Роза и крест

Однако Провидению было угодно, чтобы планы отца инквизитора на предстоящий день не осуществились, и оно, в своей привычной своеобразной манере, вмешалось в происходящее, подкинув новые неожиданные обстоятельства, требующие внимания. Утром, еще затемно, прибыв на место ведения расследования вместе с писцом и помощником, молодым послушником Маттео, отец Пабло прошествовал к столу, приказав последнему, в чьи обязанности помимо прочего входила сохранность документов, относящихся к делу, приготовить их к работе. Затем, когда огонь в камине, разведенный, судя по всему, незадолго до их прибытия, разгорелся, прогнав зябкую сырость, насколько можно удобно расположился в жестком кресле и распорядился послать за начальником стражи, дабы, не откладывая дела в долгий ящик, привести обвиняемую и приступить к допросу. В ожидании отбывшего собрата по вере, отец Пабло подошел к окну и окинул взглядом светлеющее небо. Сильный северный ветер гнал по небу обрывки облаков, то открывая наливающийся розовым светом небосвод, то вновь сбивая их в лохматые грязно-серые клубки, грозя новым разрядом дождя. Хвала Всевышнему, давешняя непогодь хоть немного прекратилась. Дорогу и так изрядно развезло, а при продолжении дождя она станет и вовсе непроезжей, что будет очень и очень некстати ввиду возможных затруднений. Оглянувшись, священник покосился на пожилого монаха-писца, который в тусклом свете свечи подслеповато щурился на разложенный перед ним пергамент. Движимый необъяснимым порывом любопытства, инквизитор приблизился — и разглядел, наконец, что смутило обычно спокойного писца. Увиденное изрядно поколебало и его спокойствие духа — и, грозно нависнув над низкорослым собратом по вере, он гневно вопросил: — Как вы обращаетесь с важными документами, брат Лоренцо? Как понимать вот это? — палец обвиняюще ткнул почти незаметное пятно цвета старого вина на бумаге чуть ниже последней строчки. — Бог лишил вас разума? — Это не я, ваше преосвященство, — с долей испуга отозвался тот, чуть отодвигаясь в сторону. — Я не виноват, это… — Брат Маттео, — перебив его, с ноткой угрозы в голосе проговорил священник, затем резко развернулся так, что темная накидка, одетая на случай дождя, хлопнула по полам рясы, подобно крылам ворона. Престарелый брат Лоренцо поспешно закивал в знак согласия, но инквизитор уже не нуждался в его подтверждении. Он неплохо знал молодого послушника, присланного по его запросу, из мест их прежней службы. Приземистый, немного неуклюжий, по-крестьянски широколицый и простодушный, часто служивший причиной схожих казусов. Единственным, что немного искупало его недостатки, были беззаветная преданность и старательность молодого человека. На новом месте службы эта оплошность была первой, потому священник решил проявить мало свойственную ему снисходительность и ограничиться строгим выговором и легкой епитимьей* для провинившегося помощника. С этими мыслями отец Пабло вновь повернулся к окну — и замер на месте, присматриваясь. К зданию напротив подъехал закрытый экипаж, герб на котором показался священнику смутно знакомым. — Кому принадлежит этот экипаж? — спросил он у брата Лоренцо, указывая в сторону окна и попутно мучительно пытаясь припомнить, где же еще мог видеть этот герб. Что видел, сомнению не подлежало, память ни разу еще его не подводила. Монашек поднялся и семенящим, чуть шаркающим шагом приблизился к окну. Но все же, в силу возраста, недостаточно быстро — и за это время пассажирка, женщина в черной изящной накидке с капюшоном, в тени которого ее лицо было почти неразличимо, успела покинуть экипаж и скрыться за дверью. — Баронесса де Арси, — дальнозорко прищурившись на герб — грифона, держащего в когтях змею, — определил брат Лоренцо. — Самая знатная дама в нашей глуши, храни Господь ее душу. — Она проживает в этом доме? — продолжал допрос отец Пабло, от проницательного взгляда которого не укрылись ни плотно зашторенные окна выходящего на улицу фасада, ни крепкая дверь, ни покосившийся штакетник забора. Детали, плохо сочетавшиеся друг с другом и оттого рождающие