Дом Солнца

Реальность соскальзывала под пальцами и пластами съезжала куда-то вниз, в пропасть. Перед глазами всё плыло. Шен отказывался понимать это. Он отказывался верить, отказывался принимать. Он сжался, обхватив голову руками, и легонько покачивался. Стадия отрицания. Он не помнил, как оказался в шатре, помнил только, что Таис в нем уже не было, она ушла куда-то по своим делам. Шен не помнил, как Кастор рисовал его, какие позы просил принять. Кажется, маг остался не слишком доволен этим сеансом и деревянным, мертвым лицом натурщика в особенности. В конце концов он махнул рукой и сказал: — Ладно, отдохни. Оставайся здесь до вечера, и никуда не выходи. Здесь ты в безопасности. Поспи, поешь, расслабься. Шен едва слышал его, едва понимал смысл слов. Есть он сейчас точно не мог, да и спать тоже. И сильно сомневался, что здесь он в безопасности. Сколько тысяч людей убила та, что живет в этом шатре, та, что спала с ним рядом прошлую ночь, та, которую он целовал? Неожиданно для себя Шен решился. — Это правда, что Таис сыграла решающую роль в последней битве? — спросил он бесцветным голосом. — Битве? Бойне, ты хотел сказать. Да, она отдала тогда слишком много сил, истратила собственный резерв и долго восстанавливалась после сражения. Но Туман она создала потрясающий. Мы все восхищались ей. — Скольких убил тот туман? — Строго говоря, туман не убивал, — Кастор почесал переносицу. — Он усыплял, лишал рассудка, сводил с ума и визуализировал личные страхи. Люди видели наяву то, чего нет, но не умирали. Просто становились легкой добычей. Зачистку проводили наемники, им всегда достается грязная работа. Возможно, в этом и кроется причина того, почему они и так жестоки. Шен молча кивнул, показывая, что услышал. Ведь, в конце концов, она не виновата. Она ведь просто делала то, что должна была, да? Она не виновата? Стадия торга. Остаток дня он пролежал на шкурах, так и не поев, так и не уснув, пытаясь примириться с этой мыслью, крутя ее так и эдак в голове. К вечеру к нему подошел Кастор, и Шен понял, что пора возвращаться к солдатам. Он медленно снял одеяние мага, в котором всё еще находился, и протянул ее чародею. В сумке, которую принес Элассан, был новый "пояс" и рубаха, Шен поблагодарил Кастора за то, что маги подарили ему день отдыха, день без издевательств. Тот легко улыбнулся, принимая благодарность. Затем вдруг мягко положил ладонь Шену на грудь и медленно провел сверху вниз по торсу. Парень всё еще вздрагивал от любого, даже ласкового прикосновения. Кастор подошел ближе, провел сомкнутыми губами по шее раба. Это должно было быть щекотно, но Кастор почувствовал, как Шен напрягся в его объятиях. Чародей покачал головой, печально глядя на Шена. Он стоял перед чародеем замерев и отведя глаза. Даже самая легкая, самая нежная ласка — это было видно — ему неприятна. Он не отталкивал Кастора, не отстранялся, не смотрел со злостью, он просто стоял как вкопанный, не двигаясь, не отвечая, опустив глаза, с напряженными до предела мышцами. Его тело стало неотзывчивым, деревянным. Теперь маг понимал, почему Аргон наказывал раба тогда в столовой так зверско, говоря, что трахать Шена всё равно, что трахать бревно или труп. "Это они сделали с ним. Это их вина, и Аргона в том числе, с его "воспитанием", — горько подумал маг. — И они еще чародеев считают чудовищами". Шен не смел оттолкнуть чародея, который слишком много для него сделал. Почему-то он знал, чувствовал, что Кастор не станет брать его силой. Знал также, что маг по-доброму хочет приласкать Шена, но тот был не в силах отвечать на его прикосновения из вежливости или из благодарности. Конечно, если Кастор будет настаивать или попросит его, Шен сделает всё, что может, покажет всё, чему успел научиться. Уж кто-кто, а этот человек заслужил, он _имеет_право. Но Кастор неожиданно отстранился и отступил. Шен так и остался стоять не шелохнувшись. — Поешь, они ведь тебя не покормят, — Кастор указал на блюдо с фруктами и котомку с едой, что принес для Шена Элассан. Но Шен