* * * * *
Сантьяга «слушал» Маглора с самой первой минуты встречи, когда заехал за ним домой, чтобы отправиться в подземный город. Он настраивался, подбирал спектр магического поля, чтобы ближе подобраться, глубже заглянуть… И всякий раз, когда он пробовал призвать на помощь чуть больше силы, вокруг эльфа словно вставало сияние, слепило внутреннее зрение и не давало ничего разобрать. Неожиданно Сантьяга вспомнил слово «аванирэ» — нежелание контакта разумов у эльдар, отторжение, отрицание. Маглор как-то рассказывал об этом, как об одном из способов защиты своего внутреннего мира от непрошеного вторжения. Вряд ли сейчас он осознанно защищался, но ведь Сантьяга не мог спросить в лоб… Наблюдая, как Макалаурэ беседует с Чуей, Сантьяга заметил, что сияние словно тускнеет и рвётся, слабеет, опадает, как гаснущий огонь: эльф решал насущные задачи, подброшенные жизнью, и отвлекался от своих внутренних терзаний. Значит, следовало найти что-то, что переключит его хоть на мало-мальски значительный отрезок времени, за который можно будет проследить, как работает эта «светомузыка» вокруг Кано и куда тянутся её «провода». Неожиданное его желание оказать личную помощь в бою пришлось очень кстати: комиссара осенило, что ничего лучше для полной сосредоточенности на внешних обстоятельствах, чем спарринг на мечах, придумать невозможно. Тем более, что эльф всё придумал сам! И вот теперь Сантьяга во все глаза смотрел, как умница Ортега вкладывает в покрытые шрамами ладони потёртые узорчатые ножны, и внутренним зрением мага видел, как буквально рухнула переливчатая пелена, будто сдунутая свежим ветром, а вместо неё вокруг Маглора заплясали яркие радуги нормальной ауры: радости, гордости, любознательности, жажды творчества, желания любить… — Ортега, — тихо пробормотал он, притянув любимого поближе за карман на штанах, — прошу тебя, принеси мне быстро ещё два… нет, лучше три энергетических артефакта. Я боюсь, мне не хватит собственных сил. — Там что-то сложное? — встревоженным полушёпотом переспросил Ортега. — Не знаю. Оно очень чуждое. Скорей, ладно? Молодой нав мгновенно испарился, а Сантьяга, присев на низкую банкетку у стены, приготовился следить за боем. Нолдорский меч и навская катана взметнулись в салюте, комиссар закрыл глаза, и до его слуха донёсся смех Маглора: счастливый и беззаботный. Полностью перейдя на магическое восприятие мира, Сантьяга словно шагнул в переплетающиеся ленты света и мрака, странным образом не враждующие, не стремящиеся поглотить и уничтожить один другого, а свивающие завораживающие узоры, взаимопроникающие, рождающие удивительные формы и даже будто бы звуки… Светлый эльф и воин Тёмного Двора здесь и сейчас творили новую гармонию, и Сантьяга немалым усилием воли заставил себя оторваться от созерцания и двинуться в свет, дальше и пристальнее. Лёгким язычком тёмного тумана заскользило его сознание в глубокие эшелоны и тылы той магической конструкции, что заключила Кано в сверкающую тюрьму. С каждой секундой двигаться в этом сияющем нечто становилось всё трудней: потоки светящейся субстанции, упругие и в то же время острые, стремились растрепать и расточить струйку темноты, настырно ввинчивающуюся в их пылающее пространство, Сантьяга прикладывал много сил, чтобы не быть вышвырнутым, да ещё успевать отследить и запомнить структуры и энергии, на которых зиждился магический космос эльдар. Когда стало совсем тяжело, в трепещущий ручеёк мрака будто щедро плеснули чернил, и комиссар ощутил рядом Ортегу, который вложил в его ладонь хрупкий кристалл артефакта. Набравшаяся сил тёмная когтистая лапка продолжала