***
На Дитриха изменения гравитации не действовали. Он шел, не отвечая, даже не оборачиваясь на крик Барра, а окружавшее его сияние становилось все сильнее. Одна за другой слетели печати, подхваченные ирреальным ветром. Нортон чувствовал пробирающий холод. По ребристому полу скользили тусклые лиловые блики – над головами арбитров началась ужасающая феерия. Он скорее услышал, чем понял, как тяжелой поступью движется навстречу Дитриху оживший «Страж». Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться: оператора внутри не было, зато к горбатой спине шагохода тянулись из сферы под потолком широкие, дрожащие кабели, и там, где они входят в металл, клубился туман. – Рад, что вы здесь, – три голоса – механически-скрипящий, низкий и почти похожий на человеческий – звучали синхронно. Механические руки замерли, открывая взгляду Лордов-фабрикаторов До-Хара. Ониксово-черные части лиц не отражали свет, а на остальных механических элементах играли отсветы запечатанного варпа. Нортон проклял себя за то, что раньше не обратил внимания на сходство… фантастическое сходство вспомогательных рук Коши и механодендритов Холлерни-213. Не заметил, как похож логис корпусом на Холлерни-214… Он был собран из их деталей! Или… Или они созданы из него? – Теперь я могу закончить эксперимент, – продолжили Холлерни хором. – Я не так представлял его себе, но раз вы пришли сами и привели с собой псайкера класса эта, я просто не могу устоять. Это было бы преступлением против пути знания, – Холлерни-214 склонил голову набок. Нортон скосил взгляд. Барр сжимал стаббер, но лежал неподвижно. Игрин… Игрин был мертв. Под его головой расплывалась лужица крови. Прямо перед трансформацией Коши он пытался связаться с другими арбитрами; видимо, Песня догнала его – и убила. Шпилька была где-то за спинами магосов, Нортон не видел ее, но, скорее всего, она потеряла сознание. А возможно, тоже была мертва. Ведь по трубе, рядом с которой она лежала, текла энергия Имматериума. Холлерни-212 вышел вперед. Барр мгновенно вскинул оружие, но ничего не вышло: со стремительностью, которую вряд ли можно было ожидать от техножреца таких габаритов, Лорд-фабрикатор выбил стаббер, сгреб арбитра с пола и отбросил далеко назад. Падение при подобной гравитации должно было быть тяжелым и болезненным, но Нортон услышал только стук доспеха. – Путь знаний? – спросил он хрипло, уже представляя, как Холлерни-212 сейчас просто раздавит его голову. – Запретных знаний? Твоя вера допускает такое, а? – О, вера не имеет значения, – прощебетал Холлерни-213. – Душа – совесть разума? Вот они, истинные духи, – его механодендриты обвели все помещение. – Они работают на меня сами. – Что ты за тварь? – Я – логис Коши, – ответили две пары серебряных губ и один вокс-передатчик. – Я магос Фарасс, десятилетиями успешных исследований заслуживший перерождение в Холлерни-212. Я магос Кассиопея, ставшая Холлерни-213. Я конструктор Оберн, обращенный в Холлерни-214. Я – Триумвират. Он готовил это почти столетие! Нортон не помнил точно, когда первый из правящей троицы занял место Холлерни-212, возможно, это было лет семьдесят-восемьдесят назад. Последний – всего тридцать шесть… Даже если так, в любом случае, этой базе не десять лет. Как же давно здесь проходят запретные эксперименты? – Что… ты хочешь сделать? Холлерни-213 замер рядом со «Стражем», конечности которого отчаянно дергались. Та, что заканчивалась ракетометом, вращалась с истерическим скрипом, а клешня стучала и щелкала. Кабина оператора открылась, и из внутренностей боевой машины вырвался дым. – Теперь, когда