Почему ты не можешь быть мной?

Начало Пятого Мора. Остагар Хоук       Всегда ненавидела перемены. Непредвиденные, а потому болезненные, порой разрушительные сдвиги тяжелых, с таким трудом установленных в нужном порядке плит среди разгула суеты, смуты и неуверенности в завтрашнем дне. Когда твой безопасный и упорядоченный мир начинает рушиться, ты в отчаянье. И тогда в твою жизнь с легкостью прорываются безысходные ситуации, отягощающие и без того усложнившееся существование; ты открыт для атаки, ты беззащитен.       Если не брать в расчет никогда не покидавший меня страх выдать свой дар, в целом моя жизнь всегда была мирным затишьем посреди беснующейся бури, захлебывающейся в собственном хаосе. Так должно оставаться. Любое решение, связанное с моей жизнью, должно было принадлежать мне.       Мне снова нужна стабильность, нужна безопасность для меня и моих близких. Обычно меня с насиженного места даже друффало не сдвинет.       Сорвав стебелек эльфийского корня, я отправила его в рот. Как чуть-чуть недозрелый овощ на вкус, он своими широко известными чудодейственными свойствами ненадолго, но все же успокаивал нервы (хотя, скорее, успокаивал сам процесс его пережевывания, но убеждение – штука мощная). Недаром ближайшие четыре кустарника были ободраны. Как и остальная снесенная подчистую весьма деятельным ураганом моего волнения съедобная растительность, включая кисловатую костянику.       Война — худшее из ожиданий. Сколько раз мне приходилось сражаться за свою жизнь под надежным покровительством Давета, все это было мне понятно и состояло из множества четких решений, принятых под влиянием момента, и действий, совершенных либо под напором адреналина, либо на холодную голову, пока Давет прикрывал меня, выигрывая время... Сейчас же все было иначе. Я старалась дышать медленно, безрезультатно отмахиваясь от дюжины вариантов развития событиях, от каждого из которых меня брала оторопь. Ни один из них не был благоприятным, и меня начинала пугать такая настойчивость со стороны предчувствий. Это было похоже на обреченность, словно за нас уже все решено, а мы до сих пор пребываем в неведении.       Это война – здесь нет правил, нет времени на обдумывания стратегии, нет возможности спрятаться. Остается только убеждать себя, перебирать свои возможности, сравнивая их с возможностями противника… и надеяться. Надеяться, делая над собой усилие, пока на фоне, не замолкая, нашептывает свои предвидения тревога.       Единственный здесь помощник - везение.       Обмотав кусок ткани вокруг своих грязных исцарапанных пальцев, я с нажимом потерла их, стирая влажную грязь. Солдаты украдкой посматривали на меня откуда-то снизу с плохо скрываемым любопытством, очевидно, думая, что я этого не замечаю. Кажется, я досаждала им уже час или полтора, уставшая с дороги и напряженная, и по их поведению было ясно, что их немного нервирует мое присутствие.       Ребята точно не были готовы к столь причудливому зрелищу, как мое неожиданное появление накануне битвы. Вооруженная до зубов одинокая девушка-доброволец в весьма прочной и дорогой броне, в поножах, отделанных драконьей кожей, ввергла их в некоторое состояние искренней растерянности. Кажется, один из них решил, что я блудный воин из королевской армии, другой — из королевской постели, а третий смотрел на меня так, будто я сошла с небесной обители Создателя в качестве символа победы. Мне, конечно, это льстило, однако никто из них так и не удосужился дать мне внятный ответ на вполне простой вопрос. Они не поверили, когда я призналась, что не представляю из себя ничего настолько невероятного, ради чего нужно было бы расстелить ковровые дорожки по мосту.       Карвер, хоть и с неохотой, но все же придумал небольшую легенду и замолвил за меня словечко перед своим командующим. Словосочетание «капитан Варель» подействовало на ребят как всученное «ты права» в лицо моей матери под конец спора: они приструнились с такой готовностью, что я чуть не отпрыгнула. Один из них, самый наивный, которому до сих пор чудился ореол света вокруг моей головы, на вежливую просьбу послать за Карвером Хоуком незамедлительно помчался на другую сторону моста, с которого открывалась взору внушительная картина достижений Тевинтерской Империи. Время не пощадило Остагар, но даже несмотря на это он являл собой великолепное зрелище бессмертной оборонительной крепости, внушительной и прекрасной, а имена героев, защищавших ее, были увековечены на ее стенах застывшими каплями пролитой крови тех, кто не умел отступать.       Но сползающий по видевшим слишком многое стенам пепельный свет размывал границы дремучих лесов, пронзая лучами едва уловимые очертания моего ближайшего будущего. Там, вдали, в недоступных для глаз окраинах дебрей пробуждалось древнее зло, сгущались тени. Лес упрямо молчал, притихший перед грядущим, не снимал с души тяжести, и от этого становилось не по себе, точно от неблагоприятного предсказания. Он словно с состраданием прикрыл глаза и, сознавая свое бессилие, отрекся от грядущего, не желая ни видеть, ни знать, ни запоминать. Меж черными ветвями, под опустевшими кустарниками затаилась угроза… Зловеще притих даже ветер, словно подчиняясь воле врага, заставившей его исчезнуть, чтобы не выдать зловонного запаха тьмы.       Это жестоко. Все менялось, ощутимо менялось. И ввергало в откровенный страх, с которым бессмысленно было бороться: пока не узнаешь наверняка, не поверишь… если бы можно было узнать, ожидание стало бы значительно легче. Пусть даже неблагоприятный исход: тогда я смогу придумать, как избежать страшной участи.       А на войне ты стоишь перед неизвестностью. Здесь не ты определяешь свою судьбу. Не все зависит от твоих решений.       Вскоре примчался тот парнишка и сообщил, что я должна ждать. А я-то, наивная, уже решила, что период ожиданий прошел. Холодное осеннее солнце едва показалось из-за бескрайней полосы потемневших лесов и теперь поднималось очень неохотно и медленно, будто старуха из глубокого кресла. Погуляв немного по окрестностям, я выбрала себе место на самом высоком холмике прямо перед обрывом. Где и находилась последний час в ожидании каких-либо новостей или, что лучше, их живого источника… Но в глубине души я желала, чтобы брат забрал меня отсюда как можно позже, подсознательно оттягивая момент встречи. На самом деле, чтобы привести в порядок свои растрепанные, непослушные мысли, мне требовался этот час одиночества. Возможно, последний перед падением в неизвестность.       А ведь отсюда все казалось таким мирным сначала…       Кажется, это был первый столь долгий рассвет в моей жизни. Что-то происходило здесь, что-то, неподвластное нашему восприятию. Этот день таил в себе иное коварство — словно ничто не зависело от нашей подготовки и морального духа. Бой точно был устроен для отвода глаз кем-то большим, кем-то более могущественным, чем мы. Битва — лишь часть общей картины, которую мы не в состоянии увидеть целиком. И эта мысль не давала покоя.       