нащупывать путь к разгадке, искать те скрепы, что столько эпох держали нерушимой жестокую сеть проклятия Светом, ибо ничем иным это Сантьяга назвать не мог. Силы уходили быстро, Свет был могуч, и приходилось снова и снова подкачивать энергию Источника. Рядом был Ортега, самоотверженно ливший в него собственные резервы, и были артефакты, но сколько ещё потребуется времени, чтобы постичь сущность арканов, сплетавшихся вокруг эльфа? Неожиданно в вихрях света наметились разрывы, и в этих промоинах, словно меж разошедшихся туч, Сантьяга увидел структуру заклятия — очень странную и нелогичную с навской точки зрения, но вполне ясную, а держали её сгустки белого, слепящего сияния, злого и яростного, чуждого даже окружающему свету, до тошноты искусственного! «Тьма! — захотелось закричать магу. — Вот враг Твой и Света! Вот ваше общее поле битвы!» Тут на истончившуюся почти в ниточку тёмную струйку обрушился огромный сгусток холодного огня, и всё для Сантьяги исчезло. Глаза он открыл в комнате Ортеги. Тот решительно вложил в его ладонь третий артефакт, сдавил сверху своей рукой, чтобы раскрошить, и, увидев, что комиссар очнулся, прижался губами к сжатому кулаку Сантьяги и зажмурился. — Прости, — прошептал Сантьяга и слегка усмехнулся. — Что-то я стал очень часто просить прощения, не находишь? — Ты стал очень часто делать глупости, — прошипел сквозь зубы Ортега, — это тенденция или пройдёт, как полагаешь? — Пройдёт, — стянув пониже узел галстука, всё ещё шёпотом ответил комиссар. — Как я здесь?.. — Ты просто рухнул мне в руки, я решил, что не стоит это демонстрировать. Прошло минуты две, полагаю, они могли и не заметить, очень заняты боем… Ты смог?.. — Да, я нашёл… Это очень странно и страшно, и удивительно красиво… Теперь бы найти способ это сооружение разобрать. — Сантьяга, ты не имеешь права так рисковать, ты понимаешь это? — Ортега смотрел ему в глаза с тревогой и страстью, и лучшего лекарства сейчас для Сантьяги не существовало. — Что скажет князь? — Князь скажет, чтобы я перестал носить белое, — улыбнулся он. — Мне гораздо важнее, что скажешь ты… — Про меня ты тоже всё знаешь, хоть я и не князь, — не принимая улыбки, ответил Ортега. — Я с тобой. До конца. До любого, ты знаешь. Сантьяга неуверенно сел на краешке широкой упругой постели и, ощутив лёгкое головокружение, с удовольствием прижался лбом к груди так и не успевшего одеться любимого: — Сделай портал обратно, что-то я пока не в форме. Как и предсказывал Ортега, Маглор и Бога всё ещё увлечённо вели свой филигранный бой, и комиссар с удовольствием смотрел на это простым глазом: зрелище было невероятно красивым, и он вспомнил игру Света и Тьмы, которую породил этот поединок-танец. Техника эльфа была непривычно лёгкой для глаз, будто он порхал, не касаясь пола, и будто внушительный полутораручник не весил совсем ничего. Бога, верный навскому стилю, только улыбался, тонко поддерживая и развивая игру. Клинки шелестели и музыкально звенели, сшибаясь, от них летели искры и яркие блики, порой удары пронзали воздух в микронах от тел бойцов, но ни капли крови, ни единой царапины не видно было на коже обоих. Сантьяга мимолётно позавидовал — так владеть мечом, как это делал Макалаурэ, ему учиться и учиться. Впрочем, он берёт другим, да… Совершенно неожиданно для зрителей, будто сговорившись, оба мечника сделали шаг назад, салютовали и поклонились друг другу. Внезапная тишина в зале оттенила значимость момента, когда Бога, невозмутимый и бесстрастный Бога, вдруг опустился на одно колено перед Маглором и, положив катану к его ногам, торжественно произнёс: — Ваше мастерство