ИГРА ВСЛЕПУЮ

*** Нано-компьютер это устаревшая игрушка. Неэффективная с тех пор, как с полсотни лет назад появились проекционные компьютеры. Хаотик Сид любит игрушки, о которых уже все подзабыли. Старье? Нет. Классика. Нано-боты соединялись в компьютер медленно, и этому компьютеру не светило стать чем-то особенным, но его было достаточно, чтобы подать сигнал. Хаотик Сид лежал в регенераторе, не в первый раз, боролся с собой, чтобы не заснуть и смотрел, как медленно алая дымка кружится в воздухе — частичка к частичке и структура к структуре. Достаточно ли этого будет? Вопрос века, девочки и мальчики? Современные сканеры не засекут сигнал от нано-компьютера. А сами нано-частицы не заметили при осмотре, потому что никого не удивляют посторонние частицы в насквозь прокуренных легких Хаотика Сида. Вопрос в том, как хорошо пройдет сигнал и пройдет ли вовсе. Как работает приемник на «Хаосе». Как… Сколько вопросов. Занятно, лежать и знать, как много от этого зависит. А время тикает, и его никому не остановить. Не нам с тобой, душа моя. Не тебе, Алекс. Не тебе, Леон. Тем более не тебе, маленькая мразь. А кстати, как скоро он придет? В отличие от Алекса, маленькая мразь может прийти когда угодно. Никогда не делает ничего слишком серьезного. Может сломать что-нибудь, может… может порвать что-нибудь. Вывихнуть или разбить. На большее не хватает фантазии. Или опыта? Или смелости. Но мешается. А тебе, Леон, когда вы еще были с ним друзьями, тебе он тоже докучал? Нет нужды спрашивать это лично. Я читал твое личное дело. А компьютер почти собрался. Ну же, сезам. Покажи мне чудо! Загрузочный экран потек прямо в воздухе. Уже можно ликовать, девочки и мальчики? Он все-таки дернулся, когда экран пропал на пару секунд, сложился в стилизованные крылья бабочки и растворился в воздухе. Госпожа все-таки решила вмешаться. Моя прекрасная и безумная Госпожа. Вопрос в том, что ты знаешь? И что решила. Невозможно протянуть ей обе руки, потому что срослась только одна и вторая не слушается. — Спой мне колыбельную, Госпожа. Спой, что я возвращаюсь домой. Тишина в ответ. Что ты решила? Я не знаю, я не узнаю, пока за мной не придут. Ты, Леон, или черные. Кто это будет? Дверь скользит вверх. Здравствуй, маленькая мразь, снова пришел бороться со своими комплексами через чужую боль? Моя школа. Одобряю. Будем считать, что твое присутствие это хороший знак. *** Последующая неделя тянулась бесконечно и пролетела мгновенно. Слейтер изучал планы имперских фрегатов, которые передал ему Уоррен, днями пропадал в тренировочном зале и слишком часто смотрел на часы. Иногда он спал в одном из общих отсеков — там были диваны. Потрепанные и старые и, должно быть, для команды это было неудобно — они все еще сторонились легионера, но спать в каюте Сида Слейтер не мог. Лежал, бездумно уставившись в иллюминатор, и не мог перестать считать секунды. Даже если забывался сном, ему снились кошмары. Один и тот же кошмар. Слейтеру снилось, что он торопился спасти Сида. И не успевал. В его снах никогда не было подробностей, никакой крови. Сид всегда сидел на кресле спиной к нему, неподвижно. И Слейтер как-то сразу, с первого взгляда понимал, что тот мертв. Слейтер просыпался, не чувствуя себя отдохнувшим, пил кофе, потому что его это успокаивало, и отправлялся искать Ламию, Уоррена или Форкс. Он раздражал их, должно быть. Бесконечным повторением одного и того же вопроса: когда? Хотя получил ответ на него через пару часов, после того, как Бабочка прислала им координаты. Сигнал от Сида так и не пришел. Часто Ламия сидел рядом со Слейтером в общем отсеке, бездумно перебирал страницы Писания и молчал. Говорить им не хотелось, и Слейтер часто ловил себя на том, что и не требовалось. Уоррена он видел реже и допускал, что навигатор «Хаоса» намеренно его избегал. Слейтер слишком часто спрашивал его, когда они смогут действовать. «Хаос» был быстрее «Роджера», но, даже учитывая это, чтобы подойти к нему незамеченными Уоррену требовалось действовать осторожно. Кольцо на пальце Ламии всегда, когда Слейтер его видел, было красным. Думать о том, что это значит, было бессмысленно. Не думать невозможно. Почти неделя. Сколько способен пережить человек за целую неделю? Что сможет предложить ему легионер, когда Сид вернется? Легионер, который ничего не знает о человеческих чувствах. Утешение? Абсурдно. Что Слейтер мог дать Сиду кроме своего присутствия и крупицы тепла? Защиту? Смешно. Если бы Слейтер действительно мог предложить ему защиту, Сид никогда не попал бы к Андерсену. Легионеры превосходно умели наносить раны. Ничего не знали о том, как их исцелять. — Я иду есть, если хочешь, Слейтер, можешь пойти со мной, — появление Форкс не было сюрпризом, Слейтер почувствовал бы ее присутствие даже, если бы не мог слышать шагов, и все же он повернулся только когда первый помощник его окликнула. С Форкс было проще всего, хотя он ожидал, что будет наоборот. — Предпочту только кофе. — Не помешает, — отозвалась она. Он не знал, почему ее отношение изменилось. Просто несколько раз они пересеклись в тренировочном зале, и в какой-то момент она перестала смотреть на Слейтера, как на пустое место. Подошла, когда он заканчивал делать упражнения, и протянула полотенце. В этом не должно было быть ничего особенного, но рядом с Форкс было… легче. Даже легче, чем рядом с Ламией. Должно быть, потому что на ее пальце не было раскаленного кольца Венеры. Ее короткие волосы на концах были влажными, и Слейтер улавливал исходящий от Форкс запах корабельной воды и геля для душа. Должно быть, она сама недавно закончила тренировку. — Мы скоро приблизимся к «Роджеру», — сказала Форкс, и Слейтер бросил на нее быстрый внимательный взгляд. — Я готов действовать, как только это станет возможным, — отозвался он и, вместо того, чтобы прореагировать, Форкс уставилась в пол: — Ламия хреново выглядит. — Его физическое самочувствие не так важно для операции. При необходимости я легко смогу понести и его, и Хаотика Сида. — Меня больше волнует его вменяемость, — признала она. — Я видела, на что способен сбесившийся эмпат и повторения не хочется. — Сид… — называть его просто по имени было странно. — Сид доверяет этому человеку. Я хочу ему верить. Форкс чуть усмехнулась и сказала: — А ты человечнее, чем мне поначалу казалось. Капитан… умеет находить незаурядных… — она запнулась за слово «людей» и немного неловко закончила. — Членов команды. — Хаотик Сид очень мне дорог. Дороже всех и всего в мире, — почему-то признаваться ей в тот момент было очень легко. Хотя, должно быть, он не сказал ей ничего нового. — Тяжело понимать… — … что его нет рядом? — закончила она. — Что если бы я сдержал данное ему слово, ничего бы этого не случилось. Форкс долго молчала: — Я тебе не верила поначалу. — Людям тяжело верить легионеру. Я вызываю подсознательную неприязнь. — Неприязнь здесь не при чем. Ты опасен, и тебя украли. В таких условиях нелегко доверять. Слейтер кивнул, потому что, должно быть, со стороны его ситуация воспринималась именно так. — Почему? — спросила Форкс и, по какой-то причине, именно ей ему захотелось ответить честно: — Потому что до встречи с Хаотиком Сидом у меня ничего не было. Не потому даже, что легионеры ничем не владеют, а потому что я ничего не хотел. Ни о чем не жалел, ни о чем не мечтал. Я просто был, — он помолчал, подбирая определение. — Будто инструмент в коробке. Когда он появился, что-то изменилось. Словно я задыхался, и мне наконец-то дали дышать. Это оказалось больно. — Да уж, — ворчливо откликнулась она, — капитан умеет