Роза и крест

Когда за женщиной закрылась наконец дверь и наступившую тишину нарушало лишь потрескивание пламени в очаге да тяжелое дыхание стражника, призванного специально, чтобы допросить свидетельницу, отец инквизитор небрежным жестом велел удалиться и ему, и писцу, чьи труды сегодня затянулись весьма надолго. Сам же задержался на некоторое время в темном застенке, в котором шел допрос, сцепив руки на груди и молча глядя в понемногу затухающее пламя. На душе было удивительно муторно, странное, неясное пока что чувство полнило ее, и ощущению этому не получалось дать ни наименования, ни разумного осмысления. Недоверие… И оно, конечно же, тоже. Отец Пабло с подозрением и неприязнью относился к роду человеческому, слабому и непостоянному подобию своего небесного Отца, не делая исключения и для себя самого. И в каждом слове, каждом неосторожном деянии всегда готов был усмотреть склонность к греху и падению. Увы, слишком уж часто подтверждались эти подозрения. Однако таинственная Рената, помимо вполне резонного недоверия и неприязни, вызванной ее чужеземным обличьем и слишком уж уверенной манерой держаться, вызывала нечто, напоминающее уважение. Чувство, которое молодой священник испытывал к ближним своим не так часто и по более серьезному поводу. И все же… Незнакомка, назвавшая себя кормилицей злокозненной баронессы, без страха предала себя в руки правосудия, дабы подтвердить правоту своих слов. Случай, сам по себе удивительный в этом мире, корыстном и малодушном. Он не поверил бы в подобное, если бы услышал, однако… не верить собственным глазам? Следователь приказал подвергнуть непрошенную защитницу виновной (бесспорно, виновной) в оговоре и лжесвидетельстве баронессы тем же испытаниям, что и недавно — толстуху скотницу. И Рената перенесла их, продолжая заверять его в невиновности своей хозяйки, посеяв тем самым сомнение… а вдруг? Вдруг и правда имело место не злодеяние, а заблуждение, так часто свойственное неразумным чадам Господним? Безусловно, также достойное наказания, но менее сурового. Соображение это было немедля отброшено как поспешное и неразумное, однако, возможно, именно благодаря ему синьора Менендес была отпущена сравнительно скоро и легко, с заверением, что в течение седьмицы он, так и быть, подождет возвращения синьоры де Арси. И выслушает ее, прежде чем выносить приговор. Видит Бог, это решение нелегко ему далось. Сама мысль о столь жестоком и бесчестном оговоре заведомо невиновной девушки, почти ребенка, приводила в гнев и пробуждала мало достойную лицу духовному жажду возмездия, хотя разве же не Господь сказал «Мне отмщение, и Аз воздам»? Проклятая горячность снова норовит подвести его… С силой потерев виски и тяжело выдохнув, отец Пабло сложил листы, оставленные секретарем на столе, в ровную стопку, стремясь так же упорядочить и свои мысли. В первую очередь поменьше вспоминая о пострадавшей по его вине несчастной Лиз. Виновные будут наказаны, безотносительно к тому, что стал жертвой навета. Он выполнит свой долг, прочее же… суета сует, недостойная и пустая. Затушив свечу, священник вышел в темный коридор и проследовал по нему в сторону выхода. Допрос Ренаты оказался последним делом на сегодняшний день, мало-помалу подходящий уже к вечеру. Впрочем, набежавшие после полудня облака скрыли солнце и создавали весьма убедительную иллюзию более позднего времени, чем было на деле. Свежий ветерок, дохнувший в лицо с порога, давал надежду, что начавшийся дождик немного прибил пыль и развеял духоту. И, даст Бог, и немного остудит горящий лоб и щеки. Как и всегда, стоило лишь вспомнить о недавнешней оплошности, что так дорого могла стоить. Хвала небесам, что до дома путь неблизкий, а воцарившаяся прохлада поможет отрезвить и успокоить смятенные мысли и чувства.