несравненно, уважаемый Маглор. Могу я просить вас о нескольких уроках для меня и наиболее подготовленных гарок моего отряда? — Бога! Встаньте, прошу вас! — переполошился нолдо. — Сколько угодно уроков, если вы хотите, но я не понимаю, почему? Я не смог бы победить вас в настоящем бою, как не смог достичь превосходства сейчас, хотя получил истинное наслаждение от нашего поединка! — Да, Бога, объясните, — присоединился к эльфу комиссар. — И ещё мы вашего вердикта ждём, вы помните? Бога с достоинством и почтением встал и ещё раз поклонился эльфу. — Я не знаю, как убедить вас, комиссар, отговорить уважаемого Маглора от участия в битве. Сражаться — дело гарок, а мастера должны учить, передавать свои умения дальше. Дело даже не в том, что нужно быть магом, мы могли бы безболезненно прикрывать Маглора сколь угодно долго. Но это как возить воду на боевом скакуне: при нужде можно, но зачем без нужды? — Я просто хотел помочь, Бога, понимаете? — смущённо убирая в ножны голубоватый сполох клинка, сказал Кано. — Вы поможете гораздо больше, если станете нашим наставником! — с неожиданной горячностью ответил нав. — То, как вы владеете техникой боя прямым мечом — это невероятно! Ничего подобного мне видеть не доводилось! Мне показалось, что вы легко смогли бы меня одолеть, если бы это был настоящий бой. Просто вы наслаждались, как и я. Вы давно не имеете партнёра для фехтования, да? О, извините, я что-то не то говорю… — Что уж тут, вы правы! — вдруг облегчённо засмеялся Маглор, и Сантьяга ощутил, как расцвела его аура радостью. Он не хотел вновь проливать кровь, отчаянно не хотел! — Я очень давно не спарринговался, только перед зеркалом связки проходил, да порой поленья на заднем дворе фигурно вырубал! Сам над собой потешался, право слово. — Так ты согласен, Макалаурэ? — поставил вопрос ребром комиссар. — Если Бога говорит, что таким микроскопом, как ты, нельзя забивать гвозди и потрошить чудов, значит действительно нельзя! Я официально делаю тебе предложение о сотрудничестве с Тёмным Двором. Это престижно, надёжно и небезвыгодно, заметь! — Ох уж эта навская практичность! — Маглор был весел и счастлив, Сантьяга просто купался в его открытой, восхищённой душе. — Я знаю, что ты не примешь отказа, да и не хочу отказываться. Я сейчас будто вновь для чего-то родился, так странно себя чувствую. А Сантьяга видел, что призрачное сияние кокона придушенно вспыхивает у ног эльфа, не в силах подняться даже до высоты колен. И в этот миг он понял, какие силы будет призывать, чтобы разбить злые запоры проклятия, чтобы через многие тысячи лет вернуть другу желание жить.Часть 7
2 июня 2014 г. в 23:27
Маглор сидел на странного вида тёплой трубе в одном из подземных коридоров, головоломным лабиринтом прошивающих пространство под Москвой. Чуть в стороне, под тусклой электрической лампочкой, светившей тут невесть сколько лет, тихонько благоговел Чуя, лишь изредка делая знаки своей верной стае. Крысы, впрочем, чувствуя настроение хозяина, вели себя исключительно достойно.
Нолдо с маленьким осом ждали Сантьягу, который ушёл дальше, чтобы наедине встретиться с мятежным мастером войны. Острый эльфийский слух говорил Кано, что беседа идёт нервно, но конструктивно, — интонации были весьма красноречивы, хотя слов и не разобрать… Война… Неужели снова война… Эльда понимал, что на этот раз не сможет остаться в стороне, хотя обещал себе больше никогда, никогда… Но на этот раз у него снова было, за кого сражаться.
— Чуя, — тихо спросил он проводника, — ты что, боишься? Ты же дома, перестань так трястись. Ты храбрый воин, я знаю тебя давно. Что случилось?
