Приманка для вампира

Боишься любить? Не люби. Боишься летать? Не летай. Боишься простить? Отпусти, Но часики тикают, знай. Время - песок. Не поймать. Время ветрами гонимо. Раз не успел - не догнать. Люди и чувства - все мимо. Не отводи робких глаз, Не разжимай объятий. Он попросит лишь раз Сон твой хранить у кровати... POV Томми. Ну, что мне с ним сделать? Покусать? С головой облить "Мэри"? Позволить ему топтаться около меня, и пусть Патрик ему накостыляет? Что придумать? Но придумывать больше ничего не надо. После моего короткого "нет" Адам бесшумно уходит. Выглядит как побитая собака, со сникшими плечами и опущенной черноволосой головой. На секунду во мне дрожит жалость - я даже крепче вцепляюсь пальцами в подлокотник кресла и заставляю себя сидеть на месте, а не броситься вслед за ним. Правда, в очередной раз вспоминаю его нахальную выходку и от возмущения и стыда даже глаза закрываю. Нет, ну это надо наглость иметь? Увести меня из под носа собственного парня, не испугаться моей реакции, заставить меня хитростью оголиться перед ним, а потом... О, лучше не думать об этом! Не вспоминать! Чертов Адам! Не могу усидеть и вскакиваю с кресла. Иду к огромному окну, вглядываюсь, пытаясь отвлечься, но там темень несусветная. Возвращаюсь к столику с "едой", хрущу печеньками. Сдерживаю желание их тут же выплюнуть - мне нужно чем-то занять себя, чтобы не думать о руках Адама на мне и во мне час назад. - Ну, ты чего, совсем заскучал? Я даже не замечаю Патрика, который, оказывается, закончил беседовать с Ниманном и теперь стоит и с долей сочувствия во взгляде смотрит на меня. Я умудряюсь почти радостно улыбнуться. Подмигиваю: - Не знал, что ты настолько занят в делах клана. Я бы тогда записался к тебе на прием. Все закончилось или что-то еще будет сегодня? Патрик виновато смотрит, но молчит. Я тяжело вздыхаю: - Ну, ладно, говори уже. Ты снова идешь с кем-то вести беседы? Он ласково берет мою руку и прикладывает к щеке. Количество вины во взгляде зашкаливает, и я даже слегка пугаюсь. Осторожно сообщает мне: - Нет, вести беседы идешь ты, Томми. Прости, но отец хочет поговорить с вами со всеми. Почти кричу: - Сейчас? С кем это, со всеми? Это обязательно? По губе, которую от расстройства закусывает Патрик, я понимаю, что мало того, что слишком бурно реагирую, так еще и несу чушь. Все-таки речь о его отце... Торопливо извиняюсь: - Прости, я... Наверное, устал просто. Конечно, я пойду. Идти надо сейчас? А ты чем займешься? Патрик слегка обеспокоенно сводит брови. Черт... густые и темные. - Я вернусь поговорить с Ниманном. У них завтра серьезная вылазка. Очень значимая для нас! Хочу понимать, что они все готовы. Задавливаю в себе желание узнать, что за вылазка и куда. Если он захочет, если будет можно, он сам все расскажет. Между тем Патрик мягко подталкивает меня к коридору. - Иди. Отец вас ждет в своем зале. Увидишь - справа будет современная дверь. Вздыхаю, но иду. Черт, неужели опять сейчас начнется промывка мозгов или копание в прошлом? Я же точно не сдержусь - психану и, чего доброго, пошлю их всех. Все-таки не люблю, когда на меня давят. Когда вхожу в небольшой зал, больше похожий на современный рабочий кабинет какого-нибудь магната-монополиста, то сразу оказываюсь под прицелом четырех пар глаз. Всех их сегодня я видел. Все они, как и я, были сегодня допрошены и представлены клану. И, конечно, один из этих четверых - Адам. Стоит чуть поодаль от остальных. Смотрит на меня искоса, прямо-таки провожает взглядом каждый мой шаг от двери до центра комнаты. Так и хочется подойти и треснуть по наглой морде - какого хрена он так меня разглядывает? Ну, точно раздевает! Точно снова касается моей кожи пальцами, а потом и губами... Он не имеет права так на меня смотреть! Не позволю! Шиплю ему, не обращая внимание на двух парней и девушку в комнате: - Глаза сломаешь. Ты же не помнишь ничего, да, Иниго? Твой учитель Ниманн не говорил, что пялиться так на людей неприлично и невежливо? Черноволосая