устраивать переполох и выворачивать все наизнанку. Слейтер позволил себе едва заметно улыбнуться: — Хаотик Сид не давал мне смысла жизни. Он дал мне только возможность выбора. И я выбрал человека, с которым хочу быть и которого хочу защищать. Форкс едва заметно покраснела: — Вы с капитаном очень друг другу подходите. Он тоже любит пафос. Да, Хаотик Сид действительно любил пафос, и это дорого ему обошлось. Думал ли он вообще, когда полетел геройствовать и спасать Уоррена, о том, что оставляет за спиной? Промедлил ли хоть на секунду, понимая, что это сделает со Слейтером и командой? Ответ на этот вопрос было представить слишком легко. Ответ на этот вопрос Слейтер прокручивал в голове все те дни, что «Хаос» пытался нагнать «Роджера». Нет, не остановился и не помедлил. Сид решил действовать и действовал так, как счел нужным. — Капитан слишком большая заноза, чтобы умереть так легко, — сказала Форкс. — Ты его вернешь. Если кто и способен, так это ты. — Спасибо, — Слейтер не был уверен, что улыбаться в ответ на ее слова правильно, но другого способа выразить благодарность он не знал. — Я ничего не сделала, — ворчливо напомнила она. — Не воображай себе лишнего, Слейтер. Было в этом отрицании нечто почти… милое. С другой стороны, Слейтер плохо понимал саму концепцию чего-то «милого», зачастую не понимал, по какому принципу люди относили те или иные вещи к этой категории. — Я тоже понимаю, почему Хаотик Сид выбрал тебя в свою команду, — сказал он. Форкс не была похожа на Сида. Ни капли. Ни в чем. Настолько, что даже легионер с первого взгляда мог определить — между ними не было физической близости. И, наверное, именно поэтому такая женщина, как Форкс, была Сиду необходима. — Ты пытаешься меня оскорбить? — Форкс опасно прищурилась. — Нет, — не улыбнуться стоило труда. Присутствие Ламии Слейтер тоже почувствовал до того, как услышал его шаги, повернул голову и почему-то сразу понял, зачем церковник пришел на сей раз. Ламия шел спокойно, будто выверяя каждый шаг, шел с идеально прямой спиной, и Слейтер не сразу понял, что это ему напоминало — легионера перед поединком. Форкс поняла это тоже, словно внутренне подобралась внутри, и что-то внутри Слейтера будто отозвалось на ее сосредоточенность. Почувствовать, что они вдвоем часть чего-то большего. Часть одной команды. Чувство, которое он должен был делить с другими легионерами и которого никогда не испытывал во Дворце. Общность с кем-то. Глупо, учитывая, как Слейтер отличался от окружающих людей. Шестеренки, Леон, тоже очень не похожи на пружинки. Но чтобы часы ходили, нужны и те и другие. Мысль была такая четкая, словно Сид действительно когда-то сказал ему это. — «Хаос» в зоне проникновения «Роджера», — сказал Ламия. — Через два часа мы начнем действовать. *** Сколько прошло времени? Биологические часы не слишком хорошо тикают, когда от биологии остается только обессиленный скулящий кусок мяса. Посмотрите на меня, девочки и мальчики. Вы узнаете Хаотика Сида? Да. Нет. Возможно? Это я… Я. И я. Хорошо, что я уже псих, иначе сошел бы с ума, не выдержав позора. У боли столько оттенков и вкусов, что ею можно захлебнуться. Я бы захлебнулся, если бы не ты, Алекс. Ты и твое вино. Мое время измеряется это дурацкой бутылкой. Вина все меньше и меньше. Вино и вина… моя вина становится меньше, Алекс? Готов поспорить, что нет. Дело не в моей вине. Дело в тебе и том, что ничего больше для тебя не осталось. Ты счастливчик, Алекс. Ты уже потерял, все, что тебе дорого. Потерял быстро и болезненно. А мне это только предстоит. Я спасу тебя, Леон, я вытащу тебя из лап неизбежности, даже если мне придется рвать ее зубами. Я спасу тебя от себя. И ты больше не будешь моим. Хаотик Сид, как он есть. Сколько грамм пафоса на килограмм? Много. Я уже не могу шутить, я слишком устал. Мне уже совсем не весело. Что если я останусь здесь навсегда? Что если меня спасли черные, и мне все это кажется? Что если я приду в себя и увижу тебя на алтаре, Леон, с перерезанным горлом? Александра Андерсена невозможно принять за видение, он слишком конкретен, реален и жесток, для больной фантазии Хаотика Сида. Раскаленные штыри, наконец, отодвигаются, и тихий скулеж затихает до всхлипов. Хаотик Сид знает, что сам издает эти звуки. И ему все равно. С другой стороны, он никогда и не был особенно гордым. Поскулить для вас, дамы и господа? Легко. Я устрою вам шоу и буду скулить. И это будет самый красивый и эффектный скулеж в мире. Я зачарую вас им, и вы не заметите, как начнете скулить сами. Бред. Хорошо бы взять себя в руки. Как долго он не спал? Эй, Алекс, как долго? Молчишь? Ну, молчи. Должно быть, вино слишком вкусное. Что у нас в программе сейчас? Механические манипуляторы переложили его в капсулу, и первый момент, когда активируются исцеляющие структуры, был самым болезненным. Смешно, я уже не могу смеяться, но могу кричать. Значит, смогу и говорить. Мне очень нужно с тобой говорить, Алекс. Иначе я… сойду с ума? Нет. Стану нормальным, стану тем, кем становится любой нормальный ублюдок на пыточном кресле. Озлобленным, замученным ублюдком. — Эй, Алекс, — горло послушалось не сразу. Регенератору пришлось над ним потрудиться. — Сколько вина осталось? — На один раз, — ответ прозвучал пусто. Выхолощено. Я все понимаю, Алекс. Тяжелые выдались дни. Ты устал. Я почти способен тебе сочувствовать. Я тоже устал. Только твоя бутылка почти закончилась, а мою еще только наполняют. «Да минует меня чаша сия». Откуда это? Не помню, читал где-то. — Интересно, сколько наших с тобой разговоров я придумал в бреду, — это мой голос? Да, конечно. Чей еще? Кто-то рядом смеется. Уже не я. Я разучился. Алекс, почему в твоем смехе нет радости? Ах, да. Ты слишком устал, хотя не мне придираться. — Когда ты был на кресле, мы не разговаривали. — Черт, — рассмеяться в ответ нет сил, но улыбнуться все же получается. У меня ведь все еще есть губы? Кажется, да. Они болят. Хотя палец тоже болит, а его нет. — А я придумал такую классную шутку, Алекс. — Можешь сказать мне сейчас. Потом у тебя не будет такой возможности. — Я ее забыл. Молчание. Молчание я ненавижу больше всего, не на что отвлечься. Все-таки человек омерзительно адаптивная тварь. Ко всему привыкает. И все время думает-думает-думает, как тысячи маленьких паучков копошащихся под кожей головы. Человек это упрямый кусок мяса — порежь его хоть на кусочки, а мысли в его башке все никак не заткнутся. — Твой легионер забредал, Алекс. Напомни, я уже жаловался или мне тоже приснилось? — Ты говоришь это всегда, когда я прихожу. Твоим голосом, Алекс, хорошо читать некрологи. Он спокойный и какой-то весомый, будто надгробная плита. Хороший голос, мне нравится. — К каким злым кошкам я попал, — небрежный тон уже не выходит небрежным, но хоть слова подходящие. Ты гордишься тем, как я держусь, Алекс? — Маркус еще ребенок. Пусть играется, мне все равно, пока он не переходит определенных границ. — Жестоко. Еще немного, и я подумаю, что мы не любим друг друга. — Я хотел, чтобы ты мечтал о смерти, — это было сказано очень спокойно, ровно. Бесстрастно. Что ответить тебе на это, Алекс? Разве что: — Ты посадил на кресло не того человека. — Скоро все закончится. Это для тебя скоро все закончится. Для меня все только начинается. Мой занавес еще не начал опускаться, до него еще надо доковылять. — Эй, Алекс. Молчишь, но ты слышишь и слушаешь. Я чувствую. Или же спятил окончательно, и мне кажется. Но я все равно договорю: — Не умирай. Ты мне нужен. — Ты переигрываешь. Кажется, над этим могу посмеяться даже я. Какой тонкий и