— Чуя не боится, — быстро возразил ос. — Чуя старается запомнить этот день, когда к нему пришёл Высокий и попросил помочь Сантьяге. Чуя счастлив, что смог пройти по своим путям рядом с Высоким и с Сантьягой. Чуя будет слагать балладу, чтобы каждый ос мог гордиться своей семьёй! Этот день никогда не будет забыт, Высокий, и если ты вернёшься даже через тысячу лет, любой воин Оси споёт тебе о нём, поверь!
Маглор слегка улыбнулся. Высокий… Так осы звали его с незапамятных времён. Он был их легендой, их добрым духом, их памятью. Он помогал им, как мог: чему-то учил, подсказывал идеи для облегчения подземного существования, напоминал полузабытое или совсем утраченное. Маленькие повелители крыс любили его, как дети любят доброго дядюшку, который рассказывает сказки и подарки дарит, жаль вот только, что приходит редко. А Маглор понял однажды, что действует на осов, как виски на Красных Шапок, то есть в его присутствии они начинали лучше соображать. Он изрядно испугался тогда, осознавая, что не готов и никогда не будет готов к такой безмерной ответственности за целую расу, и стал появляться в лабиринтах всё реже. Впрочем, он призвал на помощь изначальную магию Арды, никуда не ушедшую из планеты, и принялся мастерить и дарить осам заговорённые вещицы: ремешки, кошелёчки, браслеты, пояса. Он делился с ними исконно родной им силой и радостно замечал — помогает! И простодушные осы поколениями передавали его подарки, верили в них, как в талисманы, и гордились тем, что порой Высокий встречается с лучшими творцами баллад. Сегодня Маглор спустился под землю впервые за много десятков лет, потому что в какой-то момент перестал бывать у маленьких охотников, боясь их любви и не чувствуя себя вправе влиять на их судьбы. Не желая стать осаром… Не дай Эру!
— Сантьяга возвращается, — радостно возвестил Чуя, успокаивая встрепенувшихся крыс.
Макалаурэ и сам слышал приближающиеся лёгкие шаги: комиссар ходил как эльф, хотя эльфом не был. Во тьме тоннеля появилось смутное светлое пятно, и вскоре Сантьяга вышел на свет полуживой лампочки, недовольно снимая с рукава приставший клок застарелой паутины.
— Что же, полдела сделано, — как-то напряжённо сказал он и повернулся к осу: — Чуя, благодарю тебя за помощь! Тёмный Двор очень ценит семью Ось, её храбрость, преданность и находчивость. Передай старейшинам, что Цитадель довольна славными охотниками. Можешь идти по своим делам, мы найдём обратную дорогу!
— Чуя счастлив передать старейшинам слова Сантьяги и улыбку Высокого, — вытягивая шею, чтобы лучше видеть лица своих гостей, торжественно ответил маленький охотник. — Чуя сложит две баллады, и сейчас же пойдёт подбирать необходимые правильные слова для того, чтобы Ось знала и гордилась тем, что смогла прийти на подмогу могучим!
— Мы все будем ждать твоих баллад, Чуя, — немного нетерпеливо проговорил Сантьяга, а Маглор добавил, мягко улыбнувшись:
— Ты ведь придёшь их спеть в «Кружке для неудачников», правда?
Преисполненный восхищения ос, свистнув за собой стаю, очень быстро растаял в непроглядном мраке, а Сантьяга, пренебрегая белыми брюками, присел на трубу рядом с Кано.
— Клянусь коварством Спящего, никогда ещё я не был так честен, и никогда не чувствовал себя таким лгуном! — с искренним отчаянием воскликнул он. — И ведь де Гир всё понимает! И я понимаю, что он понимает! И я спасаю его, но собираюсь сражаться и убить множество его братьев. И я ничего от него не скрыл! Но почему же мне так тошно, Маглор!
