Приманка для вампира

Нет, Я сейчас не Жертва, не Палач - Я Путник, что в гостях. Напиток в кубке Так горяч И мёд настоян на костях... И если хочешь, Будем Песни петь И вместе встретим Смерти Час Но это не сейчас. Все это будет не сейчас! Все это будет не сейчас. Все это будет не сейчас... Но это будет. Это будет... Прочти Предания о Нас... (Взято с просторов интернета, автор, прости, если что!) POV Томми. Я просыпаюсь от того, что слышу странный повторяющий звук. Негромкий и идущий откуда-то из соседней комнаты. Точно кто крыльями бьет по воздуху. Мгновенно вспоминаю про Адама. Чуть свешиваюсь с кровати и смотрю в противоположный угол соседней комнаты, пытаясь увидеть его, плененного. Вижу его бьющие по воздуху черные крылья, одно из который чуть порвано внизу. Вижу его взлохмаченное тельце, заметно дрожащее от долгих и тщетных попыток вырваться из плена. Он дергается, как собака на привязи, но не может высвободить крепко связанные лапки. Какое-то время я грустно смотрю на все это. Мне больно. Так сильно больно, что хочется закрыть глаза и не видеть его. Не слышать его иногда вырывающегося жалобного писка, не слышать отчаянных хлопков по воздуху, забыть, что он здесь! Забыть, не помнить, не знать... Что он так близко и в то же время так далеко от меня. Я так люблю. А он так ненавидит! Сглатываю глупые непрошенные слезы. И пытаюсь вызвать злость. Для чего? Не знаю точного ответа. Быть может, для того, чтобы мне не было так сильно больно. Медленно и незаметно для самого себя снова проваливаюсь в сон. Шорох настырных крыльев затихает и перед глазами мягкая удобная тьма. ...Он надо мной. Нависает. Смотрит и молчит. Глаза большие и небесно-голубые, чистые и совсем не злые. Даже, наверное, мечтательные. Нежные. Смотрит на меня - изучает. Даже рот чуть приоткрыл, демонстрируя белоснежные зубки. Переводит взгляд на мои губы и облизывается - я понимаю вдруг, что он хочет меня, желает взять прямо сейчас, и начинаю дышать чаще. Обнаруживаю себя совсем голым. Лежу под ним, нагой, разведя ноги в стороны, и точно предлагаю ему себя. На, Адам! Бери! Я твой весь, с потрохами! Хочешь, бери грубо, яростно вколачиваясь в мой зад, пока я не искусаю губы в кровь и не потеряю сознание от боли и наслаждения. А хочешь, бери нежно и тягуче, так, чтобы я плакал в голос и раз за разом кончал, пачкая все вокруг от того, что делают со мной твой язык и твои руки. Бери! Бери меня. Я принадлежу тебе. И он знает. Знает свою власть. И мучает. Сидит между моими раздвинутыми ногами. И словно нехотя, лениво так, чуть с любопытством трогает мой пах. Водит пальцем по полувозбужденному члену, задевая раз за разом чувствительную головку, едва касается напрягшихся увлажнившихся бедер. Но быстро прекращает. Смотрит пару секунд, закусив задумчиво губу. Потом поднимает мою руку и притягивает к себе. Глядит мне прямо в глаза и прокусывает тонкую кожицу у запястья. Кровь яркой лентой красиво опутывает мое предплечье и капает с локтя, но он тут же останавливает ее бег, прижимаясь к небольшой ранке пухлыми губами. Я дрожу от возбуждения, когда он слегка отстраняется и, по-прежнему не сводя с меня дьявольски красивых глаз, вдруг высовывает длинный и розовый язычок и делает мазок по кровавой дорожке на запястье. Убирает язычок и смакует несколько секунд мой вкус. А потом... улыбается. Как кот, попробовавший свежую пышную сметану. Вылизывает мою руку - начинает с запястья, потом медленно, прикрыв от удовольствия глаза, переходит на мою ладошку. Лижет ее шершавым языком, а я таю, когда его нежные губы случайно касаются моей кожи. А потом он