жалкий звук. Я не играю, и потому выгляжу таким жалким, как клоун без маски. — Знаешь, Алекс, иногда я думал, что меня никто никогда не убьет. Представляешь, во мне больше не будет никакого смысла, и, наверное, сам я буду мечтать о заряде в голову, но никто меня не пристрелит. Не смогут, или им будет все равно, или еще что-нибудь. А потом я вспоминал, что есть ты. И мне становилось легче. — Ты плачешь, — спокойный равнодушный голос. Как приговор. В ответ хочется улыбнуться. Говорят, улыбка сквозь слезы это очень театрально: — Я так переигрываю, Алекс. Ты допиваешь вино, мне нет нужды спрашивать, что в ящике, который ты принес с собой. Я жалею, столь о многом. Щелкают замки. Дуэльный пистолет тебе идет. Я жалею о том, что ты не убьешь меня. О том, как нелепо все запуталось. — Последние слова? О своей беспомощности больше всего. — Не умирай. Выстрел. *** Управлять шаттлом было немногим сложнее, чем транспортным модулем, и у Слейтера было время подготовиться, налетать пять часов на симуляторе. Ламия сидел рядом, привычно отрешенный, и его спокойствие помогало Слейтеру настроиться. Сосредоточиться на решении боевой задачи. Бессмысленно было думать, что, как легионер, он вообще не имел права на чувства. Нужно было заняться тем, для чего он был создан, и вернуть того единственного человека, которого искренне хотел защищать. Маскировка шаттла была создана по принципу мимикрии, поэтому Слейтер не опасался, что их засекли бы камеры «Роджера» и его судов-спутников, а сканирующие поля можно было легко обойти — бортовой компьютер выводил их на экран, и Слейтеру оставалось только избегать попаданий. Для реакции легионера — даже не разминка. Им пришлось зависнуть рядом с «Роджером», примагнитившись к его защитному полю, пока компьютер анализировал частотность щита и подбирал код для генератора, чтобы шаттл мог незамеченным проникнуть внутрь. Вблизи «Роджер» был огромен, возможно, размером с остров, на котором располагался Фивонский Дворец, и Слейтер бросил на Ламию быстрый взгляд, гадая, действительно ли священник сможет найти Сида. — Подай выше, — бесстрастно сказал Ламия. — Я нашел Хаотика. Мы высадимся ближе к нему. — Там нет стыковочных люков, мы не сможем проникнуть внутрь, — сказал Слейтер. — Там есть выход для ремонтников. — Они не открываются снаружи. Ламия улыбнулся чуть снисходительно и очень холодно: — Нам откроют. Слейтер осторожно подал шаттл вверх, глядя, как медленно проплывают черные иллюминаторы «Роджера» за бортом, завис перед задраенным круглым люком. Люк был похож на объектив древнего фотоаппарата. Защитные пластины в сомкнутом состоянии образовывали спираль. Ламия прикрыл глаза, будто обмякнув в кресле, и поначалу ничего не происходило. Слейтер молчал, не желая отвлекать церковника. Потом защитные пластины раскрылись, и Слейтер увидел фигуру человека, подсвеченную мягким голубоватым сиянием силового скафандра. Ламия поднялся с кресла, и Слейтер последовал его примеру. Церковник протянул ему браслет-скафандр, надел такой же сам, и направился к шлюзу, на ходу задавая шаттлу программу действия. Силовой скафандр создавал защитное поле вокруг человека, поставлял воздух и поддерживал необходимую температуру, и был во много раз удобнее древних неуклюжих костюмов с их крохотными окошками иллюминаторов в шлемах, но в первый момент, когда шлюз открылся, и Слейтер осознал, как близко черная бездна, он пожалел, что нет ничего, что могло бы его отгородить. В первую секунду он испытал ужас, ни с чем не сравнимый, животный ужас, который выбил воздух из его легких, при мысли о том, что будет, если скафандр откажет. Ламия за его спиной судорожно выдохнул — его выдох передало встроенное устройство связи, потому что услышать его иначе Слейтер бы не смог. Ламия казался бледным, впрочем, возможно, только из-за свечения скафандра. — Я в порядке, — сказал он. — Просто… Ламия боялся космоса, понял Слейтер. Боялся черноты так же, как сам Слейтер, и это почему-то придало сил. Слейтер взял его за руку, легко сжал, пытаясь поделиться если не спокойствием, то хотя бы ощущением своего присутствия, и Ламия судорожно вцепился в его руку. Человек в ремонтном отсеке стоял и смотрел на Ламию так, словно отчаянно желал оказаться ближе. Слейтер шагнул в черноту вместе с Ламией, услышал, как с тихим шипением закрылся шлюз шаттла, и через несколько бесконечных секунд, что они плыли в черноте, Слейтер шагнул в ремонтный отсек, Ламия шагнул следом, и человек закрыл за ними защитный люк. Слейтер отметил странную заторможенную неловкость его движений, и сказал: — Ты проецируешь ему чувства. Что именно? Ламия небрежно пожал плечами: — Любовь, обожание, желание помочь. — Он знает, что они ненастоящие, — Слейтеру не было нужды спрашивать. — Разумеется, но они сильнее его, — легко отозвался Ламия, подошел к человеку, прошелся пальцами по его щеке, невесомо и почти задумчиво. Человек схватил его руку, судорожно прижал к себе. Слейтер поймал себя на том, что смотреть на это ему неприятно. — Открой нам дверь, — шепнул Ламия ремонтнику, и через секунду, тот уже вводил код. Дверь отъехала в сторону, а человек беспомощно, будто тряпичная кукла осел на пол. — Идем, — сказал Ламия, и шагнул вперед. — Здесь недалеко. *** Внутри «Роджер» был тем, чем давно не был «Хаос» — образцовым кораблем Империи. Идя по светлым, созданным системой модуляции пространства коридорам, Слейтер не мог отделаться от мысли, что попал на военный корабль. «Хаос» с его темными коридорами, похожий на часовой механизм, ощетинившийся лестницами и переходами, будто шестеренками, был совсем другим. Слейтер не мог не подумать, как, должно быть, отличался капитан «Роджера» от Сида. По пути им никто не встретился, все двери были открыты, и в какой-то момент, Слейтеру пришла в голову абсурдная мысль, что Ламия мог бы справиться один. Просто прийти, словно он имел на это право, пройти по коридорам, и никто не смог бы его остановить, никто не смог бы даже коснуться края его рясы. Мысль была жуткой, и на секунду Ламия показался Слейтеру чем-то почти потусторонним. Он заставил себя не отвлекаться от окружения и тихо спросил: — Что насчет камер слежения? — Те, кто сейчас дежурят, не в состоянии доложить о нас, — коротко откликнулся Ламия. Он говорил чуть медленнее обычного, и взгляд у него был чуть рассеянный. На висках выступили капельки пота. — Как долго еще ты сможешь проецировать с такой же эффективностью? — спросил Слейтер. Ламия бросил на него быстрый взгляд, и чуть ускорил темп: — Сколько потребуется. — Есть способ добраться до Хаотика быстрее? — Только быстрее идти, — сказал Ламия. — Нам нужно будет выйти к основной галерее, добраться до гравитационного лифта и подняться на несколько ярусов вверх. — Лифт? — Не сработает без генетического кода. — Как высоко? Ламия коротко прикрыл глаза, будто прислушиваясь: — Не могу определить точно. Метров десять. Слейтер смерил его внимательным взглядом, пытаясь прикинуть вес, и предложил: — Я понесу тебя. Ламия посмотрел на него странно, но не стал спорить, просто вложил руку в ладонь Слейтера. Слейтер закинул его себе за спину, придержав рукой, и Ламия тихо охнул. Если ему и было неловко или неудобно, больше он никак этого не показал. — Легионер Лагатт может нас увидеть? — спросил Слейтер, устраивая его так, чтобы руки Ламии не слишком давили на шею. — Он сейчас в пищевом отсеке. — Хорошо. Церковник был буквально невесомым, даже легче, чем Сид, и Слейтер был уверен, что Ламия не помешает ему двигаться практически с максимальной эффективностью. Он преодолел коридор