подозрения. — Никак нет, ваше преосвященство, — протестующе мотнул седой головой Лоренцо. — Как может знатная дама жить в таком вертепе? — и, не дожидаясь новых вопросов, пояснил: — Джианетта де Арси, урожденная Синпретти, проживает в своем родовом поместье за пределами города, где-то в миле** от него. А в этом доме покойный супруг баронессы, купец Франческо де Арси содержал трактир и — по слухам — один из питейных домов. — Купец? — поднял тонкую бровь священник в нескрываемом изумлении. — Муж знатной дамы — из подлого сословия? Ты ничего не путаешь, брат мой? — Нет, падре, — с ноткой укоризны заверил тот. — Клянусь мощами святого Антония, эта история известна всему городу — возмутительный мезальянс обедневшей дочери барона Синпретти и богатого заезжего купца. Впрочем, — Лоренцо сокрушенно покачал головой и перекрестился, — такое часто случается на этой грешной земле, где сильна власть золотого тельца. — Вот тут ты совершенно прав, брат мой, — негромко процедил сквозь зубы отец Пабло. — Равно как и падение высокородных до посещения подобного гнездилища порока… Он задумчиво потер подбородок, а затем, повинуясь неожиданному озарению, вновь подошел к тяжелому письменному столу и взял в руки злополучное пострадавшее письмо-донос. Внимательно осмотрел его сначала с лицевой, потом — с оборотной стороны и торжествующе улыбнулся. Остаток сургуча, которым было запечатано послание, нес на себе полустертый отпечаток, очень схожий с изображением герба на экипаже. — Так значит, наша скромная благодетельница — баронесса де Арси, — пробормотал отец Пабло негромко, словно бы обращаясь к самому себе. Теперь все становилось на свои места. Именно донос этой сиятельной дамы и привел его в это Богом забытое место. Самое время выяснить, чем вызван ее гнев против безобидной с виду лекарки. Можно, конечно, обойтись и без этого; кое-кто из его собратьев по вере так и поступили бы — но только не он. Дело господне должно вершиться со всем необходимым тщанием и старанием, коего заслуживает. — Пригласить синьору сюда, — распорядился он и, оглянувшись на писца, соблаговолил пояснить: — Допрос обвиняемой может и подождать, она никуда не денется. А показания синьоры потребуются для уточнения обстоятельств дела.

***

Ожидание показалось чересчур долгим. То ли посланцу, отправленному Лоренцо, не сразу удалось убедить высокомерную госпожу в необходимости срочной перемены планов, то ли еще что… Отец Пабло нахмурился, сжимая ладонью тяжелую витую решетку окна. Что ж, тем хуже для нее… В этот момент дверь с легким скрипом отворилась, и на пороге комнаты появилась возмутительница его спокойствия. За ее спиной слегка смущенный замешкавшийся монашек проскользнул на свое место и торопливо приготовил письменные принадлежности. Но священник не обращал на него никакого внимания. Тяжелым сумрачным взглядом он изучал новоприбывшую, средних лет худощавую женщину с уложенными в тяжелую прическу блеклыми светло-русыми волосами и остатками былой красоты на худом осунувшемся лице. Надменное, чуть отчужденное выражение на нем задержалось даже после пересечения порога комнаты, смягчившись со значительным запозданием. Бледно-серые глаза смотрели слегка раздраженно. Гостья с первого взгляда не понравилась хозяину комнаты. Несмотря на скромное закрытое платье тяжелого темно-коричневого бархата с тонкими золотистыми кружевными вставками, плотно сжатые тонкие губы и горделиво поднятую голову, на ум приходило слово «блудница». Почему? — священник не смог бы объяснить, но интуиция редко его подводила. — День добрый, святой отец, — приветствовала его звучным мелодичным голосом гостья. — Мне сказали, вы желали меня видеть. Она оглянулась по сторонам. Правильно поняв безмолвный вопрос, священник кивнул посетительнице на скамью у входа. При виде простой, плохо струганной древесины сидения баронесса поморщилась, но хозяин помещения остался невозмутимым. Перед правосудием — земным и небесным — все равны, и гостье стоит об этом помнить. Отец Пабло слегка склонил голову в ответ, что должно было означать вежливое приветствие. Но глаза