скотина только улыбается. Явно забавляется надо мной. Кокетливо смотрит и выдает: - А ты так стеснителен, словно юная девственница - так и хочется подразнить! А Ниманн, кстати, не любит много болтать, он - человек дела. Твоему Патрику стоило бы у него поучиться! Стоим, как два дурака, сверлим друг друга взглядами. Один из парней, тот самый сын премьер-министра, веселую историю с обращением которого я уже сегодня слышал не раз и не два, пытается вмешаться: - Ребят, ну вы чего? Слава богу, объяснять, "чего мы", собственно, грыземся, нам не приходится, поскольку появляется Давид. Он уже сменил торжественную длинную одежду на обычные джинсы и рубашку, но величественность осанки и гордая посадка головы никуда не делись, а даже еще больше бросались в глаза. Усаживается за стол, а нам предоставляет стоять перед ним. Меня это несколько коробит - типа, он снова показывает нам, кто есть он и кто есть мы, недоросли. Окидывает нас хмурым взглядом, задерживая его на мне, и начинает: - Собрал вас здесь, чтобы еще раз посмотреть на вас и кое-что рассказать о жизни клана. Каждый из вас пришел сюда своим, особенным путем. И у каждого здесь будет свой единственный, отличный от других, путь. Быть может, вы станете советниками или воинами, главами или шпионами клана. А быть может, погибнете в бою с охотниками или сгинете без вести. Никто не знает того, что будет! Но могу сказать одно - в беде, нужде или при преследовании людьми вы всегда найдете в моем клане защиту и помощь, убежище и дружескую руку, оружие и возможность "залечь на дно". Но и готовьтесь сами прийти на помощь, если клан вас об этом попросит! Его слова вроде просты и доступны, но я все пытаюсь углядеть "второе дно". Прийти на помощь? Ну да... То есть если клан чего-то захочет, я должен буду выполнить просьбу, даже если и не хочу принимать в этом участия? Здорово. А если я никогда ничего не попрошу у клана, я все равно должен регулярно выполнять их "пожелания"? Бред. Но с другой стороны, не факт, что они ко мне обратятся. Не хочу никого убивать или преследовать, или шпионить за кем-то! Неожиданно понимаю, что Давид конкретно обращается к Адаму: - Сразу хочу поблагодарить Иниго, что дал согласие участвовать в завтрашней, хотя нет, уже сегодняшней, операции по уничтожению глав одной из крупнейших охотничьих общин! Понимаю, что быть принятым в клан и сразу получить такое ответственное задание, это в некотором роде несправедливо, но ты все же дал согласие. И за это я тебя при всех благодарю! И конечно, желаю удачи! Мы все смотрим на невозмутимого Адама - он открыто и искренне улыбается Давиду. Что за нафиг? Что с ним? Он нанялся наемником и так радуется этому? Радуется возможности убивать? Господи, что с ним делал Ниманн эти два года? Пропускаю мимо ушей речь, адресованную братцам-акробатцам, сыновьям премьер-министра. Улавливаю лишь суть - Давид поручает им благополучие древнейших вампиров. Замять исчезновения людей, жертв вампирской верхушки, затягивать следствия по делам попавшихся на насилии вампиров и по делам разборок кланов и охотников. В общем, "отстирывать грязное белье". Нда, интересная работа. Но получше, чем у Адама все равно. Девушке Давид на полном серьезе советует угождать своему высокопоставленному хозяину, одному из Древнейших. Радовать и баловать его. Ха, интересная обязанность! И вот, наконец, очередь доходит и до меня. Едва не фыркаю от смеха, представив, что сейчас Давид повторит предыдущее напутствие и скажет: " Не перечь своему мужу Патрику, во всем потакай ему и приноси удовольствие". Изо всех сил удерживаю маску любезного внимания, но тут Давид меня и остальных удивляет: - Будьте добры, оставьте меня с Томми наедине. Хочу поговорить с ним с глазу на глаз пару минут. Вы все можете быть свободны. И спокойно ждет, когда "молодняк" покинет помещение. Адам выходит последним, и мне до противного сильно хочется уйти с ним. Он даже головы не поднимает в мою сторону, просто проходит мимо и все, прикрывает