неспеша следует по всей длине моего тоненького мизинца, давая во всех подробностях рассмотреть движения его потрясающе гибкого кончика языка. Смотрит. Глаза теперь, как солнца, и широко распахнуты, черные пушистые ресницы почти достают до бровей, пряди взмокших темных волос прилипли ко лбу и вискам. Я, как завороженный, смотрю в его глаза, и когда пальцы его второй руки вдруг оказываются во мне, от неожиданности ахаю и выгибаюсь. Он тут же теряет интерес к моей руке и хватает мои бедра, удерживая их прижатыми к постели, пока пальцы его второй руки хозяйничают внутри меня. Одновременно с этим ловит губами мой член и беспощадно засасывает его. Делает несколько движений вверх-вниз, а потом слегка сжимает горло. Сосет значительно медленнее и постоянно слегка зажимает - от этой его муки я кричу и прогибаю сильнее поясницу, нечаянно насаживаясь еще глубже на его пальцы. Задыхаюсь от удовольствия и ничего вокруг не вижу - словно какой сумасшедший художник взял и исказил пространство вокруг меня своими смачными цветастыми мазками. Я даже Адама не вижу... Чувствую лишь. Чувствую его рот на своем пенисе и судорожно толкаюсь навстречу, мечусь по постели, сбивая вокруг себя простыни. Сладко. Сладкий он... Но вдруг меня отпускают. Исчезает игривый ротик, исчезает искусный язычок. Исчезают пальцы, что растянули меня до полной готовности. Я снова вижу. Пространство вокруг уже не смазанное, не причудливое. Вполне обычное. Дышу шумно и ищу глазами моего мучителя и дарителя блаженства. Ищу и не замечаю, как собственные зацелованные губы шепчут: - Еще. Еще, Адам... Еще. Продолжай же! Он сидит на краю кровати. Неожиданно, совершенно одетый. На нем смешной, так не идущий обстоятельствам, пиджак и светлая рубашка. Он сидит в полоборота ко мне и, как и раньше, молчит. Но только молчание его это совсем другое, не такое, каким было. Оно теперь холодное. Равнодушное. Даже злое. И я трясущейся рукой тянусь к нему. Касаюсь его легонько, но он чувствует и резко оборачивается. Смотрит огненными глазами - все такими же прекрасными, но... совершенно чужими, и холодно цедит мне в лицо: - Мне не стоило этого делать. И тебе тоже не стоило. Это абсурд и чушь! Мы же ненавидим друг друга. Я ощущаю, как где-то во мне вдруг что-то истончается с невероятной скоростью. Что-то очень ценное и нужное. Важное мне. Не знаю, как это остановить. Не знаю, что будет со мной, если "это" совсем истончится и лопнет. Одними губами шепчу, даже сам не слыша звука: - Я не могу тебя ненавидеть. Я люблю тебя! Но он все же слышит. Поворачивается ко мне, чуть хмурит черные шелковые брови, и точно в оправдание: - Но я-то ненавижу! Так что мне нельзя. Задумчиво смотрит куда-то сквозь меня, пока во мне с треском и неожиданным жаром рвется загадочное "это". Судорожно пытаюсь дышать, пока он, не оглядываясь, уходит, и... Просыпаюсь. По всему телу липкий пот и жалкая собачья дрожь. А в штанах колом стоит член - я даже тихо шиплю от боли, когда грубая ткань джинсов, в которых я, обессиленный, заснул, впивается в нежную плоть. На полу Элдеста нет - улетел похоже завтракать. Что же, кому что - у меня другой голод. Поднимаюсь на непослушные ноги, иду через всю спальню и всю комнату, осторожно ступая босыми пятками по шершавому досчатому полу. Иду неслышно, иду аккуратно, чтобы не вспугнуть лежащего на полу зверька. Очевидно, всю ночь пробившись привязанным, Адам выдохся. Лежит тихо в углу, обессиленно распластав крылья и уткнувшись ушастой головой в пол. Скорее всего спит, но едва я оказываюсь на расстоянии пары метров, как тельце зверька дергается. Показывается