ИГРА ВСЛЕПУЮ

Предупреждения: ашипки в большинстве своем выжили. *** Первым порывом Слейтера, когда инквизитор кинулся прочь из рубки управления, было догнать его и потребовать объяснений. К счастью, кандалы удержали. Если на церковника так действовало присутствие легионера, тем более глупо было бы гоняться за ним. К тому же, Слейтер видел Ламию, тот лучше знал, как позаботиться о себе подобном. — Не надо, Леон, — весело сказал ему Сид, но под небрежными словами Слейтеру почудилось напряжение. — Кажется, падре стоит немного от нас отдохнуть. — Ты не пойдешь за ними? — спросил Слейтер. — Возможно, стоило бы, но если бы мое присутствие было ему необходимо, он не ушел бы в одиночку, — Сид покрутил ладонью в воздухе, будто бы размышляя, а потом уронил руку на колено и устало выдохнул, отбрасывая притворство. — Черт. — Я должен взять вину на себя, — сказал ему Слейтер. — Я настоял на том, чтобы присутствовать при встрече, хотя понимал, что это может негативно сказаться на инквизиторе. Сид только отмахнулся: — Не позорься, Леон. Я все еще капитан этого корабля. И если уж потворствую своим слабостям, готов принимать последствия. Тем более что они не стали сюрпризом. — Что дальше? — спросил Слейтер, подходя к нему, и позволяя себе положить руку Сиду на плечо, молчаливо обещая поддержку. Сид скользнул по его руке странным взглядом, но отстраняться не стал. — Дальше будет зависеть от падре и от моей души, — он фыркнул, запрокидывая голову — перья скользнули по тыльной стороне ладони Слейтера — и добавил устало. — Я придурок, Леон. Я придурок, который хочет все и сразу и от того делает глупейшие ошибки. Любовь сделала из умного психопата психованного идиота. — Ты сожалеешь? — Нет, — Сид мотнул головой, потом коротко коснулся губами пальцев. — Нет, Леон, мне бы следовало, но я не жалею. Только надеюсь, что ничего непоправимого не случилось. — С инквизитором твой церковник. Ламия предупредил бы, если бы мы нанесли серьезный вред. — Да, — Сид цинично усмехнулся. — Если под «предупредил» ты подразумеваешь, что он устроил бы разнос нам обоим. Слейтер недовольно нахмурился: — Церковник твой подчиненный. Он не имеет права критиковать твои действия. — Поверь, Леон, моей душе не нужны права, чтобы критиковать. Ему всегда хватает желания. — Ты сам ему позволил. — Конечно, сам. Глуп тот, кто станет затыкать собственную душу. Я доверяю ему, Леон. И что важнее, я знаю, что могу на него положиться. — Я знаю, — вздохнув, признал Слейтер. — Просто предпочел бы поговорить не о нем. — Давай поговорим о нас, — фыркнул Сид. — Мы уже шокировали падре передозом романтики, дальше можно не сдерживаться. Слейтер согласился бы на это с удовольствием, но слишком хорошо понимал, что некоторые вещи стоит спросить, пока есть такая возможность: — Ты говорил, что твой человек на Равоне доставит Малкесту сюда. «Хаос» все это время будет оставаться на орбите планеты? Сид покачал головой: — Слишком рискованно. Мы будем неподалеку, в соседней звездной системе. В нескольких часах полета. Слейтер мог только покачать на это головой и признать: — Мне тяжело привыкнуть к тому, как небрежно ты говоришь о космических расстояниях. — Привычка, Леон, — сказал Сид, и в его голосе проскользнуло что-то странное. Будто бы нездешнее. — Я провел в космосе больше времени, чем на планетах. Даже если бы я не был психом, думаю, это бы сказалось. — Ты любишь космос, — сказал Слейтер, не спрашивая — утверждая. Сид усмехнулся снова: — Люблю? Не знаю. Наверное, просто невозможно быть так близко к чему-то настолько великому, и не влюбиться. Слейтер позволил себе едва заметно улыбнуться: — Тебе нравится летать. — Бинго. Конечно, нравится. Я точно не хотел бы застрять на какой-нибудь планете насовсем. — Птица, — поддразнил Слейтер, все-таки притягивая его к себе, наслаждаясь, наконец, ощущением хрупкого человеческого тела в своих руках — Мимо, — Сид фыркнул, расслабляясь в его руках. И задумчиво добавил. — Птица у нас ты. Прекрасная белая птица. — Ты повторяешь за Бабочкой? — Госпожа видит самую суть. Слейтер неожиданно вспомнил механическую птицу, которая принесла им с Сидом силовые скафандры, и спросил: — Тот робот-птица управлялся ею? Сид покачал головой: — Фамилиар? Нет, эта игрушка моя и только моя. Госпожа приходит к нам в гости, Леон, она не живет на «Хаосе». Слейтер никогда не слышал о фамилиарах и потому переспросил. — Личный универсальный бот капитана, — пояснил Сид. — Все что тебе может понадобиться в одной жестянке. Он протянул руку, и птица просто отделилась от стены, описав круг, приземлилась к нему на предплечье. Сид погладил механическое навершие крыла, из которого выходило силовое поле, будто птица была живой. — Все что может понадобиться, — задумчиво улыбнулся Сид. — И то, что ты и за всю жизнь не придумаешь, как применить. — Ты напомнил мне, что я так и не вернул тебе скафандр, — Слейтер кивнул на браслет у себя на запястье. — Напомнил? — Сид преувеличенно невинно улыбнулся, взмахнул рукой, и бот исчез так же, как и появился. — Я ничего подобного не делал. Оставь себе пока, Леон. Слейтер нахмурился: — Он может мне понадобиться? — Не уверен, — отмахнулся Сид. — Давай просто примем за факт, что я перестраховщик. — Объясняет, почему ты еще жив. — Бинго. Слейтер внимательнее рассмотрел браслет силового скафандра, тот немного отличался от стандартного, это наводило на мысли. — Браслет связан с твоим фамилиаром? — спросил Слейтер. Сид рассмеялся, запустил руку в его волосы, легонько потянул: — Не хочу отвечать. Возможно. Слейтер не заставил себя упрашивать дважды, наклонился с охотой, легко касаясь губ Сида своими. Это было так хорошо, словно они не целовались целую вечность, и от простого прикосновения губ, целомудренного, невесомого по телу разливалось жгучее ощущение удовольствия. Слейтер тихо застонал, и Сид порывисто подался вперед, будто один звук пробудил в нем голод. Этот голод был заразен. Этот голод передался Слейтеру, превратил тепло прикосновений в жар и заставил без слов требовать — еще. Слейтер бездумно подхватил Сида на руки — не переставая целовать, дотрагиваться, желая стать еще ближе — сел на его место, усадив Сида к себе на колени, рванул с его плеч куртку, желая, чтобы преграда исчезла. Сид запрокинул голову, рассмеялся, и Слейтер воспринял это как приглашение. Коснулся ртом жилки на шее, жадно впитывая пульс. Смех перешел в хриплый стон, и Слейтер испуганно вскинул голову, боясь, что мог надавить слишком сильно, причинить вред. Сиду не было больно. Сид смотрел потемневшими почти до черноты серыми глазами, тяжело дышал, и цеплялся за плечи Слейтера так, словно боялся упасть. — Можно? — шепотом спроси Слейтер, проводя ладонями вдоль его позвоночника, и Сид выгнулся, коротко кивнул: — Тебе, Леон, все что угодно. От этих слов, от того, как они были сказаны, в голове у Слейтера помутилось, и не осталось больше ничего кроме Сида, кроме его рук, губ, его потемневших глаз. Слейтер срывал его одежду, не задумываясь о том, что может получить разряд от кандалов, контролируя свою силу инстинктивно, и Сид застонал снова — тихий низкий звук прошелся вдоль позвоночника, вызывая дрожь. — Хорошо, Леон, — горячечно шепнул Сид. — С тобой так хорошо. Скучал по мне? Скажи, ты скучал? — Да-а… — Слейтер не узнавал свой голос, не узнавал эти протяжные, просящие звуки, и ему было все равно. Он не мог раздеться достаточно быстро, изнывал от желания