у меня есть настоящий псайкер для обработки имматериальных ресурсов, я смогу наделить Песню достаточной силой, чтобы подчинить все население До-Хара. Погибнет около сорока трех процентов жителей, еще девятнадцать неминуемо потеряет рассудок, но остальные станут необходимой рабочей силой, пока я не построю достаточно совершенных слуг. Потери среди Адептус Механикус будут меньше, но у меня достаточно ресурсов, чтобы искоренить недовольных. Нортон, упираясь ладонями в шероховатый пол, приподнялся. Так все-таки это место – тайна даже для других шестеренок? Холлерни наблюдали за ним почти равнодушно. – Ты не способен оценить масштаб этого эксперимента, к сожалению, – Холлерни-214 протянул руку в сторону, и что-то заставило коммутаторные станции защелкать, настраиваясь на разные волны. – Для тебя это просто сверхъестественное чудо, арбитр. Ближайший к нему вокс-терминал взорвался, и искры мгновенно породили цепную реакцию. Гневный гул и стрекот заполнили помещение – Холлерни синхронно обернулись. Шпилька, откинув голову назад, с усилием подняла руку. Та дрожала от напряжения. – Выкусите, твари, – прохрипела она, из последних сил швыряя еще одну гранату. Та разорвалась внутри следующей станции с вокс-сотами, прежде чем самая крупная из механических клешней, повиновавшихся Холлерни, размазала ее об пол. Коммутаторы искрили один за другим, нарушая целостность каналов связи. Гравитация вернулась в норму.***
– Ты принадлежишь мне до самой смерти. Голос не был знаком. Он вообще не был одним голосом: в нем соединялись знакомые и незнакомые нотки и тембры. Он отдавался эхом в голове Дитриха. А сопровождала его музыка. Песня. Дитрих начинал различать в ней отдельные отрезки, не поддающиеся логике, но казавшиеся по-своему… совершенными. Гул, почти громоподобный: – Твой мертвый бог тебе не поможет. Мы можем тебе помочь. Детский голос, голос Мелиссы Остры: – Твоя совесть не чиста, да, Хунн? Арбитр-сеньорис Хунн Дитрих? Скрежет Холлерни-213: – Мы знаем о тебе все. Ты никогда не был частью Адептус Арбитрес. Адепт Кирхе, еще один человек, от которого он зависел первые годы службы, почти шепчет на ухо: – Ты – не такой, как они. Ты лучше них, Хунн, ты можешь такое, отчего они все сходят с ума. Упрямый следователь Нортон Эстерман поднимает взгляд и фыркает: – Но ты всегда думал, что это неплохо, да, Хунн? А теперь ты видишь, что Маршал поддалась гордости. Вы здесь, потому что она боится. Ты здесь, потому что она предала тебя. Дитрих хотел затрясти головой, заткнуть уши, но он не просто потерял контроль над своим телом – он будто потерял само тело. – Ты можешь освободиться. Можешь наказать ее. – Все хорошее, что она сделала для этой маленькой планеты, уже в прошлом. – Никто, кроме тебя, не восстановит справедливость, Хунн. Мы поможем тебе. – Мы поможем тебе. – Мы станем тобой. Физическая боль пришла неожиданно. Электрический разряд, не сильный, но шокирующий, пронзил его от пластин на затылке до кончиков пальцев. Тело вернулось – или он вернулся в тело… Но пошевелиться он не мог. Острые штыри пригвоздили его к неудобному, жесткому ложу, ноги оплели провода. Под напряженно согнувшимися пальцами двигались какие-то тумблеры и рычаги. Дитрих попытался вывернуться, но жесткие ремни удерживали его в полулежачем положении. Он открыл глаза – и увидел тесную кабину, мерцающие лиловым огоньки на панели, узкую прорезь бронированного стекла. Он был внутри «Стража». И «Страж» удерживал его против воли, сжимал, вдавливал в себя. Словно был… живым? «Страж» зашевелился, и каждое его движение отдавалось болью в мышцах