не мог сейчас есть. Он вообще мало что мог сейчас, даже толком соображать. И парень упрямо качнул головой. Кастор взглянул на него, как естествоиспытатель на сложно устроенную игрушку, механизм которой ему никак не удавалось разгадать. Снова этот холодный, отстраненный взгляд исследователя, экспериментатора. — Идем, провожу тебя в твой ад, — Кастор накинул рубаху, и подхватил покрывало, которое Шен принес с собой. Он заботливо накинул его на плечи парня и завернул его, укутав, и потянул к выходу из шатра. Очередной благородный жест и от кого? От мага. А молва именно чародеям приписывает все существующие человеческие пороки. Но Шен уже понял, что молва лжет. Всегда лжет. И мир перевернут с ног на голову. И если он выживет, то расскажет об этом кому-нибудь. Когда-нибудь… И тут в нем что-то дрогнуло и оттаяло. Шен поднял взгляд и в упор посмотрел на мага. Сине-зеленые пронзительные глаза. Он должен их запомнить. Он хотел их помнить, пока еще жив. Этот человек слишком многое сделал для Шена, разве он не заслужил благодарность? Ведь если не Кастор, то кто тогда стоит этого? А в груди разливалась горячая признательность магу за то, что тот не пользуется своим положением и не принуждает раба. За то, что Кастор считается с его чувствами и желаниями. За то, что обращается с ним как с человеком, а не как с вещью, с животным или с забавной игрушкой. Шен медленно развел руки, и покрывало упало к его ногам. Он взглянул на мага и внезапно порывисто обнял его, прижимаясь к нему всем телом. Кастор был поражен, ошарашен, но импульсивно обнял его, чтобы приласкать, чтобы парень не подумал, что им брезгуют, что его дар — единственное, что он способен был подарить — отвергают. — Я никому не верю, никому не могу здесь верить, — шептал парень, вцепившись в мага, как утопающий в соломинку. Они были почти одного роста, оба высокие и черноволосые, разве что маг выглядел лет на десять старше. Хотя кто знает, сколько ему самом деле лет. Шен вжимался в Кастора, будто тот был последним бастионом, что отделял его от вновь подступившего чересчур близко безумия. Чародей нежно погладил Шена по голове, и тот благодарно вздохнул. А потом взглянул на Кастора потерянным, молящим взглядом, явно не решаясь поцеловать. И робко коснулся его щеки. "Пожалуйста. Я хочу почувствовать, что живой, что этот мир реален". Кастор поцеловал его в шею, чуть куснув. Шен вздрогнул и закрыл глаза, отдаваясь ласке. "Хочу убедиться, что черное, это черное, а белое — есть белое". Чародей, уже не сдерживаясь, сжал натурщика в объятиях. Тот поддался, пластично выгибаясь навстречу. "Хочу знать, что это — здесь и сейчас — реально. Не очередная шутка моего воображения, не страшный кошмар безумия". Они любились на коврах у очага, где всё еще тлели угли. Кастор оказался нежен и изобретателен. Он был искусным любовником. Шен отдавался ему, растворялся в нем. Он расслабился и полностью доверился магу, веруя, что над ним не посмеются и не унизят. Но что было для него совершенно новым, так это отношение Кастора. Чародей не использовал его равнодушно, бесстрастно, как вещь, как инструмент для удовлетворения своей похоти. Он не издевался над Шеном, не унижал того намеренно, как делал Аргон, чтобы сломать психику парня, растоптать его достоинство и посмеяться после. Не стремился он и просто доминировать, чтобы повысить за его счет собственную самооценку, как обычно поступали с ним насильники. Нет. Шен чувствовал, что маг выкладывается и старается ради него, хочет, чтобы Шену было приятно. Кастор прислушивался к его телу. И это было настолько непривычно, что не укладывалось в голове. Впервые за очень долгое время Шен почувствовал, что с ним считаются, что к нему прислушиваются. Только здесь, с магом, он ощутил себя равноправным партнером, а не игрушкой в чужих руках, которая должна быть послушной и исполнять приказы. Они занимались не сексом, они занимались любовью, и это было похоже на Исцеление. Слезы сами выступили у Шена на глазах. Этот человек ни с того ни с сего дарил