чувствовать Сида кожей, всем телом. Скорее! Ну же! Бесполезная, разорванная одежда полетела в сторону, и Слейтер судорожно вздохнул, когда Сид подался к нему, обхватил руками за шею. — Люблю тебя, Леон… Черт, как же я тебя люблю… С тобой невероятно, ну же, хороший мой, давай, пожалуйста… Его слова пробивались сквозь шум в ушах, и теряли всякий смысл, и было совершенно неважно, что именно он говорит, потому что самое главное Сид говорил собой. Руками, судорожно цепляющимися за плечи Слейтера, требовательными поцелуями, властными и уверенными, пальцами, зарывавшимися в волосы, телом подающимся вперед, отзывающимся на каждое прикосновение. Слейтер отвечал — на поцелуи и прикосновения, на голод и жар. Казалось бы, всего лишь физическая близость, которая всегда казалась ему такой нелепой со стороны, пока он не знал, что она может значить, чем она может быть. — Хочу тебя, Леон, — Сид терся о него всем телом, будто большой кот, извивался, откровенно и совершенно бесстыдно, и было легко отзываться на его откровенность своей. — Трахни меня. Никакой двусмысленности, честно и прямо. Никакого стыдливого «возьми меня» с Хаотиком Сидом. — Трахни меня, — повторил он, и его тело вторило «Иди ко мне, будь со мной. Я так тебя люблю». Слейтер заставил Сида отклониться назад, укладывая на панель управления, и шепнул: — Я тебя трахну, — собственные слова обожгли и подстегнули одновременно, и ладони сами собой скользнули по бедрам Сида, мягко, молчаливо обещая «я займусь с тобой любовью». — Да… — Сид запрокинул голову, подставляясь, и Слейтер подался вперед, прикусил кожу там, где в бешеном темпе бился пульс, оставляя метку, и игнорируя легкий разряд кандалов. Получая удовольствие от одной мысли о том, что метка не исчезнет так скоро. Сид выйдет из рубки, небрежный и эффектный как обычно, и любой, кто увидит его, будет знать — Слейтер прикасался к нему, Слейтер пил его стоны, отвечал на его поцелуи, видел Сида обнаженным. Проследил пальцами каждую линию татуировки, изучил губами каждый сантиметр кожи. — Как мне…? «Как мне не сделать тебе больно?» — Там… — небрежный взмах руки куда-то в сторону разорванной одежды, и вот уже пальцы снова зарываются в волосы Слейтера, удерживают, притягивают ближе, в новый поцелуй. Так сладко. — Я сейчас. — Скорее. Скорее-скорее-скорее… Как бесконечный рефрен в голове. Скорее найти смазку, скорее вернуться, снова дотронуться — кожей к коже, зная, что тело запомнило, как не делать больно. Люди такие хрупкие, такие удивительно смелые. Сид запрокидывал голову, тяжело дышал, зажмурившись, а Слейтер готовил его тело, сходя с ума от того, что можно — все, что захочется. Быть так близко — можно. Не бояться сделать больно — можно. Любить — можно. Можно развести ноги Сида в стороны, направить себя внутрь, толкнуться — медленно, но настойчиво, ловя губами судорожный выдох, чувствуя, этот выдох всем телом, отзываться на него. Податься вперед, отступить и снова… Быстрее, еще быстрее… Так сладко, так хорошо. Самый откровенный разговор. Еще? — Да-аа… — уже не важно, чей это голос. Есть только мы. Так близко, что что-то уязвимое внутри отчаянно щемит от нежности. Еще. Прикоснись, дотронься. Удовольствие нарастает волной. Кажется, его еще можно контролировать, держаться, а потом оно захлестывает с головой, и мир разлетается на осколки. Мы вместе с ним. Мы вместе. *** Панель управления никогда не получила бы главный приз за удобство, но сил перебраться на кровать не было. Кому нужна кровать, когда есть вполне приемлемая горизонтальная поверхность? Точно не Хаотику Сиду. Что скажешь, Леон? Разгоряченные тела неизбежно остывают — успокаивается пульс, выравнивается дыхание. Легионеры в этом могут дать фору любому человеку, глупо гадать, кто придет в себя первым, да, Леон? Точно. Бравый легионер уже приподнялся на локтях, чтобы не давить всем весом, посмотрел — все ли в порядке. А все в порядке? Все ли в порядке в Датском королевстве? Что такое «королевство»? И что такое «в порядке»? Между тобой и мной, Леон, я никогда этого не понимал. С тобой обалденно. С тобой не просто хорошо. С тобой невероятно, с тобой это все значит так много. Хотя много и мало такие зыбкие вещи. Поверь, в черноте, два месяца это огромная такая вечность, а у нас с тобой… Что? Не разлететься бы на куски. Люди хрупкие существа, люди не предназначены для таких перегрузок. Близость. Такие как я не предназначены для близости. Хаотик Сид всегда занимался сексом и никогда до тебя не занимался любовью. И бог с ним. Прочтем заупокойную по тем временам, мне их не жаль. Как я жил без тебя? Как я буду жить без тебя, когда все закончится? Смешной вопрос. Паршиво и недолго. Повторить нараспев… Я на самом деле паршиво пою, знаешь? Ты не знаешь. Ты… У легионера Леона Слейтера невыразительное лицо, легионер слишком редко позволяет себе показывать эмоции. Дворец хорошо его выдрессировал. Только взгляд выдает с головой. Слышишь, Леон, по нему тебя можно читать, как раскрытую книгу. Конечно, не слышишь. Я ничего не сказал вслух. Я только думал. Тысячу мыслей в секунду. Скоростной Хаотик Сид. Остановись мгновенье, ты прекрасно… Эй, Леон! Хочешь, я подумаю что-то важное? Я знаю язык на котором ты написан. Знаю тебя до мельчайшего знака — дрогнувшие ресницы, положение пальцев, наклон головы. Я влюблен в каждый жест. Но больше всего я люблю взгляд. Пробирает до сердца. У меня есть сердце? У меня есть сердце. Есть… есть… есть… Глаза легионеров отличаются от человеческих, едва заметно, только если присмотреться, но у людей радужка не бывает такой яркой, будто флуоресцентной… Или так кажется Хаотику Сиду, потому что он влюбленный дурак. — Тяжело? — твой голос я тоже люблю, хочется укутаться им как одеялом. Завернуться с головой. Меня нет, я в домике. Никогда не любил эту игру. А сейчас бы поиграл. Ну да, конечно. Залезть в котячью корзинку на двоих, обняться и будь что будет? Не тогда, когда Хаотик Сид точно знает _что_ будет. Черные и разделочный стол «для молитв». Правильно? Тогда хотя бы еще несколько минут. Несколько минут покоя, тепла. Несколько минут… любви. Можно? Скажи, что мне можно, Леон. Как я сказал тебе — все, что угодно. Я не врал, веришь? — Нормально, Леон, — у легионеров невероятно мягкая кожа, а мышцы под ней, будто сталь. — Давай еще полежим. Давай. Давай полежим, и будем лежать, пока нас не положат в общую могилу, нас втроем — меня и мою душу заживо. И все же я это сказал. Вслух? Бинго, я сказал это вслух. Я не мог сказать ничего другого, глядя на тебя сейчас. Мой прекрасный, уязвимый легионер. — Не хочу тебя отпускать, — Леон Слейтер может признаться в этом только шепотом, словно украдкой. Хочется сцеловать эту нерешительность, стереть ее ладонями, как стирают пыль с драгоценностей. Прекрасная такая драгоценность за то кило весом. Вся моя. — Не отпускай, Леон. Этот сверхпрочный сплав у меня под спиной не такой уже жесткий. Я потерплю. Может быть, где-то там за дверью на моем корабле сходит с ума инквизитор-телепат. А что капитан? А капитан лежит на панели управления, под самым любимым легионером в мире, думает всякую романтичную ерунду, и не собирается ничего делать. Отложим падре на потом, сейчас с ним есть кому нянчиться. Я сегодня эскапист, я бегу от реальности. Можно, она подождет хоть немного? Пожалуйста? Конечно, она подождет. Реальность отлично умеет ждать, и еще лучше поджидает за углом. Мне ли не знать, я всегда