псайкера, будто он был подключен к нему. Это было бы возможно, только если бы он обладал разъемами оператора… Но демонов, которых Холлерни заточили в этой машине, не интересовали возможности реального мира. – Ты принадлежишь нам, – пульсировало в голове. Дитрих стиснул зубы, собираясь с силами, чтобы заткнуть голоса демонов, и понял, что не сможет вырваться. Хватка демонической машины была настолько сильной, что деформировала тело. Кости трещали, но Дитрих понимал, что даже если ребра сломаются и пробьют легкие, он не погибнет. Он просто… срастется со «Стражем». И оттого хотелось забыть про то, что его тело вообще когда-то существовало. Чем он заслужил боль, верной службой? Тем, что прожил так долго, слишком, быть может, долго? Он застонал, но не услышал себя – все заполнял шелест трущихся друг о друга кабелей. – Не сопротивляйся, – прошептала Мелисса пугающе взрослым голосом, и ребристая ладонь, слишком холодная и слишком твердая, коснулась его щеки. Дитрих медленно закрывал глаза. Снаружи один из Лордов-фабрикаторов приводил в порядок поврежденные вокс-станции. Значит, его отряд продолжал бороться. Продолжает… – Хорошо, – затылок отозвался острой болью. Каждый вдох, который Дитрих делал внутри оскверненной машины, отравлял его варпом все сильнее. Когда он попытался пошевелить рукой, то ощутил, как вращается встроенная в корпус пушка. – Я стану вашим. «Но ваша сила станет моей».***
Боль, пронзившая виски Нортона, заставила его скрючиться на полу, несмотря на то, что ему больше не казался невыносимым собственный вес. Он съежился, держась за голову, и Холлерни даже не обращали – не обращал? – на него внимания. У него мгновенно появилось куда больше забот, чем они предполагали. Что-то стучало в голове, будто пыталось вырваться наружу… Или, наоборот, проникнуть внутрь? Завладеть разумом арбитра подобно тому, как Песня поселилась в голове Тьюра? Вот только Песня сейчас не звучала. Что-то шептало, шипело, сдавленно бормотало – или срывалось на крик, но слишком невнятный, чтобы Нортон мог услышать. Да Нортон и не хотел слышать! «Всемогущий Император, защити…» «Эсссс…» «…мой разум от черного…» «Эстерман!» Он вздрогнул и закашлялся от внезапного приступа рвоты. Горло сжалось. «Эстерман, приходи в себя, ну же!» Нортона все еще тошнило, но он все же был способен узнать обращавшийся к нему голос. Сквозь красноватую дымку перед глазами он взглянул на шагоход, окутанный демоническим мерцанием. – Ди… – начал он. «Заткнись! Бери Барра и убирайтесь отсюда!» – Что ты… «У этого тела, по крайней мере, нос не чешется, – ирония Дитриха взорвалась в мозгу Нортона маленькой осколочной гранатой. Псайкер только усмехнулся, а у него уже свело все мышцы. – Прости. Трон, я не могу… Не уверен, что… Просто думай! Я в твоей голове, Нортон, и, клянусь, на этот раз адепт Кирхе не сможет наложить на меня епитимью!» Голос Дитриха искажался. Отзвуки Песни в нем становились все сильнее, и Нортон в панике пытался изгнать его прочь. Но молитвы не помогали – Дитрих прижал его к полу, окунув лицом в рвоту, и продолжал: «Ему плевать, если ты побежишь. На восстановление вокс-станции уйдет не так много времени, и если ты не будешь мешать ему, он просто оставит тебя в покое. Ты ведь все равно станешь жертвой Песни. Весь До-Хар станет». «Милосердный Император!» – Нортон никогда не думал, что формулировать мысли так сложно. Все, что он сейчас мог себе представить, это как вскоре его тело мутирует и взрывается, как это произошло с его отрядом в улье Лерна. «Я знаю все, что знают они, – качнулся «Страж», и Нортон понял, что