Сумасшедшие ночи на двоих

      Парень, бросив последний взгляд на розоволосую, скрылся с комнаты, закрыв за собой деревянную дверь.       Резкий удар, и я в смятении открываю глаза. Что за черт?       Я села. В помещении было темно, но не настолько, что не было видно. Полутемно, полусветло — так это можно назвать.       — Я что, умерла? — вслух вырвалось у меня. До меня сразу не дошло, что я сказала, но для достоверности с силой ущипнула себя за руку. — Ай!       Значит, жива... Слава богу. А то уже подумала невесть чего.       Я попыталась встать, и тут начала ныть поясница от недавнего удара об пол.       Проклиная все, на чем свет держится, я все-таки смогла встать, да и зад уже переставал ныть, отдаваясь неприятным покалыванием. И на кой черт я упала с кровати?!       Тут в голове начал крутиться разговор с Долом: об отце, наследстве, Солотошине. Настроение упало ниже плинтуса, и стало как-то не по себе. И зачем только вспомнила? Жила бы как раньше, так нет! Сама позвонила этому Долу! Идиотка...       За что мне все это?...       — Я Вас внимательно слушаю, — с сарказмом процедил иссиня-волосый парень, особенно выделяя слово «Вас». Его весьма не устраивало то, что его потревожили и увели в непонятный кабинет, в котором пахло книгами и одеколоном. Этот запах был ему не противен, но и не приятен. Просто не привык.       — По моим источникам, ты и твои парни собираетесь на праздник, так? — На секунду лицо парня одарило некой злостью в перемешке с удивлением, но, быстро взяв в себя в руки, Икуто сел на деревянный стул. Его лицо не выражало никаких эмоций, а губы выдaли:       — Какая сука?       Конечно, риторичный вопрос, на который я никогда не получаю ответ, но все равно его задаю.       Я вздохнула и кинула взгляд на часы, стоящие на тумбочке и служившие мне будильником — полседьмого. И тут я чертыхнулась. Школа, совсем забыла о ней! А уроков же много!       Я начала метаться по комнате в поисках дневника и учебников...       «Какая теперь разница? Все равно бестолку. Я только пешка, чтобы охмурить Солотошена, — промелькнуло у меня в голове, но я тут же замотала ей, отгоняя ненужные мысли. — Мне надо побыть одной, нет, с кем-то, и я знаю... с кем».       Я резко встала и, подойдя к столу, взяла свою школьную сумку. Вытряхнув из нее содержимое, начала запихивать другие книги, благополучно взятые со школьной тумбочки, и дневник, валявшийся на полу вместе со школьными, ненужными на завтрашний день учебниками.       — Пожалуй, ты прав, но...       — Просто скажи: какая сука у меня рылась? — нервы ни к черту, и парня это все начало бесить и раздражать. А еще жутко злить, что какой-то пидор вел за ними слежку. Но ведь он никого не замечал и не видел... Значит, это кто-то из своих, в чем парень сомневался... Значит, кто-то из пионерчиков.       — По-моему, я все сказал. — Брови парня нахмурились, а руки сжались в кулаки. Было ясно: либо он не воспринимает парня всерьез, либо ссыкует за своих крыс, либо просто не доверяет.       — По-моему, ты ничего не сказал.       Закончив со всем этим, я выскочила на балкон, попутно перекинув сумку через плечо.       Времени размышлять на то, как выбраться отсюда, не пришлось. Я, собрав всю свою смелость в кулак, залезла на перила.       Сердце начало биться с новой силой, руки затряслись, в глазах застыл страх, а в голове так и крутилась мысль: «Я смогу!»       Я закрыла глаза, чтоб не видеть сего ужаса моего провала и оттолкнулась с немым криком на губах.       Вся жизнь пролетела у меня в глазах: вот злой отец с размазанной розовой помадой на губах и коряво накрашенными ярко-красным лаком ногтями как на ногах, так и на руках. Хех, моя работа... он тогда мой торт съел, за что поплатился. Вот мой первый поцелуй в комнате у Икуто. Вот и второй... третий. Вот счастливая мать на руках у отца...       