крошечная черненькая мордочка, и он замирает, смотрит на меня ярко синими, круглыми глазами. Сразу же пытается взлететь, но уставшие крылья, пару раз трепыхнувшись, обреченно виснут. И тогда он, упираяясь ими в пол, просто начинает ползти в сторону от меня, волоча связанные лапки с веревкой следом. И тут я срываюсь. Окончательно. Зло. Истерично. Бросаюсь к нему, хватаю, трясу его, как сумасшедший. Ору, перекрикивая его отчаянный визг: - За что? За что ты так со мной? Я же люблю тебя! Я же так сильно... И тут слова словно застревают в горле. Точно каждое слово опутанно острой длинной колючкой - вылетает, оставяя во мне кровоточащие раны. Грубо спрашиваю: - Но тебе проще ненавидеть, да? Сжимаю его так крепко, что сминаю крылья, заставляю его биться и верещать от боли. - Тогда я тоже буду ненавидеть! Я тоже... Могу. Не вижу ничего. Не чувствую, как мои слезы текут по лицу и капают на его пушистую грудку. - Я смогу... Должен. В этом проклятом мире ненавидеть легче, чем любить. Чувствую вдруг, как с ним что-то происходит. Понимаю что, и сразу выпускаю из рук. Бросаюсь в противоположный угол комнаты, где, кажется, видел старый моток проволоки. Спешу и раню себе пальцы, пока пытаюсь открутить кусок. Если не успею, мне конец - в человеческом виде он меня с легкостью одолеет. За пару секунд у меня выходит задуманное, и я в испуге оборачиваюсь. Он лежит на полу, сжавшись в комок - его тело еще не до конца трансформировалось, и кроме того, что он абсолютно голый, я еще замечаю и смешные круглые уши среди спутанных черных волос. Он царапает пол пальцами, весь трясется и сдавленно стонет - видимо, перевоплощение не слишком приятная штука. Я стремглав бросаюсь к нему и, хватая его странно горячие руки, скручиваю их проволокой у него за спиной. Выдыхаю. Отхожу на пару шагов. Проходит еще несколько минут прежде, чем он окончательно приходит в себя. Сначала принимает сидячее положение. Потом озирается вокруг. Потом смотрит вниз на свою обнаженную плоть. И лишь потом поднимает взор на меня - глаза его полыхают золотым, как в моем сне, а щеки предательски краснеют. Шипит сквозь зубы: - А ну, развяжи! Смотрит настолько вызывающе и дерзко, что это я чувствую себя связанным, опутанным его волей, физически принуждаемым выполнить приказ. Конечно, я и не думаю повиноваться. Завожусь уже по-настоящему от этого его повелительного тона. Ну, точно, это ему пара сотен лет! Точно он ничего уже в этой жизни не боится! Сопляк... Медленно подхожу к нему. Бесстыдно и неторопливо оглядываю его нагое тело, замечаю, как ярче вспыхивают глаза, перед тем, как он их стыдливо опускает, как закусывает красивую губу от досады. Протягиваю руку и хватаю его за подбородок, заставляя смотреть на себя. А он и смотрит, да так, что если бы умел воспламенять взглядом, то он меня бы уже точно осталась маленькая невесомая кучка пепла. Наклоняюсь к нему, удерживая его голову беспомощно запрокинутой. Отвечаю, слегка улыбаясь: - Развязать? И не подумаю. Чтобы ты убил меня? Ты ведь об этом мечтаешь? Адам хищно улыбается: - Да, об этом. Тебе надо было убить меня, пока я был мышью, но у тебя оказалась кишка тонка! А потом добавляет, насмешливо сузив глаза: - Да и куда тебе... Тебя же этот уродец Элдест пару веков наклонял! Ты, наверное, только это и умеешь - ноги раздвигать перед более сильным! Развяжи! И я тебе как следует раздвину твои стройные ножки - долго потом не забудешь! Если вообще встанешь. И смотрит с вызовом. Улыбается. Я выпускаю его подбородок из захвата. Пытаюсь дышать. Но все же не выдерживаю больше. Размахиваюсь и хлестко бью