Диктатор

Сорен ввалился во входную дверь, застряв ключами в замочной скважине, повисая на подступах к квартире в узком коридорчике и громыхая сумкой и собственными костями об дверь и стенку. — Сын, это ты? — громко крикнул я, озабоченно оглядывая глазами кухню. Папочка беззвучно ругнулся на меня за громкость: он-то был совсем рядом и ему мой вопль прилетел прямо по барабанным перепонкам. Сын не ответил и, судя по звукам, выдернув ключ из двери, захлопнул последнюю, после чего прошлёпал ногами в сторону кухни и, приоткрыв дверь, заглянул, поправляя сползшую на глаза шапку. — Привет, — прогундосил он, глядя на меня, сидящего за столом. — Ага, я. — Ты когда-нибудь сломаешь дверь, — отпивая чая, сказал я. — А ты откуда взялся в такую рань?.. — Рань? — заулыбался Сорен, соизволив вытащить из обоих ушей наушники. — Я с занятий вернулся. Времени уже час! — А, да? — поднял я брови. — А мы завтракаем. — Привет, — отклонился из-за холодильника Хью с ножом в руках. Счёл уместным заявить о своём присутствии. — Привет, — кивнул Сорен. — Давай раздевайся, — велел я. — Поешь. Хью плюшек напёк. — Я только зажариваю смесь, как он показал, — пояснил папочка. — Мэсс ответственный за приготовление, я всего лишь выполняю инструкции. — Ага… — произнёс Сорен. — Да мне в библиотеку надо. Я зашёл сумку оставить. — В библиотеку? В субботу, после занятий? — спросил я. — Да! Честно. Я могу вечером конспект показать! — оправдался Сорен. Я многозначительно помолчал и прищурился, глядя на него. — Можешь не показывать, если сейчас съешь пару плюшек, — разрешил я. Сорен пожал плечами, отложил сумку на пол, подошёл к столу и, как был в уличной одежде, сцапал одну из плюшек, сунув в рот. — Фсё, — сказал он. — Ещё одну, вот, съем по пути. Всё, всем пока! И Сорен побрёл из кухни. — Ну-ка, — остановил его Хью, вытирая руки о полотенце и производя впечатление заправского родителя со стажем. Репетировал он, что ли? Сорен остановился, вопросительно глядя на Хью и пожёвывая плюшку, Хью же подошёл к нему… и натянул шапку ему на уши. Я думал, у меня лицо лопнет от улыбки умиления, которую вызвал этот жест. — Бутерброд, — тоном, лишённым сомнения, сказал Хью и одним коротким жестом переложил какую-то (я не заметил какую именно) купюру в карман Сорену. — Счастливо. И он ушагал обратно за холодильник, к плите, не давая моему сыну времени ни отказаться, ни вообще отреагировать. Сорен на автомате пощупал себя за карман, после чего посмотрел на меня. — Пока, пап, — проговорил он слегка ошарашенно, разворачиваясь и уходя из кухни. Я успел мельком заметить, как за дверью, оказавшись в полумраке, он с интересом оттянул край кармана, заглядывая внутрь. — Эй, Сорен, а сумка?! — опомнился вдруг Хью, но входная дверь уже захлопнулась. — Я уберу, — ринулся, было, я. — Чай пей, — приказал папочка, живо обходя холодильный агрегат, наклоняясь к сумке и, закинув её на плечо, направился до комнаты Сорена, чтобы там её оставить. — Знаешь, пап… — макая плюшку в варенье, произнёс я. — Что я знаю? — потирая руки, спросил Хью, вернувшись на кухню. — Я знаю, что ты всё посожрал, мой мальчик, а я тоже хотел этим позавтракать. — Извини меня, — сказал я на это. — Можешь меня наказать. — Вот ещё, не буду я тебя наказывать за еду, — усмехнулся невесело Хью. — Ты и так у нас не то, чтобы толстый. Я просто к тому это, что надо было делать больше. — Я не думал, что так разъемся. — Кушай, кушай, мой маленький обжора, — ласково проговорил Хью. Я молча и почему-то довольно улыбнулся, уткнувшись взглядом в недоеденную плюшку. — Что ты там говорил, я знаю?.. — напомнил Хью. — Что обычно, когда мужья ведут себя так, как ты ведёшь, стоит начать задумываться об измене. — Что ты имеешь в виду? — осведомился Хью. — Чушь из фильмов, — отмахнулся я. — Ну, это когда партнёр начинает проявлять внимание, оказывать знаки внимания, стремиться во всём помочь, дарит цветы и подарки, что всё из-за чувства вины. — Веско, — согласился папочка. — А бывает, что другой партнёр ужасно хочет привлечь на себя всё внимание… — Что? Не-ет… — …чтобы услышать, какой он хороший и потрясающий, единственный и неповторимый… — Да нет же, — улыбнулся я. — …и сказано это должно быть обязательно каким-нибудь оригинальным способом. Я могу сказать, что люблю тебя, вставив в рот две плюшки, чтобы было похоже на большие губы… — Папуль, — хохотнул я. — Мне точно ничего такого не надо! В смысле… Ха-ха! Ты можешь использовать плюшки вместо губ и сказать, что любишь меня, но мне хватает внимания. Точно. Я просто рассуждаю о том, что ты стремишься всё на свете сделать сам! — А я и буду делать всё сам, — ничуть не смущаясь этого вывода, согласился Хью. — Это краеугольный камень нашего союза. Желаешь оспорить? — Ни в коем случае, — обстоятельно сообщил я. — Тогда… — Я подумал, что… наш совместный счёт давно перестал быть нашим. — Так, — нахмурился Хью. — Не пойму, к чему