И появится новое предание

Такого в столице не помнили, наверное, со времен ее основания. В каждом трактире, в каждой лавке и просто на улице все обсуждали невиданное доселе мероприятие — продажу альфы с аукциона. Город гудел, наполняясь слухами. И теперь, если не купить, то уж посмотреть на насильника омег, как поговаривали, были тыщи. Толпы собирались перед зданием королевского суда, где должен был состояться аукцион. Король уже в который раз пожалел, что согласился следовать букве закона. Он опасался волнений, даже несмотря на то, что отец его успокаивал, что ничего не произойдет, но все же предлагал прибегнуть к хитрости. Обратиться к обману пришлось, чтобы самые любопытные, увидев, что в суд привезли тщедушного человечишку, разошлись и рассказали другим, что смотреть не на что. А в это же время Маркуса по подземным переходам и лабиринтам тайно доставить на аукцион перед самым его началом. Мужчину, подслеповато щурящегося от дневного света, немытого, в грязной одежде, заросшего щетиной, стражники грубо втолкнули в зал и затолкали в клетку для преступников. После темноты подземелья Маркус не мог разглядеть ни людей в зале, ни того, что они делают, а после давящей тишины он и расслышал-то не сразу, что королевский обвинитель зачитал приговор, в котором Маркуса обвиняли в государственной измене и изнасиловании члена королевской семьи. «По иронии судьбы меня второй раз обвиняют в том, что я не только не совершал, но и не помышлял делать», — усмехнулся мужчина и поднял голову вверх, пытаясь скрыть вдруг навернувшиеся слезы. Умирать не страшно, он много раз смотрел смерти в глаза на той бессмысленной войне, что развязал король соседнего государства, пытаясь оспорить никогда не принадлежавшие ему территории. Страшно другое, даже не страшно, а скорее смешно, что он так и не познал любовь земную, ради которой столько лет берег себя. Маркус вздохнул, подождал, пока высохнут слезы, и попытался рассмотреть, людей сидящих в зале. Каково же было его изумление, когда он увидел несколько знакомых лиц, а среди них своего старшего брата. — Господа, — раздался громкий голос, от звука которого Маркус вздрогнул, как от удара бичом, настолько он был неприятен. — После рассмотрения заявок, поданных на аукцион, допущено к участию только десять. Зал загудел, раздалось несколько ударов молотком, призывающих к тишине. Когда же она установилась, голос стал перечислять, кто конкретно будет участвовать в мероприятии. Маркус недоуменно посмотрел по сторонам, он ничего не понимал — должен же быть суд с обвинениями, протоколами и всей прочей атрибутикой, а тут какое-то непонятной действо, где он, похоже, его главное лицо. — Так как мероприятие закрытое, — продолжал вещать голос. — Прошу всех остальных покинуть зал, а названным лицам или их доверенным представителям получить аукционные карточки. Желательно к объекту аукциона не подходить, рассматривать его только издалека, не пытаться заговаривать с ним. Нарушившие это правило будут немедленно выведены из зала. Таков приказ короля. Когда, наконец, участники аукциона получили свои номера и расселись по залу, как им было удобно, голос начал излагать правила аукциона. Маркус сидел в своей клетке так, что как бы ни крутился, не мог видеть говорившего, а только слышать его пронзительный голос, да и стражники ему закрывали часть обзора, не мог же он им сказать: «Подвинься, любезный, мне из-за тебя ничего не видно». Раздался удар молоточком о деревяшку, и торговля началась. Начали скромно — со ста монет. Цена мгновенно взлетела до тысячи. «О, как я дорого стою, — ухмыльнулся Маркус. — Неужели эти люди и впрямь полны желания купить меня, государственного преступника?» Глаза его постепенно привыкли к свету, и он с изумлением рассмотрел в той части зала, что ему была хорошо видна, молоденького омегу, что видел в замке лорда Харланда, он только что повысил цену до полутора тысяч. А затем звонкий голос лорда Маверика установил цену до двух тысяч пятисот. Маркуса начал разбирать истерический смех — те, что его обвиняли, пытались его же и купить. Зачем? Убить за то, что он нарушил им все планы? Так его и так казнили бы. И дело с концом. Что-то не сходилось. — Четыре тысячи, — раздался незнакомый бас. Говорящего Маркус не смог рассмотреть, но голос повысил ставку