Бессмертие. Проданная душа.

POV Кози       Проснувшись утром следующего дня, я подумал, что неплохо бы было хорошенько позавтракать, но, увы, моим мечтам было бы суждено сбыться только если я освобожусь из заключения, а для этого следовало найти что-либо, что могло бы разжечь огонь. С огромным трудом я отыскал в каморке два отсыревших полена. С их помощью я мог бы разжечь огонь, но их надо высушить.       Я достал нож и стал подковыривать камень в стене. При больших усилиях я бы смог проделать в стене небольшое окошко, а просунув через него сырые полена, их можно будет высушить.       Через некоторое время моя цель всё же осуществилась, и поленья уже лежали, греясь на солнце. Я был обессилен и в изнеможении лежал у стены, запрокинув голову назад. Сил не было совсем, но надо было бороться за свою жизнь и уж тем более за жизнь моей возлюбленной Маны.       Монахиня, насколько мне известно, спать легла совсем недавно, лишь с наступлением рассвета. Хорошо, что я догадался проделать окно подальше от кровати, на которой спала Мана, а иначе лучи могли бы повредить её бледную кожу.       Мне хотелось есть, но в каморке не нашлось ничего съестного. Пугающая обстановка могла бы отбить аппетит. Не каждому смертному, думаю, было бы приятно завтракать в обществе спящей монахини-вампирши и гниющих трупов, так что о еде я сейчас мог только мечтать.       Этой ночью я планировал уже разжечь погребальный костёр для Дракулы, если тот придёт. По физиологическим особенностям вампиров это может случиться только ночью, поэтому мне сейчас надо поспать, дабы запастись хоть какой-то энергией. Таким образом я опять заснул.

***

      — Кози, проснитесь! Граф уже близко. Я чувствую его присутствие. – несколько тревожным голосом лепетала Мана, изо всех сил тормоша меня за плечо.       Я нехотя поднялся с холодного пола и достал как раз подсохшие полена из "окна", которое тут же загородил камнем.       Монахиня уже приготовилась к побегу и встала у двери. Невольно я залюбовался ею. Всегда спокойное выражение лица, несмотря на волнующие душу обстоятельства, вновь было главной характеристикой возлюбленной. Я не мог ею не восторгаться. Она была очаровательной, будто гипнотизировала меня.       Стук каблуков уже во всю раздавался в коридоре, а сердце моё забилось сильнее. Боже, помоги мне!       Скрежет ключа в замочной скважине сильно раздражает, но, надеюсь, я слышу его в последний раз. Дверь открывается, и сюда заходит вампир. Мана сделала шаг к двери, но внезапно повернувшийся Дракула схватил её за руку. Возлюбленная попыталась вырваться, но граф обхватил её руками так, что она совсем не смогла двигаться, и впился в шею, по которой тут же скатилась струйка алой крови.       Изо всей силы я начал тереть полена друг о друга и, наконец, огонь появился. Вампир уставился на меня диким взглядом, отпустил Ману и бросился на меня.       — Погаси огонь! Быстрее! Ты не посмеешь этого сделать! – вопил он, заметно скукожившись, ведь в комнате уже стало довольно жарко.       Ухмыльнувшись, я покинул каморку вслед за монахиней и закрыл дверь.       Через час огонь погас, и вопли стихли. Когда я зашёл обратно, там не осталось ничего, кроме праха Дракулы и праха тех несчастных гнивших мертвецов. Сгребя в горсть прах графа, я вышел на улицу и выкинул его с обрыва. Порыв ветра развеял его. Теперь никакая опасность не грозила нам.       Я пошёл обратно к воротам, где меня должна была ждать возлюбленная, но её там не было. Может, вампир оставил Ману где-то в самом замке, и она лежит там без чувств?       Из последних сил, что ещё немного теплились во мне, я бросился в замок. Оббежав почти все комнаты, я уже, было, отчаялся, но когда я увидел лежащую у гроба в склепе Ману, то сразу успокоился. Аккуратно взяв её на руки, я вынес возлюбленную из замка и пошёл домой. Лишь оказавшись в городе, я поймал карету, и отплатив проезд кучеру дорогим кольцом за неимением денег при себе, назвал свой адрес.       Уже дома я приказал слугам отнести Ману в комнату, находящуюся по соседству со мной, а сам привёл себя в порядок, пообедал и, несмотря на упадок сил пошёл к Мане.       Она всё ещё не пришла в себя, но даже в бессознательном состоянии, с лицом, испачканным кровью и грязью, в изодранном и не менее грязном, чем лицо, монашеском одеянии, для меня не было никого прекраснее на всём белом свете.       Теперь возлюбленная, скорее всего, как только выздоровит, вернётся в монастырь и с чистой душой продолжит служение Богу. Моя любовь даже не сможет существовать. Это неправильно, в конце концов!       Время тянулось нещадно долго, а Мана ещё не очнулась. На улице уже было темно. Я попросил Лизу проследить за Маной и сообщить мне сразу, если она очнётся, а сам отправился к себе.