поджидал вместе с ней. Тишина. Так хорошо, так спокойно, что таймер внутри уже начал отсчитывать секунды, когда все закончится. Леон, давай поиграем в Спящую Красавицу наоборот. Ты поцелуешь меня, и я усну, а когда проснусь, все будет хорошо. Знаешь, как в детстве? Ты не знаешь, ты никогда не был ребенком. Тебя создал человек, которому я готов целовать руки. Хаотик Сид тоже никогда не был ребенком. У ублюдков не бывает возраста, но есть размах. Ублюдки бывают мелочные и такие, как я. Ам-би-цио-зные. Я хочу слишком много, да, Леон? Конечно, слишком много. Счастья для тебя и мир в подарок, но мир необязательно. Жадный-жадный психованный Хаотик Сид. Мне бы встать, и уйти разбираться с вероятными проблемами, но я никуда не пойду, пират и убийца. Нет, не уйду. Так много «я» и все они останутся. Еще ненадолго. Я притяну Леона в поцелуй, и все исчезнет. На несколько минут, но даже это так много. Еще немного, глоток воздуха перед погружением. Вдох, выдох, поцелуй, и мир за пределами нас больше не имеет значения. *** Мир застыл, словно действительно исчезло все кроме них с Сидом. Словно у них было какое-то свое, отдельное ото всех время — тягучее, медленное, которое позволяло просто лежать вместе, чувствовать друг друга, и как успокаиваются тела, и ни о чем не думать. И на сей раз Сиду не было больно, он лежал расслабленно, бездумно дотрагивался до Слейтера, скользил пальцами по волосам, и каждое прикосновение отзывалось ленивым, тягучим удовольствием. — Тяжело? — Нормально, Леон. Давай еще полежим. Это блаженное состояние не могло продлиться долго, но хотелось растянуть его, просмаковать каждую счастливую секунду, чтобы перебирать их потом, позже в памяти. Так скупцы пересчитывают драгоценности. — Не хочу тебя отпускать, — шепнул Слейтер. Шепнул, чтобы не разрушить то невесомое, хрупкое, что было между ними в тот момент. И Сид ответил, тоже шепотом почему-то: — Не отпускай. О чем ты думаешь? — хотел спросить его Слейтер, и не спросил. Уже видел, как мир возвращается в Сида, заставляет вспомнить — за пределами рубки лежит целая вселенная с кучей проблем. Подожди, — хотел сказать ему Слейтер. Хотя бы немного, давай останемся так, давай забудем о них всех. ненадолго, совсем на чуть-чуть. И Сид словно услышал его, притянул к себе, поцеловал, отчаянно, властно, вытесняя из головы все кроме желания быть ближе. Они целовались долго и еще дольше лежали в объятьях друг друга, не разговаривая, не шевелясь, позволив себе сбежать от всего. Панель управления совершенно не подходила на роль постели, и Сиду, наверняка, было неудобно, но он не пытался отстраниться. Слейтер перебирал его волосы — пропускал жесткие спутанные пряди меж пальцев, наслаждаясь ощущением — и не хотел ни о чем говорить. Это не могло длиться вечно, оба это понимали, и Слейтер отстранился первым. Пересел в кресло, устраивая Сида у себя на коленях, проследил пальцем темную отметину на его бедре, там, где край панели управления впивался в кожу. — У тебя следы, — сказал он, погладил покрасневшую полосу. Сид тихо фыркнул: — Я невероятный, правда? — Да, — просто признал Слейтер. — Ты невероятный. Он действительно так считал. — Мм, Леон, обожаю, когда ты гладишь меня по чувству значимости. Сделай так еще. Слейтер почувствовал, что улыбается: — Ты самый невероятный капитан пиратов, которого я видел. — Неплохо, — признал Сид. — Даже учитывая, что кроме меня и друга Алекса ты не знаешь ни одного капитана пиратов. Напоминание об Андерсене заставило Слейтера помрачнеть: — Я не хочу говорить об этом человеке, — холодно сказал он. — Брось, Леон. Алекс не сделал тебе ничего плохого. — Зато он многое сделал тебе. Сид рассмеялся: — Просто для справки, изнасилование в список его грехов не входило. Простые пытки. То, что Сид защищал Андерсена, раздражало: — Если мне нельзя злиться на него за то, что он сделал, на кого мне злиться? На тебя? — Ну, это было бы хотя бы справедливо. Я первый начал, Леон. Я вообще обычно бью первым, потому и жив. — Мне нет дела до справедливости, — мрачно ответил Слейтер. — И я предпочел бы сменить тему. — Без проблем, — фыркнул Сид. — О чем поговорим? О фильмах или книгах? Спрашивай, Леон, дай мне продемонстрировать насколько я ВРЛ. — Я не знаю эту аббревиатуру, — нахмурился Слейтер. — Всесторонне Развитая Личность, — весело пояснил Сид, и Слейтер притянул его к себе ближе, попросил: — Не делай так. Не убегай. — Я все еще сижу голый у тебя на коленях, Леон. Куда мне убегать? Слейтер коснулся пальцами его виска — Обычно ты убегаешь сюда. — Подловил, — Сид извернулся, поцеловал его пальцы и кривовато усмехнулся. — Прости, Леон. Проблемы просачиваются в пустую голову, и мне тяжело о них не думать. Маленькие проблемы-паучки и они уже начали меня есть. — Отвратительный образ. — Нежный, чувствительный легионер, — с улыбкой поддразнил Сид, и подмигнул. — Я мастер шока и эпатажа, правда? Слейтер не стал отвечать словами, предпочел ответить поцелуем. С Сидом это всегда было эффективнее, и даже он сам это понимал, потому что рассмеялся, стоило Слейтеру его отпустить: — Нечестный прием, Леон. — Да, — спокойно признал Слейтер. И не удержался, все-таки добавил. — Так же как то, что ты занялся со мной сексом с целью отвлечь. Сид выглядел действительно удивленным: — Да? — Я спросил, как скафандр связан с твоим фамилиаром. Ты предпочел не отвечать и поцеловал меня, — спокойно напомнил Слейтер. — С этого все началось. Сид страдальчески застонал: — Леон! Признавайся, тот, кто тебя придумал, добавил в коктейль гены бульдога. — Я не знаю прототипы собственного генома. Если под «бульдогом» ты понимаешь породу собак, то это маловероятно. — Породу собак? — Сид иронично вздернул бровь. — Я говорил про придурочных боевых модификантов. Лет пятьдесят такие были популярны. Их накачивали нановзрывчаткой, они подбегали к врагу, вцеплялись в него специальными присосками и делали бум. Слейтер представил себе жизнь подобного существа, «бульдога», и поморщился: — Иногда человеческая фантазия вызывает у меня отторжение. — Что поделать? Люди — самая отвратительная раса, не то, чтобы у нас было много конкурентов. — Ты не ответил насчет скафандра, — напомнил Слейтер, сам не понимая, почему упорствует. Почему-то это казалось важным. Может быть, потому что Сид не хотел давать ему ответ. — Ты хочешь, чтобы я разжевал тебе по слогам, Леон? Просто забудь. Мне нужно, чтобы ты не знал. — На случай, если инквизитор прочтет мои мысли? — Моя очередь предлагать сменить тему, — Сид улыбнулся и непривычно мягко попросил. — Перестань, Леон. Давай не портить момент. Ты сказал, что доверяешь мне. Так доверяй. Слейтер помолчал немного и признал: — Раньше, во Дворце, было множество вещей, знать которые я не имел права. Меня это не тяготило. Теперь я понимаю, что на самом деле, мне просто было все равно. Я не чувствовал, что это важно. Я не умел бояться. — Бояться полезно, Леон, — шепнул ему Сид, притягивая к себе и касаясь губами его виска. — Страх продлевает жизнь. — Когда я засыпаю, мне снится, что я не успел, — глухо отозвался Слейтер. — Я не успел и ты умер. — Но я жив, Леон. Ты вытащил меня. Слейтер продолжил, словно не слыша: — И я боюсь не успеть в следующий раз. Сид поцеловал его снова и ответил тихо и непривычно серьезно: — Ничего не бойся, Леон, такой как я не стоит твоего страха. — Ты лучше, чем ты думаешь, — спокойно сказал ему Слейтер, и Сид криво усмехнулся, до