В этом возгласе не было вопроса, и нолдо не стал отвечать. Ему и самому было прекрасно знакомо это отчаяние неизбежности, когда ты не имеешь возможности изменить то, что рвёт твою душу в клочья. Он положил руку наву на плечо:
— Сантьяга, я хочу быть с тобой на этой войне. Я хочу сражаться. Я смогу, как ты полагаешь?
Поразившийся этим словам комиссар даже не сразу нашёлся с ответом.
— Ну, если учесть твой опыт… чисто технически… — ошарашенно протянул он. — Магия в ближнем бою почти бесполезна, а мастерство фехтования наоборот… Ты врасплох застал, Макалаурэ! — рассмеялся вдруг нав. — Давай в Цитадель вернёмся, да и Богу позовём, никто лучше не ответит на вопрос о полезности в бою. Пойдём! Всё равно теперь только ждать…
Они вдвоём быстро выбрались на поверхность из неприметного лаза в какой-то подворотне неподалёку от Свято-Данилова монастыря, и синий Ягуар почти бесшумно покатил по Третьему кольцу на север. Маглору чудилось в Сантьяге что-то недосказанное, то, чего тот и сам не очень, наверное, до конца осознавал. Но это было так смутно, что эльда отмахнулся: мало ли забот у комиссара, когда такое творится! Нав созвонился с Ортегой, попросил его найти Богу и ждать в фехтовальном зале, после чего, разъединившись, весело сказал:
— Вот я озадачил помощника! Теперь они с Богой от любопытства изведутся оба, но виду не подадут ни за что! Почему-то считается, что любопытство недостойно нава, и все старательно его скрывают. Кроме меня! Мне как бы можно. Сколько тысяч лет я отвоёвывал себе эту привилегию, ты бы знал!
— И оно того стоило, да? — улыбнулся в ответ Кано.
— Разумеется! Вокруг столько интересного! Жизнь вообще интересная штука, ты не находишь?
— Ну, в общем… — пожал плечами нолдо. Он уже несколько дней склонялся к тому, чтобы согласиться с этим утверждением, но что-то пока не пускало. — В основном, интересная, конечно…
Сантьяга снова как-то странно на него покосился, и прибавил скорость, лавируя в плотном потоке машин.
Из подземного гаража Цитадели комиссар сразу потащил Маглора в фехтовальный зал. Там Ортега с Богой, видно, чтобы не скучать и не маяться любопытством, раздевшись до пояса, скользили в бесподобном танце мастеров меча. Нолдо восторженно вздохнул, так безупречны и красивы были движения и позы, неуловимо сменявшиеся, словно по волшебству перетекающие друг в друга, неожиданно взрывающиеся бешеным темпом ударов и блокировок, яростным звоном стали, и внезапно вновь плавные, струящиеся, ювелирно точные. Навы были босиком, и бесшумные шаги по упругим половицам словно ткали незримый узор, не выбиваясь при этом из единого музыкально-стройного ритма. Сантьяга прислонился к дверям рядом с Кано, и эльда почувствовал его счастливую гордость: Ортега был совершенно равен в мастерстве Боге, признанному мастеру фехтования, одному из лучших учителей и бессменному начальнику гарок уже несколько десятилетий. Они будто песню пели — дуэт двух мечей, и оба были сейчас своими мечами. Бога, заметивший их первым, потому что стоял лицом к дверям, попытался поддаться, но Ортега не попался на его уловку, придержал свой шаг и слегка покачал головой, на что Бога рассмеялся и, салютуя катаной напарнику, сказал:
— А раньше я его ловил на это, комиссар, помните?
— Всё когда-то кончается, — салютуя в ответ, хмыкнул Ортега и обернулся.
Маглор невольно заулыбался, увидев его лицо: молодой нав был переполнен счастьем и даже не пытался этого скрывать, наоборот — он словно делился им, отдавал, дарил, не желая видеть вокруг мрачные и печальные лица. Сопоставив это с ровным пламенем радостной гордости, полыхающим в Сантьяге, нолдо сделал единственно возможный вывод — его друзья, наконец-то, привели себя к общему знаменателю. Здороваясь, он крепко обнял Ортегу и пожал руку Боге, которого представил ему комиссар.
