Приманка для вампира

На тебя не имею я права, Да и кто это право даёт? Мои мысли – сплошная отрава, Что к безумству упрямо ведёт. Я прильну к этой чаше губами, Будь, что будет! Возьму... и напьюсь. Даже если порежусь краями, Даже если в тебе ошибусь! (Автор Надежда Дедяева) POV Адам Белый потолок. Старая запыленная люстра. Окно черным пятном. За ним пустота - тянущая, неживая. Ночь? Точно, ночь... Почему так холодно? Невыносимо холодно. Я закутываюсь по самые глаза в одеяло, но ощущение, словно я лежу в ледяной воде, не проходит - кожу аж колет иголочками. Оглядываю чужую незнакомую комнату и начинаю паниковать. Где я? В памяти черная дыра - я ничего не помню. Я не понимаю, кто я, и что вообще происходит. Меня начинает бить дрожь от страха и неизвестности - я сжимаюсь, прячусь под одеялом, словно ребенок от чудовищ из темноты. Лежу некоторое время, точно в могиле, в темноте и холоде - не выдерживаю этого напряжения, сажусь прямо на кровати и широко распахнутыми глазами оглядываю комнату. Ничего знакомого - я здесь никогда не был! Я... Замираю, вытаращившись перед собой. Я, кажется, раньше жил в другом месте. Во многих других местах... Перед глазами, заполняя пустоту моей памяти, проносятся картины жизни. Моей? Похоже на то. А я сижу и посторонним безучастным зрителем смотрю эти кадры. Места моей учебы, съемные дома, случайные знакомые, о которых лишь бессвязные клочки воспоминаний, друзья - почему-то их имена и лица не хотят приходить на ум - я помню лишь их ник-неймы и аватары. Мама... Лицо красивое и строгое - ее я помню хорошо. Папа. Высокий, сильный, с седыми висками и светлыми холодными глазами - его тоже помню хорошо. Чувств никаких, лишь помню, что я старался пореже с ними разговаривать, чтобы не расстраивать. А вот чем я боялся их так расстроить, не помню. Странно. Еще помню, что был к ним все-таки очень привязан, но сейчас мне не хочется о них думать. Я с трудом поднимаюсь с кровати - ноги дрожат от слабости, и меня немного подташнивает. Хочется глотнуть свежего воздуха и я шагаю к окну. Распахиваю, тянусь навстречу ворвавшемуся ветру - мою влажную челку он по-хозяйски сдувает с лица, бесцеремонно залезает под футболку, но холоднее мне, кажется, уже не станет. Я вдыхаю свежий прохладный воздух, закрыв глаза, но неожиданно всплывает в памяти такая картина, что я, вскрикнув, шарахаюсь от окна, едва не упав на пол. Блондин. Незнакомец, которого я поймал в библиотеке - красивый, нежный и... укусивший меня. Я вдруг начинаю метаться по большому дому в поисках этого парня - знаю, уверен, это его дом. Вот кто мне сейчас необходим, вот кто мне нужен. Я, весь покрывшись потом от слабости, брожу по комнатам, заглядывая во все по-очереди. Испытываю страшное нетерпение - мне нужно его увидеть! Найти! Сейчас, немедленно! Я даже сам себе не могу объяснить, для чего мне нужно его видеть - я даже имени его не знаю, но зато до мельчайших подробностей помню его лицо, его тело, наши с ним объятия. Да, он мне необходим... Через пятнадцать минут поисков я признаю, что его здесь нет. Он ушел. Каким-то образом переместил меня сюда и... бросил? Я ему больше не нужен? Я ему не понравился? Ну еще бы, потерял сознание в самый неподходящий момент. Я по-настоящему грущу. Прохожу случайно мимо зеркала и останавливаюсь - да, он точно сбежал от такой "красоты"! Черные волосы висят свалявшимися сосульками на лице, само лицо смертельно бледное, под глазами черные синяки, а губы изранены - все в кровоподтеках. И лишь глаза по-преждему красивые - светло-серые, большие, блестят