитр Дитрих сказал, вы расследуете взрыв в Больших Братьях? – И все прочие. – Ну, и как ваши успехи? – регент скрестил руки на груди. – Я отчитываюсь о них провосту Шутте. На скулах регента проступили красные пятна, он явно был готов вспылить, но не успел. – Нас интересует ситуация в дохарском Совете, лорд Сконта. Точнее, имена тех, кто, на ваш взгляд, предпочел бы взять печать губернатора в свои руки. Протоколы заседаний не позволяют увидеть картину изнутри, – Дитрих слегка развел руками. – Вы подозреваете, что кто-то из Совета стоит за всеми этими взрывами? – вздрогнул Сконта. Вместе с ним вздрогнули ордена на его мундире. – Мы собираемся проверить всех, но с кого-то всегда можно начать. Губы Сконты дрогнули: – Но это же вызовет… Это немыслимо… Все в Совете так или иначе пострадали от… Арбитр Дитрих! Арбитр Дитрих, вы вообще меня слушаете? Нортон тоже уставился на арбитра-сеньорис. Серебро на его броне неестественно заблестело, а печати тронул неощутимый больше никем ветер. Темный щиток шлема оставлял открытыми только губы – и они болезненно искривились, открыв зубы с одной стороны. В груди похолодело. Эстерман сдернул дробовик с плеча раньше, чем регент успел воскликнуть: «Что происходит?!» – Уходим, – прошипел Дитрих, резко поворачиваясь к двери. – Арбитр Ди… – У нас около минуты, – он распахнул дверь, и в кабинет ворвался звук. Но не возвышенное пение органа, а ужасающая какофония хрипов и стонов. Прямо навстречу Дитриху внутрь влетела Акрия. – Отец!.. Нортон больше всего сейчас жаждал оглохнуть. Он принялся стягивать шлем, чтобы попробовать зажать уши, но Дитрих ударил его кулаком в челюсть и в ту же секунду развернулся. Он бесцеремонно ткнул пальцем в грудь губернатора-регента: – Есть другой выход? Охранники на входе согнулись, держась за головы. Нортон тонул в панике, пока Дитрих не захлопнул дверь. Растерявшийся губернатор, следуя приказам арбитра, что-то делал у противоположной стены. Наконец одна из стенных панелей отъехала в сторону, засосав и порвав штору. За ней оказался небольшой элеватор. – Молитесь, чтобы он был быстрым, – Дитрих затолкал регента, Нортона и Акрию внутрь. В распахнутых глазах леди Сконты плескался ужас. Нортон чувствовал то же самое, но, к счастью, его глаза никто не видел. Нортон ударил по панели, и элеватор рухнул вниз, сердце подскочило к горлу. Пальцы Акрии впивались в его наплечники, невероятная тряска била их четверых друг об друга, и краем глаза Нортон видел, как лиловеет сияние вокруг нагрудника арбитра-сеньорис. Подбородок Дитриха был напряжен, он впился зубами в нижнюю губу так, что выступила кровь. Он ускорял элеватор. Скрежет механизмов смешивался с доносящейся извне какофонией. Регент визжал молитвы – другого слова было не подобрать. Впрочем, Нортон знал, что и сам молится вслух. Их бросило на пол, элеватор замер. Дитрих, покачнувшись, распахнул дверцу ногой и потащил лорда Сконту наружу. В конце узкого длинного ангара виднелся свет, но перед глазами Нортона все плясало. – Возьми Акрию, – распорядился Дитрих, и Нортон машинально повиновался. – Где выход? – Там маши… Дитрих бросился в указанном направлении, по дороге бросил руку губернатора-регента и, к ужасу остальных, вырвал дверцу машины. Фантастическая сила, которую он вдруг обрел, мешала Нортону двигаться, думать… Или это не сила, а отзвуки ужасной песни? Ключ был в зажигании – или Дитрих завел машину каким-то другим способом, никто не успел заметить. – Внутрь! – рявкнул он так, что не выполнить приказ было невозможно. В тот момент, когда бронированный транспорт регента-губернатора сорвался с места в сторону выезда из дворца, высоко над ними прогремел взрыв.***
Нортон пришел в себя от щелканья вокса. Голова раскалывалась всякий раз, когда кто-то пытался вызвать его на связь. Медленно возвращалось чувство собственного тела. Его как будто переехали несколько раз. – Арбитр? Он с трудом разлепил веки. Поднял голову. Перед глазами была сетка трещин с выпавшими кусочками стекла. – Вы живы! Пятна исчезли, и он смог рассмотреть леди Сконту. С поцарапанного грязного лица на него испуганно смотрели синие глаза. Машина лежала на боку, понял он. И он, кажется, едва не вылетел в окно – а по пути придавил собой дочь регента. – Простите, – просипел он и попытался сползти. Пахло ужасающе знакомо. Дым и гарь. Немного масла… – Выбирайтесь оттуда, – послышался голос Дитриха. Щелк. Щелк. Падающий лифт, безумный грохот… и воистину демонические звуки из динамиков по всему дворцу. Щелк. Щелк. Он протянул руку леди Сконте и помог ей выбраться из машины. Его глазам открылся вид на дворец губернатора-регента – прежде прекрасный образец дохарской архитектуры теперь походил на пылающий факел. Дитрих поддерживал губернатора, подставив ему плечо. Тот не отрывал взгляд от пожарища. Покачнувшись, Нортон шагнул к Дитриху: – Ты едва нас не убил! Щелк. Щелк. – Я вас спас! – отрезал тот. – Успокойтесь, Эстерман. – Какого дьявола! Что ты там устроил, гребаный колдун?.. – Заткнись! – голос Дитриха ударил по ушам с какой-то особенной силой, и Эстерман понял, что не может сказать ни слова. – Я приношу извинения за резкость, – Дитрих стер кровь с губ. – Если бы я объяснял вам всем, что происходит, мы были бы уже мертвы. Нортон наконец-то стянул поврежденный шлем. В уши ударил шум подъезжающих машин и сирены спасателей. Губернатор-регент обмяк – и упал бы на колени, если бы не Дитрих. Акрия Сконта тихо, но истерично всхлипывала за спиной Нортона. Щелканье из шлема звучало по-прежнему. – Да, – хрипло выдохнул он в вокс, поднеся микрофон к губам и глядя на свое изломанное отражение в битом стекле. – Эстерман! Ты жив! Дворец губернатора-регента взорван! Все… – это была Кильян. – Я стою рядом, – он сглотнул. – Где рядом? Что произошло? Провост Шутта и Маршал Ранес сейчас прибудут туда! Где ты? – Я и… – он моргнул. – Ты вспомнила? – Что? О чем ты говоришь? – Ты вспомнила, где слышала ту песню? – спросил он. В голове было совсем пусто. – Идиот! Арбитр Нортон Эстерман выронил шлем. Блуждающим взглядом он пробежал по изуродованному дворцу, мрачному Хунну Дитриху и перевернутой машине и упал на рокрит.