за собой дверь. Не хочет, чтобы Давид прочитал кое-что интересное в его глазах? Остаюсь с Давидом наедине. Глава клана некоторое время разглядывает меня, не стесняясь, не торопясь. Глядит на мою челку, слегка растрепанную, на мои руки, все в тату, смотрит в лицо, внимательно и придирчиво. И наконец выдает: - Ты совсем не подходишь моему сыну. Ты не пара ему, Томми. Замолкает, точно ждет ответа. Но он ведь и не спрашивал! Отвечаю, неожиданно прекратив волноваться и трястись. Чего теперь волноваться - с папашей все ясно. - Не пара? Патрик так не считает. - Патрик уже не раз ошибался в выборе спутника жизни. Вполне возможно, ошибается и сейчас. Однако, он сильно в тебя влюблен. Давно не видел сына таким счастливым и возбужденным - он весь светится! Смотрит черными неприветливыми глазами. Чего он хочет-то? Отвечаю, только чтобы хоть что-то сказать: - Вы меня не знаете совсем. Может, я сделаю его счастливым? Он вдруг улыбается. Несколько кривовато и насмешливо, но лицо его при этом делается чуточку светлее. И повергает меня в шок: - Счастливым? Как ты можешь сделать его счастливым, если сам страдаешь? У тебя печаль в глазах. А еще ложь. Ты не влюблен в моего сына, не так ли? Ты любишь другого! Я открываю рот, силюсь что-то сказать. Возразить. Исправить ситуацию! Убедить в том, что он ни разу не прав! Но ни слова не могу выдавить. Все мысли, оправдания словно склеились в один большой липкий ком, и я не могу подцепить те, самые нужные, слова. К счастью, в этот самый момент моего полного онемения и растерянности, в створку окна вдруг стукается что-то мелкое и темное, может птица, снесенная ветром. Форточка со стуком распахивается и заставляет нас обернуться - отвлекает на минуту. Оба мы машинально делаем глубокий вздох, наслаждаясь ворвавшимся в помещение влажным предрассветным воздухом, и некоторое время молчим. А потом он смотрит так, словно абсолютно все понимает и знает, и, неожиданно, я не могу врать ему. Выдыхаю, словив опять какое-то движение у открытого окна, и тихо рассказываю: - От отца, как и от матери, ничего не скроется, да? Правда, об этой прозорливости родителей я лишь наслышан от других, самому не удалось испытать подобного. Мои родители умерли очень давно и бесславно, и я бы окончил дни так же, если бы не Элдест. Я думал, что повстречал тогда в его лице свою судьбу. Я боготворил его. Обожал. И был слеп, как двухдневный котенок. Он разбил мне сердце. Именно из-за него я спрятался ото всех, желая залечить раны. Но там, в глуши лесов, в вековом шуме ветра и молчании гор, я встретил юношу. И полюбил снова всем своим существом. Так сильно, что укусил его. Для себя. Но это уже случилось после того, как Элдест убил его семью... Лицо Давида выражает искреннюю печаль и сочувствие. Он тихо спрашивает, заглядывая мне в глаза: - Бедный ты мой... Тебе пришлось умертвить после этого свою любовь? Это ужасно. А я мотаю головой. - Нет. Я не смог. Я дал ему своей крови и сделал одним из нас. Глаза Давида расширяются. Он смотрит на меня удивленно, словно на чудо какое-то. Изумленно вопрошает: - Ты не убил его? Но его нельзя было оставлять в живых! Он... Это как демон, выпущенный в мир! Он не сможет смириться со своей новой сущностью! Будет мучаться и ненавидеть себя до скончания дней, ведь его родители приняли смерть от вампира! От того, кем ты его сделал. Так нельзя было... Томми, это враг всем нам, его надо уничтожить! Он не даст ни себе покоя, ни тебе, ни другим вампирам. Кто он? Где он сейчас? Как давно произошли эти события? Он заваливает вопросами, взволнованный и недовольный моими глупыми поступками. Видя мое замешательство, останавливается, потом уже более спокойно спрашивает: - Ты любил его, да? Я понимаю. Но такое создание никогда не будет принадлежать тебе. Он, поистине, проклятый. Он может только ненавидеть и мстить. Расскажи, где ты его встречал в последний раз? Я обещаю, что пошлю лучших людей, и он умрет быстро и почти безболезненно. Ты же не хочешь, чтобы