***

Тем временем Лиз пребывала в не менее тревожном расположении духа, но по иной, более приземленной причине. Пока она задремала, утомленная полуденным зноем, более подходящим для лета, нежели для почти что наступившего сентября, куда-то пропал Сесс — так назвала она котенка. Проказливый малыш и прежде норовил выбраться из комнаты на поиски приключений, чему она решительно препятствовала, всерьез опасаясь за его жизнь и здоровье. Лиз всячески таила пребывание питомца даже от добродушной Беттины и порой заходившей с подносом сухопарой кухарки, не будучи уверенной, кто же из них на самом деле принес малыша. Давалось это с трудом, однако, хвала Богу, крепкое молодое тело восстанавливало силы довольно быстро, и сейчас, к исходу вот уже второй седмицы после несостоявшейся казни Лиз с усилием, но все же передвигалась сама по приютившей ее и смежной с ней комнате, прибирая их после баловства Сесси. Но за порог, опасаясь порой накатывающей слабости, выходить пока не решалась. Придется. Прерывисто выдохнув, Лиз поднялась с колен и, ухватившись за спинку кровати и табурет, встала на ноги. Те отозвались тянущей болью, но уже не столь невыносимой, как ранее. Остро кольнуло в плече, но опять же, вполне терпимо. Прикусив губу, Лиз оперлась здоровой рукой о стену и сделала шаг. Потом еще один и еще… Все это время она, не переставая, звала котенка, вполголоса, наклоняясь к каждому предмету, за которым тот мог спрятаться. Но тот не отзывался, не выбегал навстречу маленьким черно-белым мячиком, как обычно, и тревога росла, уступая место настоящему страху. Ее прежняя любимица пострадала за цвет шерсти. Неужели снова?.. Девушка толкнула скрипучую дверь, но та оказалась неожиданно тяжелой. Заперта? Лиз толкнула сильнее, налегая со всей силой, и та резко отворилась, увлекая ее за собой. С трудом удержавшись на ногах, Лиз ухватилась за косяк и прислонилась к нему, оглядывая коридор. Освещенный рядом подсвечников, закрепленных на стенах, он был пуст… или же успешно казался таковым. Перешагнув порог, девушка отпустила дверное кольцо и двинулась по коридору, пугливо оглядываясь по сторонам. Из-за отсутствия окон помещение казалось особенно темным и мрачным, углы предметов неожиданно вырастали из полумрака, как выскочивший из лесной чащи разбойник. А тревога за питомца и воспоминание о страшноватом хозяине дома не добавляли уверенности. Довольно скоро переход сменился лестницей. Лиз все сильнее ощущала усталость, ноги подгибались не то от непривычного усилия, не то от страха. Но беспокойство за зверька было сильнее. Ухватившись за перила, девушка вгляделась в примыкавший к пройденному коридор, казавшийся менее мрачным. И еще раз, шепотом, позвала котенка. Гулко пробившие где-то невидимые часы заставили ее вздрогнуть, взгляд невольно скользнул через перила вниз — и там, в отдаленном углу, за тяжелым резным комодом ей привиделась знакомая тень. Забыв об осторожности, Лиз шагнула вперед…