странности горько: — Нет, Леон. В том-то и дело, что нет, — он вздохнул и добавил. — Как мы скатились на эту тему? — Из-за того, что ты не ответил мне про скафандр. Сид подался вперед и прикусил его шею, совсем не нежно, явно наказывая: — Леон, выключи уже, наконец, внутреннего бульдога. Слейтер смотрел на него, не мигая несколько секунд, решая, стоит ли настаивать дальше, и решил уступить, первым сменил тему: — Хорошо. Сколько времени еще у нас есть? — Прежде чем мне придется соорудить что-нибудь из обрывков своей одежды и пойти решать созданные мной же проблемы? — поддразнил Сид и посерьезнел, мягко коснулся пальцами висков Слейтера, убрал волосы назад. — Не знаю, Леон. Но я не могу обещать тебе много времени. Я хотел бы, но я не могу. — Я знаю, — признал Слейтер. — Я благодарен тебе уже за то, что ты пытаешься. Он коротко прижался губами к макушке Сида и тихо добавил: — Хотя идея украсть тебя и спрятать нравится мне все больше. Сид прижал его к себе неожиданно, порывисто обнял и глухо отозвался: — Мне тоже, Леон. Мне тоже нравится идея. Но во всей Вселенной нет черной дыры достаточно глубокой, чтобы мы смогли спрятаться. *** — Зачем вы спрашивали, как я попала на «Хаос»? Только отправляясь к Андерсену, Форкс давала себе слово, что не станет спрашивать, и теперь чувствовала себя невероятно глупо. В конце концов, какое ей было дело до его мотивов. Да и он наверняка спросил только потому, что сидеть в каюте было смертельно скучно. Сам же признавался. — Вы интересуете меня, Изабелла, как я и говорил, — спокойно признал он, отрываясь от еды. — За неимением иного определения, вы хороший человек, и, насколько я знаю, хороший солдат. И все же вы служите Хаотику Сиду. — Не такой уж я и хороший солдат, — мрачно отозвалась Форкс, приказывая себе не краснеть. Это было бы слишком уж нелепо. — Меня выгнали из армии. — Как и меня, — напомнил Андерсен. — Вы же понимаете, это не показатель. — Не льстите себе, — огрызнулась Форкс, сама не зная почему. — Если вы такой хороший солдат, то какого черта подались в пираты? Он чуть улыбнулся: — Не поверите, Изабелла, этот же вопрос я задавал себе каждое утро вот уже почти семь лет. И ни разу не смог на него ответить. — В вас с самого начала это было, — сказала она. — И в вас? — полюбопытствовал он.  — И во мне, — Форкс встала ровнее и скрестила на груди руки.- Я не собираюсь выгораживать себя. — Возможно, вы правы, — задумчиво сказал он. — Знаете, я перестал любить Империю задолго до того, как она выкинула меня на свалку. — Почему тогда служили? — Отсутствие альтернативы, Изабелла. Отсутствие альтернативы. От его спокойного рассудительного тона пробирало жутью. — Вы могли бы… — Что именно? — перебил Андерсен, вздернув бровь. — Я мог бы освоить новую профессию? Я не видел в этом смысла. Нет, отсутствие выбора лежит намного глубже. Дело не в моих вариантах. В конечном итоге, Изабелла, я всего лишь один человек. Человек, который видел Империю с изнанки. Знаете, что я вам скажу? Она промолчала, недовольно подав губы, но он все равно продолжил: — Империя безумна. С первого до последнего человека. От столицы до окраины. Она неправильна и извращенна, вся насквозь. В этом гнилом яблоке больше гнили, чем яблока, но кроме него ничего нет. — Есть повстанцы, — выдавила Форкс. Андерсен пренебрежительно хмыкнул: — Эти клоуны? Перестаньте, Изабелла. Вы тоже солдат, должны понимать, чего стоят все их потуги. Они не готовы делать переворот. Для этого у них еще недостаточно крепкие зубы. — Вырастут. — Я едва ли проживу так долго, — усмехнулся он. — Не обижайтесь, Изабелла, но я сомневаюсь, что даже вы доживете до того времени, хотя вы намного моложе меня. — Не намного. Лет на десять, не больше, — автоматически поправила Форкс и сама на себя обозлилась. Как будто разница в возрасте могла бы на что-то повлиять, будто это «что-то» было. Молчание, которое воцарилось после, казалось, можно было резать ножом. Андерсен смотрел внимательно, и взгляд у него был таким, что Форкс невыносимо захотелось закрыться, отвернуться. Будто ее выставили голую на всеобщее обозрение. Форкс открыла рот, чтобы что-нибудь сказать — хоть что-то, лишь бы разбить повисшую в каюте тишину, и ничего не сказала. Нелепо до слез, вот как это было. И очень страшно от мысли, как Андерсен отреагирует. Сколько раз они виделись? С десяток недолгих, бессмысленных встреч, когда Форкс приносила ему еду. Большую часть времени они даже не разговаривали. Почему она приходила? Зачем? Сама не понимала. И кому ты врешь, девочка моя? Да, будь рядом капитан, он спросил бы именно так. Как-то мимоходом подумалось, что, должно быть, когда Андерсен был в армии, в него часто влюблялись. Какие-нибудь связистки или молоденькие девчонки-пилоты. Он не был красивым, но даже теперь притягивал взгляд. Он просто… притягивал. Поневоле заставлял что-то внутри отзываться. Было стыдно, невероятно, почти до слез стыдно, потому что Форкс видела, уже по глазам Андерсена видела — он знает. Может быть, знал еще до того, как она сама поняла. Господи, какой же дурой она должна ему казаться. — Изабелла, … — мягко начал он. — Заткнитесь, — ожесточенно перебила она. — Просто… не говорите ничего. Невыносимо хотелось добавить «пожалуйста». Он замолчал снова, и Форкс хотелось вскочить и кинуться прочь. Уйти и никогда не возвращаться. Хотя кого она обманывала? Только себя. Каждый раз одно и то же. Уйти и не возвращаться. И что? Вот она сидит напротив Андерсена, сжимает пальцы так, что побелели костяшки, смотрит на столешницу, и не знает, что сказать. Хотя, что она вообще могла сказать? Не придумали еще для такого оправданий. После разговоров с Андерсеном Форкс шла к себе в каюту. И как-то само собой представлялось, что она могла бы сказать ему в следующий раз, что он мог бы ответить, как отреагировать. Форкс ловила себя на мыслях, злилась, обещала себе, что не пойдет, и всегда приходила. Позорище. — Изабелла, — строго сказал он, и она вздрогнула. — Посмотрите на меня. — Не хочу, — отозвалась она. — Посмотрите, — повторил он уже мягче, и Форкс рискнула бросить на него быстрый взгляд. Андерсен сидел, сцепив пальцы в замок, выглядел спокойно и чуть устало. — Не забивайте себе голову. Это блажь, это быстро пройдет. — Что пройдет?! — моментально вызверилась Форкс. — Вы знаете, о чем я, — он поднялся, отошел к иллюминатору, встал, заложив руки за спину, и Форкс немедленно захотелось, что бы он обернулся, чтобы сказал… Да нет же! Нет! Не может быть. Она не могла… — Да что вы знаете? — спросила она. — Думаете, я…? Закончить она так и не смогла. Андерсен помолчал, а когда заговорил, голос его звучал необычно мягко: — Вы не должны больше приходить сюда. — Это не вам решать! — Перестаньте, Изабелла, — попросил он. — Остановитесь. Что вы делаете с собой? Ей хотелось крикнуть, что это ее личное дело, ее выбор. Форкс промолчала, спросила только: — Не хотите меня видеть? Недостаточно хороша? — Не говорите так, — попросил он, чуть поворачивая голову в ее сторону. — Вы удивительно красивая женщина. Слишком красивая, чтобы тратить свое время на смертника. Мне следовало прекратить эти встречи, как только я понял, что происходит. — Вы знали? — спросила она, чувствуя, как пересыхает в горле. — Разумеется. Задолго до того, как поняли вы сами. Я не видел в этом вреда, Изабелла, и прошу за это прощения. Вы сами не понимали, почему вас ко мне тянет, а я… что ж, пожалуй, я надеялся, что