в два прыжка, быстрее, чем человек успел бы увидеть, и игнорируя, как судорожно вцепился в него Ламия. Выглянул на галерею над центральным отсеком, отмечая расположение людей. Планировка «Роджера» совпадала с тем, что он успел увидеть на планах, и это существенно упрощало задачу. В отличие от небольшой группы людей неподалеку от них. — Не обращай на них внимания, — шепнул Ламия ему в волосы. — Иди. Слейтер коротко кивнул, проскакивая мимо них, проскочил в отверстие гравитационного лифта на следующий ярус. На сей раз их успели заметить. Человек в серой имперской униформе без знаков различия открыл рот, чтобы закричать, и беспомощно сполз на землю. Ламия судорожно вздохнул, и звук немного напоминал плачь. — Не расходуй силы, — сказал Слейтер. — Я справлюсь сам. Он почувствовал кивок Ламии, и потом церковник добавил: — Не убивай никого. — Думаешь, их сигналы жизнеобеспечения отслеживаются? — Просто не делай этого. *** В требовании Ламии не убивать было что-то странное, но Слейтер не стал тратить время, пытаясь понять, что именно. Им следовало добраться до Сида как можно раньше. До того, как Лагатт поймет, что произошло нападение. Единственный шанс. В следующий раз их заметил не один человек, группа — трое все в той же имперской униформе без знаков различия. Слейтеру даже не пришлось отпускать церковника. Человек в униформе еще только бессмысленно следил за ними, пытаясь осознать, что действительно видит на ярусе посторонних, а Слейтер уже оказался рядом, ударил открытой ладонью, коротко, не вкладывая в удар свой вес, потому что с человеком этого и не требовалось, вырубил остальных еще до того, как первый ударился об стену и сполз на пол. Меньше пяти секунд, и Слейтер с Ламией уже были у гравитационного лифта. Расстояние было больше десяти метров, и Слейтер отступил на пару шагов назад, для разгона, бросил Ламии: — Держись, — и прыгнул. Он знал, что не сможет допрыгнуть — слишком высоко даже для легионера. Гладиус привычно и легко лег в руку, за долю секунды активировалось режущее поле вокруг клинка, и Слейтер дважды коротко полосонул по стене, чуть разворачивая оружие, оставляя глубокую борозду в стене. Уцепился за выступ свободной рукой, рванул вверх, изо всех сил, игнорируя, как протестующе взвыли мышцы, и надеясь, что Ламии хватит сил удержаться. Меньше секунды, и они оказались на верхнем ярусе. Тихо и пусто. Ни одного человека, запертые двойные двери. Ламия за плечом Слейтера судорожно вдохнул, и в одном этом вдохе можно было прочитать больше, чем в сотне слов. Сид был рядом, близко, за этими дверьми. Гладиус вспорол железо, словно даже не бумагу — воздух, или же Слейтеру так показалось, восприятие замедлилось, и вырезанный металлический прямоугольник все падал и падал, но еще не успел коснуться пола, а Слейтер уже увидел — силуэт мужчины, бластер в чужой руке, палец, нажимающий на курок. Гладиус, сверкнувший серебристой молнией. Выстрел. *** Занятно, что даже если ожидаешь что-то такое, оно все равно получается неожиданным. А может мы, люди, просто не предназначены для таких сюрпризов. Что скажете, девочки и мальчики? Думаете, все произошло быстро. Ни-чер-та. Все было медленно-медленно, как будто в хорошем сексе или плохом кино. Алекс нажимал на курок целую вечность, целую вечность летел гладиус Леона, и невозможно было успеть крикнуть ему, чтобы не убивал. Скажи хоть ты ему, душа моя. Не успеет. Никто не успеет, гладиус уже летит, Алекс не успевает ни повернуться, ни даже вскрикнуть, меч — это ведь меч, правильно? — врезается ему в плечо, медленно, лениво, будто в масло входит. Отбрасывает назад сквозь улыбающиеся проекции вашего покорного слуги, об стену. А потом мир дергается и стремиться наверстать время, и события несутся галопом. Леон оказывается рядом, смотрит сверху вниз, и тяжело не залипнуть взглядом на его глазах. Некогда, Леон. Нам сейчас совсем некогда, иначе я смотрел бы в твои глаза вечность. Регенератор меня немного подлечил, на левой кисти, правда, еще не наросло мясо, но это мы поправим уже на «Хаосе». Если мы доберемся до «Хаоса». Если? Когда. Так решил Хаотик Сид, а Хаотик Сид не ошибается. Сесть. Сесть — это маленький подвиг. Да я герой, дамы и господа. — Привет, Леон, — голос ни к черту. Хрипит, как подыхающая шлюха. Зато есть. Будем оптимистами, да? Душа моя… ты здесь. Хорошо, что ты здесь, ты мне нужен. — Вытащи его, — Ламия умеет приказывать, и с такого расстояния видно, как едва заметно дергается от его голоса Леон. Как заставляет себя нерешительно протянуть руки. Все не так страшно, Леон. Это все ерунда. — Помоги Алексу, — а вот у Хаотика Сида в данный момент голос совсем не командный. И вид совсем не командный, потому что Хаотик Сид пытается перевалиться через край капсулы регенерации. Забавно, должно быть, выглядит. Ламия не смеется. — Когда его ранило, должен был включиться аварийный режим, — и все же ты подходишь к Алексу, душа моя, осматриваешь рану. — Нам нужно уходить. — Мы возьмем его с собой, — на сей раз голос лучше, а реакция хуже. Не нужно смотреть на меня так, Леон, я ведь уже практически стою, а значит я уже практически капитан. — Я отказываюсь, — легионеры умеют говорить спокойно, даже, когда они в ярости. — Этот человек заслуживает смерти. Забавно. Если Алекс заслуживает смерти, чего тогда заслуживаю я? — Он откроет нам двери, — и снова Ламия спасает ситуацию. И выдергивает оружие. Алекс дергается, но не приходит в себя, никак не реагирует, когда Ламия заливает рану медицинским фиксатором. — Для дверей достаточно моего гладиуса. — Нет, если они используют силовые поля, — да, Леон, это снова я подал голос, твой капитан и хозяин, Хаотик Сид. Для разнообразия я подал голос разума. Люблю легионеров — больше никаких споров, истерик и вопросов. Короткий кивок, и через секунду мой Леон уже вскидывает Алекса на плечо, так будто тот ничего не весит, оказывается рядом со мной, будто кто-то вырезал кадры из фильма и склеил оставшееся. — Я в порядке, Леон, дойду сам. Оставь руки свободными. Сейчас нам нужно, чтобы ты мог драться, не оглядываясь на Хаотика Сида. Душа моя, у тебя уютное плечо? Нет — слишком костлявое, но я не жалуюсь. Некогда. Надо уходить. *** В первую бесконечную секунду, Слейтер был уверен, что не успел. Что, как в его снах, пришел слишком поздно, опоздал только на несколько бесконечных секунд. А потом гладиус отбросил человека с бластером к стене, и заряд не долетел до капсулы регенерации совсем немного. Прочертил уродливую полосу по полу. Слейтер оказался рядом с капсулой, сам не помнил как, посмотрел внутрь, и время снова застыло. Как много крови. Сид жив, — говорил он себе. Ламия жив, и мы пришли вовремя, и… Ему было страшно, страшно, как тогда в ванной на «Крылатой Марии», и какая-то часть его сознания равнодушно и спокойно фиксировала состояние — пульс колотился в горле, будто пойманная птица, дыхание перехватило, и он не мог пошевелиться. Все не могло быть слишком плохо, решительно напомнил себе он. И остался на месте. Ничего, что невозможно было бы исправить. Сид смотрел на него, каким-то спокойным, немного насмешливым взглядом, и Слейтер боялся до него дотронуться. Не до конца затянувшиеся раны на груди и бедрах, от левой кисти остались только кости, и под насмешливым спокойствием во взгляде Сида — боль. Как же ему должно быть больно… Как коснуться его, зная, что от этого станет только больнее? — Привет, Леон, — в первую секунду Слейтер не узнал голос. Беспомощно смотрел, как Сид неуклюже садится в капсуле, цепляясь здоровой рукой за край капсулы, баюкая левую