ему сейчас то — истинное и единственно важное, — что не мог дать до сих пор никто. Партнерство. Равенство. Уважение. И Шену не было больно. Совсем не было больно. И это тоже было так непривычно. Он тихонечко плакал и благодарно улыбался Кастору, а тот внезапно перекатился, и Шен оказался сверху. Обняв бедра раба, маг продолжал двигаться, неторопливо, с расстановкой, но глубоко. Шен сидел сверху, опираясь на колени, и с изумлением смотрел на чародея, смотрел в его неестественно яркие глаза, на напряженную шею, на красивые руки, обнимающие Шена. Ракурс сверху, оказывается, очень удобен тем, что позволяет любоваться партнером, рассматривать его в мельчайших подробностях. И запоминать. Впервые секс не казался Шену принудительным, унизительным действием, и сейчас он хотел запомнить всё происходящее. Он и не знал, что так бывает. И не хотел, чтобы это прекращалось. Оргазм настиг их почти одновременно. Шен знал, что чародей мог кончить раньше, но нарочно сдерживался, чтобы парень успел догнать его. И за это Шен тоже был благодарен. Они лежали рядом на полу, у очага, и тяжело дышали. Они не разговаривали, разговоры ничего не значили сейчас. По коже Кастора скатывались капельки пота. Шен слизнул одну кончиком языка и игриво улыбнулся. Чародей скосил на него глаза, притянул к себе и обнял. Они проснулись, когда была уже совсем ночь. Седьмой день миновал, начался восьмой. Таис всё еще не было. Шен не знал, хочет видеть ее или нет. Наверно, все же хотел — по крайней мере, она ему снилась. Кастор печально посмотрел на раба. Тот понял и обреченно кивнул: — Только… Можно я поем сначала? Пожалуйста… Конечно, маг дал ему время. Шен жевал жареные куриные крылышки и фрукты и думал о том, что смог разглядеть душу мага. Ледяной, неприступный, бескомпромиссный Кастор только снаружи, для чужих. На самом же деле он благороден, в нем есть великодушие и жалость. И он никогда не обидит слабого просто потому, что может. Он не садист, ему не нужно издеваться. Еще в нем есть безжалостное любопытство экспериментатора, но он редко дает ему волю и старается скрывать от окружающих. Насколько Шен успел понять, этот колкий взгляд, пронизывающий до костей, устремленный в самую суть вещей, есть у всех чародеев. Возможно, это обусловлено даром и Силой. Профессиональная особенность. Прикрыв глаза, Шен неспешно потягивал вино и наслаждался жареным мясом, оттягивая момент, когда надо будет возвращаться в свой шатер. Кастор всё понимал и не торопил парня, он занялся своими эскизами. — А ведь я уже много набросков с тебя сделал, — довольно проговорил маг, перебирая бумаги. Шен подошел взглянуть, дожевывая куриную ногу, и обомлел. С плотных бумажных листов бежевого цвета на него затравленно смотрел длинноволосый брюнет с резким профилем, острым носом и подбородком и тяжелым недоверчивым взглядом. Это был несомненно Шен, и Кастору удалось ухватить самую суть его души, самые яркие особенности психики, а затем передать это бумаге всего несколькими росчерками черного угля. Следующий набросок был тушью: полуобнаженный худой парень опустил голову, и волосы свесились ему на лицо, а эрегированный член однозначно поднят. Сзади к парню, явно не знающему, куда девать глаза, прильнула обнаженная девушка, и игриво заглядывает ему в глаза, смущая еще больше. По ее полуулыбке можно догадаться, что она рада его смущению и делает всё это нарочно. Полукруг ее груди немного выглядывает из-за спины парня, а ноги цепко охватывают его бедра. Шен помнил тот день. Помнил ее мягкую грудь у своих лопаток, пуговки твердых сосков, когда она обняла его и заставила распахнуть халат. Он всё помнил слишком хорошо. Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и стал смотреть дальше. Тот же брюнет за столом с яблоком в руке. Улыбается и что-то рассказывает, его волосы взлохмачены. Шен и не знал, что у него такая мягкая улыбка. На заднем плане изящный женский силуэт — Таис вполоборота накидывает платье. Видно, как парень с яблоком смотрит на нее украдкой. Ну вот, а он надеялся, что этого никто не заметит. А Кастор не просто заметил, но поймал момент, запечатлел его в своей памяти, а после и на бумаге. Вот Шен, обнаженный по пояс, склонился над котелком и помешивает пищу, дан вид со спины. В тот день они проголодались, а идти к общей кухне чародеям не хотелось, и тогда Шен предложил приготовить мясное рагу — так, как готовили на его родине. И вот он нагнулся над котелком, из которого поднимается ароматный пар. Тонкий торс, отчетливо виднеются ребра и проступили позвонки, как тогда у Таис. Только ее позвонки Шена тогда околдовали, а его…просто красиво. Передают хрупкость фигуры. Еще рисунок: они с Таис спящие. Тот самый день. Она лежит наискось, закинув на Шена ногу, волосы разметались — спящая, спокойная, свободная. Он держит ее за руку и чуть улыбается во сне, так по-доброму, умиротворенно. Красивая сценка, идиллическая. Шен понимал, почему чародей тогда не разбудил их. Он ловил момент, чтобы увековечить его. А еще — Кастор, любовник Таис, возвращается и видит, что она спит рядом с другим, пусть даже и рабом. Логично было бы предположить, что между ними ночью что-то было. Но маг не только не возмущается, не будит их и не вышвыривает раба прочь в тот ад, что ему уготован, но тихонько садится рядом, чтобы их нарисовать — они ведь так трогательно дремлют. Как Кастор сказал ему тогда? "Она делает то, что считает нужным, и не должна передо мной отчитываться. Своими оправданиями ты унижаешь и её, и меня". Шен представил, как повел бы себя на месте Кастора любой житель из его деревни, любой из тех солдат, да и вообще любой человек из тех, с кем он раньше общался, и досадливо поморщился. Только сейчас в полной мере Шен почувствовал примитивизм людей, которые раньше окружали его. Какой же силы духа вот эти люди, в очередной раз поразился Шен. Насколько они выше, духовно чище, сильнее, благороднее всех, кого он встречал раньше, всех, с кем жил и общался до сих пор. И вновь пришла в голову мысль, что всё сложилось так, как должно было, и впору благодарить судьбу за то, что свела его с чародеями, за то, что позволила прикоснуться к их загадочному, высшему, тайному миру, заглянуть хоть краем глаза за предел обыденной морали. Даже одно это — находиться с ними рядом — возвышало, учило и воспитывало дух. Даже Элассан, утонченно-гибкий разведчик с томным взглядом зеленых глаз, в глубине души злился на Шена, обвинял его в том, что раб перетянул на себя все внимание Аргона и Элассану мало на что теперь приходится рассчитывать, но все же поступал благородно. Элассан ревновал, это понятно, но, несмотря на свои личные чувства, он пришел к Шену, хотя мог не приходить, принес ему одежду и еду, хотя мог не приносить. Он старался выгородить их с Корсом на суде, даже запятнав свою репутацию. Ради чего? Зачем? Явно не ради Шена и даже не ради собственного раба, к которому не особенно привязан. Именно Элассан напомнил трибуналу о празднике Богини, чем спас Шену жизнь. Всё это было ради Аргона, внезапно понял Шен и опустился на пол, прислонившись спиной к коленям Кастора, всё еще перебирающего рисунки. Шен жив только потому, что Элассан решил, будто Аргона расстроит потеря своей игрушки. И Элассан готов жертвовать своими чувствам, интересами, репутацией ради прихоти Аргона Непобедимого, который его даже не любит. Только ради него разведчик сохранил жизнь Шену, хотя мог просто промолчать на суде, и препятствие в виде неудобного раба было бы устранено чужими руками и по глупости самого раба. Судьба подбросила Элассану шанс, проверяя его, но тот отказался им воспользоваться. И сейчас разведчик заботится о Шене ради Аргона и только ради него. Недаром Шен уловил проблеск досады в его глазах, когда Элассан увидел, что раб еще жив, относительно здоров и, кроме того, что Шена взяли под охрану чародеи. И жизнь Шена до сих пор держится на хрупкой привязанности того, кто его ненавидит, к тому, кого ненавидит Шен. О Богиня, как же туго ты переплела нити наших судеб! Шен с силой потер глаза и понял, что очень