под черными изогнутыми бровями. Вся моя футболка в высохших разводах крови, но я возбуждаюсь, находя под ней его укусы. Его следы, которые чуть саднят и напоминают о нем. Желание почувствовать его присутствие, его прикосновения вспыхивают во мне с новой силой. А еще я вдруг начинаю задыхаться - то ли паника от всей неестественной ситуации, то ли мое странное ненормальное состояние, но я чувстую, что не могу больше здесь оставаться. Мне нужен он! Сейчас! Немедленно! Я бросаюсь к двери, выскакиваю на свежий воздух - ветер тут же бьется мне в грудь, и я с наслаждением иду ему навстречу. Иду навстречу моему незнакомцу. Ведь он где-то здесь, я чувствую - гуляет по его городу, подставляя, так же как я, лицо ночному ветру. Гуляет под его луной... Мне даже кажется в какой-то момент, что четко вижу его силуэт - там, вдалеке, в конце улицы, прямо у перекрестка дорог. Бросаюсь туда, как одержимый, бегу, не глядя под ноги, не чувствуя холода и боли в ступнях - я, как был босым, так и выскочил из дома. Добегаю до перекрестка, задыхаюсь и приваливаюсь к стене - его нет, мне просто померещилось. С тоской смотрю по сторонам. Все такое знакомое и одновременно чужое - словно я в чужом теле, и эти глаза много раз видели и этот дом, и улицу, и ту аллею вдалеке, но сердце ничего не испытывает. Молчит. И лишь любопытные глаза смотрят. Я зачем-то бреду к еловой аллее - я, прошлый, любил там гулять. Застываю среди деревьев - высокие стволы с размазанными в темноте контурами стоят, словно колонны, древние и молчаливые. Ветви-лапы елей, как причудливые руки, шевелятся от ветра, задевая, царапая кожу иглами. Задираю голову - верхушки елей исчезают в беззвездном черном небе. Там, надо мной, тьма такая, что становится жутко - словно в дыру смотришь. В такую же, как сейчас в моей душе... Я один. Совсем. И никому нет дела до меня, а мне - до них. Ненормально. Неправильно. Уродливо. Я снова вспоминаю о белокуром незнакомце, и в душе разливается тепло - он меня не оставит, он меня преследовал не для того, чтобы оставить! Едва я думаю о нем, как мне чудится - вот он, у той толстой ели, прислонился и смотрит на меня, поблескивая красивыми глазами. Я радостно вскрикиваю и делаю шаг в еловую темноту, еще шаг, еще... Шаг к нему! Иду и не замечаю впивающиеся в босые ступни тонкие еловые иголки. Иду к нему! Но на пол пути испуганно замираю. Это не мой блондин... Это кто-то другой, крупный, высокий. В плаще и шляпе. Он стоит, не двигаясь, у дерева, едва отличимый от черного ствола, и лишь глаза поблескивают в темноте. Мне становится страшно - что он тут делает? Ночью, один, в лесу... Правда, тут же проскальзывает мысль, что он то же самое, наверное, думает и обо мне. Я пячусь обратно, а он вдруг шагает на тропинку и бросается бегом мне навстречу. Невероятно быстро приближается! И... смотрит прямо мне в глаза. Я, на минуту замешкавшись, пугаюсь, разворачиваюсь и срываюсь с места. Подгоняемый страхом несусь обратно на улицы, по-дальше от леса - слышу, как он бежит за мной, неумолимо быстро приближаясь. Паника накрывает с головой - не знаю, кто он и что хочет, но странный инстинкт во мне, необъяснимый, новый, поглощающий, кричит, чтобы я бежал во весь опор и звал подмогу. И я бегу. Слышу за спиной его дыхание и кричу во всю глотку: - Папа! Папа... Не знаю, почему я зову именно отца, но вдруг случается чудо - прямо навстречу мне, на дорогу, вылетает испуганный Эбер. Оказывается, я рядом с собственным бывшим домом - бегу к отцу со всех ног, вижу бледное лицо, его расширенные глаза. Он