Я горько усмехнулась. Повсюду кипела-бурлила жизнь, люди не мешкали ни секунды, стараясь потратить драгоценное время на что-то, что непременно следует успеть, прежде чем мы все можем кануть во тьму, а я ждала. Я всегда ждала. Казалось бы, это мой удел, моя карма — ждать, надеяться, переживать… Даже сейчас, стоя перед холодным ликом обманчивого покоя, я ждала.       — Скай? Ты всю битву собираешься обозревать здесь? Почему не пришла сразу? — его голос умел одной требовательно-капризной нотой вывести из себя мать и доконать Бетани, но взять штурмом старшую сестру представлялось не такой уж простой задачей.       Ведомый желанием проявить себя, мой брат успел оббежать всю занятую территорию, засветить свое имя везде, где это только было возможно, и теперь с наивной уверенностью в том, что его, отважного добровольца и от мозга до костей патриота, все непременно запомнили, был готов встретить армию врага с пугающим меня фанатизмом, огромным мечом наперевес и кричащим девизом: «Сейчас или никогда!». Я не стала говорить ему, что таких добровольцев набралось сотни, и отсортировывать всех смелых воинов по категории «Карвер — не Карвер» никто не станет. Не поверит, но в глубине души все равно расстроится. А расстраивать его не хотелось: Карвер хоть и отличался занудством, скрывавшим под собой уязвимую самооценку, но высмеивать его боевые навыки было бы несправедливо. Он многому научился за годы тренировок. И мог за себя постоять.       Я любила его, но порой он напоминал мне капризного ребенка, требующего внимания и похвалы, и чувство ностальгии, подкрадываясь к сердцу, поднывало светлой болью. То было мое счастливое время, когда они были детьми: Карвер — активным и громким ребенком, а Бетани — наивным и послушным. Эти неисправимые черты порой вынуждали меня обращаться с ними как с маленькими. Видимо, этот псевдоматеринский инстинкт — то немногое, что досталось мне от матери. Интересно, найдет ли ее излишняя забота, от которой «страдали» не только мы, но и добрая половина деревни, в будущей мне продолжения?.. Надеюсь, кто-нибудь ущипнет меня, если я начну печь пирожки храмовникам, вязать бездомным котятам свитера и посылать бедным гномам, живущим среди холодных камней, печурки. Хотя здесь я обманываю: трогательная идея со свитерками для котят мне определенно нравилась…       Уж слишком теплым было то время. И безвозвратным. Болезненно безвозвратным.       И нередко мой брат пытался раздражать меня своим энтузиазмом... Но я прошла многолетнюю науку с Даветом. С основным отличием: Карвер всегда находился поблизости, в то время как Давет большую часть своей жизни проводил вдали от меня.       — Меня попросили подождать, — спокойно ответила я, тяжело вставая с облюбованного места и отряхиваясь.       — Мы оба прекрасно знаем, какой ты бываешь изобретательной, если тебе что-то нужно. Дальше мамы шагнула, — не отставал Карвер, и, не оборачиваясь, я уже видела, как он скрестил руки на груди.       — А ты наконец-то смирился с этим? — я обернулась, лицезрев своего брата в полной боевой готовности, целости и сохранности - все тот же тщательно вычищенный мамой красный жилет с нагрудником из вулканического золота (привет от Давета), выражение своенравия и готовности отстаивать свои позиции на лице, - и на душу снизошел покой. В ответ на мою пропущенную сквозь сарказм радость он распахнул объятия.       Цел и невредим. Мысленно я поблагодарила небеса и всех богов за это. На душе стало ровно наполовину легче.       Однако главный любитель откалывать такие номера, от которых я потом неделями на травах сидела, все еще находился где-то за гранью обозримого, что совершенно не способствовало хорошей моральной подготовке даже ко сну, не говоря уже о серьезной битве.       — Ты видел Давета?       — Сегодня утром, в компании Серых Стражей. Он у нас теперь важная шишка, верно, Скай?..       — Он в порядке? – я пропустила беззлобную издевку мимо ушей.       — С какой-то девицей мотается. Час назад шарил возле шатров, вынюхивал что-то…       На мгновение я застыла. Слова о девице зазвенели у меня в ушах, и только расслабленное лицо Карвера и равнодушие в голосе заставили меня перевести дух. Клянусь, если бы я принимала все шутки так близко к сердцу, как это было раньше, то битва началась бы на пару часов раньше гарантировано.       — А про мои дела ты узнать не хочешь? — язвительно поинтересовался Карвер, выпуская меня из братских объятий.       — Хочу, конечно, — выдохнула я с усталостью и облегчением. — Карвер, не будь лопухом хотя бы из уважения к моему беспокойству. Мать места не находит, практически не ест. Живет на одних настойках Бетани… Иначе не отправляла бы меня сюда. А я иначе и не пошла бы, если бы не волновалась… Мы все переживаем за тебя. И сейчас, когда я убедилась, что ты жив, мне важно убедиться, что Давет жив в такой же мере, как и ты.       — Да уж, — усмехнулся Карвер и опустил виноватый взгляд в жалкой попытке его скрыть. — Моя смерть на поле битвы стала бы, наверное, чуть более трагичной, чем мамина от передозировки трав, но… получил пару ссадин. В разведке. Я, Скай, свое дело все-таки знаю.       Я проигнорировала это нарочно подчеркнутое интонацией обвинение, адресованное всему этому несправедливому миру, ополчившемуся против Карвера, и в особенности мне.       — Ты сообщил обо мне? Проблем не будет?       — Брось, Скай, не неси чушь. Когда на войне отвергали помощь добровольцев? Мы же пушечное мясо!       — Очаровательно, — не самый лестный прогноз для грядущей битвы.       — Как говорит местная жрица, «победить Мор можно только вместе, путем объединения всех наших сил!»       — «Бойтесь, порождения тьмы, ибо мы будем молиться!» Не очень воодушевляет, — поддержала я, беззлобно посмеиваясь. — Веди. Хочу ознакомиться с местностью. И сходить на экскурсию к Серым Стражам.       Меня повели через длинный мост, настолько длинный, что Карвер успел поделиться самыми пакостными подробностями о своем капитане, а еще вкратце рассказал о том, что нас ожидает. По его словам, события практически не выбивались за пределы первоначальных планов. Король Кайлан, также присутствовавший сегодня здесь на пике боевого духа, по слухам, решил лично возглавить оборону, просто зачарованный перспективой обнажить свой меч, вступая в самую гущу ожесточенной битвы плечом к плечу с Серыми Стражами. Выглядеть должно было эпично, армия собралась достойная великой победы: королевские лучники, войска ферелденской знати, маги, боевые мабари и простые добровольцы объединят сегодня свои силы против общего врага, бесстрашным, несокрушимым строем направленные вперед серебряной десницей неотступной отваги Серых Стражей… И эта главная роль, отведенная в битве именно Стражам, нервировала меня: я бы предпочла, чтобы Давет оставался рядом со мной, в поле моего зрения. Да и если уж совсем откровенно, я бы все отдала, чтобы этого Мора не было вовсе.       Хотя, добавил Карвер мрачно, среди солдат бытует молва, что отношение короля к предстоящей битве поддается сомнению: инфантильный и впечатлительный, Кайлан больше стремился поиграть в героя древних легенд, скачущего на боевом коне в ореоле славы под торжественный боевой клич, нежели всерьез подавить Мор в зародыше. Слухи твердили, что грядущий бой казался королю скорее чем-то зрелищным, нежели реальным.       