хочет увидеть Таис. — Что станет с твоими рисунками, когда ты умрешь? Кастор оторвался от своего занятия, опустил взгляд вниз и споткнулся о прямой и честный взгляд чужого раба. "Эта открытость и прямота сыграет с ним злую шутку. Неудивительно, почему с ним все так жестоко обращаются. Людям не нравится думать, что у рабов есть личность, есть характер, а само существование Шена, одно его присутствие, один его взгляд напоминают им об этом. И о том еще, что они не всесильны, и покушаются на непреложный закон Богини, что создала всех людей свободными, равными. И его пытаются сломать, превратить в покорную бессловесную куклу, как и остальных. Хорошо, что им пока не удалось. Но рано или поздно удастся". — Чародеи, как и воины, умирают в бою, а не в своей постели. Все мы так умрем, рано или поздно. Когда идешь на очередное сражение, то не знаешь, вернешься ли вечером живым. А вещи… Если о них не позаботится Таис, то, скорее всего, они будут уничтожены или же их растащат другие чародеи или даже солдаты. В конце концов, вещи это только вещи. Хотя не скрою, что эти рисунки для меня куда ценнее золота. — Жаль, что нельзя остаться с вами, — тихо произнес Шен. — Жаль, — так же тихо ответил Кастор. Молчание. Они одновременно поднялись и медленно вышли из шатра. Стояла глубокая ночь, но небо заволокли тучи и дул сильный, хоть и теплый, как всегда на юге, ветер. Шен кутался в свое покрывало. Его открытую грудь покрыли мурашки. Ветер трепал волосы, и Шен брел вслепую, зажмурившись, ведь чувствовать ветер кожей — это тоже разновидность свободы. — Ты впустил в свое сердце безумие. Позволил ему подступить слишком близко. Борись с ним и сумей победить. Ты не тот, кто должен сойти с ума, — глухо проронил чародей, шагая рядом с парнем. Шен кинул настороженный взгляд на мага. Он увидел эту черную пелену, эту вязкую трясину в нем? Кастор видит много больше, чем демонстрирует. — Ты слишком ценен. В тебе большой потенциал, понимаешь? Не проиграй хоть эту битву, Шен, — маг сжал его плечо, выражая поддержку. Шен стиснул зубы, уловив намек, но ничего не ответил. И вот показался солдатский шатер. Он был темен. Было слишком поздно, и даже последние пьяницы и балагуры угомонились, да и что им было делать в отсутствие игрушки? С каждым шагом Шен двигался всё медленнее и медленнее. Наконец, он остановился. На лице его застыла маска обреченного. Он побледнел, страх перед неизбежной болью, новым насилием и издевательствами накатывал волнами, обнимал душу леденящими щупальцами. Шен не в силах был сделать следующий шаг. Кастор всё еще стоял рядом с ним у правого плеча. Внезапно он приобнял напряженного парня, шепнув тому в самое ухо: — Думай о том, что было несколькими часами раньше. Только это важно. Только это помни. Шен почувствовал, как в него полилась жгучая Сила, наполняя его, как пустой бокал. И вскоре дыхание выровнялось, дрожь прошла. Стало немного легче. — Трудно передать словами, как я благодарен за помощь. — Ты передал не словами, — мягкая полуулыбка Кастора, еще один намек. — Почему ты делаешь это? Почему помогаешь мне? Вместо ответа маг мягко коснулся губами губ Шена, даря ему еще минутку покоя, еще частичку доброты. — Потому что ты не заслужил всего этого. Я против несправедливости. — Восьмой день. Осталось три полных дня, — озвучил Шен свои мысли. — Вы ведь больше не придете? Умоляющий взгляд. Кастор молча покачал головой. — Мы и так слишком надолго тебя забирали. Они помолчали еще немного и Шен решился задать последний, самый важный вопрос: — Я еще когда-нибудь увижу её? Кастор грустно улыбнулся и повел плечом. — Это решит Богиня. Шен искривил губы в жалкой улыбке и быстро зашагал к шатру с лицом обреченного, идущего на казнь. Лучше быстрее всё закончить, чем тянуть так долго. — И делай вид, что мы тебя пытали и зверски мучили всё это время. Так, возможно, они будут с тобой осторожнее, — крикнул ему вслед Кастор. Шен на мгновение замер, запнулся, затем выровнял шаг и через минуту исчез в темном проеме солдатского шатра.