его по лицу. Его голова дергается и черные волосы падают на глаза, но спустя секунду он снова нагло смотрит. Издевательски смеется. И я снова бью, только в разы сильнее. Теперь он не выдерживает удара и заваливается на бок. Хохочет в голос, а я дрожу от обиды, пока он пытается подняться. Трясущимися руками сгребаю его волосы в кулак и вздергиваю на колени. Наклоняюсь к его лицу и зло шепчу: - Умею только ноги раздвигать, говоришь? Сейчас я покажу тебе, что умею. Его лицо прямо напротив моего паха и я, удерживая его за волосы одной рукой, второй рывком расстегиваю ремень. Потом тяну вниз молнию, с удовольствием наблюдая, как белеет его лицо. Вытаскиваю свое достоинство и притягиваю упирающегося Адама ближе. Приказываю: - Бери. Он пытается вывернуться - отворачивается, шипит от боли, потому как я тяну его за волосы обратно. Приказываю громче: - Бери, я сказал. И только попробуй сделать больно - я тебя свяжу по ногам и рукам и Элдесту оставлю. Он-то точно не будет церемониться - развлекется так, что это ты ноги свои длинные потом собрать не сможешь! Бери! Последнее слово я выкрикиваю. Смотрю, как он покорно приоткрывает рот, как облизывает дрожащие губы. Знаю, что сейчас он изо всех сил пытается освободить скрученные проволокой запястья. Не сможет. Он, как и я, давно не ел и здорово ослаб. Тыкаюсь ему в веснушчатые губы своей разгоряченной плотью и, едва удерживаюсь на ногах, когда он полностью вбирает в рот. По телу разливается такое блаженство, что я на секунду прикрываю глаза и даже, кажется, тихонько постанываю. Удерживаю его, толкаюсь бедрами, и почти готов плакать и снова признаваться ему в любви. Хотя, о чем я? Я собираюсь взять его силой, раз не получил его согласия. О какой теперь любви речь? Он окончательно меня возненавидит! Будет желать убить. Ну и пусть. Одна ночь с ним стоит того, чтобы умереть... Наконец, я чувствую, что сейчас просто взорвусь. Пихаю его лицом к стене и, удерживая за шею, опускаюсь также на колени. Пристраиваюсь сзади. Жадно оглядываю широкие плечи, напряженные мышцы рук, белые соблазнительные ягодицы, лицо его в полоборота со спутанными иссине-черными прядями. Он молчит, но по-прежнему упирается, и мне приходится прилагать немалые усилия, чтобы удержать его. Подвожу к его ягодицам влажный напряженный член. И слышу жгучее: - Ненавижу тебя, тварь! Ты пожалеешь о том, что сейчас делаешь! Я тебя достану из... Не даю ему договорить. Вхожу в него сразу, без подготовки - как он в меня тогда. Он сдавленно вскрикивает и прижимается теснее к стене, пытаясь избежать боли. Я же припадаю к его плечам, кладу лохматую голову на них, и чувствую дрожь его связанных рук. Закрываю от предвкушения глаза и проталкиваюсь в него полностью. Он вытягивается, как струна, не выдерживает и тихо стонет. Я вижу его крепко зажмуренные глаза со щеточкой черных ресниц, вижу его закушенную белым клыком губу, из которой по подбородку течет кровь. Я хочу его просто до безумия! Я хочу его до потери контроля! До потери себя! Я хочу его всего... Начинаю двигаться в нем и извиняюще целую в напряженные плечи. Ему по-прежнему больно, и он дрожит подо мной, пытаясь не стонать в голос. Мне тоже пока не слишком приятно - он такой узкий внутри, совсем напряженный. Шепчу ему, целуя в ушко: - Расслабься. Ты сам делаешь себе больнее! Адам, прошу... Он скалится и огрызается: - Ты - дрянь! Насилуй уж без советов своих! Я вздрагиваю, как от пощечины, и непреднамеренно резко дергаюсь в нем. Он ахает и снова пытается увести бедра в сторону. Но ему некуда - он итак своим пахом прижат к стене. Кстати, о пахе... Я