руку. — Вытащи его, — слова Ламии полосонули, будто рассекли стеком. Больно. От собственной беспомощности больнее всего. Он нерешительно протянул руки. — Помоги Алексу. Сид проигнорировал, почти перевалился через край капсулы, встал сам, покачнувшись, и было в этом что-то почти пренебрежительное. Следом за беспомощностью и обидой накатила ненависть. Ненависть такая жгучая и всеобъемлющая, что Слейтер не понимал, почему не ударил. Почему не убил. Ненависть к Александру Андерсену, к тому, что сделал этот человек и к Сиду. За то, что после всего Сид отдал такой приказ. «Помоги Алексу». Слейтер пришел. Готов был отдать все за то, чтобы успеть. И в конечном итоге это ничего не значило. Сиду нечего было ему сказать. Сид думал об ублюдке и мяснике Александре Андерсене. Об «Алексе». — Когда его ранило, должен был включиться аварийный режим. Нам нужно уходить. Голос у Ламии был отрешенный и профессиональный, но он все равно подошел к Андерсену, тратя на это бесценные секунды. Осмотрел рану, хотя даже не попытался помочь Сиду. — Мы возьмем его с собой, — сказал Сид, и не было в его решении ничего логичного, ничего взвешенного и разумного. Слейтеру захотелось стереть его в пыль за эти слова. — Я отказываюсь. На это не было времени, он не имел права спорить, и все же не мог, просто не мог заставить себя помочь тому, кто сделал с Сидом подобное. Отчасти даже боялся подходить к тому человеку, потому что отчаянно хотел его убить. Это было бы так просто. Он даже не был уверен, что его останавливало. Может быть, только мысль о том, что капитан «Роджера» мог замкнуть весь корабль на себя. — Этот человек заслуживает смерти. Слейтер сказал это резче, чем собирался, и все же то, как посмотрел на него Сид в ответ, было странным, непонятным. Боль и какая-то странная обреченность, как когда Сид говорил ему «Я отпущу тебя». Словно Слейтер ударил его, и словно Сид действительно не ожидал от него ничего другого. — Он откроет нам двери, — вмешался Ламия, даже если его слова никого не обманывали. Сиду было плевать на двери. — Для дверей достаточно моего гладиуса, — зачем он вообще пытался спорить, если понимал уже. что проиграл. Что Сид не послушает. Видимо, Слейтер просто был недостаточно для него важен. Разве, Леон? Отдать себя по частям это недостаточно? Он услышал это так, словно Сид действительно это сказал, и от собственных мыслей стало тошно. Еще хуже от того, что Сид на самом деле ничего не говорил, не пытался напомнить, как много сделал для Слейтера, и как много ему дал. И именно это заставило его оказаться рядом с Андерсеном, взвалить человека на плечо — легкого, как все люди. Это, а не слова Сида: — Нет, если они используют силовые поля. Радоваться молчаливой благодарности в глазах Сида было глупо, но Слейтер все равно не мог перестать. Даже не удивился, когда Сид облокотился на Ламию, вместо того, чтобы позволить Слейтеру нести себя. — Я в порядке, Леон, дойду сам. Оставь руки свободными. Слейтер заставил себя сконцентрироваться на том, чтобы выбраться. Чтобы доставить Сида на «Хаос». И быть может, не так плохо, что Александр Андерсен окажется там вместе с ними. Может быть, Слейтеру представится возможность вернуть этому человеку хотя бы часть боли, которую тот причинил Сиду. *** Роботы-охраники у гравитационного лифта не стали сюрпризом, хотя Слейтер ожидал их раньше. Слишком привык ориентироваться на Дворцовую систему охраны. Два боевых робота, небольших и маневренных, специально для нешироких коридоров космического корабля. Роботы скользили в воздухе на встроенных круглых флаерах. Слейтер легко отразил гладиусом первые заряды парализатора — корабельная охрана наверняка использовала его, чтобы не нанести урон «Роджеру», скользнул между роботами, играючи расчертил их гладиусом — армированные корпусы сверху вниз, чисто и эффективно срезал оружие. Место среза дымилось, или по крайней мере, так казалось — атакующие нано-боты поднимались, фиксируя цель. Это вполне вписывалось в стандартную схему действия охраны, и Слейтер ожидал чего-то подобного. При силовой защите скафандра, наноботы не представляли проблемы. Не грозили никому кроме Андерсена, и наверняка в них была заложена команда ненападения на членов экипажа. Сид тоже надел браслет скафандра, сразу после того, как Ламия нацепил ему на волосы его идиотские перья, и красноватое сияние окутывало фигуру Сида, делая черты резче — скафандр фиксировал повреждения. Слишком много ран. Ламия вколол Сиду обезболивающее и стимулятор — наверняка что-то из армейского арсенала, потому что Сид двигался почти как обычно, перестал опираться на плечо церковника, и шел рядом, безвольно опустив изуродованную кисть левой руки. Андерсен один раз начал приходить в сознание, но Слейтер вырубил его снова. Отчасти, то, что он нес этого человека, было даже выгодно — система безопасности не могла на него напасть, и он служил неплохим щитом. Тем более что вес был незначительным. Андерсен не вызывал у Слейтера опасений. В отличие от Ламии. Каждый шаг давался церковнику тяжелее, чем предыдущий, Ламия цеплялся за плечо Сида, поминутно сжимал пальцами переносицу, будто пытаясь справится с головной болью. Слейтер сбросил Андерсена в провал лифта первым, отчасти надеясь, что лифт не сработает, и человек разобьется, но тело капитана «Роджера» просто мягко заскользило к ярусу ниже. Слейтер перехватил Сида и Ламию, спрыгнул вниз сам — мягко спружинил приземляясь, компенсируя дополнительный вес. — Легионер. Идет сюда, — едва слышно шепнул Ламия, потому что должно быть уже не мог говорить громче. Какой-то частью сознания Слейтер ожидал этого с самого начала. Ожидал и боялся. Лагатт. Лагатт был жив, а значит, рано или поздно они должны были встретиться. — Где? — коротко спросил он. — Дальний конец третьего яруса. Близко. Смешное расстояние для легионера. Должно быть, Сид тоже это понял: — Нужно отступить к корме. К грузовым отсекам. — Аварийные челноки, — предположил Слейтер, снова подхватывая Андерсена, и следом за ним Ламию, чтобы церковник перестал их задерживать. Двигаться приходилось осторожнее, и от того медленнее, и это могло им дорого стоить. Все коридоры, по которым они шли, были закрыты, и Сид на пробу приложил ладонь Андерсена к замку. Наверняка, попытайся он провернуть нечто подобное с более сложным механизмом, и аппарат запросил бы код подтверждения, даже от капитана, но двери послушно скользили вверх, и опускались за их спинами вниз. К сожалению, Слейтер слишком хорошо понимал, что Лагатта они могли в лучшем случае задержать. И едва ли надолго. Люди в коридорах попадались им довольно часто, но не представляли угрозы — Слейтер разбирался с ними быстрее, чем они успевали среагировать. Только двое вообще успели выстрелить — они были вооружены боевым оружием, должно быть, их личным, и гладиус легко срезал заряды прямо из воздуха — те не смогли бы пробить скафандры сразу, но могли бы нанести им вред. По-настоящему следовало бояться совсем другого оружия, живого оружия. И оно, если верить церковнику, уже направлялось к ним. *** Когда прозвучал сигнал тревоги, Лагатт как раз шел из отсека питания. Еда на корабле вызывала отвращение — дешевая синтезированная дрянь, совсем не похожая на настоящую пищу, которая была во Дворце, но питание было необходимо, и Лагатт ел. По крайней мере, этого было достаточно для поддержания сил. Лагатт шел в свою каюту, собираясь посмотреть какой-нибудь фильм — полностью интерактивный кинематограф завораживал его, и снова вызывал злость на людей во Дворце, которые запрещали легионерам