Принимая во внимание пессимизм моего брата, я пришла к выводу, что все не так уж и страшно. Армия и представить себе не могла, кто оказался сегодня в ее рядах!.. Но неприятное предчувствие не отпускало.       Поднявшись на небольшую равнину, мозговой центр армии, я услышала собачий лай.       Поразительно, ведь я прожила в Ферелдене всю свою жизнь, слышала множество легенд о мабари и их значении, но никогда не видела этих псов вживую. Кажется, я многое упустила в этой жизни… но сегодня наткнулась на шанс наверстать упущенное. Это была часть культуры Ферелдена, а я считала себя неотъемлемой частью этой страны. А еще я всегда хотела себе домашнего питомца, бесстрашного и преданного. Но мать упорно не желала слушать меня, мотивируя отказы тем, что у нас «и так полно зверья в доме», а выдохнувшись под моим напором, неохотно оборонялась, навязывая вину, некой папиной «аллергией на шерсть». Когда папа краем уха улавливал ее слова, совершенно непередаваемый оттенок искреннего удивления, горячо заверяющего, что он сам впервые слышит об этой «аллергии», сводил меня с ума. А то, что пауки, мыши и кроты не считались за домашних животных, которых можно гладить, пока рука не занемеет, мать во внимание не брала.       Солдат, дежуривший возле входа, кивнул Карверу и ободряюще подмигнул мне. Что ж, приятно было видеть, что люди не падают духом. Меня провели под высокой, частично разрушенной каменной аркой мимо шатра магов, пребывающих, судя по отсутствующим взглядами и застывшим телам, в Тени. А на входе в шатер дежурили храмовники.       Внутри все стянуло до тошноты.       Я всю жизнь страдала от панического страха попасться им на глаза. Они забирали меня в кошмарах, громко стучали в дверь, подсматривали в окна, находили меня снова и снова, отнимали меня у моей семьи и бросали в клетку к остальным, давно забывшим, как выглядит мир на самом деле. И вот сейчас они стоят прямо напротив меня.       Ноги двигались тяжело, будто я разучилась ходить.       — Успокойся, - велел Карвер. - Даже если бы они и знали что-то, на войне до этого никому дела нет. Ты сражаешься на их стороне. Расслабься и веди себя уверенно, — твердым шепотом приказал он, и я выдохнула, машинально повинуясь. Миг, и я взглянула на них с пониманием, ведь мы все прекрасно знали их тяжелую работу, опасную и ответственную. Я доброволец с двумя верными кинжалами за спиной и пришла объединиться со своими земляками, чтобы выступить против врага за нашу общую родину. Но мои руки все еще отказывались меня слушать, парализованные страхом, и брат решительно переплел мои пальцы со своими, уводя прочь отсюда.       Спасибо, Карвер.       Мы быстро прошли мимо, и я успокоилась, когда перестала ощущать на своей спине их взгляды, объяснявшиеся, видимо, простым интересом. Все прошло. Брат прав: я не должна поддаваться страху. Я давно изменилась. Я стала намного сильнее. И хитрее. Спасибо Давету и его ловким, придуманным специально для меня трюкам, благодаря которым я могла пользоваться магией, не разоблачая себя.       — О, а он все там же, — присвистнув, заметил Карвер ехидно. — Иди. Скажи, что ты думаешь по этому поводу.       Я проследила за его взглядом, и мои глаза, пошарив по округе, опустились на знакомую спину. Брови сошлись на переносице, и брат предусмотрительно попятился куда-то в сторону, спуская меня на Давета, точно пса на добычу.       Сделав пару тихих шагов вперед, я увидела лицо стоящей перед ним блондинки, с недоумением поглядывающей на него из-под блеклых ресниц. Мне вдруг очень сильно захотелось эффектно появиться прямо перед ее лицом, поддаваясь детскому глупому порыву продемонстрировать свое превосходство, но я сдержалась. Все-таки хорошо, что за последние четыре года мне удалось немного поработать над собой. Давет – это Давет: не стал бы он на протяжении без малого семи лет возвращаться к одной и той же девушке, если бы ничего к ней не чувствовал. Потому ревновать я не стала, но вдруг воспылала жутким, как чесотка, желанием узнать подробности их разговора с особым акцентом на детали конкретно реплик Давета. Мало того, что теперь почти Серый Страж и снаряжение себе солидное приобрел, соответствующее своего новому положению, так еще и открыто флиртует с какой-то блеклой девицей.       Любая женщина, находящаяся рядом с Даветом на расстоянии вытянутой руки, отправлялась в разряд соперниц, будь то молодая, источающая жизнь и силу воительница или ворчливая подавальщица из лотерингской таверны. И если кому-то все же нужны были подтверждения, что именно я – свет его очей, то я могла их предоставить. Вместе с уникальным шансом познакомиться с Создателем лично...       Так часто бывает. Ты уверена, что четко определила для себя образец идеального мужчины: его внешность, характер, привычки, манера движения, вплоть до формы зубов и оттенка кожи... А в итоге счастлива с недоверчивым отступником с тяжелой судьбой, за которым по пятам идут, грызясь друг с другом за его шкуру, жизнь и смерть, а за ними, не отставая, толпы блюстителей закона, фанатики и сектанты.       И ни о чем не жалеешь. Встреча с ним отметает все четко обозначенные границы, за которые ты никогда прежде не собиралась заходить, и образы, на которые всегда опиралась…       — Кхм, — я деликатно прокашляла и демонстративно скрестила руки на груди.       Подействовало моментально, судя по тому, как Давет встрепенулся, замерев на мгновение. Где-то в стороне ехидно посмеивался Карвер. Сивая девка удивленно вскинула брови. Медленно-медленно Давет обернулся ко мне, чтоб я смогла лицезреть его бесстыжие янтарные глаза.       — Скай? — его губы расплылись в кривой улыбке. Кривой и виноватой.       — Простите, что я вынуждена прервать вашу беседу, — обратилась я к ним с деланной небрежностью, хотя мой взгляд был прикован исключительно к Давету, отчего он немного поежился. — Удели мне время на личный разговор, — бросив испепеляющий взгляд на девку, обратилась я к Давету и с нажимом отчеканила: — Очень личный.       Та пожала плечами и спокойно отправилась прочь, отчего мне вдруг пришло в голову, что ей не особенно-то хотелось оставаться. С этой мыслью я очень красноречиво взглянула на виновника происшествия. Давет вжал голову в плечи.       — Что, Давет? — дождавшись, пока мы останемся наедине, поддела я. — Накануне война, и ты решил броситься в омут с головой?       Границы мира мгновенно сузились до овала его лица, и я почувствовала, как исчезает все вокруг. Умиротворение подхватывало меня мягко, баюкая, точно тихая волна, точно светлое облако. Он рядом. Живой и невредимый.       Давет еще немного постыдился из уважения, а потом резко сбросил с лица все притворное напряжение и одарил мне светлой, легкой улыбкой. Эта улыбка особенная, редкая. И предназначена она только для меня. А янтарные глаза сияли ярко и чисто, как звезды над Лотерингом. Он был искренне рад меня видеть. Да что там, за последние недели его жизнь изменилась так кардинально, как не менялась последние десятилетия!       