* * *
Ощущения были странными. Северус открыл глаза и огляделся: не темно, не светло, не жарко и не холодно. Однако слово «никак» не подходило под описание этого места, потому что кое-каким оно все-таки было: наполненным. Какими-то обрывками, картинами, образами, чувствами, которые словно летали повсюду. Это было почти как читать мысли другого человека – хотя сам Северус ненавидел такую формулировку – только глубже, объёмнее. И это намного сильнее сбивало с толку. Северус попытался пошевелиться, но его материальная часть уже не существовала, отпала за ненадобностью. В этом странном месте не было верха и низа, стен и каких-либо ограничений, воздуха и материальных вещей, тут нельзя было стоять, сидеть, лежать, двигаться, можно было просто быть. А еще, как выяснилось, когда появился Том, взрослый Поттер и Альбус, можно было говорить и даже видеть - правда, по-другому, не как в обыкновенной реальности. Северус держал себя в руках, но ему пугающе сильно хотелось закатить истерику. Он находился в голове десятилетнего Гарри Поттера, а компания, с которой он оказался тут, была способна свести его с ума. Это не те люди, которым стоило собираться вместе. Альбус – человек, которого он ненавидел, бесконечно уважал и который многие годы был его наставником и другом. Гарри Поттер – человек, которого он презирал и ненавидел всей душой, защите которого посвятил свою жизнь и за которого в итоге умер. Том Реддл – тот, кого он даже не мог назвать человеком, кем так сильно восхищался в юности. Тот, обжигающую ненависть к которому он скрывал так долго, что уже не был уверен, существует ли эта ненависть до сих пор. Более нелепой ситуации вообразить было нельзя. Когда волшебники договорились о том, как они будут себя вести, Альбус обратился к Северусу – так, чтобы их больше никто не услышал: – Если ты захочешь, мой мальчик, если постараешься смотреть вглубь, ты откроешь в юном Гарри много интересного. Он удивит тебя, в этом я не сомневаюсь. – Любого Поттера я знаю достаточно хорошо, чтобы он мог удивить меня даже своей глупостью, – высокомерно ответил Северус и ушёл. Просто ушёл, даже не успев задуматься об этом. Лишь бы не слышать бесконечных вопросов Поттера, отвратительно-жизнерадостного тона Альбуса и пустых угроз Темного Лорда, выглядевшего почему-то как подросток. Побывав в самых далёких уголках этого странного места, Северус натыкался на различные воспоминания и мысли, но те были слишком обрывочными, чтобы понять их. Однако чувства – не конкретные воспоминания – были понятными: обречённость, одиночество, жажда тепла, света и справедливости, горькая обида. Северус вернулся к остальным волшебникам, не желая копаться в этих эмоциях. Они были знакомы ему слишком хорошо.* * *
Северус был в замешательстве, которое изо всех сил скрывал. Он всегда следовал логике, разуму, он всегда знал, чего и от кого ожидать. Однажды решив, кто есть кто, он всегда был уверен в своих суждениях. Теперь Северус не был уверен ни в чем. Поттер, в голове которого он находился, оказался настолько непохожим на своего отца, насколько это было возможно. Ни уверенности, ни жестокости, только затравленность, убежденность в своей никчемности и ворох горьких воспоминаний, где с ним несправедливо обращались. Точнее, это он использовал слово «несправедливо», Северус же определил поведение маггловских родственников Поттера как гнусное, жесткое, мерзкое и заслуживающее мести. Свои мысли он, впрочем, держал при себе, считая свое поведение глупой сентиментальностью. Да еще и понимающий взгляд Альбуса, взгляд, в котором плескались смешинки, выводил из себя. Старик, – думал Северус, возмущенно фыркая, – решил, будто несколько сцен, где с Поттером гнусно обращаются, изменят мое отношение к мелкому паршивцу. Но чем больше Северус копался в голове Поттера, тем больше он ненавидел Дурслей. Как Дамблдор мог допустить, чтобы Мальчика, Который Выжил... да вообще любого мальчика воспитывали в таких условиях? Как можно было отдавать кого бы то ни было таким монстрам? – Если бы я знал, насколько ужасны эти люди… – сокрушенно вздохнул Дамблдор. Скрывать свои мысли в таком месте было сложно. – Не разыгрывайте тут комедию, – выплюнул Северус. – Вы не могли не знать! – Мог не знать, если захотел не знать, – тихо сказал Дамблдор, и вся его веселость, не пропадавшая ни на секунду, испарилась, показывая жалкого старика, снедаемого собственной безграничной совестью. Северус ничего не ответил. Добивать Альбуса он не мог, тот и так был слишком сильно побит самим собой, но и оправдывать не мог тоже. Помимо Поттера, был ещё кое-то, кто беспокоил его. Том. Дамблдор объяснил, что Том – это тот самый Волдеморт, которого Поттер уничтожил в битве за Хогвартс. Со всей его ненавистью, злобой, бесчеловечностью, со всеми кусками разорванной души, так и не склеенной. Том бросался злыми репликами, а порой, отойдя подальше ото всех, раздумывал, как ему выбраться и вновь захватить мир. Он изучил голову Поттера досконально, и его совершенно не трогали воспоминания мальчика, живущего в такой обстановке. Он по-прежнему оставался бесчеловечным монстром. И всё же он не был привычным Темным Лордом. Временами Северус замечал его скрюченную в позе эмбриона фигуру, сидевшую в стороне ото всех. И его взгляд. Взгляд того, кто понимал, что является обладателем разорванной, искорёженной души. – Он пробыл за чертой дольше нас всех, – сказал Дамблдор, заметив удивление и непонимание Северуса. Шуршащий голос бывшего директора был полон печали. – Я видел его там однажды, когда встречал Гарри на вокзале Кинг-Кросс. – И что вы увидели? – спросил Северус. – Важнее то, что мы видим сейчас, мой мальчик, – мудро ответил Дамблдор. – Того, кто помнит, что чувствовал и осознал там. Но едва ли этого хватит, чтобы... Впрочем, мне хотелось бы ошибаться.* * *