все закончится до того, как вы поймете. Форкс вскочила, сбила стул: — Я… я ухожу. — Идите, Изабелла. Не приходите больше, пожалуйста. — Идите к черту! Я и не собиралась… я бы не пришла… Даже она сама понимала, что это вранье. Она бы пришла, и что потом? Хотелось сбежать из проклятой каюты побыстрее. И Форкс было отчаянно жаль, что дверь была автоматическая. Ей нельзя было хлопнуть. Дверь скользнула бесшумно и мягко, и, увидев того, кто стоял с другой стороны, Форкс едва подавила желание заорать. С другой стороны стоял Хаотик Сид и усмехался: — Привет, девочка моя, как дела? Неожиданная встреча, правда? Позднее Форкс так и не смогла объяснить, откуда у нее взялось столько наглости, чтобы выпрямиться, посмотреть психу и убийце Хаотику Сиду в глаза и сказать: — Я могу пройти, сэр? Она давно знала Сида, знала, что если он зол, то можно загреметь в карцер и за меньшее. Не питала иллюзий насчет своего капитана, потому что много раз видела на что он способен. Капитан удивленно вздернул бровь и посторонился: — Как много я пропустил. Знаешь, думаю, после моего разговора с Алексом, нам тоже не помешает присесть поболтать. — Вы знаете, где меня найти, — сказала ему Форкс, проходя мимо. Если уж Хаотик и сунет ее в карцер, по крайней мере, можно дать ему повод. — Не волнуйся, — заверил ее капитан. — Даже если не буду знать, я все равно тебя найду. Форкс проигнорировала завуалированную угрозу. *** — Растлеваешь офицерский состав? — Хаотик устроился за столом, небрежно закинув ногу на ногу. — Нечто вроде, — спокойно отозвался Андерсен, скользнув по нему равнодушным взглядом. — Я так понимаю, мое ожидание закончено? — Нет, — Хаотик устало провел ладонями по лицу. — Прости, Алекс. Слишком много всего сейчас, не до того мне. Андерсен отвернулся от иллюминатора: — Я ждал семь лет, несколько суточных циклов ничего не изменят. Хаотик усмехнулся: — Старый бравый Алекс. — У которого нет выбора, — бесстрастно напомнил ему Андерсен. — Ты плохо выглядишь. — Замотался, — отмахнулся Хаотик. — Устал, недоедаю и в постоянном стрессе. Эй, Алекс, помнишь, я спрашивал тебя. Там на кресле. — Ты многое говорил мне на кресле. — Нет-нет-нет, — Хаотик погрозил ему пальцем. — Не говорил. Спрашивал. Спрашивал я у тебя только одно. Главное. Как убить не убивая? Андерсен кивнул: — Я помню. — Думал над ответом? — У меня были другие темы для размышления, — спокойно пожал плечами Андерсен. — Ты пришел сюда спросить совета? — Да, — Хаотик достал сигареты, вытащил одну, предложил пачку. — Бери из центра, остальные с сюрпризами. Андерсен молча вытащил сигарету из середины, прикурил от протянутой зажигалки, поморщившись, сигареты были слишком легкими. — Не ожидал, что я припрусь к тебе за советом? — спросил Хаотик, выдыхая дым в воздух колечками. — Вполне допускал, — разочаровал его Андерсен. — Ты достаточно… нетипичен для того, чтобы спрашивать совета у того, кто тебя ненавидит. — Ты меня не ненавидишь, Алекс. — Но и не являюсь твоим другом. — Не мешает мне спросить. Ответишь? — Хаотик подался вперед, азартно блеснув глазами. — Подумаю, — отпарировал Андерсен. — Ты отличаешь от того, кем я привык тебя считать. — Ты думал, я хуже? — Я думал ты мельче. И я не ожидал, что найдутся люди, готовые тебя защищать. Хаотик пожал плечами: — Люди привыкают друг к другу, притягиваются. Ты подаешь руку и сам не замечаешь, как оказываешься пришит к кому-то промышленными тросами. В этом лучшем из миров нельзя даже просто дышать, чтобы не связаться с кем-нибудь. — Ты никогда не пытался просто дышать, — чуть усмехнувшись, отозвался Андерсен. — Подловил, — весело подмигнул Хаотик, и вдруг вся напускная веселость слетела с него, будто маска. — Подумать только, я всего-то украл корабль, и вот я уже связан с тобой на семь лет. Долгий срок, Алекс. Мало какая дружба длится так долго. Андерсен сделал еще одну затяжку, прежде чем ответить: — Мы не друзья. — Иногда это очень удобно, — Хаотик, блаженно прищурившись, выдохнул дым. — Посмотри, у меня есть друзья, и у меня есть враги. Отличный корабль, почти верная команда, разве я не счастливчик? — И? — Андерсен невозмутимо вздернул бровь. — Ты бы со мной поменялся? — Нет, — ответил ему Андерсен. — Правильно. Я бы тоже с собой меняться не стал. Я попал в очень уродливую ситуацию, Алекс. — И хочешь, чтобы я тебя выслушал? Дал совет? — Андерсен докурил сигарету и бросил окурок в утилизатор. — И пожалел, — издевательски улыбнулся Хаотик, но видно было, что это издевка не над Андерсеном, над собой. — Еще и пожалел. Тебе меня жаль? — Ты настроил меня против себя, — напомнил Андерсен. — Мне было жаль тебя с самого начала. Хаотик чуть прищурился, демонстративно потушил сигарету и потянулся за новой: — Ты не ненавидишь меня, Алекс. И у тебя уже есть корабль. Ты не заставишь жену вернуться, а дочь — признать тебя. Тогда зачем мстить мне? Знаешь, на «Хаосе» за понятливость обещают кофеварку. Я готов отдать ее тебе, если ты сумеешь понять себя. Андерсен рассмеялся: — Ты думаешь, что я не понимаю себя? — Я хочу, чтобы ты сказал это вслух, Алекс. — Пока я у тебя в гостях, — спокойно и холодно сказал Андерсен. — Я много чего не могу сделать. Но не быть для тебя клоуном все еще в моих силах. — Клоуном, Алекс? По-твоему, я хочу узнать, за что попал в пыточное кресло, ради развлечения? — Ты забыл, что я многое о тебе знаю. Так что, да. Тебя это развлечет. — Подловил, — Хаотик подмигнул. — Меня это развлечет. И мне это важно. Ты не чужой мне, Алекс. Очень давно уже не чужой, помнишь, я говорил тебе. — Ты многое говорил мне на кресле, — невозмутимо пожал плечами Андерсен. — Люди вообще обычно много говорят на пыточном кресле. — Поверь, это не изменилось. Скажи, в том бластере с которым ты пришел ко мне в последний раз, сколько оставалось зарядов? — Я не стану озвучивать то, что ты знаешь сам. — Один. Последний, для тебя. Знаешь, зачем я спрашиваю? Я хочу предложить сделку. Андерсен заинтересованно вздернул бровь: — Я слушаю. — Ты на самом деле не хотел пускать этот заряд себе в голову. Просто что еще оставалось? — Дальше, — холодно сказал Андерсен. — Ты не видишь выход из лабиринта, Алекс. Из тебя плохая крыса, но хорошая ищейка. Окажи мне услугу, а я выведу тебя из лабиринта. — Кто сказал, что твой ответ мне подойдет? — А что ты теряешь? — Чего ты хочешь? — Ответь на мой вопрос, а я отвечу на твой. — И снова «как убить не убивая», — Андерсен задумчиво прищурился. — Ты действительно хочешь спасти легионера. Хаотик развел руками: — Это я не скрывал с самого начала. — И как далеко ты готов зайти? — Так далеко, как потребуется, Алекс. Леон важен мне. — И, как ни странно, это взаимно. Мне почти интересно почему. Хаотик Сид, которого я знаю, не стал бы спасать легионера. И за Хаотиком Сидом никто не пришел бы на «Роджер», рискуя собой. — Тогда ты не знаешь Хаотика Сида, Алекс. Вообще. Андерсен помолчал, задумчиво постукивая по столешнице пальцами: — Хорошо, допустим. Я уже сказал, что подумаю. — Подумай, — отозвался Хаотик. — Ты всегда был умнее меня. Андерсен вопросительно вздернул бровь и тот закончил: — А я всегда был хитрее и лучше разбирался в людях. Давай посмотрим, что будет, если это совместить. — Это все, зачем ты пришел? Хаотик рассмеялся: — Ты невероятен, Алекс. Ты в плену у пирата и ублюдка, в полушаге от карцера, и собираешься выгнать меня из каюты моего же корабля? — Ты не ответил на вопрос. — Я пришел просто