Нет, я не должна умереть! Пусть сейчас и плохое время. Пусть все плохо. Пусть вокруг меня ложь, но я дочь самого влиятельного человека в Японии, и я не могу вот так вот взять и сдаться! Меня не этому учил отец! И я докажу всем, что достойна всего того, что завещал мне он!       Тут глухой удар, и я робко открываю глаза. Вроде не упала и хорошо приземлилась.       Хотя «приземлилась» сильно сказано. Повисла на этой самой ветке...       Что-то я расфилософствовалась в самом деле, одна ерунда в голову так и лезет.       Я облегченно вздохнула и так же выдохнула. Ладно... и похуже бывало... Слава богу, что допрыгнула и вообще прыгнула, поэтому сейчас главное не упасть...       — Такими темпами мы с тобой не сработаемся.       Парень откинулся на деревянную спинку стула.       — Я смотрю, Вы уже все без меня решили.       — Ну, как сказать... — Он насупился и, поправив съехавшие на кончик носа темные очки, продолжил: — От такого предложения ты просто не сможешь отказаться.       — Ты так уверен в этом?       — Абсолютно.       Я подтянулась на ветке и ловким движением закинула на нее ногу, и с помощью ноги вновь подтянулась. И вот, вуаля! Получилось!       На радостях я быстро и без страха подползла к стволу дерева, и, медленно перевернувшись, трясущими ногами встала на выпирающие бугры дерева, искренне моля Бога, чтобы не оступиться и не упасть.       Да... Конечно, перспектива упасть меня вообще не устраивала, да и к тому же прежние «боевые раны» все еще давали о себе знать.       И вот, наконец, ноги твердо стояли на земле, и я, чуть ли не прыгая от счастья, метнулась по еще светлым улицам, стараясь как можно дальше убежать от своего дома...       — Где гарантии того, что я могу тебе доверять?       — У тебя нет выбора. Аму будет жить у меня, — Икуто ни капли не усомнился в своих словах, а на лице не дрогнул ни один мускул.       — Хорошо, только при одном условии.       — Каком?       — Ты станешь ей старшим братом.       — Могу я надеяться на что-то большее? — Парень слегка приподнял бровь.       — Она сама решит...       Тяжелая сумка с силой давила на плечо, но я не собиралась отступать, потому что мне нужен был совет... молчаливый совет дорогого для меня человека. Это странно, я знаю, но именно этого я и хотела на данный момент.       Быстрым шагом я шла к заветной цели — ловко лавируя меж людьми — к остановке, которая уже виднелась сквозь малую толпу людей.       — Я так понимаю, разговор окончен? — Парень приподнял бровь. Ему невтерпеж окончить разговор и увидеть Хинамори.       — Да. Hадеюсь, моя дочь будет в хороших руках.       Икуто встал с места, оперся руками о деревянный стол и спросил:       — Зачем тебе все это? Ведь отец, который любит свою дочь, никогда не рискнет ее жизнью и не отправит в лапы жестокому человеку.       Дол замолчал, понимая, насколько правдивы его слова и насколько он облажался с придуманным им рассказом, но сейчас надо выкручиваться:       — Как ты помнишь, я работаю у Солотошена охранником и втянут в его все аферы, поэтому мне весьма выгодно избавиться от него.       — Подвергая опасности свою дочь?       Вот и долгожданная остановка. Я оглянулась и, не заметив ничего такого, как Дол, который, судя по всему еще не заметил пропажу, облегченно вздохнула.       «Стоп... Икуто... Он же был со мной тогда в комнате», — я покраснела, вспомнив, как расплакалась и уснула на его плече. И что он подумал обо мне? Слабачка? Наверно...       От такой мысли стало неприятно и больно, но ничего... переживу...       