не хочет знать, кто такие «они». – Я знаю, что все мертвы. Вы с Барром должны активировать взрывчатку». «Как мы сможем?» – с трудом спросил он. «Есть кое-что, чего ты не знаешь, – снова усмешка – и снова вспышка в мозгу. Но на этот раз сожаления в призрачном голосе не было. – Я продолжил эксперименты над 40-417. Пока ты пил с Кильян, я отвез его в Дом Благодатной Силы… Убедил адепта Кирхе… П-6 активируется не… Кильян создала имитацию… Не соответствовала оригиналу… Ауспики… Ауспики не видят П-6, потому что он создан здесь, под влиянием варпа. И взрывается он… Пирокинетическое пламя…» Речь Дитриха превратилась в бесперебойное тарахтение. Слова едва можно было разобрать. «Постой…» «Заткнись! – ментальный приказ на мгновение избавил Нортона от всех мыслей. – Обработанные Песней люди… Детонатор… Они взрываются сами, и П-6 реагирует на частицы демонической…» Шагоход затрясся с оглушительным лязгом, и тянущиеся к нему сверху провода начали рваться. Вырывавшаяся из них энергия клубилась в воздухе, похожая на фиолетовые завитки дыма. «Холлерни о нем ничего не знает. Первая группа была в квадрате 3-А. На посту остались в строю три сервитора, – «Страж» сделал первый шаг и едва не упал. Холлерни-213 пришлось уклониться от неловкого взмаха клешни. – Капсула звукоизолирована. Тебе достаточно просто открыть ее – и уйти. Когда Холлерни активирует Песню, здесь все взлетит на воздух…» Голос затихал. Нортон понял, что дрожит и глотает слезы, как ребенок, но был ли это он – или Дитрих управлял его телом? Уверен он был только в том, что чувствует боль и тошноту. «Они сильнее меня. Я теряю… – оглушительный всхлип в голове. – Трон, я…» «Страж» издал оглушительный металлический визг. В нем звучала ярость и агония. Стальные когти клешни заскрипели по металлическому полу, оставляя борозды, но, несмотря на неестественную позу, шагоход не терял равновесия и не заваливался вбок. Нортон попытался присмотреться и не разглядел за бронированным стеклом ничего, кроме мешанины проводов. Невозможно было представить, что Дитрих внутри. Если он, конечно, еще был жив. Еще был собой. Нортон отползал назад, наблюдая, как одержимая машина пытается замахнуться на Холлерни-213 снова. Но потому ли, что внутри был Дитрих? Может быть, потому что демоны, получив его, получили и свободу – и не прочь перемолоть Триумвират в труху?.. Так или иначе, времени было мало.***
Теперь Дитрих был слеп. Вернее, он видел, но не мог ни на чем сфокусироваться. Останавливая взгляд на том или ином объекте, он видел решетку прицела, но все остальное вокруг было таким же четким. Это отвлекало, сводило с ума, почти так же, как воющие демоны в его новом теле, поэтому он старался просто никуда не смотреть. Если бы это было возможно! Никаких молитв, сопровождающих аугметирование. Его просто превратили в часть машины, как Экклезиархия поступает с еретиками. Живое оружие, лишенное рассудка. Удел аркофлагеллянтов – постоянная боль и безумие, неконтролируемая агрессия и служение военным силам церкви. «Страж», поглотивший Дитриха, служил Холлерни – и код, прописывающий повиновение, жалил не меньше, чем штыри, через которые его кровь постепенно сменялась чем-то другим. Духи варпа, слабые демоны, запечатанные в «Страже» вместе с псайкером, не могли игнорировать этот код. Не в силах преодолеть его, они хотели просто уничтожать. Дитрих не мог найти такого уголка в собственном сознании, куда мог бы спрятаться. Вынужденный покинуть разум Эстермана, он почти сразу забыл о нем и теперь пытался вспомнить, что нужно сделать еще. Что-то невероятно важное. А потом поступил приказ. Приказ был хлыстом, ударившим прямо по обнаженному, измученному присосавшимися демонами сознанию. Дитрих шагнул в сторону, едва сохраняя равновесие, и понял, что поднимает оружие, целясь в двух маленьких людей, покидающих зал Песни. Переключение режимов. Псионическая энергия насыщала патроны так же, как прежде могла заполнять человеческий разум. Выстрел – это форма освобождения. Освобождения. Свобода. Дитрих не мог вспомнить, почему ему не надо стрелять.***