Я упустила те шаги, которыми преодолела смешное по сравнению с переживаниями последних дней расстояние, разделявшее нас, и не успела даже осознать, как оказалась в его руках. Наши пальцы мгновенно вспомнили друг друга, встречаясь вновь после долгой разлуки, изнывавшие, леденевшие без взаимного тепла.       — Все хорошо, — прошептал Давет мягко, прогоняя все переживания, и зарылся в мои волосы, собранные в истрепавшуюся косу. Объятия окрепли, словно Давет пытался таким образом унять медленно затихавшую дрожь. Ноги подкашивались, голова внезапно закружилась. Сколько нервов я потеряла за это время?..       Теперь все хорошо. Война, напряжение, царившее вокруг, риск погибнуть здесь – все отошло на задний план. Я словно переложила часть бремени на его сильные плечи. Он был таким уверенным, держался легко, безмятежно, будто бы это бремя ничего не весило. Даже его извечная коронная усмешка успокаивала, словно бы подтверждая, что мои терзания действительно пусты.       Я позволила себе обессилено прильнуть к его груди и закрыла глаза, чувствуя, как крепко он поддерживает меня за талию, как заверяет, что наша разлука действительно завершилась. Последние три недели тревоги не отпускали меня ни на мгновение, безостановочно терзая душу. Страшная весть о Море, уход брата на фронт, бесконечные слезы матери, бесследно пропавший Давет, и вот наконец… они здесь, рядом, два близких мне человека, под моим крылом, и я могу обнять их и вернуть домой, в Лотеринг… Там любые страхи и опасности покажутся несущественными, преувеличенными. И мы будем вне зоны досягаемости для этих лишений. Вместе мы выберемся из этой трясины. Давет найдет способ, он всегда знает, что делать. А если нет, то успешно импровизирует. Он выведет из огня мою семью. И мы все, наконец, будем в безопасности.       — Разве меня сейчас не переваривали бы недра глубин, если бы я действительно сделал что-нибудь слишком вольное?       Я с трепетом отдавалась его голосу, игривому, ироничному, легкому. Мне хотелось заплакать от счастья, хотелось окутать нас магией и исчезнуть из этого мира туда, где не будет этой проклятой войны, где ее гнет не будет тяготить нас… Нежно обхватив его лицо ладонью, я не выдержала и прильнула к его губам, отчаянно желая, чтобы это мгновение никогда не кончалось. Создатель, как я скучала по нему…       Рука Давета переместилась на мою шею, и спустя миг он резко выдохнул и прикоснулся губами к моему лбу. Мысль, что эти поцелуи не станут последними, была болезненно-счастливой, и я старалась сосредоточиться на ней. Я не должна думать о плохом, только не сейчас, когда удача улыбнулась мне, да еще и так широко: вернула их обоих живыми.       — Статус рекрута Серых Стражей ударил тебе в голову? — сострила я, когда он отстранился.       — Брось, Скай, я всего лишь спрашивал у нее, когда мы будем наступать, - шутливо оправдался Давет и медленно повел меня вдоль центральной площадки, усеянной шатрами, вверх к колоннам, где открывался вид на дикие земли, откуда должен был выступить авангард нашей гибели.       Я была благодарна: громкие пророчества смерти, которые выкрикивала с деревянных подмостков жрица, приписывая этой идее некий лицемерный знак доблести и героизма, навязывая мысль о неминуемой погибели как возвышение, как ненапрасную, благородную жертву, благодаря которой они сумеют сдержать натиск врага, меня раздражали. Вид шатров Круга нервировал. И Давет понял, что такое соседство – последнее, что мне сейчас было нужно.       — Почему-то в первоначальном виде этот вопрос оказался длиннее, — я испытующе посмотрела на него и не собиралась отставать, пусть и в шуточной манере. И как только такой человек, как Давет, умудрялся так долго терпеть эту мою черту?       Он развел руками и виновато улыбнулся, мол, уж простите, но так вышло само. Это и был ответ на мой неозвученный вопрос.       — Ничего личного, радость моя. Клянусь.       — Да. И это вместо того, чтобы встретить меня и попутно объяснить, какого нага с тобой произошло, что еще вчерашний вор и отступник превратился в рекрута древнего уважаемого ордена!       — Я же прислал письмо… — попытался оправдаться Давет, прекрасно зная, каким жалким выглядел в этот момент.       — Да… и письмо твое смехотворное… «Скай»… «Меня поймали»… «Грозила виселица»… «Вступаю в орден Серых Стражей»… «Буду в Остагаре»… Гениально, Давет. Браво. Мне, конечно же, в ту же минуту стало легче!.. Виселица! Создатель, как можно таким легкомысленным языком написать про виселицу?       На сей раз он даже оправдываться не стал. Молча приготовился понести любое наказание, уповая на милосердие в знак нашей давней крепкой дружбы… Когда Давет отстранился, я уже простила его. Только краем глаза заметила, что Карвер, наблюдавший за нами, стоя в окружении солдат, сделал вид, будто его сейчас вырвет. Все тот же маленький негодяй! Завидуй молча.       Давет вновь соединил свою ладонь с моей, и наши пальцы сплелись. Это стало своего рода символом безграничного доверия друг к другу. Способ сказать, как он рад, что я рядом, без слов, с которыми он так и не научился обращаться.       — Знаешь, все просто, — пожал Давет плечами, и я упрямо сжала его пальцы на случай, если он забудется в своей болтовне и решит отпустить мою руку. — Все шло как обычно, и ранним утром я вышел на охоту, ибо денежки кончились быстрее, чем я успел что-либо предпринять. Старик с тугим кошельком стал для меня лакомым кусочком… — Давет махнул головой в сторону, и я заметила недалеко от нас высокого мужчину с перехваченными сзади веревкой черными волосами. Этот статный воин в серебряном доспехе с символом грифона на нагруднике резко отличался от остальных местных солдат. — Так вот… я промахнулся. И стал жертвой собственного профессионализма. Старикан оказался слишком внимательным, да и бегал он быстрее, чем я ожидал… Правда, поймал меня не он, а стража… В общем, поднялся бедлам, я оказался в центре всех событий… Тут меня уже узнали те, кому я досаждал раньше… Немного неловкая ситуация вышла. В такую передрягу я еще никогда не попадал, — продолжал рассказывать Давет таким беззаботным голосом, каким в таверне обычно пересказывают очередные сплетни, а у меня кровь стыла в жилах. — Знаешь, я даже не ожидал, что успел стать в Денериме таким популярным: обычно я незаметен… А как на виселицу, так весь Денерим вдруг вспомнил мое лицо!..       Виселица! Давет так спокойно говорил про это! Если бы не его тон, я бы с ума сошла.       — Но итог оказался куда более неожиданным, — присвистнул Давет, и его глаза озорно сверкнули, явно говорящие о том, что вспоминает он о тех событиях с проказливым смехом, будто это была детская шалость, и даже будто с удовольствием. — Тот старикан и спас меня от петли. Дункан, командор Серых Стражей! Судьба-шалунья, да?       