даже такую малость. Лагатт с большим удовольствием наведался бы на верхний ярус, поиграть с Хаотиком Сидом, но там был капитан. Не следовало его злить. Лагатт был уверен, что Андерсен знает. Но, наверное, капитана просто не слишком волновали такие вещи. Хаотик Сид. Игрушка. Удивительно увлекательная. Первый человек, который дотронулся до Лагатта, еще там во Дворце. Наглый, слабый человек, которому очень легко было сделать больно. Люди такие хрупкие. Совсем чуть-чуть сжать пальцы, и вот уже их кости ломаются, будто из тончайшего стекла. Погладить, сдерживая себя совсем чуть-чуть, и на коже расцветают синяки, будто у них там краска внутри. А сама кожа мягкая, и кончики волос щекотно гладят ладонь, если их коснуться. Если поместить пальцы в рот и развести в стороны, кожа сначала натянется плотно-плотно, а потом лопнет, обнажая красное нутро. И Хаотик застонает, хрипло и глухо, из его глаз брызнут слезы. Так увлекательно. И можно повторять в каждый визит. Приятно. Каждое прикосновение к человеку вызывает какое-то странное сладкое томление внутри, почти дрожь триумфа, но не совсем. Хорошо бы, когда Андерсен закончит с Хаотиком, он отдал его Лагатту. Конечно, вряд ли капитан позволит так часто пользоваться регенератором, и придется быть осторожнее, чтобы не убить случайно, но Лагатт мог бы забрать Хаотика в свою каюту. Как домашнее животное, ведь люди же держали домашних животных, почему бы и легионеру не обзавестись чем-то подобным? Приятные мысли прервал звук сирены. Лагатт не был уверен, почему сразу же связал это с Хаотиком Сидом. Что мог бы сделать этот человек? Израненный, безоружный и слабый. Едва ли способный двигаться. И все же это не мог быть никто кроме него. Лагатт проскользнул под несколькими опускающимися вниз дверьми, выскочил в общую зону, рядом с гравитационным лифтом на следующий ярус. Лифт принял его код, и Лагатт пожалел, что воспользовался им, просто запрыгнуть было бы быстрее. Лагатт попытался связаться с центром безопасности у ближайшего корабельного терминала, но никто не ответил. Замки дверей не реагировали, и Лагатту пришлось прорезать себе путь гладиусом. К комнате с пыточным креслом он добрался за две минуты. Проекции все так же медленно плавали в воздухе, опрокинутая пустая бутылка валялась на полу, разливая остатки вина — совсем немного. У провала гравитационного лифта валялись два разрезанных боевых робота. Лагатт задержался на них взглядом. Чистый, ровный срез. Срез от гладиуса. *** Слейтер осознавал, что они могут не успеть. Слишком мало времени у них было. И все равно увидеть, как чужой гладиус легко вспарывает дверь за их спинами, оказалось почти ирреально. Слейтер сбросил Андерсена на пол, не заботясь о том, что будет с человеком, отдал Ламию Сиду и коротко приказал: — Уходите. Я его задержу. Сид не стал переспрашивать или колебаться. Перехватил полубессознательного священника — неловко и неуклюже, одной рукой, потому что вторая не слушалась, пошел прочь не оборачиваясь. Слейтер не смотрел, как они уходят. Не было времени. Он повернулся к Лагатту и активировал гладиус. — Здравствуйте, легионер Слейтер, — дружелюбно улыбаясь, сказал Лагатт. — Я очень рад вас видеть. Лагатт выглядел… как обычно. Точно так же, как он выглядел, когда Слейтер встречал его в коридорах Дворца. Улыбчивый, с идеальной осанкой легионера, и странным, непривычным задором в глазах. — Нам незачем драться, — сказал Слейтер. Лагатт улыбнулся чуть мягче, словно хотел его успокоить: — Я не хочу с вами драться. Я много думал о вас, — Лагатт сделал шаг вперед и Слейтер отступил одновременно с ним. — Я хотел помочь. Слейтер предупреждающе повел гладиусом: — Мне трудно в это поверить, Лагатт. Лагатт перестал улыбаться, заглянул Слейтеру в глаза и взгляд этот был пронзительно искренним: — Я должен извиниться перед вами за это. У меня не было выбора. Я не мог не использовать этот шанс. Слейтер быстро облизнул губы, чуть опустил гладиус, попросил хрипло: — Опустите оружие, Лагатт. Пожалуйста. Я хочу вам верить. — Конечно, — младший легионер ослепительно улыбнулся, вкладывая гладиус в ножны, шагнул вперед, и на сей раз Слейтер не отодвинулся. У него был только один шанс. — Я все понимаю, Леон. Вам очень многое пришлось пережить, но теперь все будет хорошо. Я вам помогу, поговорю с капитаном. Слейтер бросил быстрый взгляд на Андерсена, убеждаясь, что человек все еще без сознания: — Он не согласится. Я его ранил, — бесполезно было отрицать то, что Лагатт мог видеть и сам — рану от гладиуса. — Ничего страшного. Просто доверьтесь мне, Леон. Лагатт снова назвал его так. — Теперь для вас все будет по-другому, вот увидите. Он протянул Слейтеру руку. Использовать этот момент или подождать более удачного? И смогут ли Сид и Ламия воспользоваться челноком без Андерсена? Слейтер не мог рисковать, но не мог и затягивать. Время утекало. Нельзя торопиться, напомнил он себе. Нельзя. Лагатт сильнее, намного сильнее. Рискнуть неоправданно значит проиграть. Он потянулся к руке, отдернул, будто в нерешительности в последний момент. Имитировать хриплый голос не пришлось, голос хрипел и так: — Откуда я знаю, что это не ловушка? Лагатт рассмеялся, лукаво подмигнул: — Забыли, как легко я могу разложить вас на полу, сэр? Бросьте, я не причиню вам вреда, никогда не хотел этого делать, — он посерьезнел и добавил тихо и искренне. — Вы очень мне дороги, Леон. То, что с вами сделал этот человек — Хаотик Сид — отвратительно, но теперь это не имеет значения. Я заставил его поплатиться. Я хотел быть с вами еще во Дворце, и наконец-то мы можем себе это позволить, нам больше нечего бояться, нам никто не причинит вреда. Слейтер чуть приподнял руку, будто в нерешительности: — На мне кандалы. Я не могу быть свободен. — Мы сможем их снять. Я помогу, я всегда мечтал освободить вас. — Хорошо, — Слейтер приблизился, вложил ладонь в его руку. — Я верю вам… тебе. Теперь все будет по-другому? — Да, — шепнул Лагатт, потянулся к нему. Слейтер подался вперед — они с младшим легионером были почти одного роста, коснулся его губ своими, невесомо и будто бы нерешительно, и ударил. У него почти получилось, он мог бы успеть. Лагатт просто оказался быстрее. Младший легионер не успевал увернуться и потому оттолкнул. Лезвие не проткнуло его насквозь, только скользнуло, оставляя рану на груди. Даже близко недостаточно глубокую, чтобы вывести из строя. Слейтер атаковал снова, но момент был упущен, Лагатт успел выхватить гладиус, парировал, нырнул вниз, и Слейтер отскочил, уходя от подножки. Рубанул сверху, высекая искры. — За что?! — Лагатт отбил его меч с большей силой, чем требовалось, и мышцы отозвались болью. — Я хотел помочь тебе! Слейтер не ответил, успел поднырнуть в последний момент, попытался провести подсечку, но Лагатт атаковал, и Слейтер едва смог увернуться. Кончик гладиуса прочертил линию у него на плече, совсем не глубоко, но болезненно. Слейтер резанул в ответ, и гладиус вспорол руку Лагатта над локтем. Царапина, чтобы Слейтер ни делал, он не мог ранить глубоко. Разница между устаревшей моделью и новой. — Дрянь! — зло бросил Лагатт, и от следующего выпада Слейтер защититься уже не смог. Его гладиус отлетел в сторону, воткнулся в пол, слишком далеко, чтобы Слейтер мог дотянуться, и даже пытаться было бы глупо. Лагатт не стал бить, перехватил и швырнул Слейтера в стену, вышиб воздух из легких собственным телом, и это было больно — по-настоящему больно, будто в черепной коробке взорвалась бомба. Слейтер допускал, что отключился на несколько секунд, потому что в следующее мгновение