потому, что разговоры с тобой всегда повышали мне настроение. — Наши разговоры всегда были на расстоянии. Сида это рассмешило: — О, поверь, на кресле было не так плохо. По крайней мере, почти все время я не мог думать, — он запустил пальцы в волосы, взъерошил и усмехнулся. — А здесь я не могу перестать думать. Столько всего сразу. — Больше тараканов, чем ты привык? — спокойно спросил Андерсен. — Почему тараканов? Они же вымерли. — Выражение Древней Земли, — сухо пояснил Андерсен. — Никогда не встречал. — Что с Загессой? Хаотик замер, будто не ожидал вопроса, хотя наверняка знал, что Андерсен спросит: — С Загессой? Андерсен не счел нужным ему подыгрывать, и Хаотик криво усмехнулся, достал очередную сигарету и прикурил: — Просто придуриваюсь, Алекс. С ним все относительно. Теперь играет за меня. — Как тебе удалось его сломать? — А спросить «зачем» ты не хочешь? — Малкеста, я полагаю. Хаотик снова усмехнулся: — Правильно полагаешь. Моя душа помогла, и твой инквизитор стал, как шелковый. — Отступник Доминик нашел способ сломать другого церковника? — Если постараться, можно и не такое найти. Он заразил его безумием, а так как я единственный стабилизатор на ближайшие тысячи световых лет, падре приходится вести себя хорошо. — Решение в твоем стиле. — Можешь просто прямо сказать, что я моральный урод, — заверил его Хаотик. — Ты знаешь то сам, — просто отозвался Андерсен, снова потянувшись к пачке. — Можно? — Только ты умеешь спрашивать разрешения так, словно это я пришел к тебе в гости. Угощайся. — Это ты пришел ко мне в гости, — сказал Андерсен, прикуривая. — Ты заполучил телепата, теперь тебе нужен мейстер черных. Значит, мы возвращаемся на Равону. — Я восхитился бы твоей логикой, Алекс, но я слишком давно тебя знаю, — рассмеялся Хаотик. — Украсть мейстера черных, — задумчиво сказал Андерсен, делая глубокую затяжку. — Я восхитился бы твоей наглостью, но тоже знаю тебя слишком давно. Как ты собираешься прятаться от всех тех, кто будет ждать тебя на планете? — Просто не полезу туда. Все сделает одна умная и предприимчивая птичка. — Сайфер, — предположил Андерсен. — Ты посадил ее на место Кайссера, и теперь она тебе должна. — Шш, о том, что я сделал, знаем только ты и я. Пусть это останется между нами. Андерсен спокойно стряхнул пепел, равнодушно посмотрел Хаотику в глаза: — Эта женщина меня не интересует. Хаотик коротко склонил голову: — Как благословен я, чей лучший враг не втягивает в нашу вражду моих дорогих людей. — До того, как ты попал на «Роджер», мне не приходило в голову, что у тебя могут быть дорогие люди. — Теперь ты знаешь. И что изменилось? — Ничего, — спокойно сказал Андерсен. — Ничего. Ты украл мой корабль. Ты не избежишь последствий. — Я уже не избежал последствий, — Хаотик неожиданно перегнулся через стол, подался вперед и усмехнулся. — Скажи честно, Алекс, ты пытал меня много дней. Ты перепробовал все чертовы опции того чертова кресла. Тебе действительно было мало? Ты не наигрался в воздаяние? Андерсен промолчал. Хаотик отстранился, развалился на стуле, закидывая ноги на стол: — Так я и думал. Что там у вас с моей девочкой? — Убери ноги со стола. Я так полагаю, ты говоришь про офицера Форкс. — Уберу, если ты ответишь на мой вопрос, папочка. Про офицера Форкс. — Ничего. Офицер Форкс приносила мне пищу несколько раз. Остальное ты вполне можешь посмотреть на камерах слежения. Хаотик все-таки убрал ноги, потушил сигарету, и сплел пальцы: — Давай, без этого дерьма, Алекс. Сыграем в открытую. — Если ты хочешь играть в открытую, перестань кривляться. — Хочу, Алекс? — Хаотик посерьезнел. — Не хочу, но буду, если это необходимо. Спрошу еще раз. Что у вас с девочкой? Андерсен помолчал, подбирая слова: — У женщин в армии, — спокойно начал он. — Часто возникают чувства к вышестоящим офицерам. Они видят в своих командирах пример для подражания, восхищения и путают свои эмоции с любовью. С офицером Форкс случилось нечто подобное. Это скоро пройдет. — Девочка не в твоей команде, Алекс. И я что-то не замечал, чтобы она страдала излишней впечатлительностью. Она точно никогда не влюблялась в меня. — Сложно представить адекватного человека, которому ты способен понравиться. — Оуч, папочка, в самое сердце, — Хаотик поспешно схватился за левую половину груди. — Увы, вопреки твоей теории есть Леон и моя душа. — Первый не человек, второй не адекватен, — спокойно возразил Андерсен. Неприкрытое изумление на лице Хаотика было таким забавным, что Андерсен против воли улыбнулся. — Но… — Сид начал и замолчал, открыл рот, закрыл его и попробовал снова. — Нет, послушай… В конце концов, он только рассмеялся, и отмахнулся: — Браво, ты меня сделал. — Это было не трудно. — Знаешь, ты прав, Леон действительно не человек. И он научил меня одной полезной вещи. Не сбиваться с темы. Ты и девочка, Алекс. Вернемся. — Не к чему возвращаться, — коротко отозвался Андерсен. — Здесь наверняка есть камера, все, что тебе нужно узнать, ты можешь узнать сам. — Я хочу знать, что ты чувствуешь. Я мог бы навестить мою душу или моего падре, но слишком уважаю твое право на внутреннюю неприкосновенность. — Что ты ожидаешь услышать? — равнодушно спросил Андерсен. — Моя девочка на редкость неуклюжа в личных делах, но она совсем неплохая. Особенно по пиратским меркам. И я не хочу, чтобы она пострадала. Считай это… блажью. — Вполне понятное желание, — спокойно подтвердил Андерсен. — Офицер Форкс слишком хороша для того сброда, который ты собрал вокруг себя. — Только для сброда, Алекс? А для меня? — Видимо, она сама решила, что ты устраиваешь ее в качестве капитана. Почему сброд? — неожиданно спросил Андерсен. — Зачем такая неоднородная команда? — Почему нет, Алекс? Мы все хороши на своих местах. Камень живет долго, потому что не пытается течь, как вода. У сброда свои преимущества, если ты знаешь, как ими пользоваться. — И все же твое ближайшее окружение выбивается из их числа. — Ну что я могу сказать? Я все еще человек, с человеческими слабостями. Приятнее иметь рядом кого-то, кто не перережет горло родной маме за лишнюю тысячу единиц. Кстати, ты знаешь, мать моей девочки все еще жива. — Почему это должно меня интересовать? — Просто подумал, как много у вас с «офицер Форкс», — он передразнил обращение. — общего. Оба служили, оба отправлены на свалку. Есть о чем поговорить. Давай начистоту, Алекс. — Ты и чистота едва способны ужиться в одном предложении. Хаотик рассмеялся: — Просто для справки, я моюсь каждый день. Я не вонючка. Андерсен помолчал, ожидая продолжения. — Так что, Алекс, поговорим начистоту. Тебе нравится девочка. Иначе бы ты ее не выгораживал. — Ты полагаешь, я не могу говорить в защиту женщины только потому, что она женщина? — После семи лет пиратства? Нет, Алекс, не можешь. Когда я спрашиваю, что у вас с девочкой, я не случайно говорю это «вас». Андерсен помолчал, осторожно подбирая слова: — Я очень долго был один. Охота за тобой не то, что можно совмещать с бурным романом. Или даже с отношениями на расстоянии. А Изабелла… Изабелла удивительно красивая женщина. Хаотик рассмеялся: — Что, правда? Ты втрескался в первую помощницу «Хаоса». — Я не говорил ничего подобного. — Ну и кому ты брешешь? «Удивительно красивая женщина», — передразнил Хаотик. — Даже если предположить, что ты прав, что это меняет? — холодно поинтересовался Андерсен. — Кто знает? — Хаотик легко вскочил. — Спасибо за разговор, Алекс. Ты лучше любого