Я кивнула, не без удивления вспомнив, что Стражи были одними из заинтересованных в той, кого Давет искал и по сей день. Интересно, какими затейливыми узорами переплетаются судьбы…       - Он как раз набирал себе в орден всех, кто знает, как заставить оружие петь и плясать. Правда, кошелек пришлось вернуть, но… Скай, я, кажется, раз и навсегда освободился от необходимости постоянно скрываться, - произнес Давет тише. Теперь он выглядел взволнованным. - Я стану... Серым Стражем.       Давет словно сам не верил, что это происходит именно с ним. И как только он сам произнес эти слова вслух, это полностью осознала и я. Эта перемена означала отказ от старых привычек. Эта перемена означала шаг прочь от прежней жизни, от старых врагов, от репутации разбойника и вора; она несла ему уважение и почет. Она означала, что теперь ему можно перестать скрываться и спокойно, ничего не опасаясь, закончить, наконец, поиски, начатые без малого двадцать лет назад!       Точно его голос был за гранью привычной слышимости. Точно он раздавался откуда-то из прошлого. Давет перешагнул через границу между прежним собой и нынешним. Между юношей, отвергнутым миром, и уважаемым воином, получившим заслуженное признание, оправдавшим свое существование. Отвоевавший место под солнцем и право на жизнь. Настоящую жизнь. Давет хоть и чувствовал себя сейчас счастливым, но, должно быть, будет еще какое-то время свыкаться со столь резкими переменами: когда ты на протяжении двадцати лет работаешь в одиночку, и недоверие к людям буквально прорастает в тебе с очередным предательством или обманом, тяжело вот так просто сделать шаг вперед и стать частью команды.       Для этого рядом буду я, чтобы поддержать. Давет заслужил это. Давет заслужил гораздо больше. Он заставит этот мир пасть перед ним на колени и вымолить прощение за все, что ему пришлось пережить. После дурацкой войны он сможет, наконец-то, жить открыто, не страшась ни казней, ни мести, для самого себя.       Нет. Для нас. Мы завершим поиски, мы начнем новый совместный путь. И навсегда останемся вместе.       - Решил изменить своим правилам? – наконец, заговорила я. – Твоя цель уже близко, Давет. Ты хочешь сейчас, почти на пороге долгожданного открытия, остановиться и свернуть в другую сторону? Стать частью… команды?       - Неожиданно, да? – на сей раз Давет не усмехнулся, а именно улыбнулся, по-настоящему, будто был искренне рад этой мысли. И эта улыбка была неповторима, улыбка точно переродившегося человека – Я не оставляю поиски, ты знаешь меня. Просто попытаюсь в пути начать что-то новое. Никогда не поздно… Я хочу сделать попытку, раз уж такой судьбоносный случай выпал мне сам!       А я не упустила ту деталь, которая наверняка и стала спусковым механизмом его неожиданного решения. Дело было не только в заманчивой перспективе перестать скрываться. И не в усталости от необходимости быть вечно подозрительным, неприкаянным одиночкой и ожидать подвоха везде и во всем.       — Значит, если ты скоро вступишь в ряды Стражей, то у тебя появится возможность… получить защиту Стражей? Прикрытие, пока ты закончишь поиски? — спросила я осторожно. – И… какие перемены подразумевает статус Стража? Что от тебя потребуют? Кроме охоты на порождений тьмы?       Последние два вопроса я задала с осторожностью. Я не представляла, как живут Стражи, как ими становятся. Это неведение подсознательно подводило к той страшной мысли, которую я боялась озвучить даже в голове: а вдруг его заставят уйти навсегда?       — Даже лучше, - произнес он так, словно собирался поделиться со мной радостным секретом. - Нас собираются послать в Дикие земли Коркари.       Для меня эта торжественная новость прозвучала как зов судьбы, как непреложная истина – так, как и должно было быть изначально. Давет не решался ходить туда самовольно, покорно следуя карте, а ведь ответы могли храниться именно там… где все началось.       - Пошлют трех рекрутов и одного новоиспеченного Стража… Подозреваю, что это какое-то символичное задание. Во всяком случае, вывод напрашивается логически.       — …и там ты сможешь выяснить все до конца? — закончила за него я.       — Да, — его лицо просияло, янтарные глаза горели. Кажется, Давет сам не до конца верил в чудо, перевернувшее всю его жизнь. — Я не был там с самого детства. И, если мне повезет, они все еще там… А насчет обязанностей… Проклятье, вот этого я и сам не знаю, Скай. Честно, стыдно! Но я был… так шокирован такой благодати судьбы, что даже не додумался подслушать. На вопрос о посвящении в орден Дункан внятного ответа не дал: сказал, что, мол, это тайна… Наверняка какой-нибудь их символический ритуал. Может, надо будет подписать договор кровью или принести голову эмиссара или генлока…       Давет вел себя открыто и раскрепощенно, не сдерживал улыбки, не скрывал своей радости, не боялся сглазить.       — А задание Стражей? — напомнила я деликатно. — Едва ли они дадут тебе уйму свободного времени.       — Радость моя, я же профессионал! — наигранно оскорбился Давет.       — Которого чуть не повесили, — заметила я скептично. Просто лишний раз напомнила ему быть осторожным. В своей манере.       — И не повесили! Я один из тех, кого стоило спасти, — самодовольно усмехнулся Давет, словно был уверен, что даже без помощи Стража избежал бы виселицы. — А потому знаю, что нужно делать. Я выкраду пару минут, чтобы добраться до этой хижины... Не знаю, что увижу на том месте. Может, эта хибара давно разрушена, и там никого уже нет… Но я хочу знать наверняка, - настойчиво повторил он и отвел глаза – уловка, призванная скрыть его истинные чувства, потому что он сам толком в них не разобрался. Карта вела себя неоднозначно в конце пути, подсказывая, что поиск почти завершен. Однако Давет как был далек от истины, так и остался: ту, кого искал, он так и не нашел. Давет боялся, что что-то упустил или не заметил. И в глубине души боялся самого страшного – что искать уже давно некого…       В последнее время Давет начал грешным делом сомневаться, правильно ли расшифровал последние несколько этапов пути… Изначально он был уверен, что карта должна была привести его к цели… которая, если верить рисунку, находилась там, где и началась эта история. И в столь усложненную по неясным причинам развязку верилось с трудом нам обоим. Слишком прост оказался итог для пути длиной в двадцать лет. Если только он не планировался таким длинным для того, чтобы Давет собрал весь комплект таинственных украшений, предназначения которых мы так и не смогли разгадать… Невольно подкрадывалось сокрушительное ощущение, будто все это было зря. Но мы старались не поддаваться этому.       — То есть… ты все равно уйдешь? Надолго?       Это было эгоистично, и я не имела права отговаривать его, даже накануне битвы. Конечно, разумом я знала, что мне не удержать Давета. Но эмоциям не могла это объяснить. Мне хотелось схватить его за руку и не отпускать от себя, не заботясь о последствиях.       А другой рукой прихватить и своего амбициозного братца, глотнувшего свободы от женской опеки. Чтобы не наделал глупостей. Нельзя сказать, что Карвер был счастлив узнать о моем прибытии, очевидно, уже решивший про себя, что я хочу затмить его на поле боя и присвоить всю его славу...       — Ну… я пытался это выяснить, но этот старикан теперь предусмотрителен со мной. Слова лишнего не сболтнет. Я и про Коркари подслушал случайно. Формально ни я, ни остальные про них знать еще пока не должны…       Когда ужасающие новости, промчавшись по южной территории, достигли Лотеринга, первое, что я сделала — ринулась в дом и стала отчаянно рыться в старых папиных записях, лихорадочно перебирая обрывки пожелтевшего пергамента в надежде найти какое-нибудь заклинание поиска, чтоб удостовериться, что Давет жив. Однако он сам нашел меня уже спустя кошмарную бессонную ночь. Как только мои руки коснулись листа, я поняла, кому он принадлежал и кому предназначался. Мое сердце знало, что Давет держал этот жалкий листок бумаги в своих руках еще до того, как я успела его развернуть, и мои дрожащие пальцы чувствовали его тепло… Мой голос дрогнул и сорвался с всхлипом.       Он жив. Мне потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и позволить паре строк дойти до моего сознания.       Масла в огонь подлил Карвер, которого буквально распирало дышащее патриотизмом желание отправиться защищать родные края, и мать, как ни старалась заколачивать двери и остальные проемы в доме, не смогла удержать его.       Я сама сходила с ума от волнения - теперь за них обоих - и когда напряжение достигло пика, и нам троим стало невыносимо находиться в одном доме, я сорвалась. В Лотеринге мать и сестра оставались в безопасности. Мать знала мои возможности, знала возможности Карвера и даже доверилась «безнравственному» Давету, подсознательно понимая, что именно его способности могут спасти нас обоих. Я не нуждалась в ее разрешении, но все же оно стало для меня чем-то вроде напутственного толчка. Там был мой брат, который мог под влиянием мании величия и нездорового патриотизма буквально расстелиться под армией, а вместе с ним где-то вел свою игру мой мужчина, который мог одним своим невразумительным письмом сделать меня седой.       И сейчас, когда я наконец убедилась, что те двое, ради которых я пришла сюда, в безопасности, я меньше всего хотела, чтобы они рисковали собой.       Такое оправдание я нашла своему эгоистичному порыву. И дело было не в этих Диких землях, по которым Давет и в детстве гулял точно на лужайке под радугой.       Я ненавидела эту войну за то, что держать все под контролем было не в моей власти. Я сознавала свое бессилие, и внутри меня все бунтовало, протестуя против такой расстановки вещей. Мне хотелось взять в охапку двух близких мне людей, затаиться с ними в укрытии и ждать, пока придет сигнал выступать. А потом выйти навстречу врагу вместе с ними и прикрывать их магией, пока вокруг не станет безопасно… Но это Давет! Человек, который появлялся, чтобы исчезнуть. Он улизнет из-под моего контроля. Я не услежу за ним.       Кажется, моя внутренняя борьба с сомнениями и бушевавшие во мне страхи не укрылись от глаз Давета, и он ласково поднял мое лицо так, чтобы наши взгляды соприкоснулись. И, как всегда, это стало как прикосновение тепла к моему оледеневшему сердцу, хоть на душе все равно было неспокойно.       — Это еще не война, — заверил он необыкновенно мягким голосом. — Это просто небольшая прогулка по лесу. Чтобы развеяться… Я уйду ненадолго. И как только вернусь, мы с тобой отработаем пару антимагических приемчиков, — Давет подмигнул, и мне отчаянно захотелось поверить ему.       Да, это Давет. С ним ничего не случится в лесу, который он знал с детства. С ним до сих пор ничего не случилось, и эта мысль подкрепляла мою веру в его непобедимость… Я просто оказалась мнительнее, чем думала сама.       — Ну и кто же идет с тобой? — шмыгнув, точно заплаканная, спросила я, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Идея поддаться спокойствию Давета казалась никак не хуже, чем снова переживать из-за собственных утренних предчувствий.       — Видишь того серого рыцаря? — наклонившись, Давет указал куда-то в сторону кучки солдат, с упоением вслушивающихся в слова жрицы. — С пушком на подбородке, напоминает недобритого надутого козлика. Этот тип уже весь день надоедает новостью, что его избрали в орден. Оставил горячо любимую беременную жену дома и отправился защищать Ферелден. Вместо того, чтобы не бросать ее на произвол судьбы в такое время.       Я прищурилась и зачем-то попыталась представить себе «горячо любимую» жену этого мужчины, но дальше усатой жены Данала, грозы «Убежища Дейна», которая умела отрезвить одним ударом полотенца, продвинуться не смогла. И мысленно согласилась, что идея остаться дома и поддержать свою жену на сносях была не менее благородной, чем оставить ее одну ради героических подвигов, которых ты можешь даже не успеть совершить на поле брани.       — А второй я… не вижу, — Давет безнадежно огляделся.       — Второй? В орден берут девушек? - эмоции закипели чисто по-женски. Наверняка он и с этой "второй" успел пообщаться.       — Еще как берут, Скай. Берут всех, кто чего-то да стоит. А девчонка темпераментная. И, может, способная… Она магесса из Круга. Ты не меньше моего понимаешь, как магия здесь будет кстати…       — Вот как? — почему-то эта новость меня взбудоражила. — Повезло ей… Из Круга да в пасть к порождениям тьмы…       — Она оказалась не очень-то... приветливой. Но я могу это понять. На ее месте я бы тоже реагировал резковато после заточения в Круге… А вообще здесь достаточно героев. Практически каждый из них, — он провел рукой по воздуху, привлекая мое внимание к окружающим нас людям, — сумел чем-то отличиться.       — Мне достаточно героев в одном твоем лице, — сейчас, пока я все еще не дожила до завтра и не убедилась, что мы втроем живы, меня не интересовали сторонние герои. — Если бы все умели то, что умеешь ты, это был бы позорно быстрый выигрыш.       На удивление, ответа я не услышала. Подняв глаза, я заметила, что Давет задумчиво смотрит вдаль. Его губы были приоткрыты, словно он собирался что-то сказать, но не решился.       — Давет… — протянула я, и он встрепенулся.       — Да, — промолвил Давет наконец едва слышно и вдруг взглянул на меня так, что я напряглась. — Послушай… Сейчас бессмысленно отрицать очевидное. Войну можно либо выиграть, либо проиграть. Мы просто игнорируем это, но… нужно просто пробить себе пути к отступлению заранее, на случай, если ситуация станет безвыходной… Нужен запасной план. Во всяком случае, меня такая тактика всегда выручала. А это говорит о многом, после всего того неописуемого дерьма, в котором я барахтался всю жизнь.       Нет. Дурные предчувствия и яркие картины, следовавшие за ними, затихшие до этого, пробудились и хлынули с новой силой, протискиваясь сквозь мою ослабшую волю. Кошмары обрушились, черпая силу в его страшных словах, в которых отчетливо просквозили какие-то сомнения. Радость от долгожданной встречи померкла. Мы упрямо избегали говорить это вслух. Слова Давета точно сорвали благостные шоры с уродливой истины, которой я упорно боялась смотреть в лицо. Я больше не могла просто так отмахиваться.       — Давет, ты что-то знаешь?       — Нет, Скай. Я говорю тебе это, потому что знаю по собственной шкуре, что только благодаря этому она еще на мне. Мне просто будет спокойней с запасным планом.       — Да уж, — усмехнулась я, но усмешка далась мне тяжело и вышла неискренней. — Ты-то точно.       Его ответная усмешка тоже вышла кривой. Первое впечатление от неожиданной возможности изменить свою жизнь притупилось, пропуская вперед что-то смутное. Что-то терзало Давета – моего ловкого, предприимчивого, всесильного Давета, - и я не могла избавить его от этих гнетущих мыслей, потому что они переполняли меня саму. Что-то томилось в нем – на фоне, словно ненавязчивый, несмолкающий шелест листьев – томилось тихо, не вырываясь на поверхность, но и не исчезая окончательно… Может, это такой механизм самозащиты: предположить худшее, чтобы, в случае непредвиденного, быть готовым? Может, это тоже в каком-то смысле заранее подготовленный план к отступлению?       Сердце снова захолонуло. Это война. С войны возвращаются не все. Если вдруг случится непоправимое, последствий не избежать. Назад пути не будет. Нужно предпринять что-нибудь сейчас: отыскать какой-то тайный путь прочь отсюда, придумать свой сигнал к бегству. Пусть это будет дезертирством, мне все равно! Я не была ослеплена фанатичным патриотизмом, не видела в нем священный долг или какую-то доблесть. Я не верила, что моя смерть или смерть кого-то из близких поможет остановить Мор. В войне я видела одни лишения, убытки, скорбь, жестокость, пустоту в сердцах тех, кто никогда не сможет ни вернуть, ни восполнить своих потерь.       Я лишь хотела, чтобы все стало, как прежде. Эта мысль вновь пронзила меня, и словно в первый раз, я отчетливо ощутила, что все, что происходит вокруг, реально. И если что-то случится, я не смогу это изменить, не смогу щелчком пальца или одним своим желанием обратить это вспять.       Я не смогу пережить это.       Меня охватила паника. Внутри все стянуло в тугой узел. Эта мысль, притаившаяся на самом краю сознания, не в первый раз пришла мне в голову, но только сейчас я против воли позволила ей задержаться, окрепнуть до такой степени, чтобы она стала реальной угрозой. Я так старалась держаться, и рядом с Даветом это даже получалось, но сейчас, когда он (он!) первый озвучил мысль, что все, что случится позже, станет необратимым, былую уверенность беспощадно сорвало.       И вдруг сработал спасательный рефлекс: в глубине души я твердо решила для себя, что в случае, если события обернуться против нас, я погибну первой – тогда я не смогу застать смерть кого-то из близких. И не почувствую боль утраты, и мне не придется с этим жить.       Порой смерть являлась предпочтительным выбором.       Эта тяжелая мысль успокоила меня: она ощущалась как необходимое избавление от мук, как отсечение больной конечности, несущей твоему телу смерть, как единственный правильный выбор, как вынужденная мера, когда, смиряясь с происходящим, лишившим тебя основного плана действий, ты начинаешь машинально выискивать другие пути - подсознательно стремишься выжить. Но про себя я все же произнесла первую припомнившуюся молитву о защите, чтобы не накликать беду. Нельзя допускать даже мысли о смерти. Особенно при таких обстоятельствах, как сейчас…       Повсюду гудели люди, звенели заточенные у кузнеца мечи; воины молились, подбадривали друг друга, спешили по важным делам – кто ровным, решительным шагом, кто напряженно, в нервной, суетливой манере; недалеко от стрельбища, где лучники не щадя шпиговали мишени стрелами, сержант объяснял солдатам правила в борьбе с порождениями тьмы на «наглядном примере»: у него в ногах лежал труп гарлока, которого, видимо, притащили сюда с одной из пока еще мелких стычек. Я невольно приглядывалась к этому чудовищу, и от его вида во мне поднималась волна отвращения и ужаса. Эти твари не будут считаться с твоей силой и отвагой. Они будут лишь убивать.       Давет же находился здесь, со мной, словно выше них всех теперь, словно его не касались их чисто земные проблемы, потому что все равно исход битвы решат его клинки – клинки Серого Стража. Его ожидала сначала тайная миссия ордена, а затем – война, и никто из нас не знал, что готовит нам ближайшее будущее, однако мы понимали, хотя это было болезненное осознание, что путь домой лежит через эту битву.       Если только… я уже давно подумывала о другом пути, хоть и не озвучивала эту мысль вслух. Я была полна решимости просто сбежать отсюда. Тайком, под покровом ночи, когда все будут слишком взволнованы и слишком заняты, чтобы остановить нас. Это будет путь к спасению. Мне уже довелось потерять близкого человека: я знала, как это ощущается. И поэтому сейчас я как никогда отчетливо чувствовала, что Давет и брат мне дороже, чем долг.       Прижавшись к Давету еще сильней, словно так можно было укрыться от грядущего, я открыла заслезившиеся от этого болезненного осознания глаза. Мой взор упал на южные леса под Остагаром, затерялся в блеклых холодных цветах унылой осени.       И вдруг мне привиделось все, что могло произойти – открытые раны, из которых, не останавливаясь, сочится кровь; безжалостные удары, неравные силы, разрубленные напополам тела и головы, повешенные на пояс точно трофеи; огромные твари, которые хватают, сдавливают, ломают, кромсают, рубят, не зная пощады!.. И мы среди этой резни втроем – Давет, прошедший многолетнюю науку выживания, самой смерти неоднократно бросавший вызов, новоявленный Серый Страж, который теперь просто не может взять и сбежать; мой брат Карвер, который вырос у меня на руках, упрямый, храбрый, жаждущий стать частью чего-то значимого, и я содрогнулась всем телом, внезапно увидев его обескровленным, втоптанным в осеннюю замерзшую грязь – голубые глаза остекленели, не реагируют, и я изо всех сил хлещу руками по его щекам, яростно, в истерике, а он не отвечает мне. И нет рядом никого, кто помог бы, потому что каждый стремится защитить в первую очередь самого себя... Я не могу остановить этот кошмар. Ничего не могу предпринять.       Нет. Я машинально замотала головой, силясь прогнать наваждение, но оно словно нарочно оставалось беспощадно ярким. Я не хочу этого! Давай сбежим отсюда, пока не поздно!.. Горло болезненно сдавило. Нужно бежать. Только так мы будем в безопасности. Вот он, запасной план!       Как признаться самому сильному и ловкому человеку на земле, что меня пугает мысль, что наш путь в Остагар может стать дорогой в один конец? Что я боюсь выжить, если один из них погибнет? Что я не хочу жизни без них, отторгаю ее от себя? В этот момент из недр моего подсознания, точно лава из вулкана, безудержной волной вырывались мои потаенные желания – все то, ради чего я хотела жить. И во всех них присутствовал Давет – без него ничто в моей жизни не имело смысла. Человеческий, естественный страх потерять родных все равно брал надо мной верх.       Давет крепче обнял меня, буквально удерживая над пропастью, и я вдруг отчетливо осознала, что ни он, ни тем более Карвер не покинут Остагар. А значит, я должна остаться. Не смогу уйти без них.       