впервые. — Шесть тысяч, — а этот голос Маркус узнал сразу, он принадлежал сыну адвоката его родителей, молодому омеге, с которым он когда-то играл в детстве. Маркус чуть не разрыдался от счастья — его пытаются выкупить родные. — Десять тысяч, — это был совершенно незнакомый Маркусу голос молодого человека, сидевшего в первом, самом ближнем к клетке, ряду. Он повернулся к нему и, после того как подняв карточку и назвав цену, подмигнул. Маркус улыбнулся ему. — Сто тысяч, — раздался бас. Зал ахнул. Конечно, по правилам аукциона, можно было так резко повышать цену, это только минимальный шаг определен, а максимальный мог быть любым. Но вот только следующая стоимость не может быть меньше этого шага… — Сто пятьдесят, — подал голос сын адвоката. — Половина веса Маркуса в золотом эквиваленте, — произнес бас. — Три четверти, — голос сына адвоката. Маркус услышал дрожь в его голосе. Все, это, пожалуй, было последнее его повышение. Если сейчас бас повысит стоимость Маркуса, то он станет его рабом. Остальные давно уже не участвовали в торгах, а только внимательно следили, кто выиграет этот поединок. — Сто килограммов чистого золота, — сказал бас. В зале наступила тишина. А потом звонкий мальчишеский голос лорда Маверика громко сказал: — Папа, как ты мог так поступить со мной. Раздался удар молотка: — Продано! Прошу оплатить товар. Маркус не видел, а только слышал, как в зал вошли люди, занося несколько тяжелых ящиков. Потом на него надели рабский ошейник, вывели из клетки и заставили следовать за впереди идущим господином. Прямо возле здания суда его усадили в карету с незнакомыми ему гербами. Точнее он их видел раньше, но не мог никак припомнить при каких обстоятельствах, мозг после всего пережитого, категорически отказывался работать. Вскоре в карету сел и обладатель баса, купивший его. — Фу, — поморщился он, помахав рукой перед собой. — Могли бы и помыть тебя перед продажей. Переплатил я явно за такой никчемный товар. Маркус чуть не рассмеялся — господин, купивший его, был полной копией короля Аллистэйра. Если не брать в расчет возраст, Маркус решил бы, что сам король купил его. И тут он вспомнил голос лорда Маверика. Ну, конечно, папа. Мужчина — отец короля, отсюда и такое поразительное сходство, только вот зачем он, Маркус, ему? Впрочем, кто поймет царствующих особ с их прихотями? Карета мягко качнулась и тронулась в путь. Мужчины молчали — один ничего не говорил, второй ничего не спрашивал. — Будешь ко мне обращаться господин или лорд Сэмюэль. Как тебе будет удобно, — наконец, проговорил обладатель глубокого баса, нарушив напряженное молчание. — Я везу тебя к себе домой, где ты будешь выполнять все мои самые мыслимые и немыслимые прихоти. Я за тебя слишком дорого заплатил, не вздумай попортить свою шкуру. Пороть или наказывать тебя каким-то иным образом я не собираюсь, буду взывать только к благоразумию, надеюсь на него и уповаю. Не позволь мне разочароваться в тебе. Маркус кивнул головой, и мужчина, откинувшись на подушки, прикрыл глаза. Маркус тоже с удовольствием вытянулся на бархатных подушках, устраиваясь удобнее. На узкой деревянной лавке в его камере никак не удавалась лечь так, чтобы вздремнуть хоть чуток по-человечески, приходилось ложиться на грязном полу, а там невозможно было уснуть из-за холода каменных плит. Так и мучился все десять дней, что его продержали в подземелье. Он и не заметил, как погрузился в сладостный сон. — Поспи, мальчик, — тихо прошептал мужчина. — Сейчас отъедем от столицы, покормлю еще тебя в какой-нибудь небольшой деревеньке, отощал ты совсем в своем заточении. И лорд Сэмюэль расплылся в довольной улыбке. Он сделал одним движением руки или голоса, как посмотреть, множество дел — спас чужую жизнь, передал сыну деньги, которые привез и не знал, как вручить ему, не обидев, а самое главное, приобрел, как ему казалось, бесценное сокровище, которое сделает его поистине счастливым. Он смотрел на Маркуса и мечтал… Только в мечтах он мог оставаться самим собой — простым человеком, с душой и сердцем… Маркус, спавший в карете, не знал, как после аукциона шушукались люди, обсуждая личности купившего и купленного, как бесновался лорд Харланд, как рыдал лорд Маверик, как оправдывался сын адвоката перед родителями Маркуса, что им не удалось выиграть аукцион…