Мои мысли прервал подъехавший автобус, как раз нужный. Я, не раздумывая, забежала внутрь и уселась на свободное, одиночное место у окна. Народа было, как ни странно, мало. Но удивительного в этом ничего нет, так как было уже позднее время, да и автобус после двух остановок едет почти час прямиком на кладбище, на которое, думаю, отправятся единицы или вообще никто, кроме меня...       — Хорошо, допустим, я поверил — это что-то даст? — Тсукиеми уже начинает это все бесить: как и подставной отец, так и его ложь.       — Со временем ты все узнаешь.       — Посмотрим...       В автобусе было душно, да и кондуктор что-то кричал, все ближе и ближе настигая до меня. И вы спросите, что нечем платить? А я отвечу «Да, нечем», но президент издал закон, что школьникам проезд в общественном транспорте бесплатен. Да и если придерутся, то у меня есть справка о том, что я действительно учусь, этому доказательство моё фото на «документе», номер класса, мои Ф. И. О., дата рождения и школьная печать.       — За проезд кто не заплатил — платим! — громким голосом, оповещая всех пассажиров транспорта, кричала весьма крупная женщина, уже стоя почти передо мной.       Она еще раз крикнула это предложение, при этом приняв деньги от не заплативших людей и давая им только купленные билетики.       Вдруг ее взгляд упал на меня, и, что-то злобно пробурчав, она пошла дальше, на ходу отталкивая пассажиров, чтоб пройти.       Вы подумаете, что женщина странная? А я скажу «Нет». Ведь бывали случаи, когда мне даже и со справкой не верили, что я школьница.       Я вздохнула. Хвала богам, что эта не препирается, иначе скандала бы не избежать...       Так как поездка в автобусе занимала целый час, то делать оставалось совершенно нечего, поэтому, порывшись в большой и, как я убедилась, тяжелой сумке, выудила салатовые наушники и такого же цвета чехол с беленьким смартфоном. Незамедлительно вставив наушники в телефон, принялась искать давно знакомые и любимые песни, как «Three Days Grace — Get out Alive», «Three Days Grace — Pain», «Dead by April — Losing you». Странный вкус у меня, но, увы, меня не изменить...       Поставив все три песни на повтор, вставила наушники в уши и нажала на «Play», и сразу же спрятала телефон в чехол, скрывая от ненужных глаз и держа его в правой руке.       В наушниках заиграла давно знакомая мелодия. Я расслабилась и закрыла глаза, вслушиваясь в любимый нарастающий темп гитары. Пожалуй, начало — самый любимый момент.       — Пожалуй, на этом наш разговор окончен, — сказал иссиня-волосый, бросив последний взгляд на мужчину, и уже собирался уходить, как тот его перебил:       — Спускайся вниз, а я соберу и приведу Аму.       — В этом нет необходимости, — фыркнул он, немного опешив от такого заявления.       Но мужчина был не так прост:       — Надо с дочей попрощаться.       Икуто вновь фыркнул, но кивнул и поспешил ретироваться на первый этаж — уж больно казался подозрительным этот мужчина, уж больно были холодны его слова. Но делать было нечего. Раз Он в доме Хинамори и принес ее на руках в спальню, то она ему доверяет, или...       Я чувствовала, как сон начал захватывать меня с головой, а к телу подступала нелепая усталость.       К счастью, что свою остановку я пропустить не могу — она конечная. И не разбудить меня они просто не могли, поэтому я со спокойной душой погружалась в темноту...       — Что за... — Мужчина буквально застыл в проходе, не веря своим глазам. Аму пропала и все факты на лицо: комната пуста, а посторонних шагов в коридоре он не слышал.       Дело дрянь. И Дол просто не мог поверить, что упустил ее из виду, было даже неизвестно: похитили или нет...       Мужчина широкими шагами направлялся на первый этаж, готовясь рассказать то, что парень весьма не ожидает услышать. И Икуто, хоть виду не подаст, взбесится.       