смотрит со странным выражением лица на меня и только потом за мою спину. Когда я оказываюсь рядом, он хватает меня за руку мертвой хваткой и тащит в дом. Последнее, что я вижу, перед тем, как дверь захлопывается - это черный незнакомец, огромный, замерший посреди нашего двора, глядящий прямо на меня, прямо мне в глаза. Он протягивает руку и... манит к себе! Стоим с отцом и пялимся то на дверь, то на друг друга. Наконец, он сообщает, отходя от окна: - Он ушел. Медленно оборачивается ко мне, тихо спрашивает: - Он тебе что-нибудь сделал? Я мотаю головой и в смятении озираюсь, оглядывая знакомый дом - опять со мной это... Помню, знаю, но совершенно ничего не чувствую! Приятный запах деревянного дома, мамино печенье на столе, приоткрытая дверь в мою комнату, стеллаж с любимыми книгами в коридоре. Я все это вижу, знаю, но мне лишь хочется к моему прекрасному незнакомому блондину. Мне хочется уйти отсюда, где жил тот, прежний я! Но я боюсь - там, за дверью, меня может ожидать тот черный и страшный... И я остаюсь. Замираю нерешительно посреди комнаты, а между тем, отец медленно приближается. Смотрит на меня, оглядывает с ног до головы, задерживая взгляд на раненной шее. Я жду, что сейчас начнется: "Кто тебя так? Где ты был? Откуда кровь?" Но то, что начинает твориться дальше, я не мог и представить в страшном сне... Отец вдруг начинает кричать. Громко, отчаянно, на одной ноте, точно одержимый. Его глаза горят невыносимой болью, он вцепляется в собственные волосы и сгибается пополам, точно от удара в живот. Мой непривычно обостренный слух не выносит такого громкого звука, и я испуганно шарахаюсь к стене, зажимая уши руками. На крик отца бежит мама. Как всегда красивая и ухоженная - смотрит сначала на меня у стены, а потом бросается к Эберу. Пытается отодрать его руки от лица, которыми он раздирает себе кожу до крови, зовет его по имени, трясет за плечи. Она плачет вместе с ним, оглядываясь в испуге на меня, и тут Эбер едва слышно, хрипящим голосом говорит: - Его шея... Лейла, посмотри! Его укусили... Инфицировали! Его нашла та тварь... Он плачет, сотрясаюсь всем телом, и беспомощно утыкается матери в плечо. Но она отстраняется, шагает ко мне, смотрит совершенно безумным взглядом. Протягивает ко мне руки, пока ее глаза, темно-карие, красивые, до краев наполняются слезами: - Адам, милый. Нет... Прошу, нет! Эбер хватает ее за руку и оттаскивает от меня, как от заразного. Быстро говорит, зажимая ее лицо в своих пальцах: - Лейла, милая! Это уже не... Он больше не Адам, он больше не наш сын! Посмотри... Его шея! Лейла неуверенно снова подается ко мне - я стою, прижавшись всем телом к стене и, не моргая, перевожу взгляд с одного своего родителя на другого. Они пугают меня своими криками, они выглядят слишком расстроенными и... чужими. Мать смотрит некоторое время на мою израненную шею, на окровавленную футболку и, закрыв глаза, отворачивается к Эберу и утыкается ему в грудь. Плечи ее судорожно трясутся. Я, не понимая, почему они так убиваются по мне, живому, делаю было шаг к ним, но вдруг Эбер кричит, бешено глядя на меня и убирая маму на спину: - Стой там где стоишь, Адам! Не приближайся! Я вздрагиваю и отступаю обратно к стене - моя голова сильно кружится, а руки дрожат. А Эбер тем временем говорит глухим чужим голосом: - Я знаю, Адам, ты сейчас ничего не понимаешь и не помнишь. Я тебе объясню. Тебя укусил вампир. Первичный его укус вызывает частичную амнезию и дезориентацию - ты все помнишь, но словно это было не с тобой, ты ничего не ощущаешь. Тебе плохо и