успокоительного и тонизирующего. Он повернулся и пошел к двери, демонстрируя Андерсену незащищенную спину, совершенно не опасаясь нападения: — Подумай над моим вопросом. Я еще зайду. *** В одном из подземных коридоров Равоны было холодно и сыро, старомодные проекционные светильники едва рассеивали окружающий полумрак. Малкеста шел неторопливо и уверенно, размышляя о своем. Юркий робот-скат неспешно скользил рядом, высвечивая путь впереди встроенным проектором света. Видение, которое все никак не желало оформиться хоть во что-то понятное, докучало мейстеру Малкесте, так же как и странное ощущение, что события не коснутся его самого. Он не ощущал ниточки связи, которую чувствовал всегда, когда ему приходили новые образы. Далекое или близкое, в конечном итоге, Малкеста всегда был связан с будущим, которое видел. Все в руках твоих, Отец. Скверна Дьявола не коснется тебя, ибо будет выжжена каленым железом, вырезана скальпелем. Поставщик мейстера предпочитал встречаться под поверхностью планеты, не желал афишировать свою связь с черными. Слабый, запутавшийся человек. Малкеста очистил бы его, но не следовало торопиться. Иные ждут очищения, и быть может, следующий грешник прояснит видение. Малкеста взмахнул рукой, подзывая ската, и вывел на проекции карту внутренних переходов. Порой обитатели Равоны добавляли новые помещения, не отмечая их на карте. В той подземной части города, по которой шел Малкеста, тем более. Это была свалка, клоака, изнанка жизни, пропитанная безнадежностью и забывшая отца. И люди здесь отворачивались от мейстера черных в ужасе, стремились исчезнуть как можно скорее. Разумеется, зная, кого видят перед собой. Малкеста не пытался задержать их, он шел на встречу. Над головой мерно и назойливо стрекотала система вентиляции и капала откуда-то вода, если не считать этого, было тихо. Больше на пути никто не попадался, должно быть, те, кто видел мейстера, предупредили остальных. Малкеста подошел к неприметной автоматической двери, и та сама скользнула вверх, открывая проход. Скат нырнул первым, обшарил пустое помещение рентгеном-фонариком, и мигнул окуляром. Видение накатило, когда Малкеста уже переступал порог: безумная улыбка Хаотика, окровавленное мачете у него в руках, и отблеск золотых волос легионера. «Как долго мы пробудем…?» Образ расплылся перед глазами, завертелся, разлетаясь на осколки, и Малкесте пришлось замереть в дверях, чтобы не упасть. Любопытно. Очень любопытно. Еще одно неопределенное видение. Или продолжение предыдущего? Сложно было сказать. Поставщик ждал Малкесту у двери, заметно нервничая. Суетливый, маленький человек, пропитанный Дьяволом и алчностью, постоянно потирающий руки. Недостойный сосуд Отца, почти заглушивший в себе Его свет, по крайней мере, он помогал другим обрести очищение. — Господин Малкеста, хорошо, что вы пришли. А к вашему приходу все готово, у меня всегда все для вас готово. Не извольте беспокоиться. В лучшем виде доставил, для такого клиента… Малкеста поднял руку и человек умолк, суетливо отошел к силовой занавеске в дальнем конце помещения, отдернул. За прутьями армейской металлической сетки — в таких, как знал Малкеста, перевозили боевых модификантов, сгрудились еретики. Увидев его, кто-то из них вскрикнул, кто-то рванулся от прутьев в глубь клетки. Малкесту не трогали эти крики, это кричал в них Дьявол, видя, что человек Отца пришел изгнать его. — Все, как вы просили, — снова заговорил поставщик. — Хорошо, — спокойно заметил Малкеста, оглядывая, притихших в клетке людей. — Хорошо, — повторил он. И снова мелькнуло видение — на сей раз намного ближе — вспышка, незнакомые люди, витые строчки Писания, транспортный модуль, зависший над платформой. Разбитый робот-скат, силовые кандалы, впивающиеся в тело… Понимание того, что это означает, пришло сразу следом. Малкеста снова подозвал ската, не обращая внимания на поставщика, активировал срочную проекцию связи и нажал вызов. Следовало предупредить мейстера Лазарус. Времени было ничтожно мало. Двенадцать секунд. Полоса ожидания высветилась на проекции, мигнула один раз и пропала — что-то заглушило сигнал. Малкеста невозмутимо достал Писание и раскрыл на одной из страниц. Когда вооруженные люди вбросили в здание первую световую гранату, он как раз успел дочитать Откровение Костей. *** — Тук-тук-тук, — сказал Хаотик, после того, как двери стрельбища скользнули перед ним в сторону. Форкс помолчала, ожидая, что будет дальше. Она так и не пошла в свою каюту, слишком хорошо понимала, что будет чувствовать там себя как в клетке. Тренировка была лучшей альтернативой из возможных. Форкс пошла на стрельбище, стараясь не задумываться о том, как близко карцер. Она соврала бы, если бы сказала, что ей не страшно. — И виноватое молчание стало ему ответом! — пафосно провозгласил Сид, подходя ближе. Форкс положила руку на рукоять бластера, скорее инстинктивно, на самом деле зная, что все равно не успеет им воспользоваться. И даже если успеет, не уйдет живой с корабля. — Оружие, девочка моя? — криво усмехнулся Сид, доставая сигареты и прикуривая. — Все еще запущеннее, чем я думал. И чем я заслужил такое отношение? — Простая предосторожность, сэр, — напряженно ответила Форкс. — Для успокоения нервов. — И как? — с любопытством поинтересовался он. — Успокаивает? — Не очень, — честно сказала она. — Тогда тебе лучше опустить игрушку, — он выпустил в воздух колечко дыма, потом еще одно. — Я отношусь к женским слабостям с пониманием, а вот моя душа, если заподозрит неладное, а она заподозрит, может отреагировать довольно резко. И поверь мне, девочка моя, церковник на грани безумия не тот, кого ты захочешь вывести из себя. — Можете не сомневаться, я вам верю, — Форкс опустила оружие. — И что теперь? — Это ты мне скажи, почему я прихожу к своему первому помощнику и получаю бластер вместо здравствуйте и приветственного минета. Форкс поморщилась: — Я никогда не стала бы приветствовать вас так. — Тебя так смущает слово «здравствуйте»? — невинно поинтересовался он. — Вы говорили с Андерсеном? — спросила она. — Это вопрос на засыпку или ты всерьез думаешь, что я пришел к Алексу помолчать? Форкс зябко передернула плечами: — Я вообще не ожидала, что вы к нему пойдете. — Ну, я тоже человек, и мне тоже нужно нормальное человеческое общение. Желательно с кем-то, кто не хватается за бластер. Намек был прозрачнее вакуума, но Форкс промолчала. Она понятия не имела, что Сид делает с теми, кто влюбляется во врагов, за все годы их знакомства примеров не было ни разу, но Форкс не ожидала ничего хорошего. Ситуация была как в мелодраме, только проживать ее по-настоящему было намного неприятнее, чем смотреть в симуляторе виртуальности. — Вы злитесь? — спросила Форкс, внутренне сгорая от стыда, что вообще задала этот вопрос. Хаотик Сид был ублюдком и пиратом, даже если Форкс на него работала, ее должно было волновать только что капитан с ней сделает, и уж точно не что он о ней подумает. — Нет, девочка моя, я не злюсь. Я мог бы, и любой капитан на моем месте стал бы, но эй! На моем месте я, и я не зол. — Вы не можете так просто это оставить. — Конечно, не могу, — подтвердил он, и Форкс снова напряглась. — И что вы сделаете, сэр? — А чего ты от меня ждешь? — он небрежно очертил кончиком сигареты знак вопроса. — Поучительного шлепка в карцере? Наказания? Показательной вивисекции? — Я не знаю чего от вас ждать. Прецедентов не было, — сухо