Нортон продолжал тащить Барра за собой. Дитрих дал им время выбраться, хотя спустя всего несколько мгновений после того, как арбитры скрылись в коридоре, открыл огонь и начал преследование. Медленные тяжелые шаги «Стража» звучали будто бы в самом сердце. Придя в себя, Барр смог идти сам. Даже несмотря на то, что он хромал, арбитры все равно двигались быстрее машины. По крайней мере, стук затих где-то далеко позади. Вдвоем их шансы справиться с остатками сервиторов у капсулы гораздо больше, но Нортон понимал, что не бросается бежать не только поэтому. Он тянет Барра с собой, потому что приходит в ужас от мысли, что придется остаться в одиночестве. Здесь, в этом логове еретиков и колдовских машин. Это малодушие не делало ему чести, но про честь Нортон сейчас и не думал. – Песни нет, – Барр прислонился к стене. – Я вызываю воздух. Нортон удивленно взглянул на него. Сердце давно билось уже где-то в глотке, но Нортон все равно почти смирился с тем, что его ждет смерть. Их обоих ждет смерть. – Вы думаете, мы успеем… – Если будешь шевелиться, успеем, – отрезал арбитр-сеньорис и двинулся дальше. Место, откуда передала последний сигнал первая группа, было уже рядом.***
– Пусть нашу ярость в небосклон Несут с молитвою сердца… Он все еще пел, и можно было предположить, что он делал это все время, пока его волочили в этом гробу. Нортон содрогнулся, услышав голос 40-417 снова. Барр высадил несколько пуль в голову последнего сервитора. – У них тут немного охраны, – сказал он. – Должно быть, скитариев тоже обрабатывали Песней, чтобы сюда загнать. – Обрабатывал, – мрачно поправил Нортон. – Этот ублюдок один. Дитрих их больше не преследовал, и это вселяло надежду. Но Нортон сомневался, на что нужно надеяться. Что он погиб? Что он справился и освободил свою душу? Первое отдало бы его на растерзание варпу, а второе… Второе вряд ли возможно. Нортон говорил себе, что это не так, но на самом деле… – Ты верь до самого конца, И будешь ты спасен. – Да заткнись ты! – в сердцах зашипел Нортон. – Всемогущий Император, защити мой разум… – Ему здесь и не нужно много охраны, – Барр пожал плечами. – У него есть Песня, чтобы обезоружить всех, кто сюда придет. Рабы нужны ему не на полюсе, а там, – он махнул рукой куда-то наверх. И кто знает, сколько их пробудится. – И даже в самый страшный час Ничто не поколеблет нас… Первая группа сказала, что нашла здесь склад П-6. Нортон сомневался, за какой именно из этих одинаковых дверей, но проверить их все они всё равно бы не успели. Тьюр упал на колени и прополз немного вперед. Он потянулся к Нортону тощей рукой, но тот отшатнулся. – У нас не больше десяти минут, чтобы добраться до шахты, – Барр недовольно огляделся. – Что если это не сработает? – Нортон сделал еще один шаг от растянувшегося по земле Тьюра. Заключенный 40-417 пытался подняться, но не мог. – Ничего не поможет, если только ты не умеешь взрываться, как варповы куклы, – в голосе арбитра-сеньорис слышалось презрение. – Как Дитрих вообще с тобой работал, – процедил он. – Ты же только ноешь. Как он работал? Нортон сглотнул. Например, залезал ему в голову… Или шантажировал, спекулируя чувством долга. А теперь и вовсе, возможно, рыщет их по коридорам базы, чтобы их прикончить. «Надеюсь, Он тебя простит, – Нортон последний раз взглянул на стонущего Тьюра, перехватил дробовик и бросился следом за Барром. – А я должен выжить. Клянусь, все это не останется тайной!»***