подобное отродье таскалось вслед за вами с Патриком? Снова смотрит сочувствующе и обеспокоенно. Если бы он знал, что это самое "отродье", которое он собирается убить "почти безболезненно", только что тут стояло и получало от него похвалы и напутствия! Как это все нелепо. Насмешка над всеми нами. Отвечаю, твердо глядя ему в глаза: - Не волнуйтесь за нас с Патриком, не переживайте за него. Тот мой возлюбленный давно погиб, и я стараюсь его забыть. Стараюсь освободиться от той боли. Вы простите, что так вышло... Наверное, я в самом деле не достоин быть рядом с вашим сыном. Но он очень хороший! Он вернул мне желание жить. Разворачиваюсь и иду к двери. Мне больше нечего сказать и странно, но я чувствую облегчение от того, что не солгал отцу Патрика. Может, стоит и с самим Патриком поговорить начистоту? О том, что я не влюблен, но стараюсь. О том, что не тоскую о нем в его отсутствие, а лишь иногда думаю. О том, почему не бегу к нему навстречу, а неспеша поднимаюсь с места. О том, что не выглядываю его серые крылья в вечернем небе. О том... О том, что сердце мое отдано одному потерянному "отродью" - с первой минуты, как я его увидел с растрепанной книжкой в библиотеке и, наверное, теперь до скончания веков. Из-за этого моего личного "проклятья" я снова остаюсь один. Уже у двери Давид окликает меня. Смотрит как-то доверчиво и тепло, и в очередной раз меня удивляет: - А ты точно сделаешь Патрика счастливым? Он от тебя совсем потерял голову. Ты... Не знаю даже, почему верю тебе. Может потому, что тот, кто сам настрадался с лихвой, не заставит другого страдать так же? Томми, ты уж постарайся сделать его счастливым. Не причиняй ему боли. А еще... знаешь, чувства меняются, перерождаются, возникают и умирают. Так что я теперь думаю - из вас образуется отличная пара! Моргаю пару раз неверяще и натянуто улыбаюсь. Боже, что происходит? Стою в коридоре, не зная, что предпринять. Неожиданный разговор с отцом Патрика словно выбил почву из-под ног - я не хотел говорить о прошлом, не хотел говорить об Адаме и Элдесте. Я хочу забыть... И похоже, Давид поверил в это мое желание, раз в итоге дал свое родительское благословение. За это я ему должен быть безмерно благодарен. Я благодарен? Черт возьми. В груди теснятся противоречивые желания, мысли и чувства. Понимаю, что не могу в таком метущемся состоянии показаться Патрику, и иду на улицу. Лицо и тело обдает живительной свежестью, и я поворачиваю на тропинку, что ведет в сад. Слышу за спиной хлопанье крыльев, но не предаю особенного значения. Бреду среди невысоких вишен, повесив голову и глядя на стелящийся под ногами предрассветный туман, и пытаюсь успокоиться. Я должен быть счастлив, что Давид, как и Патрик, мне поверили. Я должен радоваться и бежать с рассказом к своему новому парню, теперь уже официальному. Я должен сиять от своих первых шагов в новой жизни. Должен тащить Патрика в спальню и заниматься горячим сексом до изнеможения... А я какого-то хрена брожу, повесив голову, один в саду. Как же мне плохо. Нет сил просто. Неожиданно вполне явно слышу треск веток и хлопки крыльев по воздуху. Звук идет откуда-то сбоку, позади меня, и достаточно громок, чтобы я не мог не обращать на него внимания. Не сдерживаю любопытства и возвращаюсь. Всего в двух шагах от меня в корявых тонких ветках вишни запуталось что-то черное и маленькое. И еще даже не приблизившись на достаточное расстояние я уже знаю, кого увижу... Подхожу, не торопясь. Останавливаюсь, скрещиваю руки на груди. Насмешливо смотрю на летучую мышь, что запуталась крыльями во вредных тонких веточках вишни. Дергается всем своим пушистым тельцем, пытается вырваться из плена, при этом забавно перебирая по воздуху лапками. Не выдерживаю, фыркаю от смеха и спрашиваю: - Что, попался, великий и бесстрашный вампирский мститель? Видел бы тебя Ниманн... Поржал бы наславу! И чего ты таскаешься за мной? Я прогнал тебя в твоем человеческом обличии, и ты потащился в мышином? Выговариваю ему в