Глубоко вздохнув, мужчина вошел на кухню и громко произнес слегка дрогнувшим голосом:       — Аму пропала.       Из его рук бы точно что-то выпало, если б он на данный момент держал какой-либо предмет.       — Как пропала? — до парня сразу не дошло, что именно сказал мужчина. Нет, дошло, но он категорически не хотел воспринимать факт, что Хинамори вдруг исчезла.       Но тут его взгляд поменялся с удивленного на спокойный и холодный, и, пройдя к входной двери, он кинул:       — Куда она могла пойти?       — Не знаю. — Мужчина пожал плечами и уселся за стол, пытаясь вспомнить все те места, которые любила его дочка, но, увы, Аму совершенно не похожа на Лину, и поэтому надежда на то, что Хинамори в парке или же в кафе, была чрезвычайно мала. Но проверить все-таки стоит, а еще стоит позвонить Лине, ведь вполне возможно, что Аму пошла к ней. А лучше всего позвонить самой Хинамори...       Я оглянулась. Вокруг было туманно и темно, и из-за этого простo невозможно было определить, где я нахожусь и что я здесь делаю. Это пугало.       Но, сглотнув подступивший ком в горле, пошагала вперед, пытаясь хоть как-то найти выход и покинуть это зловещее место, которое мне до жути не нравилось, ведь мое шестое чувство отчетливо твердило, что надо быстрей убраться с этого места, которое пахло неприятной сыростью и чем-то не живым.       Но с каждым новым шагом ничего не менялось, будто я иду на месте, но при этом все же передвигаюсь. Паника окутала с головой, а сама я начала накручивать себе, что никогда не смогу больше выбраться отсюда. Ведь я точно понимала, что нахожусь там, где не ступала ни одна нога живого существа.       А может, я... мертва?       Я тряхнула головой, сейчас не время думать об этом, главное, выбраться отсюда.       Но что-то давило на меня, не давая трезво мыслить, начать паниковать и кричать, поэтому, не выдержав, я сорвалась с места и побежала что есть мочи в устрашающую неизвестность, но, как назло, картинка не менялась и оставалась все та же: туманно и темно.       Я уже начала паниковать и поддаваться давлению, как вдруг на глаза попался кончик дерева, который раньше я не замечала, и, позабыв обо всем, быстро ринулась к нему.       На радостях, я не замечала, как сзади меня подступала темнота, которую я так сильно боялась...       Дерево начало отчетливо виднеться, и я, пробежав еще несколько метров, остановилась, заметив, что дерево было не такое, как обычное — голое и странное, нет, устрашающее. Как в фильмах ужасов.       В разочаровании я хотела развернуться обратно и побежать на прежнее место, как краем глаза заметила, что что-то за этим деревом есть. И немедля поспешила туда, превозмогая страх и боль в босых ногах.       Добежав до нужной цели, я остановилась, отмечая про себя, что это «что-то» является памятником, который показался мне смутно знакомым. К сожалению, инициалы я не увидела, поэтому, подойдя ближе к нему, присела на корточки и протерла застывшую грязь дрожащей рукой.       С ужасом прочитав «Тсукиеми Икуто», я упала назад с застывшими слезами на глазах. Этого не может быть.       Вдруг песок на могиле начал проваливаться вниз, словно его всасывало в землю, создавая что-то вроде воронки.       Страх пронзил все тело, и я с немым криком и ужасом в медовых глазах наблюдала за этой картиной, не в силах пошевелиться и попытаться убежать. Слезы потекли из глаз, как только что-то начало вылазить из могилы и противным голосом шипеть: «Беги...»       И тут меня словно окатило ледяной водой, и я, вскочив на ноги, развернулась и... застыла в ужасе: передо мной была бездонная тьма, которая тянула руки ко мне, словно хотела обнять.       