холодно, и тебе страшно хочется найти своего "хозяина", то есть того, кто с тобой это сделал. Просто в твоей крови его яд - он чарующий и лишающий воли и памяти. А еще влекущий его к тебе... Отец замолкает на минуту, сжимая руки в кулаки и трясясь от злости всем телом: - А еще я просто не могу поверить... Столько лет я искал эту тварь, это чудовище, что крадет маленьких детей! Столько лет я, убивая этих порождений тьмы, мечтал убить именно ту тварь, что лишила меня старшего сына! А он нанес удар первым! И теперь забрал еще и младшего... Отец плачет, так горько, так безутешно, что я снова рвусь ему навстречу - в голове моей творится что-то невообразимое! Мне кажется, что я сейчас сойду с ума - какой старший сын? У меня был брат старший что ли? О какой твари он толкует - о моем белокуром вампире? Почему забрал младшего - я же здесь, живой! Чем, черт возьми, занимается мой отец? И снова он кричит мне в лицо: " Стоять!". А потом быстро шепчет заплаканной маме: - Что же, значит судьба... Иди, ты знаешь, что нужно делать. Это наш единственный шанс поймать того гада! И Лейла смотрит ему в лицо, целует в щеку и отвечает: - Да, я знаю. Не мучай только Адама сильно... Прошу. И она, даже не взглянув на меня, убегает из комнаты. Минуту мы оба смотрим ей вслед. А потом отец разворачивается ко мне, в два шага оказывается рядом, цапает мою руку, больно сдавив, и тащит за собой. Я упираюсь, спрашиваю без конца: "Куда мы? Куда?" Он не отвечает, не смотрит на меня. Мы проходим мимо комнаты мамы, мимо моей комнаты, мимо столовой. Дальше отец волочит меня по лестнице наверх, на чердак. Зачем нам туда? Там же кабинет отца, в который он никого не любит пускать? Перед дверьми я замираю, пытаясь вытащить свою руку из отцовской хватки - опять во мне бьются инстинкты. И они говорят, что мне нельзя за эту дверь... И я упираюсь изо всех сил, но слишком проигрываю ему в весе, да и слабость по всему телу не дает мне оказать достойное сопротивление. Он же, не оглядываясь на меня, толкает дверь и за шкирку, словно щенка, швыряет меня в темноту комнаты. Я лечу, натыкаюсь плечом на что-то острое и вскрикиваю, когда кожа на плече лопается. Спотыкаюсь в темноте, падаю. Отец включает свет, а я в это же мгновенье спешу скрыться за огромным креслом у окна. Замираю там - инстинкты велят прятаться, скрываться. Из глубоко порезанного плеча струится кровь, но я не чувствую боли - я пораженно смотрю по сторонам и не верю своим глазам. Это кабинет отца? На стенах - длинноствольные старинные ружья, страшные широкие ножи, деревянные тонкие колья. На узком столе стеклянные колбы с прозрачной жидкостью и баночки с чем-то белым, напоминающем звериные клыки, причудливые амулеты и четки. Еще мое внимание привлекает старая ржавая толстая цепь, валяющаяся неподалеку. Голова вдруг идет кругом и желудок сжимается до тошноты - на этой самой цепи я вижу темно-красные потеки. Отец говорит тихо, но я слышу каждое слово: - Адам, выходи. Я знаю, ты или за шкафом, или за креслом. Больше тут негде прятаться. Пожалуйста, не зли меня. Ты слаб, потерял много крови и тебе не справиться со мной. Выходи. Я забиваюсь еще глубже и мысленно молюсь своему белокурому демону, чтобы он явился и вытащил меня отсюда. Отец тем временем продолжает: - Я знаю, ты боишься! Ты сейчас хочешь к нему, к этой своей твари, что тебя укусила. А он чувствует и ищет тебя - его собственный дурман, смешанный с твоей кровью, с твоей плотью, зовет его. Ему необходимо завершить начатое, и он придет... Придет сюда за тобой! И тогда я убью его. Отомщу