Лагатт заламывал ему руку, и корабельный пластик стены был прямо перед глазами. — Я хочу услышать ответы и я их услышу, — младший легионер сжимал его руку, и в первый момент Слейтеру показалось, что его кости сломаются, будто человеческие. — Почему? Отвечать на это не имело смысла, но Слейтер молчал не поэтому. Просто слишком хорошо понимал, что пока не разберется с ним, Лагатт не отправится за Сидом. — Почему?! — еще один болезненный рывок заставил Слейтера непроизвольно изогнуться, инстинктивно пытаясь избежать боли. — Предатель! Присутствие Сида он почувствовал, до того, как прозвучало насмешливое: — Привет, маленькая мразь. До того, как заряд бластера пропорол воздух, и задолго до того, как Сид закончил говорить. Но уже в тот первый момент все было кончено. Лагатт не мог не почувствовать чужое присутствие тоже, не напал первым только потому, что не видел смысла. Заряд бластера полыхнул и исчез, рассеченный лезвием гладиуса. Меньше секунды, ничтожно мало, но для легионера достаточно, чтобы действовать. Слейтер ударил затылком назад, вывернулся из захвата, отбрасывая Лагатта от себя, и рванулся к гладиусу. Рукоять привычно легла в ладонь. Лагатт парировал первый выпад, играючи отбил второй и контратаковал. У Слейтера не было времени крикнуть Сиду «Уходи!», у него не было времени даже думать о Сиде. Он мог только встать между ним и Лагаттом и заставить младшего легионера бороться за каждый шаг, ни который Слейтеру приходилось отступать. Сид не ушел, стоял, как идиот, прислонившись к стене, и Слейтер дал себе слово, что если они выберутся, он сам его прибьет. Лагатт неожиданно отскочил, опустил гладиус и рассмеялся: — Да вы все шутите что ли? Слейтер не стал его преследовать, использовал момент передышки, чтобы хоть немного восстановить силы. — Ты защищаешь его? Ублюдка, который тебя украл? Пирата! Слейтер криво усмехнулся: — Ты забыл насильника и убийцу. — Я забыл? — спросил Лагатт. — Это ты забыл, кто я! Он напал снова, и Слейтер собирался парировать, но младший легионер проскочил мимо, усмехнулся в ответ, и Слейтер понял, что он собирается делать. Лагатт схватил Сида, и Слейтер рванулся его отобрать, только в последний момент поняв, что так они просто разорвут человека на части. — Верни его, — потребовал Слейтер. — Или что? — рассмеялся Лагатт. Он держал Сида за горло, не обращая внимания на то, как тот извивается и царапает его руки, пытаясь освободиться. Лагатту достаточно было бы слегка шевельнуть пальцами, чтобы раздробить Сиду горло, а Слейтер не мог даже напасть. — Он тебе не нужен, — он мог только убеждать. Неуклюже, и зная о собственной неуклюжести. — Тебе нужен я. — Не держите меня за идиота, старший легионер Слейтер, — зло огрызнулся Лагатт. — Мне вот интересно, что в нем такого? — он приподнял Сида над полом, словно взвешивая, и опустил снова. — Кусок мяса килограмм на восемьдесят, а все носятся с ним так, словно ничего драгоценнее в жизни у них нет и не было. — Хорошо… сосу… — выдавил Сид, и в первые несколько секунд, Слейтер с ужасом ждал, как отреагирует Лагатт. Тот рассмеялся и чуть сжал пальцы, заставив Сида захрипеть: — Он забавный. Правда, забавный. Так смешно визжит, если разломать ему руку. Это легко. Смотри, — он взял Сида за руку свободной рукой, одним плавным движением вложив гладиус в ножны, и Слейтер непроизвольно подался вперед: — Не делай этого. — Или что? Что вы можете мне сделать? — Я прошу. — О, конечно, вы просите. Теперь, когда выбора не осталось. Теперь будете прыгать, как маленький дрессированный легионер. Я хочу только узнать почему? Что есть у него, чего нет у меня? Сид попытался сказать что-то в ответ, Слейтер видел, как шевелятся его губы, но не мог разобрать слов. Лагатт чуть ослабил хватку: — Что? — Две… вещи… — Ну-ка, ну-ка, давайте послушаем, — издевательски протянул Лагатт, ослабляя хватку. — Харизма, — хрипло выдохнул Сид. — И световая бомба. Когда полыхнуло одно из его перьев, Слейтер не стал закрывать глаза, скафандр не мог защитить его от механических воздействий, но защищал от излучения сверх допустимого диапазона. Вспышка причинила вреда не больше, чем мигающая лампочка. Лагатт глаза закрыл, но для него свет все равно оказался слишком ярким. Младший легионер вскрикнул, выпуская Сида из рук, и Слейтер атаковал. Гладиус вошел младшему легионеру четко в центр груди, на пару сантиметров выше сердца, силовое поле меча Слейтер отключил в последний момент. Все-таки убивать Лагатта он не хотел, даже теперь. — Ну и мразь же вы, младший легионер Лагатт, — сказал он с чувством, выдергивая клинок, и обернулся к Сиду. — Надо уходить. Тот стоял рядом с Андерсеном и смотрел, как капитан «Роджера» медленно приходит в себя, с усилием садится. Слейтер мог бы вырубить его снова, но не стал. Все равно стоял достаточно близко, чтобы успеть вмешаться. Капитан «Роджера» пришел в себя быстро для человека, осмотрелся по сторонам и перевел на Сида тяжелый взгляд: — И что теперь? Сид ответил устало, и с какой-то странной иронией, которая предназначалась специально для Андерсена и только для него: — Разве это мне решать, Алекс? — Чего ты хочешь? — А чего хочешь ты? Андерсен прищурился, сказал холодно и взвешено: — Чтобы ты перестал отвечать вопросом на вопрос. Сид рассмеялся: — Хорошо, тогда послушай пару повествовательных предложений. Система безопасности «Роджера» выведена из строя, твой главный козырь, — он кивнул на бессознательное тело Лагатта. — Мертв или видит сны. А мы с Леоном возвращаемся на «Хаос». Андерсен промолчал. — Когда-то я украл у тебя корабль, а сегодня еще и бластер, — Сид мотнул головой в сторону позабытого дуэльного оружия. — Всего один заряд, Алекс, и я потратил его бездарно и впустую. Думаешь, я жалею? — Нет, — безразлично отозвался Андерсен. — Ты прав. Я не жалею. Я мог бы оставить тебя здесь и уйти. И ты гонялся бы за мной по всей обитаемой вселенной снова и снова. Но я знаю тебя слишком хорошо. Ты не станешь. Андерсен равнодушно кивнул: — Я бегал последние семь лет. Знал бы ты, как я от этого устал. — Ты хочешь все закончить, — чуть улыбнулся Сид, а Слейтеру хотелось встать между ним и этим человеком, который сделал ему так больно, и разбить вдребезги то неправильное ощущение близости, которого не могло, не должно было быть у врагов. Но оно было. — Хочу, — подтвердил Андерсен. Сид протянул ему руку: — Тогда давай закончим красиво. На «Хаосе». С него все началось. Андерсен усмехнулся: — Иногда я смотрел на тебя и не мог понять, гений ты или идиот. — Я просто псих. Идем, Алекс. Нам нельзя задерживаться надолго. — Ни один нормальный человек не пойдет добровольно на корабль к пирату, которого пытал, — вмешался Слейтер, потому что больше не мог молчать. Андерсен перевел взгляд на него, словно только теперь вспомнил про легионера и рассмеялся: — Да, — он сжал протянутую ладонь уверенно и крепко, и Сид вздернул его на ноги. Слейтер до боли сжал кулаки, желая больше всего подойти и расцепить их. — Видимо, я все-таки ненормальный. *** Ламия ждал их уже в спасательном челноке. Внутри было тесно, и четыре кресла стояли в ряд так плотно, что Слейтер с одного взгляда определил, что не сможет даже вытянуть там ноги. Ламия сидел, тяжело дыша, сразу за креслом пилота, сидел, зажмурившись и вцепившись пальцами в подлокотник. Сид нырнул в челнок первым, едва ли не бросился к церковнику, немедленно коснулся покрытого испариной лба. — С-сука, — сквозь сжатые зубы выдохнул Ламия, выгибаясь на кресле, вцепился в руку Сида пальцами, наверняка делая больно. Сид, казалось, не заметил, и, вполне