Я закричала, захотела убежать, как меня кто-то схватил за руку и начал тащить вниз, будто пряча от этой тьмы, что тянулась ко мне, поглощая все вокруг.       Каким-то образом повернувшись, я застыла в шоке и сковавшем меня страхе: к себе в могилу меня тащил темный Икуто с синим лицом, не выражающим никаких эмоций.       Мое плечо грубо трясли, не обращая внимания на то, что я живой человек, и на то, что возможно у меня будет синяк. Открыв глаза, я недовольно уставилась на кондуктора.       — Девушка, конечная остановка. Освободите транспорт.       Я вскинула брови, но кивнула, вставая с сиденья, попутно складывая наушники и телефон в сумку.       И что только за сон? К чему это? Может, примета какая?       Я тряхнула головой. Бред, это, наверное, из-за того, что я много думаю о Икуто и отце, вот оно все и перемешалось в голове.       Выйдя из автобуса, я стала на неровный асфальт и только сейчас заметила, что я... босая.       Сука! Блять! Вот почему люди на меня так странно смотрели! И как я раньше не заметила?       «А если б и заметила, то все равно бы не вернулась», — промелькнуло у меня в голове, на что я грустно улыбнулась, медленно пошагав на кладбище, которое ни капли не устрашало своим видом. Оно появилось совсем недавно, поэтому было ухоженным и спокойным на вид.       Знаете... может, я на голову больная, но ночное кладбище, даже после того сна, меня не пугало, и я только с удовольствием шагала к могилке папы.       — Мы засекли ее, поехали, — положив телефон в карман, произнес Дол, хмурo глядя на иссиня-волосого.       — Где она?       — На кладбище.       А вот и он... я присела у черно-белого памятника, на котором был изображен красивый мужчина лет сорока, с темными волосами и веселыми глазами, что всегда были замечены.       — Ну, привет, пап. — Я улыбнулась, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. — С тех пор, как ты ушел, все пошло наперекосяк. И теперь я не та оторва, что была раньше, а медалистка и отличница.       Я замолчала, вытирая щеки от покатившихся с глаз соленых слез. Было больно и грустно, но я продолжала говорить, веря, что отец меня слышит:       — Мама сильно изменилась и теперь, позабыв обо мне, отдалась работе и мужчинам. — Я всхлипнула. — Но я не унываю и продолжаю верить, что она вновь станет прежней. — Я вновь вытерла потоком льющиеся слезы об рукав. — Пап... а помнишь, как я разбила твой любимый одеколон у тебя в комнате и как ты после этого бегал с ремнем за мной по всему дому?       Я улыбнулась от столь нахлынувших веселых, но в тоже время горьких воспоминаний... Но я не могла себя остановить, причиняя боль своей душе, но искренне радуясь, позабыв о том, что отца нет и он лежит в земле, а не стоит передо мной и не гладит по голове, успокаивая и утешая.       Сложив руки на могиле и положив на них голову, повернув ее в сторону памятника отца, я с одинокой и грустной улыбкой продолжила:       — А помнишь, когда я украла у тебя стул и затащила к себе в комнату? — Я закусила губу, сдерживая себя, но это было бесполезно: я заплакала в голос, выпуская всю боль и все невыплаканные слезы наружу. И плевать, что кто-то может находиться на кладбище, плевать, что на кладбище нужно вести себя тихо, плевать, что я могу распугать своим плачем людей...       Пожилой сторож, стоя в шести метрах от плачущей девчонки, сам еле сдерживал слезы и только тихо, с сожалением, наблюдал за несчастной.       Но сердце больше не могло вынести столь душераздирающую картину и, развернувшись, он поспешил удалиться, давая девчушке возможность выплакаться. А сам он будет стоять у дверей и сторожить ее горький плач...       