за твоего брата, похищенного им в детстве, за нашу с матерью искореженную жизнь. Я слушаю Эбера - страх и горе поднимаются в сердце. Он хочет устроить ловушку моему блондину? Хочет причинить ему вред? Причинить боль его красивому, нежному телу, нанести раны его прекрасному, чувственному лицу? Нет, нет! Я не могу этого допустить! Не могу позволить устроить тут ему западню. И я выскакиваю из укрытия, несусь к выходу, надеясь оттолкнуть отца с дороги. Удар по ребрам прикладом от ружья заставляет меня повалиться к его ногам. Перед глазами бело от боли, я лишь чувствую, как он тащит меня куда-то. Волочит к пустой стене и швыряет в угол. Наклоняется к старому столу, пока я, борясь с головокружением, пытаюсь отползти в сторону. В голове крутится назойливая мысль, что не мог мой прекрасный ангел выпить кровь ребенка! Кровь моего брата, умершего давным давно, брата, о котором я никогда не слышал. Не мог и все! Папа просто ошибается. Надо ему объяснить... Эбер через минуту возвращается, идет за мной, отползшим на пару шагов, хватает под руки и тащит обратно - лишь мои босые пятки стучат о неровности пола. Я вижу его лицо - он склоняется надо мной, смертельно бледный, губы серого цвета дрожат, а в руках - ржавая цепь. И тут я не выдерживаю, с расширенными от ужаса глазами умоляю его: - Отец, прошу, не делай этого! Я прошу, умоляю. Я не понимаю, что происходит. Я же твой сын! Зачем ты так со мной? Эбер не отвечает, лишь сжимает губы. Перехлестывает конец цепи через потолочную балку, наклоняется и вздергивает меня на колени. Поняв, что он собирается делать, я кричу во всю мощь легких, вырываюсь, что есть силы, но тут же получаю сильный удар по лицу. Замолкаю и почти теряю сознание. Он снова куда-то отходит, пока я валяюсь и наблюдаю через красные пятна кружащийся надо мной потолок. Возвращается быстро, снова вздергивает меня на колени, защелкивает один браслет наручника цепи на моем запястье, потом другой. Запрокидывает мою безвольную голову и залепляет мне рот скотчем. Отпускает. Я сразу обвисаю на цепях, раздирая нежную кожу рук о ржавые зазубрины. С трудом поднимаю на него голову и смотрю из-под прядей черной челки. Он не выносит моего взгляда. Отступает, тяжело опускается на стул неподалеку и, надрывно выдохнув, обхватывает голову руками. Затихает. Дышит тяжело, натужно и явно пытается успокоиться. Меня же начинает бить озноб, такой, что цепи звенят. Так жутко, что хочется кричать и плакать, да только рот у меня заклеен... Эбер, наконец, поднимает голову и страшно тоскливыми глазами смотрит на меня, стоящего в углу на коленях. Говорит, а я как зачарованный, не могу отвести взгляда от слез, что беспрерывно текут по его лицу: - Прости меня, сын. Прости... Это все необходимо! Скотч - чтобы ты не говорил со мной. Я же не железный, понимаешь? А цепи... Я не могу тебя отпустить, милый! Ты инфицирован, и ты для них теперь приманка. Наверное, в том, что с тобой случилось, есть косвенно и моя вина - я должен был рассказать тебе... Возможно, ты был бы осторожнее. А возможно, это ничего бы не изменило - просто я сделал бы из тебя запуганного подростка или такого же, как я, охотника! А я просто хотел тебе нормальную человеческую жизнь. Я знаю, что ты уже ничего не чувствуешь ко мне - эта тварь отравила, убила твою душу. Твою чистую, светлую, любящую, открытую... А я люблю тебя! И, клянусь тебе, я отомщу! За тебя, за твоего так рано умершего брата Нила, за себя и за мать! Мы поймаем эту тварь и убьем! А ты послужишь приманкой. p.s.: автор просит не ругать его сильно.