Давет не может позволить себе сбежать. Не в этот раз. Он всегда сбегал, а сейчас ему предоставилась возможность жить нормально, без погони, без побега. Пусть даже на пороге войны, но он как никогда приблизился к долгожданной возможности стать свободным, спустя более чем двадцать лет бесконечного, непрерывного бегства, опасностей и угроз. Это был выбор между продолжением скитания в одиночестве, вынужденным отшельничеством и постоянным бегством или же шансом изменить свою жизнь, получить заслуженное признание и безграничные возможности. Это был выбор между шагом в лучшую жизнь или самовольным отречением от нее. Конечно, Давет не станет упускать такой шанс.       Как мне попросить его отказаться от всех этих неожиданно снизошедших ему благ, бросить все и уйти со мной лишь потому, что я боюсь? Не хочу без него?       И Давет словно услышал мои постыдные мысли. Он ласковым, трепетным движением отстранил меня от себя так, чтобы взглянуть на мое лицо, печальное, жалкое, пылающее: я уже не пыталась скрывать от него свои тревоги. И его добрый, всегда добрый ко мне взгляд, его теплые янтарные глаза вдруг искренне улыбнулись, словно прочитав мою безмолвную мольбу избавить меня от этих страхов, заверить, что все будет хорошо, потому что я была слишком напугана, чтобы обрести уверенность самостоятельно. Я была слишком беспомощна перед лицом грядущего, и всесильный Давет, для которого нет ничего невозможного, сможет помочь мне.       Я увидела это в его глазах. Его душа была раскрыта передо мной. Жизнь в крепости кипела, не останавливаясь ни на секунду, а мы стояли у самого ее края, словно вне общего потока, в нашем собственном мирке. Я одновременно ненавидела каждое мгновение этого затишья перед бурей и ценила. Мне отчаянно хотелось, чтобы все плохое осталось позади, и тревоги оказались напрасными, но вместе с тем я не желала упускать ни единой бесценной секунды рядом с ним, не желала, чтобы грядущее вообще наступило.       - Даже не думай об этом, малышка, - тепло произнес Давет. Его голос обещал мне скорое возвращение домой вместе, уверял, что мои страхи надуманные. – Ты что, усомнилась во мне? Ты же знаешь: вы и оглянуться не успеете, как новому Серому Стражу возведут памятник здесь!.. А потом я доведу начатое до конца и стану окончательно свободным… Я придумаю для нас запасной план, Скай. Путь к отступлению. На всякий случай… Так мне будет спокойней. Договорились?       Всего пара слов о том, что у нас все еще есть будущее, но мне нужно было услышать его беззаботный голос, его беззлобное самохвальство; нужно было услышать, что он точно знает, что делать в случае, если положение станет тяжелым. Я видела, как Давет совершает невозможное. Мне просто следовало напомнить себе об этом.       Эту победу мы встретим вместе, я и два самых храбрых воина этой армии. Остальные не успеют спохватиться, как Давет уже появится из-за горы трупов, и, усмехнувшись своей неизменной усмешкой нашему потрясению, будет оказывать помощь раненым. А я буду счастлива взять его за руку и с гордостью заявить всем, что этот мужчина, этот герой Ферелдена и спаситель всего мира - мой. Эта поистине исцеляющая мысль закрепилась на фоне прочих, став якорем, способным вытащить меня из этого омута. Предположение, что война не обязана стать приговором.       А я приложу все усилия, чтобы мы вернулись в Лотеринг втроем. Я буду сражаться изо всех сил, чтобы претворить это в реальность, сделаю все возможное, чтобы снова обнять их.       С какой-то нереальной ясностью, снизошедшей на меня после эмоционального срыва, я осознала, что все просто обязано закончиться хорошо. Боли и несчастий, что Давет пережил за последние двадцать три года, хватит на несколько жизней, и все ради шанса жить открыто, ради чего-то благого, не боясь быть собой и гордиться этим. И я сделаю все, чтобы он не упустил эту возможность.       Это же Давет. Его взгляд, хитрость которого невозможно было распознать сразу, и извечная усмешка утверждали, что в рукаве всегда припрятаны несколько козырей. Я доверчиво кивнула ему и вновь оказалась прижатой к его груди. Я не потеряю его. Не для того я семь лет отстаивала перед судьбой свои права на него. Отстою и сейчас.       Мы разошлись возле псарни: Давета звали Стражи. Это был первый раз в моей жизни, когда я своими глазами увидела боевого мабари. И не просто увидела: псарь чуть ли ни обниматься к Давету полез, бормоча что-то про какой-то белый цветок. Прислушавшись к ним, я присмотрелась к псу внимательней и ужаснулась. Только сейчас я заметила, насколько жутким был вид у животного. На меня смотрели сознательные печальные глаза сильного животного, храбро встречающего свою кончину. На мгновение мне показалось, что в уголках этих темных, все понимающих глаз застыла влага... Проклятье. Он был вынужден терпеть боль, не в состоянии избавиться от этих мук самостоятельно...       Передо мной медленной смертью погибал мабари, а я даже не представляла, как ему помочь… Не таким я представляла себе первую встречу с этим гордым, преданным, сильным созданием.       Подняв взгляд на Давета, я осознала, что он уже какое-то время пристально смотрит на меня. На мой немой вопрос он не проронил ни слова. Лишь слабо, сочувственно улыбнулся. И я почувствовала: он что-то задумал. Я еще раз взглянула на затянутую в намордник светлую морду мабари. Внутри снова все скрутило.       — Мне пора, - произнес Давет нарочито легко. - Иначе кровавую пирушку начнут без меня. Так что жди меня, радость моя! Будет совсем скучно — послушай про Создателя, жрица очень старается… Я один раз даже постоял с этим рыцарем за компанию, послушал... Я, дурень недалекий, узнал, что если мы все сдохнем, то сдохнем не только с разрешения, а даже с благословения Создателя!..       «Все будет хорошо, — твердила я про себя, глядя, как Давет и трое его товарищей (непривычно было думать, что у Давета есть товарищи. Помимо меня. И даже немного ревностно, будто меня пытались заменить) исчезают за деревянными воротами в неизвестности, — все будет нормально. Давет всю свою жизнь только и занимался выживанием. С ним ничего не случится. Это же просто смешно!»       Он буквально физически чувствует свое окружение, на каком-то ином уровне, недостижимом для простых смертных. Давет способен сокрушить врага меньше, чем за секунду - он интуитивно знает, куда и как бить. Этого человека просто невозможно застать врасплох.       Но вот когда я обернулась и Давет уже исчез из виду, все напоминания о его неуязвимости вылетели из головы. Мне казалось, что я только что отпустила его в логово смерти.       Чтобы вернуть самообладание, потребовалась вся сила воли и воспоминания о его добром взгляде, который сиял, будто внезапно загоревшаяся во мраке надежда. Мне нужно чем-нибудь себя занять. В конце концов, так я старалась делать всегда, когда Давет покидал меня… И сделаю сейчас, потому что у меня осталась еще одна невыполненная миссия.       Итак, где мой слегка взбалмошный бесстрашный младший брат?..