смотрели по-прежнему холодно и бесстрастно, а голос был лишен каких-либо эмоций, как и подобает орудию воли Божией. — Ваш посланник обмолвился, что дело срочное и не терпит отлагательств, — сцепив тонкие нервные руки на коленях, баронесса вопросительно взглянула на священника. — Я могу быть вам чем-то полезна? — Да, синьора де Арси, — согласно кивнул отец Пабло, — можете. С вашей помощью может быть установлена истина в истории об смерти несчастного младенца две седмицы назад. Что наверняка уже известно вам… — с намеком закончил он. Подсознательно инквизитор ожидал, что дама будет отрицать авторство послания (донос, как и множество до него, был анонимным), ведь люди крайне редко готовы отвечать за свои слова. И уже готовился опровергнуть оправдания нехитрым фактом, по которому он и вычислил доносчицу — но, к его удивлению, женщина не стала ничего возражать. — Но я уже сообщила вам все, что знаю, — предприняла единственную попытку она, и нервное движение тонкой руки показалось священнику неуверенным. Тем больше причин пополнить донесение новыми сведениями. — Полученное сообщение было неполным и неточным, — холодно ответил он. — Так что, пользуясь вашим присутствием в городе, я решил дополнить его сведениями, так сказать, из первых уст. Вы ведь не откажете мне в такой возможности? «Просьба» в данном случае означала приказ, и все присутствующие прекрасно это понимали. Поэтому баронесса, подавив недовольство, согласно кивнула. — Итак, Джианетта де Арси, — отец Пабло приблизился к столу, стоявшему у стены, и остановился возле него, напротив свидетельницы, опершись ладонью о столешницу и словно нависая над ней. — Вы обвиняете лекарку Элизабет Бокетти в ведовстве и уверены, что именно она повинна в смерти младенца? Несмотря на свое довольно невыгодное положение, женщина не смутилась и вполне уверенно выдержала тяжелый взгляд. Она слегка улыбнулась, сложив руки на коленях в деланном смирении. Именно в деланном — уж в этом-то опытного священника и выученика иезуитов обмануть было невозможно. Однако отец Пабло оставил пока сей факт без внимания. В конце концов, сейчас его основная задача — найти и покарать виновного в убийстве, а не печься о добродетели баронессы. За свои грехи она ответит перед Всевышним, не раньше, так позднее. — А на основании чего вы делаете такое уверенное предположение, синьора? — вкрадчиво поинтересовался он, слегка склонив голову набок. — О, тому множество доказательств, — женщина сцепила руки в замок и подалась вперед. — Она появилась в этом городке совсем недавно, около года назад, и по сей день никто не знает ни кто ее родители, ни откуда она родом. Живет на отшибе, на самой окраине, постоянно возится с какими-то зельями и настойками, Бог знает, из чего составленными. Жабий помет, кости мертвецов… да все, что угодно! — И эти… чудодейственные снадобья, — отец Пабло усмехнулся одним уголком рта, — действительно приносили исцеление? — Представьте себе! — баронесса сердито фыркнула. — Не иначе как из-за заклятий и жертв, которые ведьма приносит дьяволу, живущему у нее в обличии черного кота. — Кота? — священник приподнял бровь в удивлении. — Да, — женщина оживилась, заметив неподдельный интерес своего собеседника и повторила. — Лекарка держит при себе огромного черного кота, в чьем обличии наверняка скрывается демон, служащий ей. — А до произошедшего преступления ведьма никак не проявляла своей дьявольской натуры, помогая всем страждущим? — уточнил священник, недобро сощурившись. — Вы правы, святой отец, — вздохнула женщина. — Чернь верит, что она способна исцелить любого… впрочем, чего еще ждать от невежественного сброда? Они не видят дальше собственного носа и готовы поверить любому проходимцу. Они считают ее чуть ли не святой… вернее, считали, — последние слова баронесса произнесла чуть слышно, но они не остались незамеченными. — Так значит, вам единственной удалось разгадать эту бестию? — чуть насмешливо поинтересовался отец Пабло. — Как вы проницательны, господин инквизитор, — баронесса всплеснула руками в притворном восхищении. — Лекарка очень молода