ты ведёшь, но пусть так. — Я веду к тому, что ты единственный, кто в этом доме нормально зарабатывает. — Так. — Ты содержишь меня, да ещё и моего сына. — Ве-ерно, — вывел Хью. — Я только хотел сказать, что ты не обязан. — То есть… Подожди, — остановил себя сам Хью. — Я знаю, что не обязан, — он выдохнул. — Боже… Даже не знаю, что ответить! — он протёр пальцами глаза. — Я брал тебя одного. Это понятно. Что тебя кормить надо — это я, как бы, сразу понимал. — Кормить? — переспросил я. — Выражаясь терминами. — Окей, — великодушно простил я папочке его «термины». — Продолжай. — Благодарю, — отдельно выделил Хью и продолжил. — Конечно, заранее про детей мы ничего не обговаривали, но я не в обиде, что ты с приплодом. Сорен мне нравится. Хотя ест он у тебя, как попугайчик, так что я засчитаю себе плюсов к карме, если он отожрётся хоть немного. И шапку себе нормальную купит… Не стану врать, будто я мистер Щедрость. Я жлоб ещё тот! Но для своих не жалко, а вы — свои. И я рад, что для всех нас всё сложилось именно так. Папочка немного помолчал. — Я боюсь добавлять что-то ещё-о, — дурашливым голосом проговорил он. — Чтобы ненароком не испортить хорошую речь. — Чем, например? — Тем, что… Зачем ты спрашиваешь? Тем, как семейная идиллия положительно увеличивает угол твоей эрекции! — Хью, — укоризненно усмехнулся я. — Ну, а ты зачем спросил? — смеясь, повторил он. — Ничего ты не испортил, — покачал я головой. — Это точно, — сказал Хью, выключая плиту. — Ни одного не подгорело. Он сел за стол через угол от меня. — Молодец, — похвалил я. — Я тебе не изменяю, — сообщил слегка с запаздыванием Хью. — Это что сейчас было? — немного ошалел я. — Признание, — ничуть не смутился мой бородач. — Не знаю я, какие там приметы, но с тех пор, как мы стали встречаться, у меня никого ни разу не было. Годика через два повтори этот вопрос. — Да я даже не спрашивал ничего! — возмутился я. — А когда мы стали встречаться?.. — Я думал, ты знаешь, — поднял бровь Хью. — Нет, и когда? — я вопросительно поглядел на него. — Я не знаю, говорю же! Я думал, что знаешь ты, — с усмешкой пояснил папочка. — У тебя это когда началось? Я пожал плечами, пытаясь вспомнить. — Когда ты переехал ко мне?.. — Ага, и ты сказал, что я могу приводить кого угодно, и ясно дал понять, что мы не вместе, а только «иногда трахаемся». Что-то не сходится. — Ну, хорошо, — впав в гадливое состояние, пробубнил я. — А что насчёт тебя? Хью отключился от реальности, глубокомысленно облизывая языком зуб под сжатыми губами. Спустя мгновение, он поднял вверх палец, чтобы я подождал. — Когда ты упал, — вновь ко мне вернувшись и обретя осмысленность во взгляде, сказал Хью. — С крыши. Помнишь? — Господи… — Тогда ты плакал, и во мне что-то изменилось. Решил, что так просто тебя не оставлю. Тогда, правда, думал, может, спустя время просто со скандалом разойдёмся. Но как-то повода не нашлось. Я глубоко вздохнул, услышав это, и отвернулся к окну. Что он мне говорил — и что это значило на самом-то деле… — Ты доставляешь мне такое удовольствие… — сказал я, витая мыслями где-то высоко-высоко. Хью коротко ухмыльнулся, после чего шаркнул стулом, пододвигаясь ко мне поближе. Он обнял меня сбоку, пытаясь заглянуть мне в лицо. Я обернулся на него. В этот момент его освещал яркий дневной свет из окна, делая очень чёткими его зрачки, радужку и контуры губ. Он напоминал слишком естественно исполненную в фарфоре куклу, которая, кажется, вовсе не прочь была меня поцеловать. Лёгкая улыбка разрушила это наваждение: стали видны морщинки на его коже. — Я всё думал, займёмся мы в итоге чем-то прямо на кухне или нет? — проговорил он. — Может, сходим сегодня куда-нибудь? — не слушая его обычную болтовню, спросил я. — Суббота… — После завтрака мне нужно немного поработать… — Вот как… — Пару часов, не больше, честно, как папочка — папочке, — пообещал Хью. — А вечером давай сходим куда-нибудь. Поужинаем или что-нибудь ещё, что захочешь. — И когда тебе уже станет скучно всюду со мной таскаться? — спросил я. — Надеюсь, это не будет для тебя ударом, малыш, — проговорил Хью, — но мне уже бывало с тобой скучно, и я с этим справился. Это обычная иллюзия, затмевающая моё твёрдое желание с каждым днём познавать тебя глубже. — Вот так двусмысленно… это ты случайно, да? — Нет, почему, — отрицательно качнул головой Хью. — Специально. Я же король пошлости. Ты, разве, забыл? — Если ты король, то я, видимо, пошлость и есть, — с прискорбием сделал я вывод. — Ты моя маленькая принцесска, которая кушает, как дракон, — с умилением выдал Хью. — Всё! — кинув холодную плюшку обратно в миску, сказал я. — Я на диете с сегодняшнего дня! — Ужинать идём сегодня, диета, — напомнил Хью. — А на ночь намажу сдобных булок маслом и спать не пойдёшь, пока все с чаем не умнёшь. — На пытки я согласия не давал! — Это мы вечером поглядим! — оспорил Хью. Я посмотрел на него и покачал головой.