Новое тело приводило его в восторг. Мощь и тяжесть каждого шага пробуждали в душе сладкую дрожь. Его имя было номером, сочетание букв техно-лингвы и цифр в котором приводило его в экстаз. Каждый вырывающийся из дула снаряд свидетельствовал о разрушительной силе, которой он теперь обладал. Каждый выстрел – крик, который он издает, тревожа постыдно-живую реальность вокруг техногенным колдовством… Ярость кипела в его жестких венах, пропитанных духом истинной мощи. Запредельной, искрящейся мощи. Внутри «Стража» Дитрих осознавал свое новое предназначение. Он – наиболее совершенный ретранслятор. Он – произведение технического искусства. Машина покорила его, чтобы повысить функциональность и вознести над всеми существами из плоти и крови. Ни один псайкер не может надеяться на вечную жизнь – а он может. В его венах течет демоническое топливо, а его сердце не стучит, а гудит, как настоящий варп-генератор. Повинуясь приказам, он должен был покинуть этот зал и нагнать сбежавших людей. Однако что-то не давало Дитриху выйти – он рвался наружу, но вместе с тем неловко топтался у ворот. Создатель вскрыл корпус «Стража», и теперь касания тонких пальцев щекотали его внутренности. Он пытался понять, где закралась ошибка. Ошибка, болевое пятно. «Страж» стоял и, сгорая от нетерпения, ждал, когда перепрограммирование завершится. Реальность виделась ему совсем иначе: теперь окружавшие его когитаторы и вокс-станции превратились в одну энергетическую сеть – он видел только потоки, соединяющие массивные машины одну с другой. Видел бьющееся сердце, от которого зависела связь между ними. И то, что заставляло это сердце биться… Поток из недр планеты, тщательно, со всей предусмотрительностью изолированный его совершенными создателями. В плену демонической машины Дитрих взвыл, и вместе с ним взвыли демоны. Холлерни-213 был отброшен в сторону, и шагоход повернулся к трубе, выходящей из шахты. Уязвимые места конструкции выделялись мерцающими точками перед его всевидящим взглядом. Что-то важное – это разлом, который необходимо закрыть, чтобы варп не вырвался наружу. Духи Имматериума позволили ему поговорить с Эстерманом и дать тому уйти лишь потому, что взрыв полярного комплекса Холлерни им необходим. Он принесет освобождение тому, что таится там, в глубине. А значит, надо загнать их обратно прежде, чем эту базу поглотит земля. Звуки Песни уже звучали вокруг, разливаясь по коридорам. Несколько секунд – и они вырвутся наружу, преодолевая расстояние, поглотят всю планету от северного полюса до южного. Песня встряхнула Дитриха, привела его в себя, и вместе с осознанием вернулась боль. Инстинкт самосохранения пытался загнать его обратно в кокон иллюзорной власти, и он с трудом отмахивался от него, как и от рвущих его душу искрящихся зубов демонов. Холлерни опоздали на несколько секунд. Ракета «Стража» взорвала когитатор, управляющий насосом, и аварийная система пробудилась, перекрывая энергетический поток. Поле Геллера задрожало и начало ослабевать, и экстренное перенаправление варпа из него перегрузило большинство цепей. Песня зазвучала громче, и ей стало вторить механическое эхо. Манипуляторы-клешни вонзились в его корпус, разрывая на части, но для Триумвирата Холлерни было уже поздно.