— Вот, Бога, Маглор имеет очень большой опыт мечника, и хотел бы быть нам полезным в бою с чудами, — объяснял Сантьяга ситуацию, пока оба фехтовальщика утирали влажные лбы и шеи. — Если бы он владел нашими видами магии, я без раздумий пригласил бы его присоединиться, но его магия иная… Маглор, пойдём посмотрим, какой вид мечей ты предпочитаешь.
Отодвинулись две панели на стене, и Макалаурэ увидел невероятную по разнообразию коллекцию холодного оружия. Чего там только не было! От огромных двуручников и боевых топоров до игольно-изящных рапир и хищно-потайных кинжалов. На любой вкус, на любую технику. Почти на любую…
Нолдо снял с захватов эспадон, перехватил эфес, взмахнул, пробуя балансировку… Да, там, в Аквитании, многие рыцари бились такими… Он прорубает доспех, как фанеру, ломает руки, крошит рёбра… Кано повесил меч назад и взял эсток — более поздний шедевр оружейников, когда лучшей защитой стало мастерство бойца. Полумеч-полушпага, довольно увесистый, можно рубить, можно колоть. Витая гарда прикрывает кисть руки, можно принять на неё удар противника, отбросить… Нет…
— Ты ищешь что-то конкретное? — видя, как мечется взгляд Маглора от клинка к клинку, спросил Сантьяга.
— Здесь такого нет, — виновато ответил эльда. — Я могу, конечно, приноровиться к любому оружию, но моё — это нечто среднее между вот этим но-дачи и вот таким дан-гьеном: прямой полутораручник длиной от плеча до кончиков пальцев, с тяжёлой крестовиной и чуть смещённым вперёд балансом.
— Который из двух, Макалаурэ? — вдруг вмешался Ортега. — В ножнах или без?
— В ножнах, — мгновенно поняв его мысль, просиял Маглор, и Ортега исчез в аккуратном провале портала, чтобы появиться через полминуты с его мечом. Кано принял из его рук родной до слёз, до дрожи клинок, рождённый гением Феанаро, едва сумев пробормотать благодарность, так пронзило его восторгом встречи с мечом — полузабытой радостью мастера, берущего оружие не ради убийства, но ради творчества. Медленно, с наслаждением, он выдвинул полосу голубовато-серебряного металла из ножен наполовину, закрыл глаза и прижался лбом к тонкому узору, наведённому ковкой у самой крестовины. Меч… Он знал о нём всё. Под каким углом он перерубит дерево, а под каким чужой меч или топор… с каким оттягом ударить, чтобы разом прикончить горного тролля, а с каким, чтобы развалить до седла крестоносца из отрядов Симона де Монфора… как взяться за лезвие, чтобы наскоро подровнять отросшую чрезмерно гриву лошади и не остаться без пальцев при этом… как бережно держать, не стискивая в ладони, не мучая, чтобы клинок свободно летел, окружая нерушимой, непробиваемой прозрачной пеленой свистящей смертоносной брони… И ещё Макалаурэ знал, что выхваченный из ножен — к бою ли, к радости — меч прозвенит фа-диезом, чистым и призывным.
И под фа-диез, надолго задержавшийся под высоким потолком навского зала, нолдо приветствовал Богу, отсалютовавшего в ответ своей катаной. Они встали в позицию, примеряясь и изучая друг друга, медленно двинулись по кругу, как два осторожных грациозных зверя. Маглор ощутил, как заколотилось сердце в груди — взволнованно и азартно, как когда-то в Амане, ДО… И неожиданно вспомнилась арфа, о которой он тоже знал всё… И когда меч взметнулся навстречу катане, ловя и парируя, Макалаурэ легко засмеялся и растворился в музыке и танце двух клинков.