***

Вернувшийся тем временем отец Пабло прошел в дом, сбросив у входа промокшую под и правда начавшимся дождем накидку, и не спеша зашагал в сторону крыла, в котором проживала прислуга. И Лиз. Нет, без намерения тревожить девушку, лишь осведомиться о состоянии ее здоровья у экономки. Сгустившаяся из-за непогоды темнота делала дом неузнаваемым, но за прошедшее время отец Пабло неплохо запомнил расположение комнат, и лишь прежнее гнетущее чувство, помесь тревоги и стыда, замедляло его движения. Пройдя мимо зарешеченного оконца, он мельком выглянул на улицу, пустую и мрачную из-за усилившегося дождя. Должно быть, Лиз, как и все разумные люди, сейчас расположилась у очага… и, скорее всего, не одна. Животные тоже любят тепло… Легкая полуулыбка тронула тонкие губы, практически тут же исчезнув. Знакомый голос, тонкий, дрожащий, зовущий кого-то по имени… там, где быть ему совершенно не должно. Подняв голову, инквизитор прищурился и вгляделся в подсвеченную лишь местами серую мглу галереи… и увиденное понравилось ему еще меньше. Девчонка только оправилась и еле держится на ногах… какие демоны понесли ее на лестницу?.. В этот момент Лиз наклонилась вперед, пока что не замечая его, сокрытого пролетом лестницы. И сделала неосторожный шаг, не рассмотрев верхней ступеньки: взгляд ее был прикован к чему-то этажом ниже, чего отец Пабло не видел. И не желал видеть, ибо было нечто более важное. Он разглядел, как Лиз оступилась, попыталась ухватиться за перила, удержать равновесие, но покалеченная рука подвела ее. Видел, как запнулась она, путаясь в длинном подоле рубахи, и знал, что не успеет помочь. Тело, однако, среагировало быстрее разума, проявив непривычное проворство, перешагивая враз по две ступени. Успевая свершить кажущееся невозможным: он сумел подхватить уже почти упавшую Лиз под локти и помочь ей удержаться на ногах. На краткий миг время застыло, остановив свой бег. Не было обвинителя и его жертвы, стоящих по разные стороны света, святой Матери Церкви и колдовства. Только дрожащее под сквозняком пламя свечей и пляшущие тени, то скрывающиеся под ногами, то вытягивающиеся во всю длину. Лишь тяжелое дыхание обоих и сильные руки на ее плечах, дающие опору и уверенность… Негромкий шорох разбил вдребезги наваждение. Девушка моргнула, сине-зеленые глаза расширились, и она взглянула на непрошенного помощника без малейшей благодарности, со смесью стыда и гнева во взгляде. — Отпустите меня! Тот не отреагировал, продолжая крепко удерживать ее. В темных глазах промелькнули искорки — должно быть, отражение свечи, но они показались Лиз бесовским огнем. Надежная опора стала тисками, сжавшими ее плечи, вновь нахлынул страх и горькая обида на свою беспомощность. — Что ты здесь делаешь? — наконец глухо спросил отец Пабло, и в голосе прозвучала сталь. — Пожалуйста… — тихо повторила она, не отвечая на вопрос, лишь теперь вспомнив, ради чего вышла в коридор, и желая лишь одного: вернуться в комнату, не подвергая опасности Сесса. Близится время ужина, и зверек наверняка скоро прибежит туда, рискуя попасться на глаза ее мучителю. Лиз слабо дернулась. Ничего не отвечая, священник направился к двери и только теперь отпустил руки девушки, позволяя ей дотянуться до дверного косяка. — Не раньше, чем ты будешь в состоянии передвигаться сама, — твердо ответил он. — Это мой долг. Произнося эти слова, отец Пабло ощутил странный неприятный, жгущий жаром комок в груди, так, словно проглотил уголь. Голос едва не подвел его, и отец инквизитор поспешно отступил на шаг назад. «Бесовское наваждение», — вдруг вспомнилось ему. Невовремя, некстати, но… как еще это назвать? Лиз шумно выдохнула, отступила вглубь комнаты. Неожиданно ей стало зябко, девушка передернула плечами. — Вы любой долг исполняете столь же ревностно? — переспросила она, нервно перебирая подол. — Могу заверить вас: мне уже намного лучше, и я надолго не обременю вас своим присутствием. Священник поморщился, затем сдержанно, почти чопорно кивнул. — Несомненно, — отозвался он и, привычно коснувшись креста, отдернул руку. — Как только вам будет куда идти. Девушка невольно прижала руку к губам, подавляя всхлип. Зачем он это говорит? Нарочно хочет поиздеваться? Злые, неосторожные слова уже готовы были сорваться с губ, как неожиданный звук, в повисшей тишине показавшийся громким, заставил забыть обо всем. — Миу! Проголодавшийся котенок пробрался в комнату раньше хозяйки и терпеливо дожидался ее на ложе, но теперь решил напомнить о себе. Побледнев, Лиз ухватилась за косяк, крепко, отчаянно. Она-то видела, как удивленно поднял бровь инквизитор, наверняка понявший все. И ей не удастся отвлечь его, обмануть… Лиз поспешно отступила назад, вглубь комнаты. Пошатнулась, но на этот раз увернулась от помощи. И почти рухнула на отстоящую всего на несколько шагов от двери кровать, пытаясь заслонить собой котенка. Тот же, словно нарочно игнорируя все ее попытки, просунул любопытную мордочку под ее локтем и взглянул на незнакомого человека. И снова требовательно пискнул. Хозяйка ничего не принесла на этот раз, так, может, этот чужак окажется щедрее. Отец Пабло с насмешливым интересом наблюдал за безуспешными попытками гостьи скрыть то, что было известно ему уже ранее. — Нет ничего тайного, что не стало бы явным, — с недвусмысленным намеком, почти наставительно заметил он, бросил мельком взгляд на котенка, которого девушка пыталась заслонить локтем. Та сердито взглянула на него, напоминая в этот момент нахохлившегося воробушка. — И что теперь? Вы снова обвините его в службе сатане? — воскликнула Лиз, приподнимаясь на локте и морщась: в очередной раз она забыла, что именно эта рука пострадала. — И уничтожите, как уже сделали с Музи? — Ее убили стражники, — возразил сухо инквизитор. Сделал небрежный жест в сторону. — Можете не верить, хотя, видит Бог, мне нет смысла лгать. В ее смерти не было нужды, она всего лишь неразумное животное. Лиз продолжала молча, недоверчиво сверлить его взглядом. Вопреки здравому смыслу, всему, что девушка знала об этом страшном человеке, ей так хотелось поверить. Не для себя — ради Сесса. — Вы хотите сказать… — медленно, словно пробуя слова на вкус, начала она, — что вы знали о… нем? — Лиз кивнула на котенка. Отец Пабло медленно склонил голову. — Он был тебе необходим в тяжкий миг испытаний, — кратко, почти неохотно ответил он. — И может остаться, если ты сохранишь в тайне его нахождение здесь. С этими словами священник развернулся и покинул ее комнату. Лиз проводила его озадаченным взглядом, все еще недоверчиво хмурясь. И лишь когда котенок нетерпеливо ткнулся носиком в ладонь и лизнул ее, спохватилась и огляделась в поисках съестного. Найдя далеко не сразу: комната, освещенная на этот раз светом целого канделябра, казалась незнакомой. Как и весь мир, повернувшийся совершенно незнакомой стороной. И Лиз не знала, как на это реагировать. Пусть инквизитор знал о котенке, но не мог же он… или все-таки мог?..