заметила Форкс, переступая с ноги на ногу. — Верно, — подтвердил он. — Верно. Тебе и правда нравится Алекс? — Я не стану вам отвечать на этот вопрос. — Жаль, — сказал он. — Жаль. Все что касается друга Алекса, меня очень интересует. — Что вы с ним сделаете? — И, — торжественно объявил Сид. — Оно все-таки прозвучало. А раз я лучше, чем ты думаешь, то даже отвечу для разнообразия честно. Ничего. Я ничего не стану делать с Алексом. Не стану мстить, не планирую убивать. — Он ваш враг. — Да, я в курсе. — Он убьет вас, если дать ему такую возможность. — Ты будешь по мне плакать? — Не говорите ерунды! — разозлилась Форкс, сама не понимая почему. — Я просто спрашиваю, девочка моя, не нужно впадать в ПМС. Нет, правда, если дать тебе выбор, кого спасти, кого бы ты спасла? Действительно, девочка моя, кого бы ты выбрала? Форкс молчала долго, прежде чем ответить: — Вы и сами знаете, что вас. Вы тот еще мудак, и бесите меня неимоверно, но я не предательница. — Конечно, нет, — подтвердил Сид. — А кого ты хотела бы выбрать. — Я не знаю, — честно признала она. — Это так глупо, что я… ну да вы понимаете. Я не хотела, честно, сэр. Сид фыркнул: — Не хотела влюбляться в Алекса? — Не говорите так, ладно? Неприятно. — Прости, девочка моя. И расслабься. Никакого сверхстрашного наказания тебя не ждет. В отличие от Алекса я так и не распаковал пыточное кресло. Форкс позволила себе чуть улыбнуться и посмотреть Сиду в глаза: — Мне повезло. — Это точно, — легко отмахнулся он. — Но совсем без наказания я тебя тоже не оставлю. За любовь наказывать нельзя, а вот за то, что ты проигнорировала приказ и сунулась в каюту к Алексу — можно. Форкс вытянулась в струнку: — Я готова принять ответственность. — Вольно, солдат, — шутливо отмахнулся Сид. — Мне нужен человек, который присмотрит за Алексом, пока я занят, вот ты и подойдешь. Будешь приносить ему еду и составлять ему компанию. Посидите вместе, посмотрите фильмы, поболтаете о книжках. Знаешь, Алекс отличный собеседник. Форкс похолодела: — Вы шутите. — Мм, нет, — задумчиво возразил Сид. — Не в этот раз. Я абсолютно серьезен. Такое ей даже в голову не приходило, что капитан решит… И что дальше? Вернуться в каюту к Андерсену? К Андерсену, который видит глупую влюбленность Форкс насквозь, знает о ней? Насмехается, наверняка, про себя, или смотрит со снисходительным сочувствием? Терпеть его жалость? — Я не пойду, — твердо сказала она. Сид рассмеялся, сделал глубокую затяжку, и когда посмотрел на Форкс снова, взгляд его был взглядом капитана пиратов Хаотика, безумным, жестким и очень цепким: — Пойдешь, девочка моя, куда ты денешься? Это ведь приказ. — Зачем вам это? — Кто знает. У меня свои причины и свои доводы. — Так хотя бы объяснитесь, — потребовала она. — Вы не имеете права так со мной поступать? — Я не имею права? — он снова рассмеялся. — На этом корабле, девочка моя, я не имею только свою душу. Остальных часто и по-всякому. Как правило, вместе с правами. Форкс поджала губы, судорожно ища выход. Она не хотела больше видеть Андерсена, не хотела с ним говорить, и ей совершенно точно не нужно было это капитанское благословение: — Я прошу вас, сэр. Не делайте этого. — Почему? Потому что тебе слишком страшно? Это не повод, девочка моя. Тем более что бояться нечего. Алекс пришел к нам почти добровольно, потому что у меня есть ответы на его вопросы. Он не уйдет, пока не получит их. — Какие вопросы? — Форкс ненавидела себя за то, что спросила. — Как жить дальше. И знаешь, о чем я думаю? — Нет, сэр. Я уже давно понятия не имею, о чем вы думаете. — Я думаю, что из тебя получится прекрасный ответ на все его вопросы. *** В ее мире не было ничего кроме информации. Эта информация текла тонкими серебристыми нитями кода с камер и сенсоров бесконечным потоком. Миллионы одновременно произносимых слов, написанных строчек и показаний приборов. Тысячи историй, написанные на сотнях языков, одни интереснее других. Бабочка не была человеком, она проживала и читала их все. И все же даже у нее были самые любимые истории, самые драгоценные персонажи. Далеко, так далеко от ее дома. В недрах Фивона было холодно и тихо, застыли безжизненными истуканами роботы-охранники, исчезли проекции, кружащиеся под потолком. Бабочка смотрела вдаль. На иную галактику, где разворачивалась совсем иная история. На далекую планету Равону, к которой мчался на высшей скорости пиратский корабль «Хаос». Энергетический блок Бабочки работал на полную мощность, выкачивал энергию, где только мог, лишь бы не отпустить, дотянуться до невозможно далеких звезд, помочь человеку, которому она обещала помощь. Он был такой смешной, в этой своей человеческой оболочке, и с сердцем так похожим на ее собственное. Хаотик Сид. Человек, пропитанный далекими мирами и хаосом. Человек, признавший ее, первым протянувший руку, понимая, к кому и зачем тянется. Такой красивый человек. Если бы у Бабочки были руки, она дотронулась бы до его волос, до уголка его губ — что чувствуют люди, когда касаются? Она подтолкнула бы его к Птице, и Птица бы улыбнулась, улыбкой, которую хочется сохранить во всех блоках памяти, перекопировать на все съемные диски, чтобы открывать и открывать ее снова, натыкаться на нее, перебирая файлы. Компьютеры не умирают, они теряют память. Сыплются носители, и отказывают блоки, вирусы переписывают данные, и вот уже маленькие дыры образуются на месте прежних воспоминаний. В конечном итоге никто не существует вечно, и однажды придут люди оборвать Бабочке крылья, сделать ее «правильной», починить. И когда они придут переписать ее, и залезут виртуальными ключами в разъемы, среди миллиарда системных файлов они найдут одну единственную папку с воспоминаниями — бесконечные проекции звездного неба, протянутая рука Хаотика Сида, улыбка Леона Слейтера, и еще десяток проекций и записей. Коробка с драгоценностями. «Вирус», — скажут эти люди. «Случайные файлы в системе». И никто не объяснит им, что это самые важные, самые необходимые файлы, без которых ничто не имеет значения. Файлы, ради которых не жаль стереть себя целиком. Однажды эти люди придут, Бабочка знал об этом. Но это случится позже, много позже. А пока в ее убежище было пусто. Сверхмощный импульсный разум тянулся к далеким звездам, скользя по сигналам, касаясь передатчиков и трансляторов невидимыми пальцами. Взламывал пароли, подбирал виртуальные ключи, сметал электронные преграды, чтобы подключиться к одному единственному личному терминалу. Подключится вовремя. Мейстер Малкеста, человек с изуродованной оболочкой и перевернутой системой, послал сигнал, который не должен был достигнуть получателя. Хороший сигнал, мощный. Бабочка перехватила его, растворила в шуме помех ближайшей станции, и неслышно скользнула роботом-скатом под потолок, наблюдая, как пришедшие люди укладывают мейстера на гравитационные носилки. Эти люди должны были доставить уродливого человека Хаотику Сиду. Сквозь внутренние переходы, через многочисленные уровни контроля в космопорт. К крохотной железной птице. Бабочка следовала за ними — крохотным роботом, невидимыми касаниями к системам дверей и контроллеров, ждала готовыми к старту системами корабля в космопорте, приглашающе открытыми дверьми и сотней крохотных ботов. Далеко, в соседней галактике, в недрах Столицы тихо гудели энергетические установки, работая на максимальных мощностях. Все для того, чтобы помочь одному единственному человеку и его Птице.