Северус думал, что обучение Поттера Зельям будет пыткой. Поттер и Зелья – понятия, по его мнению, совершенно несовместимые. Легче было представить себе Хагрида, ставшего премьер-министром. Но после первого занятия Северус в очередной раз понял, что уже ни в чём не может быть уверен. Он чувствовал энтузиазм и заинтересованность Поттера, желание получить как можно больше информации, жажду знаний и готовность их проявить. Готовность доказать, что он способен на многое. Это стало приятным открытием. Намного более приятным, чем Северус признавал. Когда Гарри... Когда Поттер задал вопрос о родителях, Северус растерялся. Он уже был готов поведать об отце-засранце, о том, какой сволочью тот был, что вытворял в школе. Готов был рассказать о Лили – то, что сумел бы выговорить. Например, что она любила Зелья и была чертовски в них хороша, что была сказочно доброй и очень умной. Готов был рассказать, какой цвет любила, какие книги читала и как она это делала... Готов был, да не рассказал. Северус ощущал всю пронзительную, осторожную нежность, с какой Гарри думал о родителях, которых совсем не знал. Рассказать ему что-то плохое об отце значило разбить... что-то там, Северус не был уверен, что. Но поступить так он не смог. А говорить что-то о Лили тоже не стоило, хотя о ней он мог сказать только хорошее. Просто это породило бы много вопросов и непонятно, к чему привело бы. – Сильными волшебниками. Храбрыми, – ограничился Северус коротким ответом. – Тётя и дядя, – сказал ему Поттер, – говорили о них мало, да и то только плохое. Северус сжал зубы. Об этом воспоминаний он не находил. Не предупреждая Поттера, он отправился на поиски, ища любые моменты из прошлого, где Дурсли говорят о Джеймсе и Лили. – Твои родители были никчемными алкоголиками! – рявкает Петуния, поджимая губы. – И прекрати лезть ко мне со своими вопросами! – Твой отец был безработным уголовником, а мать – ни на что не способной дурой, – бурчит её муж. – Весь в своих тупых родителей! – шипит Петуния. – Поверь мне, парень, я вижу тебя насквозь! – говорит толстый Дурсль. – Такой же мерзкий лгун с дурными наклонностями, как твои предки! Северус вынырнул из воспоминаний и вернулся к Поттеру. Около минуты он молчал, пытаясь успокоиться. В груди клокотал гнев, глаза застелила мутная пелена. Всё несуществующее тело жаждало отомстить этим тупым, жалким, мерзким тварям, посмевшим коснуться своими грязными языками той, чьих пальцев не стоили. Даже оскорбления в сторону Джеймса не обратило их в его союзников. Северусу хватило мужества признать, что ни безработным, ни уголовником, ни алкоголиком, ни даже тупым Поттер-старший не был. Для себя Северус уже решил, что Дурсли ещё сполна получат за всю свою ложь, за все свои действия. А пока стоило успокоиться и закончить разговор с Поттером, чтобы тот наконец лёг спать. – Это доказывает, что моя нелюбовь к Зельеварению – полностью ваша вина, – сказал Ри с улыбкой, когда Поттер заснул. Чёрт бы побрал эти клички, но Северус уже привык. К тому же он не хотел забыться однажды и назвать при Поттере настоящие имена тех, кто сидит в его голове. – Я понимаю твоё желание свалить на меня ответственность за свою глупость и неспособность к моему предмету, – холодно ответил Северус. – Это вы с первого урока отбили у меня желание заниматься Зельеварением! – У тебя этого желание отродясь не было! – возмутился Северус. – Пришёл на урок, решивший, что, раз ты звезда всей школы, тебе всё позволено! Ри грустно хмыкнул и покачал головой. – Вы всегда видели только то, что хотели видеть. Ни разу так и не захотели взглянуть дальше своего носа. Северус прищурился и открыл рот, чтобы излить на Ри желчь и высказать всё, что он думает о нём... Но тот внезапно продолжил: – А вообще, я ведь подошел к вам, чтобы извиниться. И поблагодарить. Северус замер. – И пусть я считаю, что вы сами виноваты в моем к вам отношении и в том, кем я вас считал раньше, но я понимаю, почему вы... Почему всё так сложилась у нас. Я тоже судил предвзято. И я не могу выразить, – Ри нервно откашлялся, – как мне жаль. И как я благодарен за всё то, что вы сделали для меня. Для мамы. Без вас не было бы нашей победы. Сказать, что Северус этого не ожидал, значило бы не сказать ничего. – Это лишнее, – сухо ответил он, стараясь говорить ровным тоном. Ри закатил глаза. – Вам всего-то нужно было сказать «пожалуйста» и «извинения приняты». Это же несложно! Попробуйте. По-жа-луй-ста… Повторяйте за мной. По... Северус испуганно чертыхнулся и поспешил сбежать от Ри. Тот, однако, отставать не хотел и бросил вдогонку: – Профессор, я же не рассказал самое интересное! Мой второй сын! Его зовут Альбус Северус! – О, мальчик мой, это так мило с твоей стороны! – раздался умилённый голос Дамблдора. – Северус, куда ты? Неужели тебе не интересно узнать поподробнее? Северус! Но Северус был уже далеко. Убегая, он благодарил судьбу за то, что в число Слизеринских добродетелей не входит храбрость.