пол голоса. А он таращится на меня круглыми ярко-синими глазенками на ушастой мордочке. Хрен знает, понимает или нет? Наверное, все понимает. Ведь, как только я замолкаю, он дергается пушистой грудкой снова и задирает маленькую голову на свое неудобно застрявшее крыло. Я же не спешу на помощь, хоть внутри и дрожит что-то давно забытое, странное, теплое... Что-то, что я однажды испытал, глядя, как он спит в своей кровати - такой беззащитный и красивый. Ворчу: - И долго ты за мной шпионишь, летучий засранец? Ты не боишься, что тебя заприметят? Уж слишком подозрительна одинокая летучая мышь, да еще рядом с таким сборищем. Хочешь попасться им со своим редким даром? Он смотрит на меня, приоткрыв маленький зубастый рот и облизывается. Это, блин... Что он...? Язычок розовый! Твою мать... Слишком резко протягиваю руку, и он испуганно трепыхается. Я же аккуратно выпутываю его тонкое кожистое крыло из месива веток, а внутри неприятным комом скручивается недоумение - он что, думал, я смогу причинить ему вред? Ненормальный. Отчего-то сильно расстраиваюсь. Тороплюсь его выпутать и уйти. Он надоел мне хуже... не знаю, хуже не бывает, наверное! Хочу, чтобы он исчез из моей жизни. Спрашиваю, только чтобы не находиться в тишине: - И давно ты за мной увязался? Я тебя слышал... И вдруг пораженно замолкаю. Так и стою со вполне себе освобожденным мышом в руке и пялюсь в его блестящие синие бусинки глаз... А действительно, когда я в первый раз услышал это характерное хлопанье крыльев? Скрежет по окну вовсе не от веток, а от когтистых маленьких лап? Форточка, хлопнувшая в начале разговора с Давидом... Мелькнувшая тень то ли птицы, то ли... Твою мать! Адам!!! На секунду моя голова идет кругом - я даже делаю два неверных шага назад и едва не оседаю на землю. Мышь беспокойно возится в руке, крепче хватаясь коготками за мои пальцы. А я чувствую себя абсолютным, беспросветным глупцом. Тряпкой, растяпой, нежной куклой и эмоциональным сопливым подростком. Исповедался, нахрен! Адам же все слышал. Он подслушал наш разговор с Давидом! Все знает о... О том, что я не люблю Патрика. О том, что тоскую по прошлому. О том, что не могу освободиться от него, Адама. Даже слышал, как Давид разрешил мне "залечить" раны с его сыном. Господи, какое унижение. Опять... Смотрю на замерший комочек в моей руке. Ну, что мне с тобой делать, а? Маленький ушастый паразит! Что же ты творишь с моей жизнью? Лезешь, переворачиваешь вверх дном без спроса и дозволения! Кто тебе, засранцу, дал право? Кто разрешил? Подношу его ближе и тихо, яростно начинаю: - Забудь то, что ты сегодня услышал! Это предназначалось не для тебя! Не для твоих чертовых больших ушей! Этого не было, ясно тебе? Это все ложь... Моя жизнь началась с сегодняшнего дня заново. И тебя в ней быть не должно. Понял? Совсем не должно? Ни в человеческом обличье, ни в зверином. Еще раз я увижу тебя рядом... Но вложить свою отчаянную мысль в маленькую голову мыша я не успеваю. Ибо едва не подскакиваю на месте от громкого возгласа: - Томми? Это ты? Я тебя потерял, ищу минут двадцать уже. Томми, а... с кем это ты там разговариваешь? Патрик. Судя по голосу, прямо-таки бежит ко мне. Я его не вижу - все еще стою, как статуя окаменев, на тропинке спиной к нему. Не знаю, почему я делаю это - не соображаю, что ли... Или просто понимаю, что опасность нашего разоблачения, хоть мизерная, но есть. Но едва рука Патрика ложится мне на плечо, я закусываю от испуга губу, дергаю второпях две верхние пуговицы рубашки и... Молниеносно засовываю мыша себе за пазуху. Оборачиваюсь к своему парню с милой улыбкой. Что-то мямлю про размышления о разговоре с его отцом, описываю восторг от мудрости и ума Давида. Патрик блестит счастливыми глазами - так радуется, что мы поладили! Говорит что-то... А я почему-то плохо его слышу - в голове полнейший туман. Но улыбаюсь совершенно искренне, чувствуя, как под широкой рубашкой возится теплое и мягкое тельце, прижимается к моему сердцу и затихает.