нащупываю его член и вдруг несказанно радуюсь! Его достоинство вовсе не вялое и безучастное, а очень даже в тонусе. Хватаюсь за него, вызывая протестующее мычание Адама. Начинаю одновременно ласкать его член и напряженные яички, а сам учащаю работу своих бедер. Проходит несколько минут, прежде чем Адам начинает сильно возбуждаться. Он рычит и ругается на меня, пытается отстраниться от стены, кусает губы в кровь. А я ласкаю его набухший член, который никак не желает умещаться у меня в руке, целую его плечи, шепчу нежности в ухо, и вбиваюсь в него так, что его выгибает дугой. Я знаю, что он уже получает удовольствие, знаю, что он стонет сейчас не от боли, а от наслаждения. Я рискую и расжимаю пальцы на его шее, чуть отстраняюсь, ожидая от него резкого сопротивления. Но... ничего не происходит. Он лишь меняет положение головы и теперь смотрит необыкновенными золотистыми глазами в сторону окна. Его член весь истекает смазкой, и мне жутко хочется взять у него в рот. Но выйти из него я не в силах. Еще чуть отстраняюсь от него, удерживая его бедра на расстоянии, и начинаю размашистыми движениями, почти выходя из него, вновь проникать. Он задыхается, он прогибает поясницу, как гибкая кошка, он разводит колени, на которых стоит, шире. Я вообще уже ничего не вижу и не слышу - у меня какой-то вихрь перед глазами - из черных крыльев, золотых перьев, синих пронзительных глаз. И губ. Я вдруг страшно хочу их поцеловать и снова наваливаюсь сверху со спины, вдавливая его в стену. Глажу по черноволосой голове, по скулам и со сбитым дыханием целую его в уголок мягких губ. Даже не понимаю, как шепчу: - Я так тебя люблю! Прости... Прости за все. Это все чертова судьба! Мы прокляты, мы проклятые создания. Так за что же... За что мне такое благословение бога, как моя любовь к тебе? Люблю... Так сильно! Больше отпущенного времени! Больше всей моей никчемной, бессмысленной жизни. Не оставляй меня... Не бросай. Не уходи, прошу... Откуда-то взявшиеся слезы капают на его плечи, и он вздрагивает всем телом от них. Его ресницы трепещут, словно крылья бабочки, и он задыхается, также как и я. И передавленным хриплым голосом отвечает: - Я ненавижу. Так долго ненавижу... И кажется, даже не тебя! Себя. Я ненавижу себя. Я жил непонятно для чего. Я умер черти как. Я воскрес в виде отвратительного жестокого существа. Я не отомстил за родителей. Я изгадил их память, имея с тобой связь. Не хочу больше этого всего. Я не могу так! Не хочу жить... Прошу, помоги мне. Помоги мне исчезнуть! Я замираю на нем. Молчи! Молчи. Молчи, милый... Не надо так. Дышим тяжело и шумно. Дрожим. Дышим и дрожим в унисон. Как единое целое. Я физически чувствую его тоску и боль - она словно сочится через его кожу и открывается мне. Она бесконечная и черная, как дыра, края которой мне не соединить в одиночку. А он не хочет... Он смотрит в эту бездну и готовится в нее упасть. Он на самом-самом краю, и на его прекрасное лицо, на его белые плечи уже заползает сжирающая все на своем пути чернота другого мира. Я смотрю на него - на его слезы, что бегут серебристыми дорожками по щекам, на глаза, что смотрят через грязное окно вглубь вечного шумящего леса, на его губы, что шепчут слова ненависти к себе, а потом вдруг вспоминают имена родителей... Выхожу из него и сажусь на пол, утягивая его следом. Укладываю его голову себе на грудь и ласково глажу по спутанным волосам. Целую в макушку и крепко прижимаю к себе. И сообщаю твердо: - Хорошо, Адам. Я помогу тебе! Но только в том случае, если ты возьмешь меня с собой. P.s.: не убивайте автора. автор был в ударе ночью.