возможно, он действительно не замечал, после обезболивающих и стимулятора, которые церковник вколол ему ранее. — Сейчас, душа моя, сейчас. Все хорошо, — шепнул ему Сид, зарываясь пальцами в его волосы, и кольцо Венеры блеснуло красным среди золотистых прядей. — Я тут. Андерсен зашел за ним следом, и Слейтер почти ожидал от него подвоха — попытки нападения или бегства, но капитан «Роджера» просто устроился в последнем кресле. Невозмутимо пристегнулся. Слейтер задраил за собой люк челнока, и тихо загудев, ожили приборы. — Вытащи нас отсюда, Леон, — коротко бросил Сид, и снова обратился к Ламии. — Посмотри на меня, душа моя. Ну же, посмотри. Церковника снова выгнуло на кресле, и он громко застонал: — Д-долго… п-почему… так… долго? — Прости, душа моя. Теперь все будет хорошо. Держись за меня, осталось совсем немного, еще совсем чуть-чуть и станет тихо. Леон! — прикрикнул Сид, и Слейтер все-таки занял кресло пилота, хотя меньше всего ему хотелось оставлять Андерсена без присмотра. — Громкие… — сбивчиво зашептал Ламия. — Они такие громкие… как же они кричат. Скажи им замолчать, скажи, чтобы стало тихо! — Шш, — Сид прижал его к себе плотнее. — Никого нет, только ты и я. Слушай меня, только меня. Леон! — Я не знаю, как открыть шлюз, — напряженно отозвался Слейтер, настраивая управление капсулой. Благо интерфейс очень походил на тот, что стоял на шаттле. — Я открою, — бесстрастный ровный голос Андерсена заставил на секунду напрячься. — Без глупостей, — холодно сказал Слейтер. — Приберегите угрозы, молодой человек, — отозвался Андерсен. На стене капсулы отразился отблеск проекции, когда капитан активировал компьютер, а еще через секунду шлюз раскрылся, и капсула рванулась вперед. Сид охнул, едва не слетев с кресла, и удержался, должно быть, только потому, что Ламия вцепился в него намертво. — Отличный старт, Леон, — Слейтер допускал, что Сид так ехидничал — глупо и совершенно не вовремя, но все равно ответил: — Спасибо. — «Роджер» перехватит тебя еще до того, как ты успеешь долететь до границ силового поля, — невозмутимо прокомментировал Андерсен. — Не перехватит, — отмахнулся Сид, а Слейтер только в последний момент успел увернуться от гравитационной сети, выброшенной кораблем. Если бы в кресле пилота сидел человек, их бы поймали. — У нас есть план. У нас ведь есть план, душа моя? — Чудом спастись, — откликнулся Ламия, устало и слабо, но, судя по голосу, церковник чувствовал себя намного лучше. — Отличный план, — похвалил Сид, но в его голосе проскользнуло напряжение. — Тогда ты, душа моя, помолишься, Леон вытащит нас за пределы поля, а я позвоню другу Уоррену. Раз уж мне вернули пару игрушек. У Слейтера не было времени, чтобы оборачиваться, но он увидел отблеск проекции его компьютера на стене. Должно быть, компьютер ему передал Ламия, как и световую бомбу. До силового поля «Роджера» оставалось совсем немного. Навстречу им выскочили три перехватчика, и Слейтеру пришлось нырнуть вбок. Оружия на челноке не было, и Слейтер в очередной раз пожалел, что им не удалось добраться до шаттла. Что бы ни управляло перехватчиками, оно не могло тягаться в скорости реакции с легионером, но сами аппараты были оборудованы намного лучше. — Они не станут стрелять, — сказал Сид. — Прорывайся. — Они станут, — поправил его Андерсен. — У нас на борту их капитан. Не надо принимать меня за идиота, Алекс, — Сид улыбнулся. Перехватчики дали залп, и Слейтер резко дернул челнок вниз, почти к самому борту корабля. Сид чертыхнулся и снова едва не улетел в стену. — Хорошо, — выпрямившись, сказал он. — Признаю. Был неправ. Душа моя, где вы оставили шаттл? — Ремонтный люк, — тихо отозвался церковник. Сид коротко кивнул, и больше Слейтер не слушал от него ни слова. Только через пару минут подбитый шаттл «Хаоса» вынырнул им навстречу, дал два залпа по перехватчикам, сбив одного из них, и Сид скомандовал: — Сейчас! Ему не было нужды ничего говорить, Слейтер увидел возможность выскочить, еще, когда только шаттл появился в его поле зрения. Он нырнул сквозь осколки перехватчика, под прикрытием шаттла скользнул к силовому полю и вынырнул за него. В тот же момент Сид связался с Уорреном. *** Уоррен старался держаться, но все равно раздражал. Форкс и сама чувствовала себя на взводе, и потому, всякий раз, когда он принимался нервно разминать пальцы, ей хотелось его пнуть. Они сидели в рубке управления, перед активированной проекцией. Уоррен устроился в кресле главного пилота, уже в шлеме управления, который делал его похожим на киборга. На нервного киборга. — Перехватчики? — снова спросил Уоррен. — Готовы, — в который раз за полчаса отозвалась Форкс. По крайней мере, в этот раз Уоррен не пытался спорить, кому доверить пилотирование. Отчасти Форкс могла понять его состояние, учитывая куда и к кому полезли Ламия и Слейтер. Невозможность связаться с ними тоже не добавляла оптимизма, но сигнал слишком легко могли засечь на «Роджере». Хотелось даже наорать на кого-нибудь, но рядом был только Уоррен, и он нужен был в дееспособном состоянии. Форкс намеревалась компенсировать, когда вернется Сид. Запретила себе думать, что будет, если Ламия и Слейтер облажаются, и не смогут вытащить его с «Роджера». Капитан вернется, обязательно вернется на «Хаос», он выйдет из шаттла, словно возвращаясь с прогулки, и Форкс врежет чертовому безмозглому придурку так, что Хаотика Сида будут называть не иначе как «летающим». Как же медленно тянулось время. Форкс раз за разом усилием воли заставляла себя не смотреть на часы. Проекция связи, возникшая в воздухе, все равно стала неожиданностью. Позывные не шаттла, но капитана, запасной личный компьютер, который Ламия взял с собой вместе с игрушками капитана. Уоррен среагировал мгновенно, принял вызов, и улыбающееся лицо Сида зависло перед ними: — Привет, первый помощник, говорит капитан. Он был бледен, волосы слиплись от крови, и перья в них смотрелись совершенно неестественно. Но Сид был жив, улыбался своей обычной кривоватой, психованной улыбочкой. Форкс почувствовала, как как-то странно запершило в горле: — Первый помощник слушает, капитан, — выдавила она, не обращая внимания на то, как странно расплывается его лицо перед глазами. Рядом с ней, в кресле пилота, Уоррен уже отщелкивал команды на проекции управления. — Вытащите нас отсюда, — скомандовал Сид. — Есть, сэр. *** «Хаос» вынырнул из гипера неподалеку от «Роджера», проскочил мимо кораблей-спутников, выбрасывая перехватчиков, и понесся вперед, уворачиваясь от залпа бортовых орудий фрегата. «Роджер» ожил, ушел вверх от ответного залпа, хотя его защитные щиты способны были выдержать практически все, чем мог атаковать «Хаос». Залп срезал двух перехватчиков, кружащих вокруг миниатюрного аварийного челнока, и тот устремился к «Хаосу», игнорируя разыгравшееся вокруг побоище. Он должен был бы разлететься вдребезги о силовое поле корабля, но прошел его словно игла сквозь масло, почти не потеряв в скорости — незначительный и незаметный. Как только челнок пристыковался, перехватчики «Хаоса» отступили. Часть из них была сбита при отступлении, в основном беспилотные аппараты, управляемые бортовым компьютером. Прикрывая их отход, «Хаос» дал залп из орбитального дезинтегратора, снимая несколько мелких судов из свиты «Роджера». Нападение было стремительным и совершенно нелепым, превосходство «Роджера» настолько очевидно, что не могло вызывать сомнений. «Хаос» пришел не драться. «Хаос» пришел забрать свое. И как только дверь шлюза закрылась за последним из уцелевших перехватчиков, «Хаос» перешел в гипер.