и, как мне казалось, еще может вернуться на путь истинный. Господь покарал мою самонадеянность: негодница не стала меня слушать, а через пару часов после того, как она покинула мой дом, мне стало худо. Двое суток я не поднималась с ложа и лишь милостью Божьей еще жива. Бледный изнуренный вид гостьи не позволял усомниться в ее недавней немощи, но кое-что все же вызывало сомнения. — Почему вы не заявили об этом в том же послании? — отец Пабло нахмурился. — Простите, падре, но убийство произошло на следующий же день. И кроме того, — женщина потупилась, — оно — гораздо более серьезное преступление, чем моя ничтожная хворь. Видит Бог, я не стала бы даже упоминать о ней, но вы мне не верите… — Очень хорошо, — отец Пабло отвернулся, глядя в окно. — Так значит, все в городке знают о туманном прошлом лекарки и могут подтвердить ваши слова? — Совершенно верно, святой отец, — баронесса медленно кивнула. — Любой из ее соседей: сапожник Томазо, кожевник Рикардо… даже скотник Гвидо Ринуо, привозящий в город мясо на продажу, со своими домочадцами. Последнее имя женщина произнесла с запинкой, словно бы сомневаясь, и опустила голову, глядя на свои руки, а на деле — скрывая самодовольно блеснувшие глаза. — Скотник? Неужели даже смерды из окрестных селений обращаются за помощью к ведьме? — недоверчиво переспросил священник. — Да, падре, — баронесса кивнула. — Его супруга, Карлотта, покупала у лекарки какое-то снадобье для лечения захворавших поросят. Несмотря на тяжелый разговор, отец Пабло с трудом удержался от усмешки. Снадобье для поросят! Синьорина Бокетти, должно быть, большая шутница. Но довольно быстро взял себя в руки и посерьезнел. — Очень хорошо, синьора де Арси. Ваши сведения для нас очень ценны. А теперь, — он выдержал многозначительную паузу, — Вы готовы поклясться на святом Писании в подтверждение истинности ваших слов? Инквизитор впился пристальным взглядом в худощавую фигуру женщины, ища малейших признаков колебания, — но его ожидание не было вознаграждено. Помолчав пару секунд, та подняла глаза и решительно кивнула. — Да, святой отец, — уверенно сказала она. — Видит Бог, я не желала зла заблудшей душе даже после причиненных мне бед, но то, что она совершила после этого… это действительно ужасно и не может быть оправдано ничем. Баронесса приблизилась к столу и, положив тонкую руку на потертый переплет, повторила слова священной клятвы. — Благодарю вас, синьора, — отец Пабло отошел в сторону. Убежденность женщины в ее собственных словах впечатлила его помимо воли, но симпатии не прибавила. — Можете быть свободны. Он жестом разрешил войти вернувшемуся послушнику, не раз заглянувшему в приоткрытую дверь, но не посмевшему помешать допросу. — Начальник стражи прибыл, ваше преосвященство, — звонким молодым голосом доложил тот, затем отступил на шаг, оттесненный протиснувшимся в дверь рослым плотным усатым стражником в синем суконном мундире с рядом блестящих медных пуговиц. — По вашему приказанию прибыл, ваше преосвященство, — вытянувшись в струнку, единым духом выпалил тот. — Приведите ко мне, — отец Пабло на мгновение замолчал, задумчиво водя пальцем по неровности стола, затем поднял глаза, — жену скотника, Карлотту Ринуо, из ближайшего селения. — Слушаюсь, ваше преосвященство, — коротко ответил стражник и поспешно скрылся за дверью. Отец Пабло проводил его взглядом. Все-таки хорошо, что в итоге он остановился именно на этой кандидатуре. Как лицо, редко бывающее в городе, крестьянка меньше осведомлена о «чудодейственных» способностях лекарки, а значит, может судить непредвзято — насколько, конечно, это возможно для невежественной селянки. Задумавшись, отец Пабло не заметил, когда и как комнату покинула его собеседница, да и не стал обращать на это внимания. Оттого и не увидел, как уже на выходе на ее губах на мгновение, словно вспышка молнии, промелькнула торжествующая, даже хищная улыбка. Столкнувшийся с ней в дверях послушник испуганно перекрестился: женщина показалась ему настоящей дьяволицей, но ничего не сказал. Отец инквизитор отпустил ее и, верно, знает, что делает.