Я не могла остановить слезы и свой плач, эхом разносившийся по кладбищу, но, несмотря на это, я говорила сквозь боль и слезы, но говорила:       — А помнишь, как меня обижали соседские мальчишки и ты их потом за уши тягал? — Я с силой сжала в кулаке землю, пытаясь как-то выместить всю боль на ней, но... это не помогло. Хотелось завопить на все кладбище, но я держалась, не позволяя эмоциям окончательно вырваться.       — Это здесь? — Брови парня слегка нахмурились, а сам он напряженно сжал руки в кулаки, не представляя, что может делать Аму столь поздней ночью на кладбище.       — Да. — Дол заглушил машину и вышел. Парень повторил его действия, и теперь они находились у новых дверей кладбища, где стоял пожилой охранник.       — Вы что-то хотели? — охранник загородил путь, будто что-то прятал.       — Да, — ответил Икуто, подходя ближе, — мы ищем девушку...       Взгляд охранника смягчился, и тот, подойдя к Тсукиеми, взял его под локоть и повел в глубины кладбища, попутно кидая взгляд на Дола, который, кивнув, оперся об машину и принялся ждать...       — Так вы видели девушку? — Икуто старался быть вежливым, ведь загоревшееся в нем нетерпение могло вырваться, и тогда бы все плохо кончилось.       — Ты ведь парень этой девушки... или брат? — Пожилой мужчина слегка улыбнулся, видимо, вспоминая свою молодость и любимую девушку.       — Парень. — К сожалению, Тсукиеми было не до улыбок — ему было невтерпеж увидеть Аму.       — Слышишь плач? — старик остановился и замолчал, давая вслушаться. Икуто кивнул, удивляясь: как он не услышал его раньше? — Никогда не доводи девушку до такого плача. Горького, потерянного и одинокого. А теперь... иди на голос. Только тихо.       Иссиня-волосый кивнул, вслушиваясь в нежный голос, полный боли и грусти, что заставлял поежиться и мысленно посочувствовать бедняжке.       Послышались отдаленные шаги — охранник ушел и уже, наверное, приближался к выходу.       Но Икуто было не до него, ведь ему на глаза попалась одинокая фигура вдалеке, и он быстрым шагом направился к ней.       Шло время, а слезы не заканчивались и только увеличивались с новым воспоминанием, произнесенным мною вслух. Я топтала себя своими же ногами, делая еще больнее.       Мазохистка...       Парень остановился в нескольких метрах от девушки, которая вовсе не замечала ничего вокруг и душераздирающе плакала. Он с болью узнал в этой девушки ту Аму, которая всегда спорила с ним и пыталась заехать ему своим маленьким кулачком по его макушке. И хотел он было окликнуть ее, как....       — Я не знаю, что мне делать, пап. За кого идти. Кому верить. За что бороться. — Я всхлипнула и, приподнявшись на локтях, посмотрела на звездное небо. Горячие слезы текли по щекам, а глаза уже щипало. — А помнишь, пап, когда ты мне рассказывал про звездного принца и небесную принцессу? Как они сбегали каждую ночь на самую яркую звезду? Ты всегда мне говорил, что когда-нибудь покажешь мне эту звезду, где будут сидеть двое влюбленных, которым не суждено быть вместе, но они не теряют надежду?       Я улыбнулась, вспоминая, как каждую ночь, когда я была маленькая, отец рассказывал мне эту историю, которую я полюбила всей детской душой.       Я вздрогнула от подступившего холода и повернулась... Передо мной стоял...       — Икуто?... — Его взгляд был необъясним, как и выражение лица. Я никогда его таким не видела, но... меня не надо жалеть... уже поздно.       — Аму? Почему ты... — он не знал, как сформулировать предложения, полностью обескураженный. Но я, глотая свои слезы боли, встала и, превозмогая боль в лодыжках, твердым и уверенным голосом произнесла то, что ошарашило его... и меня саму:       — Я, Хиллианор Аму Диавиэль, наследница компании «ФоркЗак», заключаю с тобой сделку: я помогу тебе с Солотошеном, а ты мне поможешь вернуть компанию.